Nice planet. We'll take it.
Название: Жанр жизни нелегко определить
Автор: Reno
Категория: drama, намёк на RPS
Рейтинг: G
Пейринг: J2
От автора: просто небольшая зарисовка. Захотелось написать в ответ на фрагмент из недавнего интервью с Джаредом Падалеки: «Джаред и его земляк из Техаса Дженсен так крепко сдружились, что последний даже поселился в комнате для гостей в доме Джареда, когда потерял квартиру, которую он снимал. Дженсен признает, что он переехал к другу, чтобы кроме всего прочего, поддержать его морально после разрыва помолвки с актрисой Сандрой МакКой. Однако Дженсен собирается снять собственное жилье, когда они вернутся на съемки пятого сезона. «Мы по-прежнему будем отдыхать вместе, - говорит Джаред, - но, возможно, будет лучше, если мы не будет вместе жить. Потому что часто так получается: один спрашивает другого: «Что ты делаешь?», ответ: «Ничего», тогда следует: «Давай выпьем пива», и в итоге мы засиживаемся допоздна, когда нам на следующее утро рано вставать на съемки».
Вот такие мысли возникли.
Читать дальше
- И это всё? – с невольным удивлением осведомился Джаред, едва лишь увидев друга – тот с некоторым недоумением косился на две полупустые сумки, сиротливо притулившиеся у стены в прихожей.
Сценарий был до обидного прост – и Падалеки был на все сто уверен в том, что каждый паршивый сериальчик не упустил бы случая разыграть вот такую сценку из жизни простых людей. Да такое случается на каждом углу! И, вероятно, происходит прямо сейчас ещё в тысяче других городов по всему свету. Возможно, даже в Папуа-Новой Гвинее, уж чем чёрт не шутит.
- Старик, я и сам... – проговорил Дженс, махнув рукой – лишних слов не требовалось для того, чтобы выразить нечто большее, чем просто будничное чувство, с которым приходится мириться каждый божий день – неизбежность прощания. Нет, теперь уже иначе - скорее, грусть расставания.
Джаред окинул Эклза подозрительным взглядом:
- Ты ведь не оставил груду вещей в спальне, гостиной и на балконе, чтобы в любой день иметь возможность завалиться сюда в поисках какой-нибудь дорогой твоему сердцу вещицы? Кажется, когда ты только приехал, у тебя был огромный альпинистский рюкзак за спиной, лыжные палки и куча всякого барахла. И куда всё подевалось?
Он старательно жестикулировал, как будто это могло хоть сколько-нибудь помочь скрыть истинность и скрыться самому.
- Приятель, - с расстановкой проговорил Дженс, - если тебе от этого легче – можешь шутить, сколько твоей душе угодно.
Падалеки нахмурился – его раскусили без особых хлопот.
- Так легче, - кивнул он, в конце концов. – Так гораздо понятнее.
- Мм?
- Понятнее для меня – то, почему ты переезжаешь.
Он ловко всё обставил – словно Эклз сам выступил «за», только вот теперь это звучало более чем жалко – как нелепая попытка оправдаться хотя бы перед собой. Соврать и благополучно оставить на задворках сознания. По-детски наивно, по-взрослому расчётливо.
Дженсен замер на миг. Оглянулся на друга. Поиграл бровями. И протянул:
- Парень, - покачав головой. – Тебе пора отдохнуть от перелётов, недосыпов и бесконечной ходьбы вокруг да около съёмочной площадки. Ты скоро, пожалуй, своё собственное имя позабудешь!
Джаред взглянул на него невыразительно.
- Не ты ли, друг мой, всё время твердил, что – посади нас за один стол – и за разговорами пройдёт вся ночь? О том, что это не способствует здоровому сну? Не вяжется с праведным образом жизни? Я жертвую собой ради твоего же блага!
Вышло пафосно. Падалеки насмешливо фыркнул, но тут же посерьёзнел.
- Всё так, - кивнул он, рассеянно поддев ногтём металлическую застёжку-молнию на одной из сумок – язычок звякнул. – Только вот теперь меня не покидает чувство, что мы совершаем ошибку.
Эклз вздохнул, осторожно пнув сумку – будто хотел убедиться в том, что её пустота – совсем не напускная. Он мог бы пнуть и Падалеки – просто для того, чтобы немного расшевелить его – но в жизни бы не дотянулся.
- Мыльная опера, - оставив тщетные попытки, констатировал Дженсен, позволив себе краткую улыбку. – Вот как это всё называется.
- Ничего подобного, - мгновенно отреагировал Джаред. – Это всего лишь мой ответ на твою «великую жертву».
Они переглянулись. Хмыкнули и, не сдержавшись, одновременно расхохотались.
- Шоу Джареда и Дженсена двадцать четыре часа в сутки, - с некоторым трудом выговорил Эклз, прислонившись спиной к дверному косяку. Подумав, присел у стены, задумчиво потирая подбородок – заряд бодрости и позитива прошёл слишком быстро, и было нужно, казалось, что-то ещё, но ничего путного в голову не шло, и Дженс решил вернуться к проблемам насущным.
- То есть ты определённо жалеешь, - пробормотал он, как бы рассуждая – на деле же надеясь разобраться в истинном положении вещей, - если я правильно тебя понял...
Джаред с досадой передёрнул плечом. Конечно, вездесущий, всезнающий и чертовски проницательный Дженсен Эклз не мог ошибиться – он одинаково хорошо разбирался и в том, что находилось на поверхности, и в том, что залегало глубоко внутри их жизни. Неочевидная, но чрезвычайно полезная способность.
- Я просто думаю о том, что уже завтра никто не будет колотить в дверь ванной комнаты с требованиями немедленно освободить душевую. Никто не будет давиться кофе и сэндвичами со мной за компанию – чтобы после успеть на съёмочную площадку. Никто не будет пить со мной пиво, когда в голову взбредёт – хоть в пять утра, хоть после полуночи... И это действительно грустно.
- Так грустно, что я сейчас расплачусь, - притворно поддержал друга Эклз – они балансировали между неожиданными признаниями, откровенными насмешками, прописными истинами и равнодушными комментариями. Мешали сложный коктейль, вкус которого было, пожалуй, уже и не определить.
- Иди ты, - пробурчал Джей.
- Да, пожалуй, пора, - согласился Эклз, не в силах поддерживать унылый настрой. Уходить – так с музыкой! Хотя мюзиклы нелегко любить по-настоящему...
Шагнув к «багажу», он подхватил сумки, делая вид, что ему страшно, неподъёмно тяжело, и медленно повернул дверную ручку.
- Обратного пути нет? – спросил Джей, глядя на него, как мать на свежеиспечённого солдата кровавой войны, которая не здесь, а где-то там, за горизонтом, которая не касается миллионов и убивает тысячи, которая вдруг проникла в неплотно прикрытую дверь и расположилась на диване перед телевизором, хрустя попкорном.
- Обратного пути нет, - кивнул Дженсен, храня мрачную мину – что, между прочим, стоило ему немалых усилий.
И всё же в этом было так мало серьёзного. Они не умели прощаться по-настоящему, а следовало бы, пожалуй, научиться – так много в этом мире прощаний, что хватит на всех. И если возникла бы такая необходимость – они уселись бы на крыльце, крутя в руках бутылки с пивом, вспоминая хорошие времена и плохие, и те дни, когда им хотелось лишь одного – запереться в этом самом доме на ключ, запереть себя, усадить против друг друга, посмотреть друг другу в глаза и признать себя проигравшими, почувствовать и горечь, и радость. Возможно, подобные дни оставались самыми ценными, а теперь они отошли вдруг на второй план – задний план, незначительный. И в чём же всё-таки цель?
- Когда я впервые предложил тебе пожить у меня, о чём ты подумал? – поинтересовался Падалеки на исходе разговора, в спину – нечестно, такие вот вопросы – они как ловушки или последние попытки что-либо изменить.
Дженсен остановился, бросил на пол сумки и отпустил затисканную дверную ручку.
- О том, что это было бы просто замечательно.
Джаред улыбнулся уголком губ.
- Ты тогда просто написал «да» в смс. Даже не подошёл, хотя мы, кажется, были в двух шагах друг от друга...
- Разве что разделены толпой статистов, - заметил Эклз. – Мне не терпелось сказать. И знаешь что?
Падалеки взглянул на него вопросительно.
- На самом деле, - отважно – будто подписавшись на чистосердечное признание, - с тех пор я не разу не пожалел о том, что согласился.
- У нас было весёлое время, - проговорил Джей. – Весёлое время весёлых парней, разве нет?
- Точно.
На самом деле оно так и осталось проходящим, уходящим, незавершённым. Потраченным, казалось бы, впустую – вовсе не на то, для чего было предназначено. А раньше Джаред всё думал, что в стенах, в этих границах ему будет легче решиться – не вышло. Значит, зря этот дом, зря бесшабашные бестолковые дни, зря сейчас это полное недосказанности прощание.
- Мне жаль, - обронил вдруг Эклз.
- Перебор, - машинально отметил Джаред, - неумолимо скатываешься в сопливую мелодраму.
Он вдруг вспомнил их первый день здесь – то, как Дженс приехал, немного смущаясь, то, как он пытался найти подходящее место собственной зубной щётке – каждый его шаг в неизвестность этого нового обиталища, к которому Джаред уже успел привыкнуть. И ему нравилось наблюдать – за тем, как Эклз осторожно касался перил лестницы, ручки холодильника, крана горячей воды на кухне. Он брал стакан и наполнял его водой так, словно утолял жажду пустынных цветов, распускавших свои яркие лепестки под его ладонью... Он определённо вдохновлял этот дом. А теперь «этот дом» в лице самого Джареда так просто отпускал его.
- Но мне действительно не всё равно.
- И мне. Но разве это что-то меняет?
У Эклза был до странности понимающий взгляд – такой немного ранящий, проникающий под кожу вопреки законам анатомии и физики, и этого мира, в котором у человека, готового шагнуть за порог, потому что кто-то сказал: так будет лучше, и надёжнее, и удобнее, и предпочтительнее для всех, не может быть подобного сочувственного с ноткой упущенного осознания взгляда.
Бред.
Будто так ничего и не понял.
Молчание ощутимо затянулось.
- Бог мой, - торопливо взглянул на часы Падалеки, - мы прощаемся уже почти час – ну, куда это годится? Жизнь проходит мимо.
- Готов вытолкать меня на улицу? – азартно поинтересовался Эклз, - А то как бы не передумал.
- Считай до трёх, - предупредил Джаред – в нём неожиданно разгорелась злая на весь мир радость – почти беспричинная, но такая живительная. Она кричала под рвущий воздух звук расстроенной электрогитары – решайся!!
И внезапно вся их совместная жизнь промелькнула у него перед глазами – как перед смертью, не к ночи будет сказано. Ну, пусть небольшая каждодневная гибель – с кем не бывает. Всё равно после заставишь себя подняться с жёсткого пола или асфальта и пойдёшь дальше – пусть раздавленный, раздробленный, разбитый... Пусть на каждом шагу отваливаются куски – их незачем подбирать, для них больше нет места.
И теперь у него никогда больше не будет шанса сделать что-то или не сделать – лишь ради того, чтобы каждый день жить предвкушением и надеждой.
Дверь распахнулась.
- Свободен, как птица! - улыбаясь отчаянно, скаля зубы, ероша волосы, воскликнул Падалеки.
- И ты в это веришь? – невзначай пробормотал Дженс.
Ему было трудно – на самом деле. Он подумал, что это извечное сопротивление – их самих самим же себе – и есть главное зло, а вовсе не посиделки до рассвета. Он подумал, что мог бы решить хоть что-то прямо сейчас, но Падалеки, кажется, удалось убедить себя в том, что момент упущен – по крайней мере, на время, и теперь он был полон решимости избавиться от Дженса, чтобы после в благостном и страшном одиночестве беззвучно кусать губы и чувствовать себя отвратительно.
Эклз выволок сумки на крыльцо, скорее почувствовав, чем увидев, как закрылась позади него дверь. Обиды не было, в наличии оказалась лишь жалость. Жалко было и Джея, и себя, и всё то сосуществование, которое тянулось, тянулось и вдруг оборвалось.
Щёлкнул замок – и стало совсем уж скверно. Захотелось стукнуть кулаком в дверь и потребовать открыть. Хотелось потребовать открыться. Но Эклз не собирался потакать собственным желаниям – у него были другие, не менее значимые планы. Точнее, один-единственный план, который требовал, молил о логическом завершении.
Не оглядываясь, стиснув зубы, он проследовал мощёной камнем дорожкой вразрез с аккуратно подстриженным газоном к дороге. Перейдя улицу, поднявшись по ступеням дома напротив, порывшись в кармане куртки, извлёк обычный типовой ключ, призванный отомкнуть тривиальный замок и открыть доступ к меблированным комнатам и пустым занавешенным белыми простынями зонам, где строительные и отделочные работы были всё ещё не завершены.
Как шутка, но не как насмешка.
Этот дом оказался точной копией джаредовского, его полным, абсолютным отражением, вырезанным, собранным, наклеенным на кусты вереска и жимолости, на тёмно-серое небо. О чём он только мечтал? Всё оно – наиболее удачное разрешения множества неудобных проблем.
Окна в доме Падалеки близоруко щурились – лишь где-то в самой глубине горел неярко ночник.
Открыв дверь, Дженс наугад кинул сумки в темноту прихожей, на ощупь пробрался внутрь, цепляя локтями стены и острые углы, прошёлся прямо в пыльных ботинках по чистому до безобразия ковру. Ведь нужно привнести хоть каплю уюта!
Они множество раз проделывали один и тот же фокус – как уже говорилось, сценарий и вправду оказался несколько примитивным. Вздохнув, Эклз приблизился к занавешенному окну, по дороге прихватив с собой хвостатую настольную лампу, недовольно качнувшую абажуром – как спящая птица, снятая в неурочный час с ветки, как потревоженная сердитая кошка. Отдёрнув тончайшую кисею – в чём, в общем-то, не было необходимости, он пару раз щёлкнул выключателем, позволив свету прерывисто и нервно подмигнуть поздним прохожим и низкому беззвёздному небу. Оставалось лишь ждать – Эклз прислонился к прохладному стеклу.
Внезапно в доме напротив мигнуло заговорчески и знакомо. Он всё же ответил – в этот раз даже быстрее, чем в любой другой. Дженс улыбнулся, прежде чем набрать знакомый номер, думая о том, сколько раз ему ещё придётся вернуться, чтобы, по новой наполнив карманы всяческими мелочами, задержаться на пороге, жонглируя словами, мысленно отсчитывая от ста и наоборот.
Однажды Дженс обвёл красным карандашом объявление в газете и сунул её между тумбочкой и стеной, чтобы Джей не нашёл. Однажды он подумал, что это, возможно ещё один шаг их собственной лестницы – и если не сделать его, так и останешься у подножия. Шаг вперёд, а не в сторону. Это не романтическая комедия, это просто триллер какой-то!
Порой жанр жизни так нелегко определить.
Психологическая драма.
Детектив.
Однажды он просто возвращался и вдруг решил, что десяток метров – не расстояние для тех, кому всё ещё трудно оставаться слишком близко друг к другу, невмоготу же – быть непозволительно далеко. И тогда он постучал в гулкую, как пустота, дверь – ему открыли, он помог вынести пару коробок и телевизор, а после ему вручили ключи – и всё было не так уж плохо.
А теперь вот стало даже лучше. Совсем уж нестерпимо.
Терпения Джареду хватило всего лишь на один гудок – он не сказал ни слова, но отчётливое ощущение присутствия по ту сторону телефонной трубки не могло быть лишь плодом воображения.
- Если ты хотел бы сказать, но не сказал, сделать, но не сделал... Всё, что тебе нужно – это перейти дорогу и постучать в мою дверь, - негромко проговорил Дженс – за окном шелестел летней листвой сизый вечер.– В любой день, в любой час. И я буду не я, если не открою тебе.
Кажется, его зубная щётка всё ещё пропадала где-то в недрах ванной комнаты на втором этаже?
25 июня 2009
Автор: Reno
Категория: drama, намёк на RPS
Рейтинг: G
Пейринг: J2
От автора: просто небольшая зарисовка. Захотелось написать в ответ на фрагмент из недавнего интервью с Джаредом Падалеки: «Джаред и его земляк из Техаса Дженсен так крепко сдружились, что последний даже поселился в комнате для гостей в доме Джареда, когда потерял квартиру, которую он снимал. Дженсен признает, что он переехал к другу, чтобы кроме всего прочего, поддержать его морально после разрыва помолвки с актрисой Сандрой МакКой. Однако Дженсен собирается снять собственное жилье, когда они вернутся на съемки пятого сезона. «Мы по-прежнему будем отдыхать вместе, - говорит Джаред, - но, возможно, будет лучше, если мы не будет вместе жить. Потому что часто так получается: один спрашивает другого: «Что ты делаешь?», ответ: «Ничего», тогда следует: «Давай выпьем пива», и в итоге мы засиживаемся допоздна, когда нам на следующее утро рано вставать на съемки».
Вот такие мысли возникли.
Читать дальше
- И это всё? – с невольным удивлением осведомился Джаред, едва лишь увидев друга – тот с некоторым недоумением косился на две полупустые сумки, сиротливо притулившиеся у стены в прихожей.
Сценарий был до обидного прост – и Падалеки был на все сто уверен в том, что каждый паршивый сериальчик не упустил бы случая разыграть вот такую сценку из жизни простых людей. Да такое случается на каждом углу! И, вероятно, происходит прямо сейчас ещё в тысяче других городов по всему свету. Возможно, даже в Папуа-Новой Гвинее, уж чем чёрт не шутит.
- Старик, я и сам... – проговорил Дженс, махнув рукой – лишних слов не требовалось для того, чтобы выразить нечто большее, чем просто будничное чувство, с которым приходится мириться каждый божий день – неизбежность прощания. Нет, теперь уже иначе - скорее, грусть расставания.
Джаред окинул Эклза подозрительным взглядом:
- Ты ведь не оставил груду вещей в спальне, гостиной и на балконе, чтобы в любой день иметь возможность завалиться сюда в поисках какой-нибудь дорогой твоему сердцу вещицы? Кажется, когда ты только приехал, у тебя был огромный альпинистский рюкзак за спиной, лыжные палки и куча всякого барахла. И куда всё подевалось?
Он старательно жестикулировал, как будто это могло хоть сколько-нибудь помочь скрыть истинность и скрыться самому.
- Приятель, - с расстановкой проговорил Дженс, - если тебе от этого легче – можешь шутить, сколько твоей душе угодно.
Падалеки нахмурился – его раскусили без особых хлопот.
- Так легче, - кивнул он, в конце концов. – Так гораздо понятнее.
- Мм?
- Понятнее для меня – то, почему ты переезжаешь.
Он ловко всё обставил – словно Эклз сам выступил «за», только вот теперь это звучало более чем жалко – как нелепая попытка оправдаться хотя бы перед собой. Соврать и благополучно оставить на задворках сознания. По-детски наивно, по-взрослому расчётливо.
Дженсен замер на миг. Оглянулся на друга. Поиграл бровями. И протянул:
- Парень, - покачав головой. – Тебе пора отдохнуть от перелётов, недосыпов и бесконечной ходьбы вокруг да около съёмочной площадки. Ты скоро, пожалуй, своё собственное имя позабудешь!
Джаред взглянул на него невыразительно.
- Не ты ли, друг мой, всё время твердил, что – посади нас за один стол – и за разговорами пройдёт вся ночь? О том, что это не способствует здоровому сну? Не вяжется с праведным образом жизни? Я жертвую собой ради твоего же блага!
Вышло пафосно. Падалеки насмешливо фыркнул, но тут же посерьёзнел.
- Всё так, - кивнул он, рассеянно поддев ногтём металлическую застёжку-молнию на одной из сумок – язычок звякнул. – Только вот теперь меня не покидает чувство, что мы совершаем ошибку.
Эклз вздохнул, осторожно пнув сумку – будто хотел убедиться в том, что её пустота – совсем не напускная. Он мог бы пнуть и Падалеки – просто для того, чтобы немного расшевелить его – но в жизни бы не дотянулся.
- Мыльная опера, - оставив тщетные попытки, констатировал Дженсен, позволив себе краткую улыбку. – Вот как это всё называется.
- Ничего подобного, - мгновенно отреагировал Джаред. – Это всего лишь мой ответ на твою «великую жертву».
Они переглянулись. Хмыкнули и, не сдержавшись, одновременно расхохотались.
- Шоу Джареда и Дженсена двадцать четыре часа в сутки, - с некоторым трудом выговорил Эклз, прислонившись спиной к дверному косяку. Подумав, присел у стены, задумчиво потирая подбородок – заряд бодрости и позитива прошёл слишком быстро, и было нужно, казалось, что-то ещё, но ничего путного в голову не шло, и Дженс решил вернуться к проблемам насущным.
- То есть ты определённо жалеешь, - пробормотал он, как бы рассуждая – на деле же надеясь разобраться в истинном положении вещей, - если я правильно тебя понял...
Джаред с досадой передёрнул плечом. Конечно, вездесущий, всезнающий и чертовски проницательный Дженсен Эклз не мог ошибиться – он одинаково хорошо разбирался и в том, что находилось на поверхности, и в том, что залегало глубоко внутри их жизни. Неочевидная, но чрезвычайно полезная способность.
- Я просто думаю о том, что уже завтра никто не будет колотить в дверь ванной комнаты с требованиями немедленно освободить душевую. Никто не будет давиться кофе и сэндвичами со мной за компанию – чтобы после успеть на съёмочную площадку. Никто не будет пить со мной пиво, когда в голову взбредёт – хоть в пять утра, хоть после полуночи... И это действительно грустно.
- Так грустно, что я сейчас расплачусь, - притворно поддержал друга Эклз – они балансировали между неожиданными признаниями, откровенными насмешками, прописными истинами и равнодушными комментариями. Мешали сложный коктейль, вкус которого было, пожалуй, уже и не определить.
- Иди ты, - пробурчал Джей.
- Да, пожалуй, пора, - согласился Эклз, не в силах поддерживать унылый настрой. Уходить – так с музыкой! Хотя мюзиклы нелегко любить по-настоящему...
Шагнув к «багажу», он подхватил сумки, делая вид, что ему страшно, неподъёмно тяжело, и медленно повернул дверную ручку.
- Обратного пути нет? – спросил Джей, глядя на него, как мать на свежеиспечённого солдата кровавой войны, которая не здесь, а где-то там, за горизонтом, которая не касается миллионов и убивает тысячи, которая вдруг проникла в неплотно прикрытую дверь и расположилась на диване перед телевизором, хрустя попкорном.
- Обратного пути нет, - кивнул Дженсен, храня мрачную мину – что, между прочим, стоило ему немалых усилий.
И всё же в этом было так мало серьёзного. Они не умели прощаться по-настоящему, а следовало бы, пожалуй, научиться – так много в этом мире прощаний, что хватит на всех. И если возникла бы такая необходимость – они уселись бы на крыльце, крутя в руках бутылки с пивом, вспоминая хорошие времена и плохие, и те дни, когда им хотелось лишь одного – запереться в этом самом доме на ключ, запереть себя, усадить против друг друга, посмотреть друг другу в глаза и признать себя проигравшими, почувствовать и горечь, и радость. Возможно, подобные дни оставались самыми ценными, а теперь они отошли вдруг на второй план – задний план, незначительный. И в чём же всё-таки цель?
- Когда я впервые предложил тебе пожить у меня, о чём ты подумал? – поинтересовался Падалеки на исходе разговора, в спину – нечестно, такие вот вопросы – они как ловушки или последние попытки что-либо изменить.
Дженсен остановился, бросил на пол сумки и отпустил затисканную дверную ручку.
- О том, что это было бы просто замечательно.
Джаред улыбнулся уголком губ.
- Ты тогда просто написал «да» в смс. Даже не подошёл, хотя мы, кажется, были в двух шагах друг от друга...
- Разве что разделены толпой статистов, - заметил Эклз. – Мне не терпелось сказать. И знаешь что?
Падалеки взглянул на него вопросительно.
- На самом деле, - отважно – будто подписавшись на чистосердечное признание, - с тех пор я не разу не пожалел о том, что согласился.
- У нас было весёлое время, - проговорил Джей. – Весёлое время весёлых парней, разве нет?
- Точно.
На самом деле оно так и осталось проходящим, уходящим, незавершённым. Потраченным, казалось бы, впустую – вовсе не на то, для чего было предназначено. А раньше Джаред всё думал, что в стенах, в этих границах ему будет легче решиться – не вышло. Значит, зря этот дом, зря бесшабашные бестолковые дни, зря сейчас это полное недосказанности прощание.
- Мне жаль, - обронил вдруг Эклз.
- Перебор, - машинально отметил Джаред, - неумолимо скатываешься в сопливую мелодраму.
Он вдруг вспомнил их первый день здесь – то, как Дженс приехал, немного смущаясь, то, как он пытался найти подходящее место собственной зубной щётке – каждый его шаг в неизвестность этого нового обиталища, к которому Джаред уже успел привыкнуть. И ему нравилось наблюдать – за тем, как Эклз осторожно касался перил лестницы, ручки холодильника, крана горячей воды на кухне. Он брал стакан и наполнял его водой так, словно утолял жажду пустынных цветов, распускавших свои яркие лепестки под его ладонью... Он определённо вдохновлял этот дом. А теперь «этот дом» в лице самого Джареда так просто отпускал его.
- Но мне действительно не всё равно.
- И мне. Но разве это что-то меняет?
У Эклза был до странности понимающий взгляд – такой немного ранящий, проникающий под кожу вопреки законам анатомии и физики, и этого мира, в котором у человека, готового шагнуть за порог, потому что кто-то сказал: так будет лучше, и надёжнее, и удобнее, и предпочтительнее для всех, не может быть подобного сочувственного с ноткой упущенного осознания взгляда.
Бред.
Будто так ничего и не понял.
Молчание ощутимо затянулось.
- Бог мой, - торопливо взглянул на часы Падалеки, - мы прощаемся уже почти час – ну, куда это годится? Жизнь проходит мимо.
- Готов вытолкать меня на улицу? – азартно поинтересовался Эклз, - А то как бы не передумал.
- Считай до трёх, - предупредил Джаред – в нём неожиданно разгорелась злая на весь мир радость – почти беспричинная, но такая живительная. Она кричала под рвущий воздух звук расстроенной электрогитары – решайся!!
И внезапно вся их совместная жизнь промелькнула у него перед глазами – как перед смертью, не к ночи будет сказано. Ну, пусть небольшая каждодневная гибель – с кем не бывает. Всё равно после заставишь себя подняться с жёсткого пола или асфальта и пойдёшь дальше – пусть раздавленный, раздробленный, разбитый... Пусть на каждом шагу отваливаются куски – их незачем подбирать, для них больше нет места.
И теперь у него никогда больше не будет шанса сделать что-то или не сделать – лишь ради того, чтобы каждый день жить предвкушением и надеждой.
Дверь распахнулась.
- Свободен, как птица! - улыбаясь отчаянно, скаля зубы, ероша волосы, воскликнул Падалеки.
- И ты в это веришь? – невзначай пробормотал Дженс.
Ему было трудно – на самом деле. Он подумал, что это извечное сопротивление – их самих самим же себе – и есть главное зло, а вовсе не посиделки до рассвета. Он подумал, что мог бы решить хоть что-то прямо сейчас, но Падалеки, кажется, удалось убедить себя в том, что момент упущен – по крайней мере, на время, и теперь он был полон решимости избавиться от Дженса, чтобы после в благостном и страшном одиночестве беззвучно кусать губы и чувствовать себя отвратительно.
Эклз выволок сумки на крыльцо, скорее почувствовав, чем увидев, как закрылась позади него дверь. Обиды не было, в наличии оказалась лишь жалость. Жалко было и Джея, и себя, и всё то сосуществование, которое тянулось, тянулось и вдруг оборвалось.
Щёлкнул замок – и стало совсем уж скверно. Захотелось стукнуть кулаком в дверь и потребовать открыть. Хотелось потребовать открыться. Но Эклз не собирался потакать собственным желаниям – у него были другие, не менее значимые планы. Точнее, один-единственный план, который требовал, молил о логическом завершении.
Не оглядываясь, стиснув зубы, он проследовал мощёной камнем дорожкой вразрез с аккуратно подстриженным газоном к дороге. Перейдя улицу, поднявшись по ступеням дома напротив, порывшись в кармане куртки, извлёк обычный типовой ключ, призванный отомкнуть тривиальный замок и открыть доступ к меблированным комнатам и пустым занавешенным белыми простынями зонам, где строительные и отделочные работы были всё ещё не завершены.
Как шутка, но не как насмешка.
Этот дом оказался точной копией джаредовского, его полным, абсолютным отражением, вырезанным, собранным, наклеенным на кусты вереска и жимолости, на тёмно-серое небо. О чём он только мечтал? Всё оно – наиболее удачное разрешения множества неудобных проблем.
Окна в доме Падалеки близоруко щурились – лишь где-то в самой глубине горел неярко ночник.
Открыв дверь, Дженс наугад кинул сумки в темноту прихожей, на ощупь пробрался внутрь, цепляя локтями стены и острые углы, прошёлся прямо в пыльных ботинках по чистому до безобразия ковру. Ведь нужно привнести хоть каплю уюта!
Они множество раз проделывали один и тот же фокус – как уже говорилось, сценарий и вправду оказался несколько примитивным. Вздохнув, Эклз приблизился к занавешенному окну, по дороге прихватив с собой хвостатую настольную лампу, недовольно качнувшую абажуром – как спящая птица, снятая в неурочный час с ветки, как потревоженная сердитая кошка. Отдёрнув тончайшую кисею – в чём, в общем-то, не было необходимости, он пару раз щёлкнул выключателем, позволив свету прерывисто и нервно подмигнуть поздним прохожим и низкому беззвёздному небу. Оставалось лишь ждать – Эклз прислонился к прохладному стеклу.
Внезапно в доме напротив мигнуло заговорчески и знакомо. Он всё же ответил – в этот раз даже быстрее, чем в любой другой. Дженс улыбнулся, прежде чем набрать знакомый номер, думая о том, сколько раз ему ещё придётся вернуться, чтобы, по новой наполнив карманы всяческими мелочами, задержаться на пороге, жонглируя словами, мысленно отсчитывая от ста и наоборот.
Однажды Дженс обвёл красным карандашом объявление в газете и сунул её между тумбочкой и стеной, чтобы Джей не нашёл. Однажды он подумал, что это, возможно ещё один шаг их собственной лестницы – и если не сделать его, так и останешься у подножия. Шаг вперёд, а не в сторону. Это не романтическая комедия, это просто триллер какой-то!
Порой жанр жизни так нелегко определить.
Психологическая драма.
Детектив.
Однажды он просто возвращался и вдруг решил, что десяток метров – не расстояние для тех, кому всё ещё трудно оставаться слишком близко друг к другу, невмоготу же – быть непозволительно далеко. И тогда он постучал в гулкую, как пустота, дверь – ему открыли, он помог вынести пару коробок и телевизор, а после ему вручили ключи – и всё было не так уж плохо.
А теперь вот стало даже лучше. Совсем уж нестерпимо.
Терпения Джареду хватило всего лишь на один гудок – он не сказал ни слова, но отчётливое ощущение присутствия по ту сторону телефонной трубки не могло быть лишь плодом воображения.
- Если ты хотел бы сказать, но не сказал, сделать, но не сделал... Всё, что тебе нужно – это перейти дорогу и постучать в мою дверь, - негромко проговорил Дженс – за окном шелестел летней листвой сизый вечер.– В любой день, в любой час. И я буду не я, если не открою тебе.
Кажется, его зубная щётка всё ещё пропадала где-то в недрах ванной комнаты на втором этаже?
25 июня 2009
@музыка: Disturbed - The Night
@настроение: Каникулы!
