Сегодня на занятии по фотоделу узнала такую интересную вещь - обычно не рекомендуют фотографировать людей, когда они спят, потому что в получившемся снимке не будет жизни - они, словно куклы будут, эти люди. А потом мне на ум пришла такая мысль - значит наша жизнь - она в глазах? Ведь у спящего человека они закрыты - и последствие в плохой фотографии... А ещё утверждают, что многие во сне выглядят гораздо лучше, чем при бодорствовании. И кому теперь верить? ^____^
@музыка:
From yesterday
@настроение:
чувствую себя переменным электрическим полем
В окне виден кусочек розового неба. Такое бывает только зимой, когда земля укутана пушистым белым покрывалом, но не здесь, не в Японии... А где, я сейчас и не вспомню.
Стекло в обшарпанной деревянной раме неторопливо плывёт где-то в недосягаемой для меня вышине. На стекле – бабочки. Такие хрупкие, с тонкими полупрозрачными крылышками и длинными усиками. Не люблю насекомых, но бабочки... Они навсегда останутся для меня символом лёгкости и свободы, которую я давно утратил. Я завидую им, этим маленьким прелестницам – они живут совсем недолго, а потом, наверное, после точно такой же лёгкой, как и их жизнь, смерти попадают в свой маленький персональный Рай. Я никогда не попаду в рай – туда дорога мне закрыта навечно, ведь в моих венах течёт чёрная кровь. Вам грустно? Мне уже нет...
Отведя свой взгляд от светлого пятна окна, смотрю на неясные очертания приборов, стоящих рядом на прикроватной тумбочке. Зелёные полосы, конвульсивно сокращающиеся в такт биению моего сердца... Всё расплывается, но мне нет до этого дела.
- Как ваше самочувствие, Тсузуки? – привычный дежурный вопрос, задаваемый каждый раз ничего не выражающим, полным безразличия голосом больше не причиняет боли.
Он прекрасно знает, что я не отвечу. Иногда мне кажется, что я и не смог бы, даже если бы и пожелал – за длинный период моего молчания я мог и разучиться говорить.
Нет смысла в ответе – о чём мне говорить? Моё сознание до краёв переполнено мраком, в моей голове – навязчивые идеи, безысходность, порой что-то, что я и сам не в состоянии понять. Я дважды прошёл через смерть, но она – эта старуха с ржавой косой – не пожелала забрать меня. А я ведь так этого хотел – ни один смертный не желал этого так, как я.
- Показатели не изменились, - ещё кто-то пришёл.
Незнакомый мне человек, высокий голубоглазый мужчина в белом халате. Свет, отражавшийся от его словно выбеленных волос, неприятными бликами оседал на дне зрачков, вынуждая прикрывать глаза... Красивый, словно ангел, но такой странный... Я не смог разглядеть его хорошо, потому что он сел спиной к моей кровати, негромко задавая вопросы врачу.
Интерес угас так же моментально, как и вспыхнул. Я снова стал погружаться в Леденцово – розовое небо.
- У него красивые глаза, - произнёс голос. И когда он успел подойти так близко? Я не отрывался от созерцания далёких бабочек. – Словно неогранённые аметисты...
Аметист – это камень. Он что, хочет сказать, что мои глаза – стекляшки, пусть и драгоценные?
- Словно живые аметисты, - поправляется он, наклоняясь ко мне чуть ниже.
У него тоже красивые глаза, хоть и холодные. Радужка – насыщенно-голубая. Но – ты мне уже не интересен, ты загораживаешь бабочек...
- Я с радостью передаю вам этого пациента. Может быть, вы сможете прояснить ситуацию.
- О, не волнуйтесь, он будет в надёжных руках под моим присмотром...
Присмотром. Я всё равно умру, рано или поздно. И даже этот ангел мне не помешает. Устало прикрываю глаза. Последние часы были слишком утомительны. Спойте мне, бабочки, пусть ваша радужная песня будет лучиком надежды для моей заблудшей души.
***
Оказывается, у нас с Мураки общее прошлое, что не может не огорчать.
Валит снег, и так тепло, и предвечернее небо розоватого оттенка. Словно намёк...
Хисока, зря ты не пошёл погулять со мной, ведь мне сейчас меньше всего хочется вспоминать. В одиночестве.
Ступаю на тротуар, снег прилипает к ботинкам, краям штанин. Потом придётся просушивать. Дед Мураки – тот самый человек, который пришёл в мою палату в розовый день бабочек – я смог сбежать от него, хотя это и стоило мне огромных усилий. Теперь всё по новой: этот Мураки, который поджидает за каждым углом, стоит мне лишь немного отвлечься.
Интересно, знает ли он, что и его дед называл мои глаза аметистами?..
Всё-таки приятно, когда человек начинает увлекаться творчеством марсов с твоей подачи. Разве я предполагала, что моя одногруппница, скачивая файлы с моего телефона на свой, совершенно случайно копирует и The kill? А потом ещё и заболеет этой песней, и всеми другими, и Джеем Лето, и группой, и всем прочем... И после этого доказывать всем и каждому, что не веришь в судьбу! Теперь мне никто не поверит, хехе=)) Вот такие бывают случайности. Теперь есть, кого позагружать на марсовскую тему.
Вот такую игру мне предложила The_Butterfly_Effect, а я с удовольствием приняла в ней участие. Правила таковы - оставив коммент после этого поста, вы можете получить букву и составить ваш собственный список, который будет подобен следующему:
1. Ветер
Для меня - символ свободы. От всего. Временами такое ощущение действительно мне требуется - словно стоишь на утёсе над морем где-то на краю мира... Что-то я ушла в романтику=))
2. Вода
Не смотря на то, что я - весы (воздушный знак), я очень люблю воду. Может, я была маленькой рыбкой в прошлой жизни?
3. Вечер
Обязательно летний и тёплый. Когда ещё не слишком темно, просто сиреневые сумерки витают в воздухе, а рядом с тобой человек, ради которого действительно стоит жить.
4. Воля
Каждый человек должен обладать силой воли. Настоящей. Таких людей можно уважать.
5. Вереск
Ассоциируется с Англией, всё эти Dartmoor, York Shire Moor... Возможно, когда-то я смогу посетить эту страну.
6. Венеция
Город влюблённых. А любовь спасёт мир, я в этом абсолютно уверена.
7. Восток
...дело тонкое=)) Люблю Японию, её такую неповторимую культуру. Восток - мудрость.
8. Весна
Авитаминоз, но разве это самое важное в данный период года? Ведь весна - это обновление, возможно, даже перерождение... Я люблю тепло ранней весны.
9. Велосипед
Хотя я и научилась кататься на нём довольно-таки поздно =)), я всё равно обажаю устраивать пикники с друзьями в парке, куда мы добираемся именно на этом виде транспорта.
10. Вечность
Странное слово... в нём словно какая-то безыходность. Не хочу жить вечно. Но, тем не менее, я всё-таки включила его в свой Топ-10
После сегодняшнего урока стилистики (смесь русского языка, психологии и многого другого=)) узнала о таком понятии, как "золотое сечение" - это гармоничная ассиметрия. Сказано было, что данная ассиметрия наиболее привлекательна для человеческого восприятия, привлекает взгляд, прочно оседает в памяти. Мы невольно запоминаем то, что находится на уровне золотого сечения. Это применимо к тестам, картинам, скульптурам и фотографиям людей. А теперь вспомним лицо нашего любимого Джареда Лето. Что наиболее запоминается после того, как мы смотрим на его лицо? Уверена, многие скажут - глаза. Посмотрите на эту фотографию - видите ли вы некоторую ассиметрию глаз Джареда? Думаю, поэтому они и привлекают так сильно - человеку свойственно любить неидеальное, потому что при идеальных чертах лица глазу просто не за что зацепиться. Возможно позже, когда узнаю больше об этом явлении, смогк подтвердить этот факт соответствующими вычислениями. А пока - это лишь моё предположение. Хотя, согласитесь, в этом что-то есть. Что вы думаете об этом?
Сегодня подруга, которую я окончательно достала разговорами о марсах, сказала мне такую вещь: "Наверное, проще быть родственником Джареду Лето, чем поклонником" Я хотела возразить, но через мгновение она продолжила: "Хотя, нет. Это ещё сложнее." Разговор перешёл на другую теме, а я вспомнила про слэш и инцест. Наверное, она права?
Спать совершенно не хотелось, не смотря на то, что ночь уже перевалила за половину. Я включил только настольную лампу, и теперь купался в её мягком неярком свете. Я-то, в отличие от Джареда, никогда не боялся темноты. Пристроив на полу поднос с бутербродами и купленной по пути банкой кока-колы, я включил телевизор в надежде найти что – нибудь интересное и лёгкое. На глаза попалась какая - то поистине детская порнушка, неимоверно рассмешившая меня, так, что я чуть не подавился колой.
Вытянув ноги, я наслаждался спокойствием и, как ни странно, одиночеством, которое внезапно стало для меня таким привычным, что я перестал обращать на него хоть какое – то внимание. Огромные окна сильно запотели, так что я не мог ничего разглядеть. Лишь тусклый свет фонарей пробивался сквозь льняные занавески. Мне нравилось то состояние невесомости и вакуума, в котором я находился. Словно в своём собственном мирке, огороженном картонными стенами и мутными стёклами. Я не мог ничего видеть, слышал лишь, как дождь, который стал намного сильнее, шуршит по мокрому асфальту.
Телевизор бормотал успокаивающе. Я даже не сразу расслышал за шумом дождя чьи-то неуверенные шаги. Сначала думал, что мне показалось. И правда, кого может занести в промозглую сырую ночь достаточно далеко от центра города? Я чуть не рассмеялся, представив неудачливого грабителя, явившегося чистить мой дом в день моего же приезда. Когда у двери вновь послышался неясный шорох, я всё-таки решил проверить, что там творится на крыльце.
Даже не подумав о том, чтобы захватить что-нибудь тяжёлое для возможной обороны, я тихо повернул дверную ручку. Через мгновение внутренняя дверь была открыта. Я сделал осторожный шаг, дотрагиваясь до прохладного матового стекла. Я пытался разглядеть, кто там, на улице, но почти ничего не было видно. Ведь я так и не включил фонарь.
Резко толкнув дверь, я уставился на пустые ступени. Похоже, у меня галлюцинации от недосыпа. Здесь никого и не было. Я неосторожно сделал шаг навстречу прохладному воздуху и чуть не задохнулся, когда увидел неподвижную фигуру в куртке с капюшоном, надвинутым на лицо, сидевшую, прислонившись к стене. Я в немом ступоре наблюдал за человеком. Тот внезапно откинул капюшон и бледными от холода губами прошептал:
- Шенн, прости меня...
Господи, Это был Джей! Я пытался восстановить дыхание, чтобы не показать брату, как я был испуган.
Он сделал шаг мне навстречу. Я видел застывшие на его ресницах дождевые капельки.
- Шенн, это случайно вышло, я, правда, правда, не хотел...
Я не дал ему договорить, стискивая его в объятиях, прижимая к себе, мягко целуя его в холодные губы. Почти навесу протащил его сквозь дверной проём в тепло дома, ногой захлопывая дверь.
Сначала он, похоже, онемел от удивления, но затем дал волю своим инстинктам, переплетая свой язык с моим чуть ли не до судорог, прикусывая нижнюю губу до крови. Я в мгновение ока содрал с него узкую кожаную куртку, пугающе быстро переступив через все свои принципы, думая лишь о том моменте, когда его тело будет всецело принадлежать мне.
Чёрная майка полетела вслед на пол вслед за курткой. Джаред гладил мою спину под футболкой. Я поднял руки, чтобы ему было проще снять её, на миг оторвавшись от его сладких губ. Наши лица были так близко, что я не мог сфокусировать взгляд на его глазах. Просто чувствовал горячее дыхание на своих губах. Прижавшись к обжигающе горячей коже, зарывшись носом в волосы, я глубоко вдыхал мягкий запах, не сравнимый ни с какими духами на свете. Такой щемящей нежности я ещё никогда не испытывал.
Прижимая к себе всё сильнее, я осыпал его лицо мягкими поцелуями, осторожно прикасаясь губами к подрагивающим прикрытым ресницам, одновременно подталкивая к широкому дивану. Он дышал неровно от возбуждения, плавясь в моих заботливых руках. Когда я стащил с него остатки одежды и расстегнул собственные джинсы, он открыл глаза, глядя на меня так странно, что моё сердце пропустило удар. Я внезапно испугался того, что собирался сделать. Видимо, на моём лице отразилась некая потерянность, потому что Джаред протянул руку к моему лицу, успокаивающе поглаживая по щеке.
- Ты ведь никогда не сделаешь мне больно? – с улыбкой прошептал он.
- Никогда, - словно эхом отозвался я, заворожено глядя в голубую глубину его глаз.
- Тогда иди ко мне...
Я словно этого и ждал. Окончательно скинув брюки, я нагнулся к нему, ловя губами короткий поцелуй, затем двинулся вниз, изучая губами его хрупкое худое тело. Он невольно выгибался, подчиняясь движением моих рук, скользящих по его разгорячённой коже, шепча какие-то милые глупости, когда я вновь и вновь возвращался к его губам, лаская...
Я прекрасно осознавал, что долго так не выдержу, что мне требуется нечто большее, чем его губы, отвечающие на мои поцелуи. Поэтому, в очередной раз почти утонув в глубоком поцелуе, я осторожно закинул его ногу на плечо, одновременно проводя рукой по животу Джея, сверху вниз, вызывая его слабый стон.
- Джей, ты ведь не против? – прошептал я, вводя старательно облизанный палец в его задний проход. Он дёрнулся, но через мгновение расслабился, кивнув.
Я проталкивал палец медленно, расширяя, подготавливая. Джаред застонал уже всерьёз, когда я, добавив ещё один палец, нечаянно задел небольшой бугорок внутри него.
- Хватит... уже... нежностей... – сбивчиво прохрипел он, а я, улыбнувшись, наклонился к его уху и прошептал:
- Я мог бы ласкать тебя вечно, - проводя кончиком мокрого тёплого языка по нежной коже за ухом.
- Я бы умер тогда, - притянул он меня ближе, пристально гладя мне в глаза, вздрогнув, когда я вытащил пальцы.
Я чуть отстранился от него и осторожно начал входить в его послушное тело. Джаред вцепился пальцами в мои плечи, впиваясь ногтями в плоть, чуть ли не до крови царапая кожу. Он испуганно дёрнулся, но я был вынужден сжать его, чтобы он не помешал моему вторжению. Я знал, что если сейчас остановлюсь, то ему станет только хуже, поэтому я продолжал двигаться, чувствуя напряжённое кольцо мышц вокруг члена. На последнем выдохе я вошел до конца, на миг замирая, чтобы Джей смог отдышаться. Во истину, это было волшебно – ощущение горячего шёлка там, внутри. После короткой передышки, когда член увеличился, наверное, раза в два от нестерпимого желания, я двинулся назад, бесполезно пытаясь сдерживаться. Ничего не вышло, я сходу взял такой темп, что Джаред почти кричал.
- Мне... прекратить? – задыхаясь, спросил я, прекрасно осознавая глупость своего вопроса: при всей своей выдержке я никогда не смог бы отказаться от этого горячего ощущения узости, давления, обволакивающего мою плоть, словно поток воды, непрерывно движущийся, заставляющий терять голову, память, все чувства, кроме одного, сосредоточенного там, внизу...
- Нет... неет – он выгибался подо мной, с мольбой «ещё» на припухших от моих поцелуев губах, когда я сильно сжал его член, проводя пальцами по всей его длине. Не знаю, какие ощущения доставляли ему больше удовольствия – мои движения внутри него или движения моей рукой. Меня затрясло в сладком предвкушении близкого взрыва, как, в прочем, и Джея, который диким взглядом потемневших глаз обводил каждую чёрточку моего лица, так, что мне даже становилось порой страшно...
У меня потемнело в глазах, а тело тряхнуло, как будто я по неосторожности схватился за оголённый кусок провода. Невероятное напряжение внизу живота получило, наконец, разрядку. Рука наполнилась белесой влагой. Я глубоко вздохнул, стараясь восстановить дыхание, и выскользнул из тела Джареда.
Почему–то у меня возникла бредовая идея, что он меня ударит. Не знаю, почему, ведь я теперь даже его лица не мог видеть, потому что прилёг на бок на тёплую кожу дивана и мог видеть брата только в профиль. Но он и не собирался меня бить. Он лежал на спине, изучая взглядом потолок. Я несмело дотронулся до кончика его носа, проведя пальцем по переносице. Он чуть вздрогнул, но потом притянул за руку к себе, перевернувшись на бок, прижался, запустив пальцы в мои волосы, ласково гладя макушку. «Господи, ну скажи же что-нибудь», - мысленно просил я, но он молчал. Просто улыбался, дотрагиваясь кончиками пальцев до моего лица, а потом стал целовать, короткими, лёгкими поцелуями касаясь шеи, ямки между ключицами, выступающих косточек... Я был где-то не здесь, я парил в вышине, достигая небес, звёзд. Это было так чудесно, засыпать в его объятиях, обнимать его самому, словно небо услышало мои мольбы...
7.
Рассвет встречал меня, когда я шёл по пыльной дороге с твёрдым намерением пересечь всю страну и оказаться на другом краю Земли, лишь бы забыться ненадолго.
Мимо проезжали автомобили, поднимая ещё большую пыль, шурша рельефом покрышек по серому гравию, глинистой почве. Я чувствовал, как пыль оседает в моих лёгких и скрипит на зубах. И в глазах был песок, не смотря на то, что я был в солнцезащитных очках. Было рано и свежо, часов пять, наверное. Я случайно оставил дома часы. Ничего страшного, куплю новые. Старые были подарены Джаредом, поэтому я даже порадовался тому факту, что не захватил их с собой. Я просто хочу вырезать из памяти те минуты, когда мне было так хорошо рядом с ним, просто чтобы изжить эту губительную привязанность, которая не отпускает меня всю жизнь. Год назад брат намеренно свернул на перекрёстке, чтобы отделиться от меня, теперь я вновь оборву ту нить, которая могла связать нас после этой ночи. Я лучше пойду своей дорогой, Джей.
***
Я резко втянул воздух, просыпаясь. На часах горели зеленоватые цифры: 3.14. Я чувствовал, как глаза закрываются сами собой, а тело приятно тонет в тёплом кольце рук Джареда. Но я усилием воли приказал себе не спать. Как бы хорошо мне не было, всё это было неправильным, как бы я не любил Джареда, как брата или по-другому, я знал, что эта ночь не решит мои проблемы. Это был минутный порыв, после которого наша отчуждённость только усилится, становясь более глубокой. Словно пропасть, которую будет слишком сложно перепрыгнуть. Что будет завтра, я не знаю, но мне становится не по себе лишь от мысли, что он пожалеет о содеянном, тихо скажет, что всё это было ошибкой и уйдёт, оставив меня в полном одиночестве. Зато я буду полностью уверен, что это окончательный конец. Джей ведь не любит неопределённости. Поэтому он решит всё быстро, как и всегда. Больно бросать его здесь, разочаровывать. Ещё больнее будет видеть, как он расставляет все точки над «i», жёстко проводя границы.
Осторожно, чтобы не разбудить его, соскальзываю с дивана. Затем поднимаюсь наверх, в комнату, чтобы порыться в шкафу в поисках пледа и одежды. Спустившись вниз, одеваюсь, урываю брата одеялом. Он коротко вздыхает, и я на миг замираю, зажмурившись, и представляю, как он пожирает меня глазами. Нет, спит... Слава Богу.
Всё, что мне нужно – это небольшая сумка через плечо, где собрано всё необходимое – кредитки и наличные, документы и ещё какая - то дребедень, которая валяется на дне с незапамятных времён. Ключ и положил на середину стола, чтобы он сразу его нашёл, если решит уйти из дома, где мы жили вместе с восемнадцати лет. Вчера я вернулся сюда в поисках гармонии, сегодня начинаю новый путь... Я пойду, Джей? Я не буду оставлять записку, надеюсь, ты обо всём сам догадаешься.
***
- Хэй, парень, тебя подвезти? – весёлый тучный дядька прижался к обочине на своём чёрном Хаммере, неестественно чистым для этой дороги.
- Смотря, сколько возьмёшь, - глядя в даль, ответил я.
- Если что споёшь или расскажешь, то даром, - щурясь в ярких лучах нежаркого утреннего солнца, заявил он.
- Только если постучать... – ухмыльнулся я.
Через пару минут я уже мчался на восток в удобном тёмной кожи салоне, выстукивая незамысловатую мелодию на паре пустых бутылок от пива и жестянке от гусиного паштета. По достижении Сан-Диего я намеревался купить там билет на ближайший рейс до Нью-Йорка. Побережье Атлантики ждёт меня.
Когда я летаю на самолётах, у меня нередко закладывает уши, а в животе появляется неприятное ощущение, словно я на детских аттракционах, на горках, к примеру. Стюардессы мило улыбаются, хотя я и знаю, что это всего лишь их работа, поэтому фальшиво улыбаюсь в ответ. Что мне больше всего нравится в самолётах, так это сахар в маленьких аккуратных пластиковых коробочках с яркими надписями. Я всегда таскаю их, как сувенир, уж и не знаю, что за фетиш я себе выбрал. В круглом окне – скучные белые просторы, над которыми нестерпимо ярко сияет солнце. Хорошо, что я захватил свой MP-3 – плеер, а то так и от тоски умереть недолго, за этот четырёхчасовой перелёт. Рядом со мной сидит милая девушка лет семнадцати, мы время от времени переглядываемся, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами, которые, на миг повисая в воздухе, растворяются быстро, словно их и не было. Приносят обед. Чувствую, что начинаю засыпать, откидываюсь на удобном кресле, закрывая глаза. Через пару-тройку часов я буду плескаться в водах The Atlantic ocean...
8.
Солнечный луч лениво скользнул сквозь щель между тяжёлыми портьерами, с трудом пробрался по тёмному ковру, утопая в густом ворсе, к широкому дивану с вишнёвой вельветовой обивкой, немного вытертой на подлокотниках. Почувствовав теплое касание, я в первое мгновение решил, что это брат гладит пальцем по моей щеке, но когда я приоткрыл глаза, то с удивлением обнаружил, что рядом никого нет. Я подумал, что Шенн, наверное, готовит что-то на кухне или принимает душ, но в доме было абсолютно тихо, так, что я почувствовал невольное беспокойство. Куда он запропастился? Встав с дивана и закутавшись в невесть откуда взявшийся плед, я медленно побрёл к лестнице наверх, усиленно борясь со страхом, который поднялся во мне. Страхом, что я его не найду.
Через пару минут я убедился, что остался в доме один. Я обнаружил ключи на столе в гостиной. Они лежали в самом центре, что не могло не привлечь внимание. Я тупо рассматривал этот кусок холодного металла довольно долгое время, когда внезапно осознал: Шенн ушёл и ушёл надолго. В неизвестность.
***
- Я не знаю, правда, не знаю, Джей! – восклицал бедный Мэтт, хватаясь за голову. Я его доконал своими бесконечными догадками и детальными расспросами.
На секунду забыв о Мэтте, я повернулся к Томо. Тот молча покачал головой.
- Я совершенно не имею представления, куда он мог поехать, - медленно, чуть ли не по слогам произнёс Воктер, словно говорил со слабоумным.
Я сидел на стуле, чуть покачиваясь, и пытался вспомнить хоть что-то, что могло бы мне помочь найти брата. Я, правда, не так остро осознавал, почему ищу его, в моей голове билась лишь одна мысль – мне нужно, чтобы он был со мной, здесь и сейчас. Я задумался над причиной его отъезда чуть позже, а пока я терзал вопросами Мэтта и Томо.
- Слушай, Джа, я тут вспомнил... Шенн ещё вчера говорил что-то о путешествии на восточное побережье, да ты ведь и сам рядом в тот момент был! Ты что-то искал в сумке, когда он...
Да! Теперь я вспомнил. Мне ещё показалось это таким странным, что Шенн вдруг заговорил об отъезде, когда во время Тура всем уши прожужжал, как он хочет попасть домой. Этот случай заставил меня задуматься... Меня посетило это странное чувство дежа вю, которое изматывает людей, заставляя их вспоминать. Знакомая ситуация. Похожий случай произошёл сто лет назад, когда мы только начинали, когда познакомились с Мэттом. Тогда Шенн почему-то сорвался с места в Сан-Франциско, уехал, ничего мне не объяснив... хотя, он говорил что-то насчёт фотографий, но это звучало не слишком убедительно. Я тогда решил, что у брата есть какие-то тайны от меня, поэтому был несказанно рад, что Мэтт позвонил ему, и тот приехал сразу же. А я так и не решился спросить его, почему он решил уехать, когда наша работа только начиналась и любая помощь была как нельзя кстати.
Мы с Шенном с детства вместе, и, если он год жил без меня, то я не помню ни одной минуты своей жизни без него. Когда человек рядом с тобой всегда, то невольно привыкаешь к нему, порой переставая замечать в потоке лиц, которые проходит перед глазами каждый день. И чем больше привыкаешь, тем больнее, острее чувствуешь его отсутствие. Возможно, я уделял Шенну не так много внимания в последнее время, я даже могу сказать, что знал об этом, но мои ежедневные заботы в туре просто не давали мне возможности побыть с ним, пообщаться. И я сам был ошарашен тем, что поцеловал его в автобусе, ведь я был абсолютно уверен в том, что он потом на порог меня не пустит... Но для того, чтобы убедиться в этом окончательно, я отправился к нему домой (это раньше был наш общий дом, откуда я решил переехать, когда появилась такая возможность, потому что чувствовал, что нам слишком тесно вдвоём в этом пространстве, где ни один из нас не мог вдохнуть полной грудью). Честно говоря, это стоило мне немалых усилий, но я всё же переборол себя, потому что всегда дорожил нашими с Шенном отношениями. Я здесь меня ожидал ещё один сюрприз: я был готов к тому, что брат устроит скандал или просто не захочет со мной говорить, но он сделал шаг мне навстречу, он понял меня. Я уверен, что и ему давно хотелось того же, поэтому он так быстро принял меня со всеми моими странностями. И это было лучше всего на свете, потому что мой страх обернулся моей надеждой. Только теперь эта надежда грозилась теперь стать моей болью, если я не найду Шенна.
Похоже, что я, наконец, начинаю понимать причину моих поисков. Любовь – странное чувство, которое возникает порой там, где её, по сути, быть не должно. Любить брата не так, как следует родственникам – чем это может обернуться?
Мэтт осторожно коснулся моей руки. Я настолько углубился в свои мысли, что не думал о времени и о том, что это, должно быть, выглядит странно: человек не шевелится, не издаёт ни звука, остекленевшим взглядом уставившись в одну точку.
- Он говорил про Нью-Йорк, твой брат.
Я окинул его усталым взглядом, полным безнадёжности.
- Мэтт, Нью-Йорк огромен... Что же мне делать?..
***
Рейс до Нью-Йорка отложили из-за плохой погоды, хотя небо было почти ясным. Устав бесцельно бродить по залу ожидания, я присел за свободный столик и залпом выпил виски, заказанные мной. Задумчиво вертя в руках тяжёлый стеклянный стакан, я смотрел на табло с расписанием. Пока что в строке с номером моего рейса сияло настойчивое “delayed”, но я надеялся, что вскоре ситуация изменится.
Мэтт и Томо оставались. Да я и не настаивал на их компании. Я бы хотел поговорить с Шенном наедине, чтобы никто не помешал нам. Сейчас я чувствовал сильное беспокойство и странную неуверенность, потому что внезапно понял, что не знаю, о чём говорить с братом. Я не знаю истинной причины, по которой он уехал от меня, могу лишь теряться в догадках. Если для меня ночь, проведённая с ним, была волшебной, она позволила мне надеяться на что-то лучшее. Для него же это стало чем-то другим, не столь радужным и лёгким, раз он решил уйти.
- Регистрация пассажиров рейса 512 началась у ворот 2-F, - я подпрыгнул от неожиданности и широким шагом направился к регистрационному пункту. Я знаю, что мне будет тяжело, но я сделаю всё, что в моих силах.
9.
День перевалил за середину, когда я, прокрутив стеклянный турникет нью-йоркского аэропорта, попал в толчею и пробки города. Он почти не отличался на первый взгляд от Лос-Анджелеса, но я чувствовал какую-то призрачную, едва уловимую границу между ними: Калифорния, всё-таки, южный штат, что иногда говорит само за себя.
Мне совсем не хотелось провести остаток дня в поисках номера в гостинице, хотя я и понимал, что провести за этим занятием ночь – удовольствие ниже среднего. Плюнув на все доводы разума, я отправился бродить по городу, где лишь однажды был, давно, да и то проездом. Когда я вдохнул полной грудью после долгого перелёта, то почувствовал себя немного странно. Словно свободный человек. Это было великолепно: ощущение того, что ты никому незнаком в этом городе, где всем важна лишь их собственная жизнь, а не биография какого-то там барабанщика из калифорнийской группы.
Заглянув в пару магазинов, я прошёлся и по многочисленным кафе этого квартала, потому что обед в самолёте успел испариться, и мой желудок требовал чего-нибудь более вещественного, чем гамбургер и кола из ларька быстрого питания.
Я и не заметил, как стало смеркаться. Усталость давила на плечи и наливалась свинцом в ногах. Рассеянно обведя взглядом здания вверх по авеню, я решил зайти в ближайший бар, над которым сияла неоновая вывеска, выглядевшая довольно бутафорски, но привлёкшая моё внимание.
Внутри было просторно, но публика подобралась не первого сорта. Многие бросали недовольные взгляды в мою сторону, но меня это не смутило. Пройдя по коридору между столами, я устремился прямиком к барной стойке, где священнодействовал парень лет двадцати пяти в стильном чёрном колпаке.
Заказав себе традиционное мартини, я присел на высокий стул, боком к залу, чтобы понаблюдать за простой нью-йоркской жизнью. Это оказалось интереснее, чем я думал. Все эти люди, которые орали свои пьяные песни, не задумывались сейчас ни о чём более возвышенным, чем очередная кружка выпивки, а я сидел посреди всей этой грязи, предаваясь мыслям о любви. Всегда так в жизни: самое отвратительное и самое прекрасное идут бок о бок. Хотя, ведь я и не думаю о своих чувствах, просто молча созерцаю реальность, что, как ни странно, приносит мне облегчение.
Я почувствовал, как кто-то коснулся моей руки, осторожно, словно боялся. У стойки в этот момент находилось около десятка человек, которые раздражённо швыряли на стол деньги, требуя пива. Бросив короткий взгляд в сторону, я столкнулся с пронзительным взглядом голубых глаз, который заставил меня вздрогнуть. Джей? Я стремительно развернулся, но человек уже исчез за стеклянными дверями заведения. Неужели, это был Джаред? Я ещё довольно долго смотрел на закрытую дверь, запрещая себе верить в это. Нет. Джаред ведь выше, да и не могло его здесь быть, это исключёно! Он сейчас дома, в Лос-Анджелесе, в каком-нибудь клубе с Томо и Мэттом, он и не вспоминает обо мне!
Я позволил этим мыслям заполнить мою голову и, почти окончательно успокоившись, подал знак бармену, чтобы он налил мне ещё порцию спиртного.
***
Я даже не заметил, как прошёл полёт, задремав, а потом и заснув. Когда объявили, что самолёт идёт на посадку, за окном было светло – сиреневое небо с едва различимыми бледными звёздами, которые ещё не успели разгореться ярче.
Я не представлял, где искать Шенна, я просто надеялся на удачу, ведь найти человека в таком большом городе, как Нью-Йорк – занятие безнадёжное.
Аэропорт был очень большим, словно отдельный городок внутри мегаполиса. Мне бы хотелось побродить там подольше, заглядывая в сувенирные лавки, магазины одежды и лабиринты книжных полок. Там, наверное, можно было купить абсолютно всё. Но у меня не было на это времени. Тем более что за окном становилось всё темнее. Я совершенно не задумывался, где буду спать или где смогу поужинать. Самой важной задачей было найти брата. Немного подумав, я решительно отправился вниз по улице, уверенный, что Шенн не упустит возможности исследовать местные бары. Минуя маленькие уютные кафе, я двигался в толпе, ловко проскальзывая между спешащими по своим делам людьми. Над одним из баров сияла вычурная вывеска, за которую взгляд невольно цеплялся исключительно из-за её безумной яркости. Внутри было полно народу, все эти люди шумели, отовсюду доносились пьяные выкрики. И я уже успел пожалеть, что зашёл в этот притон, когда внезапно разглядел сквозь дым и толчею знакомую спину. Я бы брата узнал и в тёмной комнате, ведь мы всегда были вместе. Но сейчас мне казалось, что я обознался, ведь это невозможно – найти нужного человека так быстро. Всё ещё колеблясь, я медленно продвигался к барной стойке. Медленно протянув руку, я коснулся чёрной кожи куртки этого парня. Он чуть повернул голову, а затем, вздрогнув, попытался повернуться всем телом. Но я уже понял, что обознался. Этот человек никогда не мог бы быть моим братом – у Шенна был нос шире, да и глаза у него были светлее. Я проскользнул к выходу, не зная, что человек пристально смотрит мне вслед. Мной уже овладела другая мысль: сегодня Шеннона искать уже поздно, поэтому мне следует снять комнату в отеле, иначе я рискую провести ночь на улице.
***
Когда народу в баре поубавилось, я решил, что мне пора. Резко встав, я мгновенно ощутил, как алкоголь ударил в голову. Странно, а вроде бы выпил не так много. Я даже не знал, который сейчас час, а спрашивать у этой безмозглой пьяной толпы было бы, по меньшей мере, глупо. Поэтому я, пошатываясь, направился к выходу, попутно запнувшись о чёй-то стул, столкнувшись с парой пьяных оборванцев, я, наконец, достиг выхода. Воздух на улице был тяжёлым, словно плавившийся весь день на солнце асфальт теперь отдавал свой жар вечернему городу. Облегчения это не принесло: в голове было точно так же туманно. Огни Нью-Йорка ослепляли до боли, проникали остриями своих ярких огней до самого мозга, заставляя с досадой прикрывать глаза рукой. А может, это всего лишь были последствия алкоголя. Ноги противно подгибались, так, что я не мог нормально идти. Чертыхаясь, прислонился к холодной каменной стене, чувствуя, как холодеет спина, невольно отдавая тепло бездушному бетону. Теперь я почувствовал, что окончательно запутался. Зачем я здесь? Может быть, мне следовало решать проблемы, а не бежать от них...
- Хэй, закурить не найдётся? – из заведения, пять минут назад покинутого мной, появились трое весьма нелицеприятной наружности. Они нагло шарили по мне взглядами, словно обыскивали, но при мне была лишь моя сумка.
- Для тебя нет, - алкоголь давал о себе знать: безрассудная смелость и дерзость – вторая стадия опьянения.
Пытаясь сфокусировать взгляд на лице главного, я совершенно позабыл об остальных. Вспомнил лишь, получив чувствительный удар в живот, который впечатал меня в стену.
- Какого... – глупо было начинать говорить что-то в такой ситуации. Либо делать ноги, либо бить в ответ – третьего не дано. Но я пытался найти третий путь. За что и поплатился. Один из них, самый маленький и юркий, выхватил мою сумку и вытряхнул всё её содержимое на асфальт. Кредитки заманчиво блеснули в свете фонарей. Ох, идиот я, не мог положить их во внутренний карман куртки. Там же был и телефон, остатки которого теперь составляли красочную картину на дороге. Рванув к сумке, я налетел на второго, того, что ударил меня первым. Он стоял, злобно ухмыляясь, словно только и делал, что ждал меня. Удар коленом пришёлся под рёбра, а когда я согнулся пополам, пытаясь вдохнуть, то получил ещё один – в лицо. Я сразу же почувствовал, как нос обожгло кровью, которая теперь обильным потоком стекала по лицу, заливая подбородок и затекая за ворот куртки. Чёрт, да если бы я был трезв, я бы в два счёта измолол бы их троих в муку. Но история, как известно, не признаёт сослагательных наклонений. Получив пару ударов по шее, я благополучно встретился с мягким ещё асфальтом, от которого шёл странный химический запах. Смех троицы ещё долго разносился эхом в переулке, когда они уходили, забрав почти всё, что у меня было с собой. Лишь несчастная сумка, слегка порванная, валялась на дороге.
С трудом поднявшись, я побрёл, куда глаза глядят, попутно роясь в карманах в поисках сигарет и зажигалки. Ну, хоть что-то осталось при мне. У угла я осторожно опустился на землю, прислоняясь к металлической ограде, за которой скрывался какой-то парк. Сейчас там было так тихо, да и машины проезжали достаточно редко. Всё это внезапно напомнило мне пригород Лос-Анджелеса, где стоял мой дом, который мы так долго делили с Джеем.
Зажигалки, как ни странно, в куртке не было. Нашёлся лишь допотопный коробок спичек. Сломав около десятка, я, наконец, зажёг одну из них, замерев в ожидании, когда маленький синеватый огонёк разгорится как следует. Глубоко затянувшись, я почувствовал некоторое облегчение, хотя нос всё ещё саднило. Наверное, там был перелом. Кровь подсохла и теперь неприятно стягивала кожу на лице. Подумав о том, чтобы найти ночлег, я тут же вспомнил, что остался без денег. А потом в голову пришла мысль, что даже с кредитками меня бы не пустили в таком виде в приличный отель. Поэтому я спокойно сидел на бортике тротуара, отчаянно выдыхая дым в прохладный воздух.
- Шенн, пожалуйста, поедем домой, - слова прозвучали выстрелом в ночных сумерках. Я ошарашено поднял голову.
10.
На тротуаре стоял Джаред. Такой реальный на вид, хотя я был уверен, что это бред моего пьяного сознания, в глубине которого гнездилось желание увидеть брата. Я растерянно провёл рукой перед лицом, но фигура около меня никуда не исчезла. Более того, он протянул руку, предлагая помощь. Я отрицательно помотал головой, всё ещё не в силах понять, где я - в реальности или где-то в своём иллюзорном мире.
- Что это у тебя с лицом? – тихо проговорил он, подходя ближе, пытаясь разглядеть мой пострадавший нос, но я лишь отворачивался от него, пытаясь отогнать навязчивую идею.
- Шенн, - он протянул слова в такой знакомой манере и потянул меня за куртку вверх. Теперь мои сомнения в его реальности испарились. Да он был реальней, чем сигарета, которую я рассеянно потушил, придавив тлеющий кончик к коже запястья. Там мгновенно образовался ожог, но боли я почти не почувствовал.
- Ты зачем здесь? – стараясь говорить связно, пробормотал я, пытаясь подняться на ноги. – Уходи, я не желаю тебя видеть.
Наверное, это прозвучало слишком жёстко, потому что Джей не сделал мне ничего настолько плохого, чтобы я вкладывал в свой голос столько злобы. Он отступил на шаг, в тень, так, что я теперь не мог видеть его лицо. Но я знал, что причинил ему боль своими словами. И теперь он, наверное, видел моё окровавленное лицо, которое застыло, словно маска.
- За что ты так, бро... – он говорил тихо, словно утратил свой громкий голос, которым он со сцены приводил людей в неистовство.
- За то, что ты есть, - я дотронулся кончиками пальцев до подбородка, чувствуя шершавый застывший слой. – За то, что ты моё вечное наказание. Да... какого чёрта я всё это говорю!..
Слова звучат слишком пафосно, даже если я сейчас просто скажу тебе, Джаред, что люблю тебя больше своей жизни, неужели это не прозвучит фальшиво?
Он стоит неподвижно, чёлка закрывает лицо, поэтому мне остаётся только догадываться о выражении его лица. Как всё получается нелепо трагично, словно я собираюсь умирать, и он стоит у моего смертного одра, прощаясь. Всё не так. Сегодня я говорю ему всё, что хочу, завтра – раскаиваюсь в сказанном, ругая себя за то, что разболтал свой собственный секрет. Зачем он здесь? Может быть, если бы он не приехал и не нашёл меня в этом огромном городе, я бы смог преодолеть себя, вернуться домой и снова жить до очередного неверного шага. Конечно, такая жизнь – лишь существование, но, по крайней мере, я бы подготовился к финалу, смог бы управлять событиями, решать всё сам. Теперь же я снова в его власти. И вечно буду в его власти, потому что он никогда и ни за что не отпустит меня дальше шага от него, будет держать меня, мучить, сам того не осознавая в полной мере. И мне не сбежать.
Ты подобрался незаметно, как и всегда. Незаметно вошёл в мою жизнь, незаметно забрал моё сердце, незаметно подчинил себе. Хотя, даже если бы ты сделал это открыто, не думаю, что я стал бы сопротивляться...
- У тебя нос сломан, ты в курсе? – чуть улыбаясь, спросил Джей, робко дотрагиваясь до рукава моей куртки. О, нет, Джей, не надо... о чём я только что думал. Я перешёл границу вчера, если сделаю так ещё раз, больше не вернусь.
- Мне больно, Джей... – прошептал я.
В глазах брата тут же возникла тревога, он провёл ладонью по моей щеке, обводя взглядом широко раскрытых глаз.
- Вряд ли мы сможем найти аптеку или что-то подобное в это время... – он меня не понял, думал, что у меня нос болит.
Я покачал головой, устремив взгляд на ближайший фонарь, подмигивающий насмешливо с другой стороны улицы.
- Ты не понял, Джей. Больно – здесь... – я приложил ладонь его руки к груди, туда, где под всеми покровами беспокойно билось сердце. – Мне так жаль... что я больше не значу для тебя так много, как ты для меня.
Он смотрел на меня тем странным взглядом, который всегда ставил меня в тупик. Этот взгляд мог означать слишком многое, чтобы понять, что он говорит мне в данный момент.
- Иногда это кажется мне таким смешным: я цепляюсь за тебя, словно дитя малое, хотя и старше, чем ты, и привык всегда присматривать за тобой. Скажи, Джей, могу я уйти из группы?
Теперь я видел ошеломление на его лице. Он всё хотел что-то сказать, но не мог собраться с мыслями.
- Помнится, ты допускал такой исход, бро. Я люблю музыку, я знаю, что твои песни звучат в сердцах многих, но позволь мне немного отдохнуть. Ведь моё сознание в постоянном напряжении, даже во сне я вижу тебя. Что бы я ни делал, я думаю о тебе, Джей. Это ненормально...
- Но... может быть, это просто...
- Да, так и есть. И я хочу избежать очередной ошибки. Я лучше уеду подальше, поселюсь там, где нет телевизоров и телефонов, только бы не видеть тебя и не слышать твой голос. Я знаю, что мне это уже не поможет, твоё лицо всё равно будет вечно перед глазами, пока я окончательно не сойду с ума... – я чувствовал, что поток слов не остановить, хотя Джаред смотрел на меня с мягкостью во взгляде, но это лишь причиняло дополнительную боль, - ...и я там проживу до самой смерти, а когда наступит моё время, последний раз вздохну, избавляясь от моего проклятия...
- Господи, ты сам-то понимаешь, что говоришь? – на миг в его глазах сверкнула добрая насмешка, но она тут же исчезла: по щеке прокатилась блестящая капелька.
Его глаза за призмой слёз стали такими бездонными, что я боялся смотреть в них, боялся потеряться в их глубине, где моё отражение многократно дробилось, словно в зеркальном лабиринте. Его глаза – это небо над моей головой, это шёпот жизни в моёй душе, это благо и проклятие одновременно.
- Я на краю, Джей, - тихо проговорил я, словно сам не до конца верил своим словам. – На краю Земли.
Джаред засмеялся тихо и как-то печально.
- Земля круглая, Шенн... Помнишь?
- Я на краю, бро, - упрямо повторил я. – Что ты выберешь сейчас? Какая участь ждёт меня?
Он посмотрел на меня с удивлением.
- Я балансирую над пропастью, - продолжил я. – С одной стороны – каменистая почва нашей жизни, в которой я обречён на одиночество. Ты можешь сделать выбор, и я приму его. Если ты захочешь вернуться, я пойму, Джей.
Он хотел что-то сказать, но я накрыл ладонью его губы.
- С другой стороны – чёрное ущелье. Там – гибель твоих мечтаний, распад группы, там другая жизнь. Сначала – пристальное внимание прессы, ропот глупой толпы, осуждение... Затем – забвение, вечное, приносящее боль. Ты помнишь, Джар, как мы с тобой стояли на крыше дома бабушки? Я тебе сказал, что могу спрыгнуть вниз. Я снова повторяю эти слова, я могу сделать шаг во тьму этой пропасти, смогу ради тебя, Джей...
Он смотрел на меня, совсем как тогда, в том моём сне, в моём воспоминании. В его взгляде не было сомнения, только отчаянная решимость. Он сделал шаг навстречу, прижимаясь всем телом так, что я чувствовал его дрожь внутри себя. Брат положил голову на моё плечо, и я чувствовал, как он осторожно прикасается губами к коже, словно успокаивая. Затем он неожиданно отстранился от меня, но только для того, чтобы накрыть мои губы поцелуем. Я не ответил ему, с тревогой ожидая его решения.
- Не надо... – прошептал Джаред. Моё сердце ухнуло куда-то вниз, рискуя разбиться о камни. – Не надо... ради меня. Давай... вместе со мной.
Его пальцы ласково коснулись моих волос, когда он снова приник ко мне, даря приятную теплоту.
- С тобой, Шенн, мне будет совсем не больно падать.
Бета: не бечено, т.к. <смотри графу спец-примечание>
Категория: RPS, romance, инцест
Рейтинг: NC-17
Фан-дом: 30 seconds to Mars… а вы что подумали?
Пейринг: Джаред Лето/Шеннон Лето
Ворнинг: повествование, в основном, идёт от лица Шенна, так что готовьтесь. Ах, да, ещё – местами пафос прёт
От автора: канон... классика... что сказать, этот пейринг действительно мой любимый. Читайте, комментируйте, буду весьма рада! Спасибо за внимание.
Спец-примечание: theonlysavior! Поздравляю тебя с Новым годом и Рождеством! Желаю тебе всего самого наилучшего! Спасибо, что находишь время, чтобы бетить мои фики! =)) Этот фик – тебе в подарок (Warning! трах взрослых мужиков!Warning так что предупреждаю сразу ^_~)
Книга была тяжёлой, хотя и не слишком толстой. Она тянула вниз, вынуждая Джареда отклоняться назад, чтобы не потерять равновесие. Смешно перебирая ногами, он пытался двигаться быстрее, но острые картонные края больно цепляли коленки, книга всё норовила выскользнуть из слабеющих рук, чтобы с громким хлопком опуститься на пыльный пол. Джаред неожиданно споткнулся, выронил книгу и ободрал кожу на колене. Но почти тут же вскочил, забыв о книге, и уже медленно приблизился к прикрытой двери, ведущей в их с братом комнату.
- Шенн? – он осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
Его брат лежал на кровати, отвернувшись к стене, и делал вид, что спал. Но Джареда не так-то легко было провести. Громко протопав по дощатому крашеному полу, он без всяких церемоний взобрался на отчаянно скрипевшую кровать и придвинулся к брату.
- Шенн... – прошептал он, теребя рукав рубашки старшего Лето.
- Мммм... – как - будто и вправду спал... кто его знает. – Чего тебе, Джей?
На лице – недовольная маска, сквозь которую всё же просачивается временами отблеск улыбки, которую он старательно прячет.
Джаред несколько мгновений сидит молча, пытаясь собраться с мыслями. Шеннон также молча наблюдает за братом.
- Я прочитал, - неожиданно изрекает Джаред, восторженно глядя на брата.
Шенн не сразу понимает, о чём идёт речь. А затем – медленно – в его голове всплывает вчерашний день, когда он сам предложил Джареду прочитать одну энциклопедию, которую ему удалось взять в библиотеке. Книжка была детской, как раз для девятилетнего мальчугана. Будучи почти одиннадцатилетним, Шеннон себя ребёнком вовсе не ощущал. Поэтому вручил потрёпанный том братишке, с улыбкой наблюдая, как он тащит его в комнату.
- И? – Шенн ждёт, что ещё скажет Джаред, ведь в его голове в данный момент роится огромное количество мыслей, порождённых той информацией, которую он узнал.
- ...нет, ты только представь, Шенн! – начало фразы старший Лето нечаянно пропустил, поэтому продолжал с прежним молчаливым интересом смотреть на брата.
- Ты меня не слушаешь?.. – обиженно протянул тот, внимательно вглядываясь в лицо Шенна.
- Конечно, слушаю, - соврал он.
- Они думали, что Земля – плоская, вот глупость? – он старается понять, почему Шенн не уделяет ему внимания.
- Они... это кто? – Шенн рассеянно думает о работе над ошибками, которую ему ещё предстоит сделать.
- Люди... в древности, - в голосе Джареда сквозит недовольство.
- Аа... люди.
- Они думали, что, достигнув края Земли, они попадут в пасть кровожадным драконам...
Конечно, глупо...
- Я зря прочитал эту книжку, ты, похоже, не хочешь слушать меня, - в голосе звенит обида. Джаред спрыгивает с кровати, но брат успевает схватить его за руку.
- Я слушаю внимательно! – запротестовал Шенн. Вдруг замечает капельки крови на покрасневшей коже. – Это ещё что?
Он притягивает брата ближе, сосредоточенно рассматривая ссадину.
- А есть он, этот край Земли? – неожиданно бормочет Джаред, словно уже и забыл, как только что отзывался о прочитанном.
- Край? – задумчиво проговаривает Шенн, дотрагиваясь пальцем до коленки брата. Тот невольно дёргается, отпихивая руку брата.
- Может быть, и есть, - заканчивает он свою мысль.
- Но ведь Земля-то круглая! – протестующее выкрикивает Джаред.
- Край... где-то есть Край, - почти про себя проговаривает Шеннон, встаёт, подходя к ящику стола. Там всегда лежал пакет с бинтами и йодом.
- Иди сюда, - зовёт он брата, обмакивая вату в перекись водорода.
***
Улыбка украшает любого, я уже давно пришёл к этому выводу. И я люблю, когда твоё сосредоточенное лицо озаряет её свет. Ты словно всем своим видом говоришь: не надо меня бояться, я такой же человек, как и вы, вы можете спросить меня о моей жизни, взять автограф, - и поклонники устремляются к тебе, улыбаясь в ответ.
И я радуюсь, как ребёнок, когда твой сияющий взгляд на миг останавливается на мне, хотя и сомневаюсь, что ты видишь меня. Ты часто смотришь сквозь людей, словно их и нет вовсе, но я всё время убеждаю себя, что я для тебя не пустое место.
Когда человек находится рядом с тобой долгое время, всю твою жизнь, ты привыкаешь к нему настолько, что перестаёшь осознавать реальную ценность ваших отношений. Ты ведь привык к моей нескончаемой заботе, Джаред? Ты оцениваешь всё, как само собой разумеющееся, не отдавая себе отчёта в том, что, возможно, в какой-то миг всё может закончиться.
Когда-то давно, когда мы только – только начали строить планы по поводу нашей собственной группы, тогда я совершил странный поступок, над которым часто смеюсь теперь, вспоминая о своей глупости. Мы как раз познакомились с Мэттью Воктером, который впоследствии стал настоящим другом для нас. Вы были заняты новым проектом, а я чувствовал себя не у дел... Это было неприятно – осознавать, что я вдруг стал значить для тебя меньше, чем тот парень, с которым мы едва были знакомы. И в один прекрасный момент я просто взял и уехал к нашему старому знакомому в Сан-Франциско. Уехал, ничего толком не объяснив, бросив все свои дела. Я думал, ты будешь волноваться обо мне. Я просто хотел проверить, какова будет твоя реакция, позвонишь ли ты мне, чтобы спросить об истинных причинах моего отъезда. Ты не позвонил. Потом я много раз спрашивал себя: неужели, ты действительно поверил моей сказке о просьбе Марка, нашего друга, сделать серию фотографий города?
Я просидел пару дней у телефона, ожидая твоего звонка, но всё было напрасно. Через неделю, правда, телефон ожил. Но это был не ты, а Мэтт, который беспокоился, не случилось ли со мной что-нибудь. Да, это был Мэтт, а совсем не ты, братишка. Я прибыл в Лос-Анджелес в тот же день, потому что дальше ждать твоего внимания было бы глупо. Мы сдружились с Мэттом, мне кажется, он догадывался о причинах моего неожиданного отъезда, потому что временами я ловил его понимающий взгляд. Я ещё тогда решил, что не прощу тебе той маленькой измены, Джей. Я не перестану любить тебя, заботиться о тебе, но всегда буду помнить о том событии.
- Я устал, - тянешь ты, когда мы возвращаемся в автобус. Ха, посмотрел бы я, как ты сказал бы такое там, где наши фанаты разносят ограждения. Думаю, они были бы весьма недовольны. Для них ты должен быть идеальным. Абсолютно.
- Так устал, что хочется сдохнуть. Прямо сейчас, - твой взгляд лениво скользит по серой обивке дивана, которую уже давно пора бы поменять.
- Что тебе мешает? – не отвлекаясь от стопки негативов передо мной, спрашиваю я.
Я ощущаю, что ты улыбаешься. Опять.
- Они, представь себе, - ты киваешь в сторону окна, за которым так и не стих шум толпы.
Наши поклонники – даже они значат для тебя больше, чем я. Но я почти к этому привык.
- Это ведь то, чего ты добивался?
- Нет... не совсем, - твой ответ несколько смущает меня. Подумайте сами, человек много лет пытался вырваться из духоты мира, окружающего его, воспарить к своей мечте, и он смог сделать это. Но теперь он заявляет мне, что всё это – совсем не то, чего он хотел достичь.
- Это как? – немного растерянно проговариваю я.
- Я ведь не хотел чрезмерной славы. Чёрт, да если уж говорить честно – я не вообще её не хотел. Мне просто нужно, жизненно необходимо было заниматься музыкой и...
- И ты надеялся, что это не вызовет отклик у людей вокруг нас? – я усмехнулся. Какой же наивный! – Тогда тебе следовало бы держать всё в большом секрете, Джей!
Наверное, в моём голосе и взгляде возникла некая доля ехидства, потому что он с досадой поморщился и отвернулся от меня.
У входа в автобус послышались голоса.
- Мы вернулись, - торжественно провозгласил Мэтт, забираясь внутрь. Томо следовал за ним.
Снимки вышли забавные: я фотографировал Джареда, когда он этого не замечал - под вспышки камер журналистов и фанатов он не обратил внимания на мои манипуляции с камерой, когда я ждал очередного незабываемого момента, чтобы запечатлеть его. Эту плёнку я закончил на прошлой неделе, даже выкроил пару часов, чтобы самостоятельно проявить её, когда мы остановились в маленьком отеле. Не думаю, что когда-нибудь покажу эти негативы брату. Я хочу, чтобы они остались моими навсегда, хотя бы эти кусочки тонкого пластика, если не сам Джаред.
2.
- Джаред, ты зачем туда залез?! – бабушка встревожена не на шутку, когда её пятнадцатилетнему внуку вздумалось забраться на крышу её двухэтажного домика по неизвестным ей причинам.
- Всё в порядке! – он движется быстро, но аккуратно, стараясь не скользить по черепице.
- Что ты собрался делать там?
- Не волнуйся, я скоро приду обедать! – в глазах Джареда загорается озорная искорка. – Так что можешь разогревать своё рагу!
Он чуть ли не бежит по ровному участку, бабушка хватается за голову:
- Шеннон, иди немедленно сюда! – что есть силы кричит она.
Из-за дома, оттуда, где расположен небольшой сад, доносится приглушённый голос:
- Что стряслось?
- Иди и успокой своего брата! – женщина спешит к крыльцу. – Меня он совсем не слушается!!
Шенн не спеша преодолевает путь от садовой калитки до забора перед домом.
- Джей, ну и что ты там забыл? – яркое солнце мешает смотреть, так что Шеннон ставит ладонь «козырьком», ухмыляясь.
- Лезь сюда, и сам всё узнаешь, - брат призывно машет рукой, одновременно чуть не соскальзывая по скату крыши.
- Осторожно! – уже с тревогой говорит Шенн, направляясь к дому.
На крыше ветрено. Тёплые воздушные потоки обнимают, словно невесомое покрывало.
- Теперь-то ты чувствуешь? – Джаред вопросительно смотрит на брата.
Шеннон молча кивает. Здесь, на крыше, у него возникает приятное ощущение покоя и некоторой оторванности от всего остального мира.
- Правда, здорово? Там, внизу, такого никогда не испытаешь, - мечтательно проговаривает Джаред, прислоняясь к белёной трубе, всматриваясь вдаль.
Шеннон осторожно приближается к краю. Здесь, наверху даже дышать легче, стены не давят, непреодолимое чувство свободы опьяняет, пробегает дрожью по коже. Внизу – чёрная плоть земли. Наверху – чистое голубое небо с редкими прослойками белых тонких облаков.
- Джей, я мог бы прыгнуть вниз... – неожиданно хрипло произносит Шенн, глядя на птиц, резвящихся в вышине. – Ради самой иллюзии полёта и... ради тебя. Мог бы, Джа, правда!
Брат смотрит на него странно, но без удивления или страха. Затем делает шаг, прислоняясь к спине старшего Лето, обнимая за плечи.
- Я знаю, - едва слышно шепчет. – Но – не надо, хорошо?
На губах Шенна – лёгкая улыбка, он слабо кивает, наслаждаясь неожиданным теплом.
***
Я просыпаюсь не до конца, словно парю в чём-то светлом, радужном... Замечательный сон мне приснился. Правда, так было, давно, лет двадцать назад, когда не было ещё никаких «30 seconds to Mars», да, что уж говорить – не было даже планов по этому поводу! Теперь мне кажется, что тогда было лучше, чем сейчас.
Странно, но за окном ещё довольно - таки темно. Слишком рано, чтобы прямо сейчас вскакивать с постели, но мне хочется выпить немного крепкого кофе, чтобы прогнать остатки сна. Он – этот сон – напомнил мне, что мне никогда не вернуться в то прошлое, воспоминания о котором я так бережно храню внутри. Это причиняло боль. Поэтому я резко поднялся, даже голова немного закружилась, и тихо, чтобы никого не разбудить, прокрался на кухню. К счастью, вода в чайнике ещё осталась, поэтому я решил сварить себе кофе на огне, настоящий кофе, со взбитыми сливками, баллон которых я обнаружил в холодильнике. Я окончательно проснулся от одного запаха бодрящего напитка, в который я, к тому же, добавил полплитки горького шоколада и ложку коньяка. На часах было пять тридцать, когда я наполнил кружку густой коричневой жидкостью с белой шапкой.
- Ты чего, Шенн, с ума сошёл? – я вздрогнул, поперхнувшись кофе, и оглянулся.
- Джей!
- Ты на часы смотрел? – он сонно моргает, всматриваясь в моё лицо.
- А ты? Почему ты – то не спишь?
- Ты думаешь, это легко, да? Когда такой чудесный запах витает в воздухе, - шепчет он, бросая взгляд на мою кружку. Затем неожиданно наклоняется и отхлёбывает обжигающий напиток, даже не поморщившись.
- Не знал, – он вытирает губы тыльной стороной ладони, - что ты умеешь такое готовить.
«Ты вообще мало обо мне знаешь» - хочется сказать мне, но вместо этого я тянусь к твоим губам, на которых ещё остались шоколадные разводы. И ведь я точно уверен, что ты осознаёшь этот мой неожиданный манёвр, со всей ясностью воспринимая реальность и происходящее, и... ничего не пытаешься сделать.
«Господи, пусть он ударит меня, хотя бы даст пощёчину, пусть сделает хоть что-нибудь, лишь бы остановить меня!!!!» - кричит всё внутри меня, но ты и не думаешь ничего делать. В твоих голубых глазах неприятная искра издёвки, я вижу, как она вспыхивает ярко весь тот бесконечный промежуток времени, в конце которого я ощущаю знакомый мне вкус кофе с алкогольным оттенком, только в совершенно другой интерпретации.
-Шенн? – Джаред растерянно хмуришься, теребя меня за плечо.- Ты заснул? Говорю же тебе, незачем вставать так рано, ведь ты совершенно не выспался...
Я, наверное, выгляжу немного дико, когда впиваюсь в него взглядом. Он непонимающе смотрит на меня, чуть ли не рукой машет перед лицом, чтобы я пришёл в себя. Да уж, весьма странные фантазии посещают меня сегодня... Или это всё из-за сна?
3.
- Я приглашён на роль! – Джаред врывается в фотолабораторию, пинком распахнув дверь.
Шеннон неторопливо поднимает на него глаза, в которых уже виден смутный интерес. В руках брата толстая чёрная папка со сценарием.
- Мне надо это прочитать к завтрашнему дню, - поясняет Джаред, перехватив взгляд Шенна.
Тот кивает, но молчит, внезапно возвращаясь к просмотру фотографий с последней фотосессии группы. Джаред не выносит, когда его игнорируют. Он подкрадывается к брату, и громко произносит прямо над его ухом, так, что Шенн невольно вздрагивает:
- Не хочешь узнать подробности?
- Подробности? – через мгновение переспрашивает тот. – Да, конечно.
- Это история про наркомана. Двух наркоманов. Нет, трёх, - смешно хмурится Джаред, картинно загибая пальцы. – Всё это достаточно печально, и, мне кажется, там есть, где развернуться...
Шенн задумчиво смотрит в одну точку, стараясь сосредоточиться. Слова брата о фильме совершенно не воспринимаются, в голове неожиданно возникают совершенно посторонние мысли, не имеющие отношения ни к новой роли Джареда, ни к кино вообще.
- ...я буду играть парня по имени Гарри, который...
Шеннон мотнул головой, вызывая ещё большее удивление Джареда.
- Так о чём же?
- Послушай, Джар. Наша группа, ей ведь скоро исполниться два года, а мы, похоже, так и не добились почти ничего за это время.
Джаред в растерянности.
- Я не говорю, что наша музыка плохая или тексты неподходящие. Нет! И я повторю ещё раз – я верю, ты гениален, ты несёшь что-то важное в этот мир. Но скажи мне, Джей, что для тебя всё-таки важнее: кино или наш собственный Марс?
Джаред молчал, ожидая продолжения.
- Я просто хотел спросить, смогу ли я уйти из группы, если вдруг, в один ужасный момент почувствую, что не получаю никакого удовольствия от того, что мы делаем. Что нет эмоциональной отдачи, что всё напрасно. Ты ведь сможешь отпустить меня?
Шеннон, наконец, поднял глаза на брата. Тот стоял, опустив голову.
- Джаред?
- Ты этого хочешь? – едва слышно прошептал младший Лето, так, что Шенн почти не расслышал его слов, но в следующий же миг он стремительно приблизился к брату, в его голубых глазах горел огонь азарта.
- Мы станем первыми, поверь мне, Шенн! О нас заговорят! – в его голосе был невероятный энтузиазм. – Два года – это ведь не срок! Мы так мало сделали за это время, а впереди у нас вечность, у нас всё получится, ты должен доверять мне! Мы выпустим альбом через полгода, и он взорвёт планету, правда, Шенн...
***
Он ещё много тогда говорил. А я почти не слушал, просто наслаждался его вниманием, звуками его голоса, его присутствием. Господи, да этот вопрос мог бы быть банальным блефом, но мне нравилось то, что Джаред поверил в такую возможность, что я смог заставить его волноваться, лишь озвучив одну из своих мыслей.
Через полмесяца брат уехал на съёмки, но я знал, что он вернёшься как можно скорее.
Я всё-таки проспал ещё пару-тройку часов после выпитого мной кофе. Странно, но напиток, который призван пробуждать в человеке бодрость, на меня оказал абсолютно противоположное действие.
Ещё одно воспоминание, которое составляет мою личную коллекцию. Тогда я волновался за группу, а теперь понимаю, что ничто не вечно в этом мире. А ещё я ясно осознаю, что даже если придёт такой период для нашей группы, когда мы решим, что расставание – это лучшее решение, которое даст нам возможность остаться друзьями, то я сделаю этот шаг без сожаления, ведь это я всё равно останусь твоим братом, Джей, что бы ни случилось. Иногда я ловлю себя на мысли, что я хотел бы такого исхода...
Почему-то сейчас мне кажется, что прошлая моя жизнь была намного легче, чем нынешняя. Неужели группа стала причиной нашего отчуждения, или же мы просто выбрали для себя разные дороги? Я не могу ответить на этот вопрос, по крайней мере, сейчас. И не могу понять, почему же я чувствую себя так, словно прощаюсь с тобой...
- Шенн, ты собираешься вставать? Ну, вот, то вскакиваешь ни свет, ни заря, то тебя не добудиться... – с каких это пор ты стал таким ворчливым, бро?
Через мгновение Джаред оказывается около моей полки, гордо именуемой «кровать», и присаживаешься на край. Я погорячился, причислив его к ворчунам! Сегодня брат, похоже, в хорошем расположении духа.
- А что, Мэтт и Томо уже рвутся в бой? – усмехнувшись, спросил я.
Он засмеялся и отрицательно качнул головой.
- Тогда какого чёрта ты привязался ко мне?!
Я успел уловить в его взгляде отблеск смущения, когда он одним движением откинул покрывало с кровати и прилёг рядом, вынужденный прижаться к моему боку из-за малой ширины полки.
- Эй, Джей, ты что творишь! – с притворным возмущением крикнул я, рискуя разбудить ребят, которые, если верить Джареду, ещё вкушали утренний сон.
Во взгляде, обращённом ко мне, мелькнули озорные искорки. Сначала я всерьёз думал, что у меня очередная (вторая за день!) галлюцинация, но приятное ощущение тепла не исчезало, поэтому мои размышления плавно перетекли в новое русло...
***
За окном выл сильнейший ветер, его яростные порывы рвали пожелтевшую листву с ближайших деревьев и целыми охапками кидали её в окна, заставляя стёкла жалобно позвякивать. Шеннон бросил короткий взгляд на циферблат настольных часов, стрелки которых упрямо упирались в цифру двенадцать. Лампа, стоявшая на прикроватной тумбочке, горела достаточно ярко, чтобы можно было различить ровные строки на странице книги. Рассеянно прислушиваясь к стуку садовой калитки и шороху в гостиной, где бабушка штопала одну из своих многочисленных шерстяных юбок, Шенн перевернул страницу. В этот миг особенно неистовый порыв ветра взвизгнул отчаянно, за окном раздался треск и скрежет, а через секунду свет во всём доме погас. Нашарив в кромешной тьме стол, Шенн осторожно положил книгу и сел на кровать. За окном было так же темно, как и в доме, поэтому было трудно определить границу между помещением и внешним миром: казалось, что ты висишь в чётной пустоте, где нет ни верха, ни низа.
Дверь скрипнула неожиданно, когда Шеннон уже начал привыкать к молчаливой тьме.
- Шенн, - в голосе отчётливо проступали панические нотки.
- Джей? Ты почему до сих пор не спишь?
Глаза, уже достаточно привыкшие к темноте, могли разглядеть неясный силуэт около белой стене, которая даже в такой темноте невольно выделялась в окружавшем их мраке.
- Шенн, что произошло? – брат неуверенно движется по направлению к кровати.
- Думаю, что провода оборвались, те, что на улице, - махнул тот в сторону чёрного провала окна. – Или же что-то на станции, ведь на улице настоящая буря...
Он неожиданно замолчал, когда Джаред быстро, словно змея, проскользнул под одеяло, прижимаясь к плечу Шеннона.
- Джей... – немного растерянно.
- Я боюсь, - прошептал Джаред, цепляясь за запястье брата. – Я боюсь темноты. Шенн, пожалуйста, можно я останусь здесь? У меня просто ноги подкашиваются, когда я думаю о том, что мне придётся возвращаться в свою комнату.
Шеннон едва слышно вздохнул и помолчал пару секунд. Но затем, потрепав младшего брата по волосам, тихо проговорил:
- Конечно, никаких проблем, - осторожно прикасаясь к плечу Джареда рукой.
***
Прошлое прочно затянуло меня в свой водоворот, я чувствовал такую теплоту внутри, что не сразу вспомнил, что брат в этот момент точно так же доверчиво прижимался ко мне, правда, причины этой неожиданной нежности с его стороны для меня были не вполне ясны. Ведь тогда он сделал это просто потому, что испугался темноты... или не только поэтому? Я никогда этого не узнаю, наверное, ведь с того вечера прошло лет двадцать. Мне вдруг стало не по себе от этой цифры. Двадцать лет, и с тех пор ты в первый раз повторил свой странный поступок. Что толкнуло тебя на это, Джаред? Неужели, ты вдруг научился читать мысли окружающих тебя людей... Эти двадцать лет пролетели так быстро, что я до сих пор помню то ощущение твоего тела рядом с моим, о котором ты вновь напомнил мне сегодня.
- Хэй, есть кто живой? – сонный голос Мэтта напомнил мне, что мы не одни в этом автобусе.
Через мгновение и его обладатель показался из-за занавески, широко зевая и пытаясь выпрямить затёкшие ноги. Джаред мгновенно откинул одеяло и привстал, потянув гитариста за руку. Этим манёвром он чуть не сдёрнул Воктера с его полки, чем вызвал его недовольный возглас.
- Хватит спать, - притворно - недовольно протянул брат, ущипнув Мэтта за щёку. – Всё, ребята, перестаньте валять дурака, у нас ведь сегодня последний концерт тура!
С этими словами он вскочил и направился в кухню.
Да, сегодня последний день. Я, пожалуй, рад этому, ведь совсем скоро многие смогут увидеть наш автобус на дороге, ведущей к дому. Я могу сказать, что немного устал что есть силы бить по несчастным барабанам, которые безропотно выносят любые мои удары, и я с удовольствием поспал бы в нормальной кровати, посидел бы у камина, не чувствуя по ногами дрожащего днища автобуса. Наверняка, сегодня Томо и Мэтт напьются до невозможности, так, что Джею и мне придётся тащить их на своём горбу. В самом деле, не бросать же их на произвол судьбы, а то группа в миг останется без гитариста и басиста.
Странно, но, сколько бы концертов я не отыграл, всё равно с самого утра у меня словно бабочки в животе, нервы, похоже, стали совсем никудышные, если у меня возникает неприятные ощущения часов за семь – восемь до концерта. И я невольно начинаю выстукивать пальцами свою партию из какой-либо нашей песни. Кажется, это называется «болезнь барабанщика»...
4.
Я всегда полагал, что если бы Джареду вздумалось организовать секту или что-то подобное, то люди – наши поклонники – не задумываясь пошли бы за ним куда глаза глядят, загипнотизированные силой его обаяния. Думаю, они бы поступили так даже против его воли, ведь он не виноват в том, что обладает такой странной способностью притягивать окружающих к себе словно магнит. Он может стоять и молчать, он может дремать... Он может всем своим видом выражать полную апатию, но ведь это никого не волнует! Вокруг него неизменно находится толпа людей на любой вечеринке, где бы мы не появились. Многие оглядываются на него, когда мы просто идём по улицам Лос-Анджелеса, где, как мне казалось, уже никого и ничем не удивить.
Когда мы ещё были подростками, он, кажется, этого и не осознавал даже, оставаясь одним из самых неприметных учеников школы, но позже он понял это, помнится, после того, как мать случайно сказала, что все её подружки, нередко посещавшие наш дом, просто без ума от моего брата.
На нашем последнем шоу я просто ещё раз убедился в своей правоте. Толпа пребывала в трансе, да и Джей вёл себя не лучше. Как он только не изворачивался, чтобы получить её очередной восторженный стон. На миг мне показалось, что люди видят в нём Бога... Мне стало не по себе от этого ощущения, потому что его бешеная энергия становилась губительной в больших дозах, словно наркота.
Когда мы уходили со сцены, все эти люди, там, внизу, пожирали нас взглядами, словно голодные волчата в клетке зоопарка. Тогда мне стало действительно страшно. Неужели мы несём в этот мир что-то не совсем хорошее? Я, как мог, пытался отгонять от себя эти неправильные, на мой взгляд, мысли, когда мы, потные и уставшие, ввалились в гримёрку. К счастью, там был душ.
***
Томо и Мэтт первые влетели в фойе клуба, куда мы направились, лишь только покончили с водными процедурами.
- Им надо отдохнуть, - чуть виновато поглядел на меня Джаред.
Я улыбнулся, ведь у меня не было повода для беспокойства. Наш последний концерт отыгран, сейчас можно позволить себе расслабиться. Когда мы с братом пробрались к столу, там уже выстроилась внушительная колонна из пузатых бутылок с выпивкой.
- Это что ещё? – проговорил Джаред, вертя в руках одну из них.
- Сегодня мы пьём всё изысканное, - заявил Мэтт, наливая всем мартини.
Я вообще-то люблю этот мармеладно – зелёный напиток, но он никогда не приносит для меня полной отключки, просто приводит тело в некое «кашеобразное» состояние, когда, вроде бы, находишься в здравом уме, а вот ноги ватные. Обычно после мартини я начинаю ржать, как сумасшедший.
- Я буду пить только это, - указав на зелёную бутылку, сказал брат. – Не хочу головную боль завтра утром.
- Слабак ты, Джа, - дружески хлопнул его по спине Мэтт. – А вот я намерен напиться до беспамятства.
- Ха-ха, чтобы мы потом тебя тащили на себе, - усмехнулся я. Но, как я уже сказал, сегодня – я не против.
Парни совсем расшумелись, сначала были анекдоты, затем в ход пошло что-то вроде песен, которые они пытали петь заплетающимися языками. Томо, похоже, напился больше всех. Джаред же ещё мог что-то соображать. Я пил стакан за стаканом, но мне почему-то становилось всё грустнее и грустнее. Я неожиданно вспомнил, что дома, в Лос-Анджелесе, брат купил себе отдельный дом, когда мы подписали крупный контракт на альбом, который мы и продвигали посредством этого нашего тура. Сначала мне было всё равно, я думал: «Да, Джей уже взрослый, почему бы ему не обзавестись собственным жильём, где никто ему не будет мешать, где он всегда сможет отдохнуть» Но затем, в тот день, когда он собрал вещи и уехал от меня, мне стало так одиноко, что я готов был волком завыть. Тогда я вдруг ясно осознал, что это та грань, за которой обрывается наша вечная, казалась бы, связь, которая соединяла нас с самого детства. Я понял, что перестал быть нужен ему настолько, насколько сам нуждался в нём. Конечно, он часто приезжал ко мне, просто так, без всяких предупреждений, но со временем такие визиты становились всё реже.
Я был чертовски рад туру, надеясь, что мы вновь будем с ним единым целым. Но – нет. Он уходил с Мэттом мотаться по городкам, в которых мы останавливались на ночь, он спорил с Томо о звучании, но мне он редко уделял больше пяти минут, поэтому все мои надежды были напрасны. Теперь наш тур окончен, и я снова вернусь в своё одиночество.
- Шенн,- взгляд у брата был не то чтобы совершенно трезвым, но он, по крайней мере, мог самостоятельно передвигаться да и говорить связными предложениями, чего нельзя было сказать о Томо и Мэтте, которые уже чуть ли не храпели, привалившись к столу.
- Похоже, нам, как всегда... – он указал на ребят. Я кивнул. Так, как и всегда.
Я немного запыхался, когда мы дотащили Мэтта и Томо до автобуса. Всё-таки они – взрослые мужики, в каждом из которых не меньше восьмидесяти килограмм веса, к тому же они выше нас. Кое-как протащив их по ступеням в тёмный проём, мы с Джаредом взвалили их на полки, и устало присели на мою кровать, пытаясь отдышаться. Ведь всё-таки мы тоже пили в клубе.
Джаред приобнял меня за плечи, опустив голову. Я вздохнул. Завтра нас уже будет разделять пара районов города, и нельзя будет так просто увидеться. Я вдруг вздрогнул, почувствовав дыхание Джареда на своей небритой щеке.
- Джей? – прошептал я, не смея шевельнуться.
Он молчал. Затем его губы прикоснулись к коже где-то в районе шеи. Проведя языком влажную дорожку до уха, он осторожно прикусил мочку, затем отпустил, продолжая свой путь к моим губам, накрывая их поцелуем. Я не мог ответить, я просто не мог пошевелиться, пытаясь избавиться от непрерывного потока мыслей, который бешено мчался в моей голове. Язык Джареда без всякого разрешения проник в мой приоткрытый рот, когда я протестующе упёрся руками в его грудь.
- Джей, не надо... – он отпрянул от меня, сразу же оказавшись на другом конце полки.
Я тут же пожалел о своих словах, чувствуя, как он сверлит меня взглядом. Просто... это было так неожиданно. Чёрт, Джаред, ты сейчас не то думаешь!
- Прости, - говорит он, и голос его полон отстранённого безразличия. Я, идиот, всё испортил...
- Джей... – я пытаюсь остановить его, но он стремительно проскальзывает к выходу из автобуса и растворяется в ночной тьме. Я следую за ним, опаздывая лишь на пару мгновений. Но его и след простыл.
- Джаред! – выкрикиваю я в молчаливую пустоту. Конечно же, ответа не последовало.
5.
Я всегда отдавал себе отчёт в том, что люблю своего брата. Люблю его странной и, наверное, неправильной любовью. Люблю его тело и душу, люблю смотреть на него, прикасаться к нему, люблю его тепло, когда он рядом, люблю смотреть на него, когда он спит, люблю любить его. Это грех, но меня никогда это особо не волновало, ведь я смог всю свою жизнь контролировать себя, почему же не смогу и дальше? Теперь мои убеждения несколько пошатнулись, после этого поцелуя. Мне ни в коем случае нельзя переступать черту, иначе может случиться непоправимое. Джей, пожалуйста, не толкай меня на то, в чём мы потом оба будем раскаиваться...
***
Утро было хмурым. Томо и Мэтт без сил лежали на кроватях, уставившись в потолок взглядом, полным апатичной безысходности. Мне бы их заботы...
- Чёёёрт... Зачем было так нажираться? – вопрос был явно риторическим.
Томо с явным усилием оторвался от созерцания потолка и посмотрел на Мэтта.
- Одно утешение, - пробормотал он. – Не одному мне так хреново.
Мы ехали домой. Не смотря ни на что, это было приятно. Вчера вечером я слышал, как Джаред вернулся в автобус, примерно через час после того неловкого эпизода. С утра он так и не сказал мне ни слова, хотя мы и встали почти одновременно и даже вместе чистили зубы в тесном закутке у входа в кухню.
Я понимал причину его отчуждённости, но всё-таки, разве это честно: он почти игнорировал меня в течение последнего года, а теперь вдруг полез целоваться. Он что, думал, что я кинусь ему на шею, стоит ему лишь бросить взгляд в мою сторону? Я не такая тряпка, бро.
За окном проносились холмы, фермерские поля и дома, кустарники... Скоро, совсем скоро эта картина сменится другой: дороги большого города, его непрерывно текущая деловая жизнь. Шум шоссе за окном, запах бензина и резины покрышек, редкие островки зелени в царстве раскалённого асфальта и железа. Словом, Лос-Анджелес собственной персоной. Людный и тесный город, который я по-настоящему люблю.
Чуть хмурясь, я всматриваюсь в даль, на застывшие в синеве неба белоснежные клубы облаков, которые лениво тянуться вслед за нами. За спиной – голоса. Похоже. Томо и Мэтт смогли - таки встать, чтобы добраться до бутылок минералки и аспирина.
Он понимающе кивает, хотя, может быть, и не верит моим словам до конца.
- Подумываю, может куда податься, отдохнуть, - неожиданно выдаю я, краем глаза заметив Джареда, который копался в своей сумке.
- Да? – Мэтт, кажется, слегка обескуражен моим неожиданным признанием. – Что ж, хорошая идея...
В его голосе растерянность. Я не обращаю на это внимания, я слежу за братом. Тот замирает на миг, но затем продолжает искать что-то в сумке, как ни в чём не бывало.
- Ага. Хочу съездить на восточное побережье, к атлантическому океану. Куда-нибудь в тихое местечко, но не слишком далеко от большого города. Около Нью-Йорка. Или Вашингтона. Я ещё не решил.
Кажется, Мэтт с его чёртовой проницательностью начинает догадываться, что я пытаюсь играть на публику в лице Джареда, но я уже вхожу в раж, даже не делая попыток остановиться.
- Так если скучаешь по Лос-Анджелесу, почему хочешь уехать? – неожиданно подлавливает меня Мэтт.
Чёрт, Мэтт!! Ну, какого... Сам виноват, вообще-то. Заварил кашу...
- Да, ладно тебе, не привязывайся ты! – я улыбаюсь и несильно толкаю его. – Это ведь пока только в планах.
- Хм... – подозрительно смотрит он на меня, но отходит в сторону, не говоря больше не слова.
Что-то я перегнул палку. Зачем было так увлекаться?
***
Осторожно сжимая в кармане гладкий металлический ключ, который напоминает о старинных замках с тяжёлыми висячими замками, я шёл по тёмным улицам с редкими светлыми пятнами фонарей. Один. Автобус был загнан в гараж при студии звукозаписи, где наш альбом увидел свет. И мы, словно чужие, тихо разошлись. Каждый – своей дорогой. Моя грусть куда-то улетучилась, а на её место пришло большое и размытое Ничто.
Металл приятно холодил ладонь, словно напоминая, что я скоро буду сидеть на удобном широком диване, глотая горячий ароматный чай, и смотреть какой-нибудь сериал для полуночников.
Моросил мелкий дождик, который навевал мысли о тумане. Он приятно овевал разгорячённое лицо, оседал на волосах и ресницах. Наверное, я выглядел забавно.
Подойдя к каменному крыльцу, я провёл рукой по деревянным перилам и бросил взгляд на молчаливый фонарь у входа. Я его зажигал по вечерам, когда Джаред переехал. Сбросив с плеча надоевшую сумку, я присел и, нашарив в кармане куртки пачку сигарет и зажигалку, не торопливо закурил. Вот я и дома.
От автора: не слишком люблю песню Hunter, да и слушаю её редко. Однако именно при её прослушивании родилась идея. Мерзкий и мрачный фик, предупреждаю сразу. Бред сумасходящего.
Ни один солнечный луч не проникнет в мой дом – я заклеил все окна чёрной изолентой. Я не хочу осознавать, что там, на всей остальной части Земли, жизнь всё ещё продолжается, хотя тебя уже нет со мной. А я-то думал, что наступил конец света, а всё осталось по-прежнему. Солнце не стало сверхновой, льды Арктики не растаяли, Земля продолжает своё неспешное вращение.
Я забыл вкус воздуха и воды. Я не представляю, сколько времени провёл в этой клетке, в которую добровольно заточил себя. Я уже не смогу вспомнить, где оставил ключи, которыми запер дверь изнутри. Всё, чем я живу – это твой голос на пластинке, обречённой на вечное движение там, в тёмном нутре плеера. Тягучий вязкий, этот голос наполняет моё тело внутри, словно пустую бутыль, забытую на пыльной полке. Я – кукла, которой управляют не руки живого человека, а голос мёртвого. Он проходит электрическим зарядом по венам, в которых уже нет крови, заставляя жить. Мой мозг разрушается под давлением музыки, от которой иногда дрожат стены. Моя плоть плавится, тлея медленным синим огнём.
Моё сердце больше не способно чувствовать, даже боли вход закрыт. Там, слева, нет уже ничего, лишь обугленный кусок плоти, который слабо трепыхается в конвульсиях. Я всё знаю...
***
Между твоей спиной и стеной всего лишь шаг. Ты так похудел, что похож на скелет, одетый в обноски. Жутковатое сравнение, но так оно и есть.
- Шенн, отойди от меня, - ты стараешься говорить спокойно, но я слышу в твоём голосе что-то постороннее, что-то, что настораживает меня.
Я и не собираюсь уходить, даже делаю ещё один маленький шаг в твоём направлении. Ты резко вдыхаешь, словно я ударил тебя. И упираешься руками в мою грудь.
- Отойди, бро... Пожалуйста.
Теперь уже мольба. Ты даже не представляешь, как меня это заводит. Твоя беззащитность передо мной заставляет сердце биться где-то в штанах, как бы нелепо это не звучало.
- Всего один... – шепчу я, невольно прислоняясь к стене.
Отрицательно качаешь головой, словно ещё надеешься, что я одумаюсь.
- Всего один поцелуй, Джей, - как будто девчонку на первом свидании уговариваю.
Ты вздыхаешь обречённо, закрываешь глаза и подставляешь щёку. Наивно и... глупо. Джей, ты дурак.
Я подхожу вплотную и жадно приникаю к твоим губам. Ошеломление. Возмущение. Ты пытаешься вырваться, ведь ты не допускал и мысли, что я могу нарушить правила. Но теперь-то ты попался, бро. Я тебя так просто не отпущу.
- Отвали, Шенн!!! – ты отталкиваешь мне со всей силой, вытирая губы рукой. – Пошёл в задницу!! Не смей ко мне приближаться!
Я смеюсь в голос, засовывая руки в карманы. Хватит истерить, это нелепо, Джаред. Я всё равно подойду ещё ближе. Я упираюсь руками о стену, отрезая пути к бегству. Чуть подаюсь вперёд.
- Мэтт!!! – ты надеешься, что кто-то услышит тебя здесь. Нет, бро, все уже ушли из студии, ведь наша репетиция закончилась.
- Мэтт!! – поражаюсь твоему упрямству и сильно удивляюсь, когда сильные руки хватают меня за плечи, отшвыривая в сторону. Чёрт, а ведь его крики были ненапрасными.
- Так и знал, что будет что-то в этом роде, - слышу голос над ухом, а затем очередной удар отбрасывает меня к противоположной стене.
- Какого хрена ты тут делаешь, Воктер? – я поднимаюсь, шипя от боли в вывихнутом плече. Сильно он, всё-таки, меня стукнул. – Тебя всё это не касается.
- Я тебе поражаюсь, Шенн. Когда ты успел стать такой скотиной? – спокойно проговаривает он, успокаивающе глада Джея по плечу. Сладкая парочка, нах*.
- Спроси у своего ненаглядного любовничка, которого ты так старательно опекаешь. Бежишь на его зов, стоит лишь ему рот открыть. Только однажды это ему не поможет. Когда-нибудь тебе надоест строить из себя няньку для этого малютки, - чуть прихрамывая, я прошёл к выходу, по пути ущипнув Джея за щёку.
Дверь долго не поддавалась, но, едва открыв её, я выскользнул в коридор. Уже здесь стоял холодный воздух, который проникал в помещение с улицы: в этом году зима выдалась не слишком тёплая. Белесые облака застывали в воздухе. Свет тусклых фонарей забавлялся с моей тенью, то вытягивая до невероятных размеров, то смехотворно укорачивая.
***
У меня немеют ноги и руки, я почти не чувствую своё тело, оно стало обузой, хочу, чтобы оно растворилось в звуках твоего голоса, как и мой разум. Вкладываю все оставшиеся силы в то, чтобы просто пошевелить пальцем. Не выходит: только руку скрутила жёсткая судорога. Так даже лучше. Мне нравится это. Ведь я всё знаю...
2.
Признаться, я не помню, когда началось моё помешательство. Я стал фанатиком, готовым умереть по одному твоему слову. Моё тело охватывал огонь всякий раз, когда ты неосторожно касался меня в узком коридоре, когда игриво гладил по ноге под столом во время очередной конференции, сжимая руку на моём напрягшемся члене, всячески издеваясь надо мной. Я чувствовал, что мой мозг плавится, что моё сердце болезненно сжимается, когда ты в очередной раз поддразниваешь меня. Ты всё делал намеренно, неужели, ты думал, что я не стану обращать внимания. Мне нужен был лишь лёгкий толчок, чтобы эта лавина накрыла меня с головой. Так почему ты, Джей, обвиняешь меня в последствиях своих действий? Я не виноват, что моя любовь выросла в кровавую уродливую розу с кинжалами вместо шипов.
И ты сильно испугался, когда понял это. Я начал ответное наступление, и это тебе не понравилось. Тебя пугало то, что я тенью следовал за тобой, куда бы ты не пошёл, и ты предпочёл спрятаться за широкую спину Мэтта, который всегда любил тебя, так нежно и ласково целуя и обнимая. Он тебя любил, а вот тебе было совершенно наплевать на его чувства, ты просто бежал от меня, бежал от проблем, которые сам и создал. Урод. Я ненавижу тебя до боли, ненавижу, хоть и люблю. Моя любовь – фанатичный огонь в моих глазах и вечное, непреодолимое желание доставить тебе боль, равносильную моей. Ты прикидываешься слабым, чтобы Мэтт в очередной раз защитил тебя от меня. Но я-то знаю, какая ты на самом деле блядь. Ты тиран, ты одержим навязчивой идеей. Ты хочешь, чтобы все поклонялись тебе, расстилаясь по земле, чтобы ты мог пройтись по этому живому ковру из тел. Ты мерзкая тварь, я хочу уничтожить тебя. Я хочу видеть твои мучения, чтобы твои глаза чернели от боли, а тело изгибалось, словно резиновое. Я схожу с ума, думая о тебе. Потому что ты всё-таки захватил меня в плен.
Я ушёл не так далеко, когда услышал за спиной приближающиеся шаги. Сначала я подумал, что это Мэтт решил преподать мне очередной урок за то, что я приставал к его мягкой подстилке. Но увидел Джареда, что было ещё хуже.
- Нееет, - простонал я, прикрывая глаза рукой.
Он ухватил меня за руку, вынуждая остановиться и повернуться к нему лицом. Его издевательская улыбка поразила остриём прямо в сердце.
- Ты уже не хочешь?.. – прошептал он, медленно расстегивая замок моей куртки и проводя рукой по груди.
- Отвали, - прошептал я, выдыхая. Нет. Я должен себя контролировать. Нет, нет, нет!!
- Ты ведь хочешь, я вижу, - он сделал ещё один шаг, обвивая руками мою талию под курткой, прижимаясь сильнее, обжигая дыханием щёку, сильно прикусывая кожу на шее.
- Пошёл прочь!! – крик разбивается о бетон стен. Он толкает меня в тёмный переулок. Дышать так больно, что хочется кричать, лишь бы с криком выплеснуть эту боль. Стена жестко впивается в спину.
***
На улице идёт дождь. Я не вижу, как капли стекают по грязному стеклу, но я слышу его похоронный мотив. Я уже не помню своего лица: единственное зеркало в ванной тоже покрыто двойным слоем чёрной плёнки. Я не помню и твоего лица: слушая твой голос, я забываю обо всём на свете. Кто я, где? Человек ли я или осколок стекла, который тонет в луже серой воды, глядя сквозь её толщу на бледное небо? Я чувствую, как от неосторожного движения рот наполняется горьким вкусом крови. Она лениво смешивается с холодной вязкой слюной, медленно стекая по пищеводу, словно слизь.
Стены наползают на меня бесформенной вспененной массой, душат, но я не реагирую на это. В моей голове звучит лишь музыка, перемешанная со словами, которые ты когда-то сочинил. И меня уже не волнует, о ком ты думал, чертя красным строки на белой бумаге.
Потому что я знаю...
***
- Хватит сдерживать себя, - ты проводишь ладонями по моим бёдрам, заставляя меня вздрагивать, подаваясь вперёд.
- Так бурно реагируешь на мои прикосновения, - ты словно говоришь это для себя, тихо, почти неслышно, в то же время не забывая неторопливо приводить меня в неистовство.
Давление увеличивается, желание становится невыносимым, таким, что я грубо отталкиваю тебя, в тот же миг прижимая к грязной стене, вдавливая в камень всем своим весом. Снова страх внутри тебя, он вырывается на волю через дрожащие руки, рваное дыхание... Ты меня не остановишь. Я буду разрывать твоё тело на части, пока ты не будешь молить о пощаде, но и тогда я не перестану, пока не достигну болезненного взрыва внутри твоего тела. А потом отшвырну тебя, словно тряпичную куклу и оставлю умирать здесь, в этой грязи и холоде, а ты будешь протягивать руки мне вслед, но я не оглянусь, никогда не оглянусь, чтобы увидеть твоё белое как мел лицо.
Рывком сдёргиваю твои джинсы до колен, одновременно путаясь в застёжке собственных. Проникаю грубо, как только могу, так, что самого пронзает стрела боли. Но она не сравнима с твоей мукой, ты кричишь громко, крик отражается от стен, дробиться, наполняет голову битым стеклом и кровью, которая пропитывает синюю джинсовую ткань. Отвратительное удовольствие наполняет, словно жидкая чёрная грязь, которая течёт через край, оставляя разводы на лице. Тело содрогается, отпуская, снимая напряжение, бьёт по глазам белой вспышкой до боли, до крови. С отвращением отталкиваю от себя обмякшее тело и разворачиваюсь, чтобы уйти, на ходу застёгивая джинсы.
- Трахнул брата и доволен, да? – сорванный хриплый голос наждаком разрывает воздух. – А жить теперь с этим сможешь?
Слова точно в цель, словно снайпер стреляет.
- Будешь ночью видеть моё искажённое лицо и реки крови, которые затопляют всё вокруг. Будешь плакать и просить о прощении. И биться головой о стену, лишь бы эта боль ушла.
Его фигура, словно сломанная кукла, обозначалась в углу, где стены покрывали тёмные пятна и разводы. Меня передёрнуло от этого зрелища, я стремглав бросился к тусклому свету фонарей на дороге, а вслед доносился натужный смех, словно карканье ворона.
***
Я не знаю, сколько мне лет и чем я занимался раньше. Были ли у меня друзья, или я вечно пребывал в этой темноте, забыв человеческую речь? В желудке – клубок переплетённых змей, которые постоянно двигаются, разрывая клыками нежную ткань, протискиваясь между эластичными мышцами, двигаясь под тонкой плёнкой кожи. Горло словно сдавлено раскалённым металлическим обручем, который впивается в плоть с радостным предвкушением близкой крови. Но мне всё равно – твой голос приказывает не реагировать на провокации, я покоряюсь этому приказу. Звук на миг искажается, видимо, заезженная пластинка долго не выдержит, блестящую поверхность покроет сеть трещин. И я знаю, что тогда я умру. Ведь только твой голос – кровь в моих венах, электрический разряд, заставляющий меня жить.
3.
Обдирать костяшки пальцев, что есть силы ударяя по барабанам. Я убеждал себя в том, что это поможет мне отвлечься. Да, помогало, но стоило лишь мне отшвырнуть обломки очередных палочек в сторону, как всё начиналось снова: кровь, крик, который до сих пор стоит в голове, съёжившаяся фигура у стены. Снова и снова, словно старый фильм ужасов, прокручивается в голове, каждый раз всё отчётливее проступая в мыслях и возникая перед глазами. Расцарапывать старые раны, лишь бы с помощью этой боли убежать от воспоминаний. Царапать шершавую стену, обламывая короткие ногти, оставляя бурые полосы на бетоне. С трудом глотать пищу, чтобы через мгновение выплеснуть серо-коричневую массу в унитаз в туалете.
Забываться коротким сном, в котором снова видеть его лицо, перекошенное злобной гримасой. О, Господи, от этого хочется умереть!
Когда оставаться дома стало невыносимо, где любаяслучайная тень вызывала из памяти ярчайшие образы, я, накинув куртку, вышел в морозную ночь. Снег падал мелким крошевом, тая, попав за ворот куртки. Глубоко вдохнув, я почувствовал, что головокружение постепенно проходит. Лицо горело лихорадочным жаром, а тело морозило, словно при гриппе. У калитки застыла тёмная фигура, которая вызвала волну панического страха во мне. Человек помахал рукой, приглашая подойти. Против моей воли ноги сами понесли меня к забору.
- Вижу, тебе несладко пришлось, - Джаред крепко ухватил меня за рукав. – А хочешь ещё?
Я почувствовал, как на спине выступил холодный пот. Да он сам Сатана, дьявол в обличии человека. Меня трясло, я не мог вдохнуть, когда он приблизил своё лицо к моему, накрывая губы поцелуем.
Машина выехала из-за угла неожиданно, её огни на миг ослепили меня. Всё, что я сделал, так это толкнул его так сильно, как только мог. А затем – его тело смяло, расплющило, скрутило, словно кусок каната. У меня чуть сердце не разорвалось от визга тормозов. Заледеневший асфальт пропитался кровью, в луже которой лежало изогнутое под неестественным углом тело. Машина умчалась, словно её и не было. Водитель, наверное, был в шоковом состоянии. Я неуверенно сделал шаг, словно только вчера научился ходить. Мой мозг слишком медленно осознавал происшедшее. Я убил его. Он мёртв. Достигнув тела, я приподнял его за плечи, когда вдруг услышал тихий хрип. Он ещё был жив. Достав телефон, я набрал 911.
***
Я никогда не верил россказням о том, что разум, мол, может разрушить тело, коли пожелает. Я думал человек не может совершить самоубийство, не прибегнув к вспомогательным средствам. Теперь я понял, что ошибся. Я убиваю себя медленно, методично, я чувствую каждую клетку, которая заканчивает своё существование. Сколько времени мне ещё ждать? Сегодня ли, завтра – это случится неизбежно, потому что я так страстно хочу этого. Когда-то давно кто-то приходил к двери, стучался и выкрикивал бессмысленные фразы, напрасно надеясь, что я открою. Скоро я буду в этом кресле валяться куском гниющего мяса, а мухи или червяки сожрут эту плоть под звуки твоего голоса. Он будет вечен во мне – даже после смерти моя душа в аду будет гореть в огне под сладкий мёд твоих песен.
***
Яркий свет неприятно резал по глазам, вынуждая сильнее надвигать капюшон. Какой смысл сидеть здесь и ждать, если он всё равно умрёт. Только время тратить. Мой мозг отчаянно защищался, поэтому выдавал различные глупые фразы, которые зачастую не имели даже отдалённого отношения к ситуации.
- Мистер Шеннон Лето? – медсестра в голубом халате робко приблизилась ко мне.
Я кивнул.
- Прошу вас следовать за мной.
Я послушно поднялся на ватных ногах и поплёлся за девушкой.
- Он вас зовёт, - прошептала она, в её глазах отражался страх.
- Шенн, - он ещё был в состоянии говорить.
Я присел на край кушетки. Мне сказали, что ему сделали операцию, но всё было напрасно. Паренхиматозное кровотечение приобрело стихийный характер, поэтому ничто уже не могло ему помочь.
- Шенн, - в его горле странно булькало. Он задыхался.
Я против воли сжал его руку в своей.
- Прости, - как банально, словно конец мелодрамы, а главный герой словил шальную пулю и теперь его возлюбленная – не мой случай – у его смертного ложа, где он говорит ей последние слова любви.
- Так и должно было случиться, - твёрдо говорю.
Он, как ни странно, кивает.
- Прости, - его пальцы машинально сжимаются.
- Прости, - словно он забыл все остальные слова.
- Прости, - зёленая светящаяся шкала вытягивается в тонкую нить.
И меня вдруг заполняет такая адская боль, словно только сейчас мой мозг осознает происходящее. Слёзы льются нескончаемым потоком, а я кричу, словно раненый зверь, на всю Землю, на всю Вселенную, но никто меня не слышит. Его рука холодеет.
- Ты должен был сдохнуть, Джей, - я больше не верю в свои слова.
***
Моё тело разлагается. Кожа осыпается сероватыми чешуйками. Я живой труп. Твой голос расплывчато намекает, что уже пора. Я не против. Я мечтаю умереть. Умереть, слушая твой голос. Ты тянешь слова, приказывая мне. Я всё понимаю с полуслова, любые твои намёки для меня прозрачны. Почти стекаю с кресла, словно повинуясь внезапному порыву. Мне нужно это, Джей! В твоём голосе недовольство. Ты хочешь, чтобы я подчинялся безоговорочно. Только секунду дай мне - и я снова под твоей властью. Неловкими пальцами, которые гнутся, словно проволочные, отчаянно отдираю уголок изоленты. Там что-то синее. «Это небо» - услужливо подсказывает память. Что-то яркое. Солнце. Его весёлый весенний луч пикой пронзает моё тело, убивая. Там была жизнь, а я жил лишь твоим голосом. Сознание меркнет, последнее, что я слышу – финальный аккорд, на фоне которого твой голос затухает так постепенно, как я моя жизнь.
Дверь захлопнулась резко, отрывисто, безмолвно давая понять, что всё закончилось, ещё даже почти не начавшись. Под руку попала ни в чём не повинная ваза, которая стояла на столе с незапамятных времён, кажется, ещё осталась от матери. Осколки брызнули сверкающим веером, отражая свет от торшера в углу. Чёрт! Он всё-таки ушёл, хотя я был почти уверен, что это всего лишь очередной каприз.
- Шеннон... – тихонько проговариваю я, словно пробуя имя на вкус... Подхожу к двери в надежде, что он стоит там, за этой тонкой перегородкой, прижавшись щекой к теплу дерева, и ждёт... Стоит только повернуть ручку и в очередной раз сжать его в объятиях, прощая, как всегда, лишь за один поцелуй, лишь за возможность коснуться его губ, мягко собирая приятную сладость.
- Шенн... – пустота. Ночь, зима и холодная пустота.
Тихо закрываю дверь, поворачивая ключ. Затем медленно отхожу к столу, с удивлением глядя на осколки на полу... Ах, да, это же когда-то было вазой. Делаю шаг к кровати, рассеянно гладя рукой по мягкому шёлку простыней, который всегда дарил тепло. Прислоняюсь к стене, на которой висят наши фотографии, сделанные братом, вставленные мной в красивые деревянные рамки. Снимаю одну из них, самую, на мой взгляд, удачную, где Шенн так мило улыбается мне сквозь стекло. А я с абсолютно придурковатым видом обхватываю его за талию, прижимаю к себе как можно сильнее.
- Как же я тебя ненавижу, - шепчу и с размаху швыряю снимок на пол. Рамка чуть треснула, не выдержав удара, а вот стекло чудом уцелело. Что ж, это легко исправить. С силой опускаю ботинок на глупую улыбку, которая вмиг скрывается за паутиной трещин. Через мгновение сдёргиваю ненавистные фотографии со стен, ломая крючки, обдирая обои, стёкла жалобно звенят, умоляя о пощаде, но я непреклонен. Подлетаю к кровати, раздирая в клочья тёмную ткань, расшвыривая простыни. Прохожу прямо в обуви по светлой шерсти покрывала, распахиваю дверцы шкафа, кидаю на пол рубашки, шорты, кофты. Они оседают мягкой кучей, а сверху я решительно сваливаю деревянные ящики с носками и прочей мелочью.
Часы, стоявшие на тумбочке у кровати, совершают самоё короткое своё путешествие, которое оказывается последним: детали механизма брызгают металлическими каплями, стекло расцветает уродливым шрамом трещины. Мало, мне всё ещё мало! Диски с клипами и записями разлетаются экзотическими птицами, отражаясь бензиновыми бликами в объективе фотоаппарата. Было очень неосмотрительно оставлять его здесь, Шенн. Пинком отправляя на пол стул, подхожу к столу, ударяя по аппаратуре. Со злобным удовлетворением чувствую, как от боли немеет рука, а на ребре ладони наливается тёмной кровью синяк. Фотик летит в оконное стекло, оставляя на нем сколы и вмятины. Объектив отлетает в одну сторону, всё остальное – в другую. Раздирая в кровь пальцы, взламываю крышку, разрывая вмиг засветившуюся плёнку на части, ломая ногти, впиваюсь в пластмассу, отбрасывая ставшую ненужной крышку в сторону. Останки грустно блестят на полу. Думаю, ты не будешь об этом жалеть, бро.Чуть подустав, лениво тяну за низ оконной занавески, еле-еле уворачиваясь от тяжёлой гардины, которая с шумом валится на пол. «Хватит истерить!» - кричат внутри меня остатки здравого смысла, которые неожиданно принимают облик Томо... или Мэтта, честно говоря, мне было сложно определить. Тяну торшер за шнур, опрокидывая его. Абажур откатывается вглубь комнаты, лампочка же мигает, не желая умирать. Ладно, живи. С полки градом сыплются книги вперемешку с сувенирными фигурками.
- Всё! - кричу странным фантомам, порождённым моим воображением. - С меня довольно! Я больше не собираюсь бегать за ним, цепляясь за руку, словно ребёнок, потерявшейся в праздничной толчее. Хватит. У меня есть своя жизнь, о которой я, по правде говоря, совсем забыл за то время, пока был с ним. Я ведь отдавал ему каждую минуту и всё своё тепло, а ему показалось, что этого мало. Что ж, он всегда сможет найти человека, который сможет дать ему сверх того, хотя, куда уж больше...
Пустым взглядом обводя погром, устроенный мной в комнате, понимаю, что мне совсем не безразлично, что будет завтра. Руки всё в крови, пол усыпан блестящими осколками... За окном валит снег: крупные белые хлопья лениво кружат в воздухе, опускаясь на ветки деревьев, меховым капюшоном накрывая город.
С размаху опускаюсь на большую подушку, которую в порыве гнева скинул с кровати вместе с одеялами и простынями. Раздаётся хлопок, словно из бутылки выбили пробку, и подушка лопается. Её содержимое, подхваченное потоком воздуха, устремляется вверх, под самый потолок белым пушистым фонтаном и неспешно опадает, устилая ковёр, покрывая мои плечи и голову ровным покрывалом. Снег за окном, снег внутри, почему-то это вызывает улыбку, и внезапно вспоминаю, что завтра Рождество. Смеюсь, загребая перья, подбрасывая в воздух, чихаю, когда они падают на лицо, щекотя нос.
Моё сумасшествие прекращает неожиданный звонок. Всё ещё посмеиваясь, спешно хватаю трубку и, внезапно замолчав, не веря своим глазам, смотрю на подсвеченный зелёным дисплей. Знакомый номер приветливо подмигивает с экрана. Никогда не догадаетесь, кто звонит...
Пожалуй, только сейчас я осознал всю отчаянность своего положения. Рано или поздно Шеннон возьмётся за меня всерьёз и вытрясет из меня всю правду о странном поведении Томо. Думаю, он уже что-то подозревает. У Шенна время от времени проявляется не слишком приятная способность видеть меня насквозь.
Уверен, Томо не мог далеко уехать, он бы просто не успел. И вот мы бросились в погоню за гитаристом, словно снимались в дешёвом шпионском боевике. Как же это глупо, Господи! Эта погоня – лишь действие ради действия, но я не могу и помыслить, что буду делать, когда всё закончится. Как я буду смотреть в глаза человеку, которого... Которому... разбил сердце. Почему-то теперь положение вещей кажется мне именно таким.
С чего бы я стал таким совестливым, спросите вы. Да разве я не человек? Наверное, нет, если позволил своим низменным желаниям взять верх над моим разумом. Низменные желания... Неужели мой поступок имел под собой намного большую цель, кроме как поставить Томо на место? По-моему, я окончательно запутался. Желание – это слово настораживает меня. Нельзя хотеть кого-то просто так. Под этим должна быть основа, любая, пусть самая невразумительная. И теперь мне надо объяснить эти действия, хотя бы самому себе. Унизить, сделать больно... Зачем? Только лишь для того, чтобы этот взгляд, в котором временами скользит что-то умопомрачительно странное и завораживающее, перестал мучить меня. Что бы навсегда исчезло это неприятное ощущение уязвимости, словно кто-то медленно, но упорно пробирается под маску отчуждения, за которой я время от времени скрываюсь, отделяя её от моего истинного лица. Лица человека, который слишком боится окружающего его жестокого мира, готового наплевать в душу, если только она не скрыта за семью замками. Я не хочу предстать под перекрёстным огнём всепроникающих взглядов без надлежащих «доспехов». Я никому не позволю смыть грим с моего лица.
Но ведь ему не надо разрешения! Он без всяких ухищрений и окружных путей идёт напролом, без хитрости, без интриги, не ждёт моментов, когда я, чуть расслабившись, приоткрываю окружающим дверь в свой внутренний мир. Просто идёт, не скрываясь, что для меня намного страшнее, чем все обходные манёвры, с которыми я уже привык бороться, безжалостно пресекая всякие попытки. А с Томо ситуация совершенно другая, мне не знакомая. И я в замешательстве; не зная, что делать, совершил ужасный поступок, думая, что удар в лоб будет самым верным. Ошибся. Не рассчитал. Почти убил человека, который так искренне хотел узнать, что там, под железом брони на моём сердце. Хотя, искренне ли? Никто не знает... Чёртова подозрительность! С каких пор я перестал верить окружающим, когда стал видеть в каждой фразе подвох? Параноик и идиот.
***
Тело настойчиво требовало сна, но это было бы, по меньшей мере, бестактно: завалиться спать в машине совершенно незнакомого человека, который по доброте душевной приютил меня в этой железной коробке на колёсах.
Я закрыл глаза. Откинулся назад, чуть вытянув ноги.
- Ты сказал, тебе нужно в Лос-Анджелес? – неожиданный вопрос девушки привёл меня в чувство.
- Да, - не открывая глаз, прошептал я.
- Я не еду до самого города, так что тебе придётся пересесть... через часов шесть, примерно...
Я её даже не дослушал, возвращаясь к своим мыслям. Это, наверное, было не слишком вежливо, но я ничего не мог поделать. Я всё размышлял, суждено ли было тому чувству, которое ещё недавно было где-то внутри меня, перерасти в настоящую, светлую и чистую ЛЮБОВЬ? Странно, что этот вопрос мучает меня по дороге домой, туда, где я, возможно, вновь войду в прежнее русло жизни, просто жизни без группы и Джареда.
Вот снова думаю о нём. Зачем? Только трачу свои душевные силы, пытаясь найти хоть что-то на дне пропасти, в которую он меня так легко столкнул. Но – нет, ни лучика света. Просто сероватый туман.
***
Шеннон медленно встал с кресла, пытаясь размять побаливающую спину. В автобусе стояла тишина, но его этим обмануть уж точно было нельзя. Старший Лето знал, что его братишка всё ещё смотрит в непроглядную тьму за окном, пытаясь разглядеть там машину, на которой уехал Томо.
- Ты ведь не спишь, - утверждение.
Закрыв глаза, его не обманешь.
- Нет, - шёпот, чтобы не разбудить Мэтта, который, похоже, спит по-настоящему.
- Скажи мне, Джей, за что ты так его ненавидишь?
О ком речь – это так очевидно.
- А, Джаред? Скажи, почему. И ещё. Это ведь ты виноват в его бегстве?
- Я боюсь.
Замешательство в тёмных глазах – не понял ответа.
- Я его боюсь, Шенн. Я ненавижу, потому что боюсь. Потому что с ним трудно играть роли, которые я сам себе придумываю. Он не верит моим маскам, которые я создаю...
- Я тоже, Джа. Я знаю твоё истинное лицо, поэтому не верю.
- Не сравнивай себя с Томо. Тебе я доверяю, ему - нет. Он ломает стену, которой я себя окружаю, он посягает на мою безопасность.
- И в этом причина?..
Да, - кивнул Джаред, сосредоточенно вглядываясь в ночную тьму.
- Тогда зачем мы его ищем? Может быть, эта идея была бессмысленной? Или ты, Джаред, настолько слаб, чтобы дать ему понять тебя, настолько слаб, что боишься рассказать ему о своих слабостях?
- Я виноват.
- Только вина?
- Нет. Возможно, что-то ещё.
12.
Квартира встретила меня неприветливо, словно уже и забыла, кто я – её хозяин. Темно и даже страшновато. Плотные шторы задёрнуты. Я отрезал себя от мира.
Пятнадцать часов дороги вымотали меня окончательно. Поэтому я положил гитару на пол и почти ползком добрался до кровати с чёрными простынями. Мысль о том, что скоро сюда нагрянут ребята, просто не успела пробиться в мою окончательно отупевшую голову. Прохладная ткань доставила не наслаждение, как я ожидал, а всю ту же боль, которой в последнее время успела пропитаться каждая клетка моего тела. Я чувствовал, что если немедленно не засну, то закачусь в невероятной истерике со всеми вытекающими последствиями. Нервный смех бродил где-то внутри, но я не позволил ему вырваться наружу, почти усилием заставляя себя успокоиться и спать.
Моя прежняя жизнь никогда не вернётся обратно. Я этого не допущу. Мои воспоминания ещё слишком свежи – было бы слишком больно вновь опуститься в безнадёжность и бессмысленность, когда жизнь не даёт отдачи, когда ты словно разговариваешь с пустотой. Я видел, что все мои усилия напрасны – жить стало скучно. Творчество не давало эмоциональной разрядки. Я видел, что ребята из моей прежней группы всё реже приходят полным составом на репетиции, ссылаясь на плохое самочувствие и странную фразу «о нехватке времени». Я знал, что вместо подготовок к редким и безуспешным концертам, они проводят время в тёмных душных подвалах, насыпая друг другу щедрые горсти капсул или порошков. Кто-то уже перешёл к шприцам. Это было страшно – наблюдать, знать, но не иметь возможности как-то прервать этот замкнутый круг. Я хочу жить в полном смысле этого слова.
Тяжёлый, полный странных образов и теней, сон душной волной накрыл меня.
***
- Мы уже столько времени трясёмся в этой коробке! Джей, надо бы подумать о привале, ведь Боб до сих пор толком и не спал!
Джаред бросил на брата взгляд, полный усталости, и кивнул. Он и сам чувствовал себя не лучшим образом. Нервы были на пределе, ещё чуть-чуть – и можно окончательно доконать себя беспрерывными мыслями о Томо. Словно навязчивая идея, которая наполняет каждую минуту.
За окном рассветало – густая ночная тьма рассеивалась, уступая место тусклым сумеркам. Прислонившись к холодному стеклу, Джаред закрыл глаза, пытаясь расслабиться и заснуть. Стекло неприятно холодило, мешало, отвлекало, но младший Лето всё равно задремал, балансируя на грани сна и действительности. Скоро они продолжат путь, ведь осталось не так уж и много...
13.
Когда я открыл глаза, то мен ослепила царившая в комнате тьма. Похоже, была глубокая ночь. С момента моего приезда прошло не так уж много времени, всего несколько часов. Сон не помог мне: в больной голове отдавалось каждое неосторожное движение, стоило лишь пошевелиться. Притянув колени к груди, я лежал на боку, ощущая щекой прохладу шёлка. Странно, но даже фонари на улице не горели. Кромешная тьма. Словно космос, только вот без звёзд. И абсолютная пустота внутри, безмыслие...
Сосредотачиваясь на боли, ты лишь тем самым усиливаешь её. Нельзя обращать внимание на боль, нельзя на ней концентрироваться – станет только хуже. Но в тот момент я чувствовал только эту нестерпимую ломоту, не в силах отвлечься на что-то другое. Всё вокруг вымерло.
Соскользнув с кровати, я добрался до выхода в коридор, который вёл в кухню. Пройдя несколько шагов, держась рукой за стену, я щёлкнул выключателем. Вспышка света немедленно взорвалась в голове гранатой. Свет лампы был тусклым, непонятного грязного цвета. В углу помещения стоял большой белый шкаф. Там, я помнил, хранились какие-то медикаменты, аспирин, что ли...
Первое, что попалось под руку, были таблетки невероятного бирюзового цвета, такого интенсивного, что я с минуту всматривался в их бесконечную сочную голубизну, не веря в такое буйство красок. Или же они были красные... Думаю, что на фоне боли у меня развился дальтонизм.
Их было много, они заполняли ладонь приятной массой, словно вода из океана, которую часто показывают в рекламе. Вроде бы её подкрашивают на компьютере...
У них был приятный вкус. Что-то не слишком приторное, но сладковатое, словно джем, которым мама баловала меня в детстве. Никогда бы не подумал, что у лекарств может быть такой приятный вкус. Потом было что-то мятное, мягкое, успокаивающее. Медленно опустившись на пол, я с удивлением рассматривал лампу, которая теперь светилась зелёным и кружилась в неистовом танце. Мне тоже хотелось танцевать. А ещё играть на гитаре так, чтобы поднять на уши весь дом, чтобы Джаред даже на другом краю земли услышал, чтобы понял, что не зря взял меня в группу. По коже пробегала несильная дрожь, заставляя поёживаться время от времени, передёргивая плечами. Нервно облизав пересохшие губы, я попытался встать, но лишь бился в слабых попытках, отчаянно цепляясь то за столешницу, то за край железной раковины. Ноги не слушались, и это просто приводило меня в ярость.
***
- Томо!!! – крик был слишком громким для такого раннего часа, когда все благочестивые граждане ещё наслаждаются сном, не думая о заботах наступающего дня.
- Не кричи, Джей! Весь дом перебудишь! – чуть тише, успокаивающе.
Невзрачная дверь, обитая чуть стёршейся со временем кожей, была приоткрыта. Джаред осторожно сжал пальцами латунную ручку и повернул её, делая проход шире.
- Томо? – заглянул он в образовавшийся проём.
В ванной текла вода. Вода также текла из ванной. На пол, разливаясь блестящими лужами с бурыми разводами, затекая под плинтуса.
- Наверное, соседей уже затопило, - отрешённо подумал Джаред, разглядывая разводы, чувствуя, как его тело напрягается, замирает от страха. Бурые разводы... словно ржавчина.
Шеннон проскользнул мимо брата, рывком распахивая дверь ванной. На пол вылилась новая порция воды.
- Шенн, стой, - прошептал Джаред, отталкивая брата в сторону. Сделав шаг, ступая на мокрые кафельные плитки, он замер, чуть не поскользнувшись.
Взгляд, полный ужаса, направленный куда-то вверх. Бурая вода на полу, на стенах, в ванной. Кровавая вода, розоватая пена, алые порезы.
Ноги не держат, голова не соображает. Дышать не получается, сколько не приказывай себе мысленно – лёгкие свело от ужаса.
- Томо!! – крик Шенна оглушает, разрывает реальность на куски.
Он подбегает к ванной, пытается вытащить безвольное тело, исполосованное чем-то острым. Ножом! Вот он – в луже уже свернувшейся крови.
- Джей! Помоги! – вдвоём они справятся.
***
Если бы не крик Шенна, я бы так и стоял, созерцая эту ужасающую картину.
Пол был скользким, и мы пару раз едва не упали, пытаясь вытащить Томо из бурой воды. Господи! Да я даже дышать не мог! Бледная кожа с кровавыми насечками, ужас в глазах, хрип, вырывающийся из горла, синие губы, открывающиеся и закрывающиеся в попытке что-то сказать. Его окружало безумие. Это ощущалось так сильно, что в пору было самому сойти с ума.
- Не надо, не надо, - шептал я, словно хотел успокоить его этими словами, словно хотел, чтобы он слышал мой голос. Как будто надеялся, что это сможет ему помочь. Как? Он помнит мой голос только по тем насмешкам, которыми я его осыпал, по тому шипению, которое шелестом разливалось по металлическим стенкам автобуса, он никогда не слышал в моём голосе заботы, дружелюбия, мягкости. И мне стало неимоверно страшно от мысли о том, что он мог бы вообще не услышать моего настоящего голоса, обычного, в котором временами проскальзывает задумчивость, мечтательность, моё истинное я.
Шеннон торопливо искал телефон в ворохе мусора на полу, а я сидел на кровати, придерживая голову Томо ладонями, чтобы он мог нормально дышать. Бледна кожа была исполосована не только в сгибах локтей, но и на запястьях, около ключиц, джинсы по коленями пропитались бурым, пальца рук сочились кровью. Господи, зачем он так изощрённо и методично резал своё тело?
- Скорая? Срочно нужна помощь. Адрес...
***
Я и сам не заметил, как боль телесная целиком перешла в боль душевную, неосторожно царапая свежую рану на сердце. Лампа упала куда-то на пол, и кухня погрузилась во тьму. Однако почему-то я почти чётко различал предметы – белый шкаф, деревянный стол с фарфоровыми выщербленными по краям тарелками и большой кружкой, из которой я раньше пил какао, которое ненавижу. Зачем же я его пил? Странно, но этот вопрос прочно засел в моём сознании, донимая меня, пока я рассматривал предметы на столе. Зажигалка, которая уже давным-давно сломалась, пара салфеток, блюдце с мутной водой и нож. Он был не слишком большой, складной, я привёз его с собой из Детройта, когда ехал на прослушивание. Рукоятка была сделана под кость, что мне чрезвычайно нравилось: он словно грел ладонь, стоило лишь взять его в руку. Я кое-как дополз до стола и протянул руку к ножу. Ощущения совсем не изменились, он был словно белый мрамор, из которого делают скульптуры – тёплый, словно живой. Острое лезвие блеснуло в слабом лучике света, пробившегося сквозь закрытые жалюзи. Влажный блик зайчиком прыгнул по стене. Какое оно холодное, это лезвие, я хочу подарить ему немного человеческой жизни. Осторожно проведя по запястью, я увидел чёрные в полутьме капли. Они проступили быстро, сливаясь со стальными отблесками, скользя по гладкому металлу. Сначала ощущения мне не понравились, даже напугали: кожа немного разошлась, садня и горя, но затем мне захотелось повторить. Рядом со свежей раной возникла другая, такая же тёмная. Пусть кровь заиграет на свету тысячами, миллионами алых блёсток.
Оставляя на полу кровавую дорожку, я преодолел путь по коридору до ванной. Там горел свет. Странно, когда это я его успел включить?
Белый фаянс ванной был таким приятным на первый взгляд, но он был чертовски холодным, так что я решил наполнить ванную горячей водой. Лезвие ножа успело впитать кровь, сделав её бурой, некрасивой. Ещё порез, на другом запястье...
На противоположной стене висело большое зеркало, так что я мог прекрасно видеть, как алые струйки причудливым узором покрывают моё тело, Джинсы намокли в воде, но я смог оживить их парой прикосновений ножом под коленями - они тут же расцвели кроваво-красными экзотическими цветками. Красиво, невероятно красиво. Ударив ножом по сгибу локтя, я ощутил, как безжалостное лезвие вгрызается в плоть. Внезапная слабость в ногах удивила меня. На шее пульсировала вена, выплёскивая тёмную жидкость, которая лилась в воду, превратившуюся из розоватой в насыщенно-алую. Неловко поставленная нога скользнула вбок, подворачиваясь. Удара головой я даже не почувствовал. Просто с внезапно поднявшимся во мне ужасом наблюдал, как свет лампы удаляется, застилаемый кровавой волной.
- Джаред, - прошептал я, чувствуя, как вода наполняет рот.
14.
...Вечер вступил в свои права, многие окна здания горели холодным белым светом ламп дневного света. Джареду всегда казалось, что такой свет угнетает, сам он никогда такой свет не любил, стараясь избегать его. Чисто больничная атмосфера.
Всякий раз, когда Джаред приходил к этим воротам, днём, конечно, входил в осенний сад, открывал белую дверь с безукоризненно чистым стеклом, ему задавали один и тот же вопрос:
- Что вам угодно?
И он раз за разом отвечал, словно заученную скороговорку:
- Я пришёл повидать друга, его имя – Томислав Милишевич.
Врач уходил, возвращаясь буквально через мгновение со знакомой младшему Лето фразой:
- Пациент в плохом состоянии, он не хочет никого видеть.
И так день за днём. Иногда Шеннон приходил вместе с братом, но даже их совместные усилия ничего не давали.
Диагноз был странный – большая потеря крови вкупе с тяжёлым нервным расстройством. Джаред не мог понять, каким образом можно совместить эти два понятия в одно целое.
Мэтт время от времени присоединялся к братьям, но и его угрозы оставались без внимания. Всё было тщетно, поэтому Джареду ничего не оставалось, как пойти на риск: пробраться в больницу под покровом ночи. Ещё за день до этого, когда он в очередной раз пришёл в больницу, то мельком увидел на столе у окна стопки карточек. Одной из них была карта Томо с номером палаты, написанным чёрным маркером.
Дома он и Шенн долго высчитывали, на каком этаже находится помещение. Третий – не так уж и высоко.
Пройти через сад оказалось не слишком тяжёлой задачей, там было пустынно в этот ночной час. Но дальше возникли трудности – забраться почти по отвесной стене пусть и не слишком высоко представлялось занятием опасным. Хотя при более тщательном осмотре Джаред смог найти много неровностей, за которые можно было бы уцепиться. Оставалось надеяться, что при этом по истине альпинистском восхождении не произойдёт какой-нибудь неприятности.
На всех трёх этажах свет был уже потушен, только дежурные ночники слабо мерцали во тьме синеватыми огнями. Осторожно ступая на подоконник первого этажа, Лето всей душой надеялся, что обитатели палаты давно спят и не поднимут панику. Ведь в коридорах постоянно находятся вечно неспящие врачи, которые только и ждут, чтобы поймать ночного нарушителя спокойствия.
Мысли помогали отвлекаться от тяжёлого пути к третьему этажу по белой шершавой стене. Под пальцами чувствовался холодный металл подоконника. Джаред с удивлением обнаружил, что окно палаты открыто, не смотря на морозный воздух, который лениво колыхал белые больничные занавески. Подтянувшись на руках, переводя дыхание, младший Лето чуть присел, чтобы пробраться в палату. И чуть не свалился, встретившись с взглядом Томо. Он в спешном порядке ухватился рукой за раму. Томо сидел на полу у стены, обхватив колени руками, и рассеянно наблюдал за действиями Джареда. Сначала Лето даже подумал, что гитарист не узнал его. Но если бы незнакомый человек залез в палату посреди ночи, любой бы поднял шум. Но взгляд Томо был совершенно бесстрастный, карие глаза казались чёрными в тусклом свете луны.
Спрыгнув внутрь, Джаред чуть ли не бегом поспешил к гитаристу, но замер в шаге от него, не зная, что делать теперь.
- Джаред? – казалось, Томо только что проснулся. – Ты что здесь делаешь?
Его голос был хриплым, словно он давно ни с кем не говорил и подзабыл, как это делается.
Джаред медленно опустился на колени и протянул к нему руку, словно желая удостовериться, что человек перед ним и вправду реален, а не плод его воображения.
- Я за тобой, - прошептал он.
Томо удивлённо посмотрел на музыканта, на его протянутую руку.
- Зачем?
Джаред невольно сглотнул, чувствуя, как горло пересыхает в самый неподходящий момент.
- Ты зачем пришёл? - глаза Томо недобро блеснули, отражая неверный свет ночника. – Уйди, я тебя прошу. Я не хочу никого видеть. А в первую очередь, тебя.
Джаред невольно подался назад. Он никогда не видел Томо таким. И он никогда не мог и мысли допустить, что гитарист тоже может быть актёром, который закроет своё лицо и душу непроницаемой, глухой маской из холодного бездушного камня.
- Я никуда не уйду без тебя. Можешь и не рассчитывать, - ещё одна отчаянная попытка.
Взгляд Томо стал колючим, Джаред даже невольно поёжился. Его взгляд пробежал по бинтам на запястьях и локтях, не скрытых рукавами рубашки. На шее тоже была повязка.
- Я не пойду без тебя, - повторил он, подтверждая свою мысль.
Томо не двигался. Длинная чёлка упала на его лицо, закрывая его от взгляда Джареда.
- Пойдём, - потянул младший Лето его за рукав. – Пойдём, куда ты захочешь.
С этими словами он накинул свою куртку на плечи Томо, осторожно подхватил его под руки и с усилием потянул вверх, силясь поставить на ноги.
- Убери руки. Я и сам в состоянии встать, - процедил Томо, отталкивая Джареда.
Тот покорно отошёл.
- Пойдём по коридору, - прошептал он. – Для меня будет слишком сложно спуститься по стене.
Джаред понимал, что это безумие – идти по коридорам больницы, но выбора не было, поэтому он кивнул, соглашаясь.
Вздрагивать при каждом шорохе, заглядывать за каждый угол – это было чрезвычайно неприятно, но Томо, оказывается, изучил здание достаточно хорошо за прошедшее время, поэтому быстро нашёл служебный выход, который, как ни странно, был открыт.
Томо вышел первым, уже не таясь, глубоко вдохнув холодный воздух. Джаред выбрался вслед за ним.
- Ты сказал, что мы пойдём туда, куда я захочу? – враждебный взгляд был чем-то наигранным, тем, что никаким образом не вязалось с сущностью Томо, ведь ещё не так давно в нём было такое приятное дружелюбие.
Джаред кивнул.
- Я хочу к океану. На побережье, - Томо внимательно посмотрел на младшего Лето, ожидая, что он начнёт спорить. Но тот просто кивнул ещё раз.
15.
Когда обитаешь в четырёх стенах почти без права выхода наружу, поневоле чахнешь от безделья, тоски, осаждаемый собственными мыслями. Страшно, когда человек занимается самокопанием, особенно, когда это длиться с утра до вечера в течение достаточно долгого времени. Я не осознавал полностью, что моё сердце с каждым днём становится всё холоднее, что отчуждённость усиливается. Раньше я почти никогда не пускал в своё сердце ненависть и злобу, считая, что эти чувства разрушают внутренний мир человека. Они ведь не несут ничего хорошего. Раньше... Раньше многое было по-другому, а теперь это всё внутри меня, я сам пригласил тьму внутрь меня, чтобы она вылечила меня. Я словно обледенел изнутри. И если в первый раз, когда я услышал от врача, что меня пришли навестить братья Лето, в сердце ещё вспыхнул слабый огонёк тепла, то в последующий их визиты я больше ничего не чувствовал. Сначала это пугало, затем стало привычным. Я не хотел видеть никого, ни с кем не желал говорить, хотел, чтобы меня оставили в покое. Иногда ночью мне снилось лицо Джареда, его испуганные глаза, его губы, шепчущие что-то успокаивающее, но такие сны приходили ко мне всё реже и реже, словно моя память больше не удерживала их.
Сказать по правде, я сам загонял себя в угол. И если бы я вдохнул полной грудью снова, заставив себя понять, что моя жизнь продолжается, не смотря ни на что, что я могу начать всё с начала, просто вырвать эту страницу из дневника своей жизни и начать новую, то всё могло закончиться гораздо раньше. Меня бы, наконец, отпустили из этого душного белого здания, где даже взгляду не за что было уцепиться, отпустили из тюрьмы собственных мыслей, и я бы начал новую жизнь, такую же, как и та, давно, месяц или два назад. Нет! Лучше! Намного лучше прежней. Стал бы жить только для себя, заботясь только о себе, думая в первую очередь о себе, а не о ком-то другом.
Но, похоже, у меня никогда не получиться жить, как закоренелый эгоист. Вот он, рядом со мной, человек, который разбил меня, словно стеклянную статуэтку. И я снова иду за ним.
Мне хочется чувствовать холодный ветер океана на щеках, просто для того, чтобы забыться хоть на миг.
Листья шуршали под ногами, но я совершенно не обращал на это внимания. Я наслаждался позабытым чувством свободы, жадно вбирая в себя каждую частичку пространства вокруг. Джаред тенью следовал за мной, на какой-то миг я даже позабыл о нём, всматриваясь в далёкие блестящие звёзды. Когда же он споткнулся и довольно громко сматерился, я бросил на него недовольный взгляд, под которым он замер, испуганно глядя на меня, словно совершил какой-то страшный проступок, и теперь я непременно его накажу.
- Очередная роль, да? – едва слышно пробормотал я, отворачиваясь.
Но он услышал. И нахмурился.
- Роль? О чём ты?
Я лишь посмотрел вдаль, скрывая улыбку. До сих пор сопротивляется. До сих пор пытается скрыть. Мне уже не интересно, Джаред. Я обжёгся один раз, больше не хочу. Так что извини, если что не так...
- О каких ролях ты говоришь? – он вцепился в свою куртку, которая была накинута мне на плечи.
- Ты ведь актёр, Джей, - я в первый раз назвал его так. До этого он был для меня только Джаредом. – Только иногда ты забываешь, что здесь не съёмочная площадка.
Оставив его в некотором смятении, я направился к дороге, освещённой тусклыми фонарями. Я ведь хотел услышать плеск волн.
Слышу, что он следуют за мной. Легко вздыхаю. Я в тупике. Что мне делать?
Ветер крепчает: всё-таки холодно на берегу, если уже здесь воздух морозный. Но я всё равно продолжаю путь. Долго, так долго идти. У меня подгибаются колени, да и в голове плещется боль, но шаг за шагом я приближаюсь к цели. Хочется ощутить воду кончиками пальцев. Я уже вижу тёмно-синюю громаду на горизонте. Метров за сто срываюсь с места, бегу к воде, словно маленький ребёнок, чуть ли не смеюсь в голос. Сколько себя помню, я всегда любил воду. Она живая, она движется, она очаровывает меня всякий раз, когда я чувствую солёный воздух, оседающий на коже. Приятно вытащить со дна памяти что-то подобное...
Вода ледяная, она обжигает ладони, а ветер треплет волосы. Я вспоминаю о Джареде: он стоит на ветру в одной рубашке.
- Эй, возьми! – кричу я ему, протягивая куртку.
Он отрицательно качает головой, но я всё же подхожу ближе к нему и передаю ему одежду, буквально впихивая ему в руки, так как он сопротивляется. Ветер с радостью нападает на меня, холодя кожу рук, но я не обращаю на это внимания, бросаясь ему навстречу. Волны мерно оседают на песке пустынного пляжа. Раскинув руки, я неподвижно замираю на самой кромке, границе воды и песка, закрываю глаза.
- Томо, - шёпот около уха. Так близко и неожиданно, что я вздрогнул.
Тёплые руки Джареда легли на плечи, он чуть притянул меня к себе, прижимаясь к спине.
- Ты любишь меня?
В голове всплыл бурый туман, бирюзовый таблетки и гвоздь, впившийся мне под ноготь.
- Нет, Джей. Я не люблю тебя, - я сказал это так спокойно, удивляясь самому себе. Я мог бы прокричать это на всю Америку, чтобы он на собственной шкуре ощутил, какого это – быть в самой заднице, а вместо этого сказал тихо, полушёпотом.
- Томо, ты ведь любишь меня?
Что это ты так разволновался? Да разве у тебя есть что-то там, в груди, то, что бьётся и гонит кровь по венам, то, что болит от неосторожного слова, то, что порой так легко сломать, смять безжалостной рукой, а осколки выбросить в мусорный бак?
- Нет, Джей.
- Прекрати называть меня так!!
Ты отстраняешься, я почти вижу, как на твоём лице отражается довольно глупое выражение, как у ребёнка, которому дали конфету, но обманули: под яркой обёрткой было пусто.
- Всё, что было – испарилось, - я повернулся к нему резко.- Сгорело, оплавилось, как пластик, мне пришлось выкинуть это, чтобы не загрязнять окружающую среду!
Я наступал на него, к тому же имея преимущество в росте, а он съёживался под моим взглядом.
- Всё, нет больше ничего здесь, - я дотронулся рукой до груди. – Финиш. Конец.
Голова закружилась. Всё-таки, я ещё не до конца восстановился после того удара головой в ванной, да и крови вылилось немало...
Я замолчал, пытаясь сфокусировать взгляд на лице Джареда. Ничего не вышло. Картинка множилась, и мне никак не удавалось собрать её воедино. Устало вздохнув, я медленно опустился на промерзающий песок, обхватив голову руками.
Он мгновение стоял, подняв голову вверх, не знаю, что он там высматривал, а затем сел рядом со мной.
- Ведь так не может быть... – проговорил он, чертя что-то пальцем на песке.
Я чуть повернул голову в его сторону.
- Не может быть, чтобы всё так закончилось...
Я совершенно его не слушал, изучая его лицо, всматриваясь в синеву глаз, которая так привлекала меня... когда-то. Возможно, и сейчас привлекает, просто я этого не чувствую. Я соврал, Джаред. Я соврал, что не люблю тебя. Люблю. Так сильно, что от этого больно. Да, я тряпка, полное ничтожество, у которого напрочь отсутствует чувство собственного достоинства. Ты можешь сказать мне это прямо сейчас, если хочешь, но от этого я не перестану любить тебя. Я в тупике. Ты поймал меня.
Мысли отвлекли меня от действительности. Ты молча смотришь на меня, то ли ожидая реакции, то ли задумавшись о своём. Протягиваешь руку, касаясь моей щеки. Нет, перестань, не хочу. Я резко встаю, отряхивая песок с больничных брюк, и с удивлением обнаруживаю, что на ногах у меня – зелёные больничные тапочки. Невольно пробирает смех. Смотрит на меня с немым удивлением, затем замечает тапки и тоже начинает улыбаться.
- Ты ведь вернёшься... в группу?
Я моментально становлюсь серьёзным. Наверное, даже слишком резко, на его лице отражается испуг.
- Да, - твёрдо, ведь знаю, что не проживу без этого. – Вернусь. Мне не жить без музыки.
А в голове крутиться: «Мне не жить без тебя»
Он кивает. Вот и всё, чего я заслуживаю – очередного молчаливого кивка.
Эпилог.
Концерт прошёл на ура. Такого адреналина я не чувствовал уже давно! С момента... а, не важно!
Раздача автографов растянулась на целую вечность, вереница дисков-футболок-фотографий-постеров-самодельных открыток-прочей дребедени была нескончаемой, но я старался держаться. Всё-таки это – моя работа. Я сам выбрал её. Нет, не работа! Это жизнь моя, настоящая жизнь.
Шенн и Мэтт ещё остаются, чтобы сделать пару снимков с фанатками, а я тихо ускользаю в сторону молчаливой громады нашего автобуса. Честно говоря, до сих пор побаиваюсь темноты его металлического нутра. Осторожно забираюсь по ступеням внутрь, едва касаясь стен пальцами. Слишком тесно. По-моему, у меня скоро начнётся клаустрофобия из-за этого узкого пространства, где каждый выдох отражается от стен, создавая неприятный шум. Думаю, отдых – это всё, что мне сейчас надо.
Присаживаясь в пол-оборота на край узкой полки, гордо именуемой «кровать». Чуть раскачиваюсь, глубоко вдыхая, чтобы восстановить дыхание. Неожиданно из темноты возникает рука, которая ложится на моё плечо. Рвано всасываю воздух и почти выкрикиваю:
- Чёрт тебя подери, Джаред!! Ты меня напугал!!!
Он подходит ближе, молча прося прощения за неосторожность. Я с шумом выдыхаю и вопросительно смотрю на него. Сколько бы времени ни прошло, я...
Неожиданно он опускается на колени, всё ещё неотрывно глядя в мои глаза, гипнотизируя меня, словно удав неосторожного кролика. Рука его скользит по моему плечу, затем по запястью, расстёгивая молнию на рукаве, осторожно проводя пальцами по сетке белых шрамов на коже. Он чуть подаётся вперёд, устраивая голову на моих коленях. И даже сквозь ткань брюк я чувствую на колене его тёплое дыхание.
Молчание больше не в тягость, и я рассеянно провожу ладонью по его волосам, перебирая пряди, дотрагиваясь до него осторожно, словно боюсь причинить боль. Каким был, таким и остался.
- Ты ведь любишь меня, Томо? – он напрягается в ожидании ответа.
- Конечно, люблю. Ну, конечно, люблю, - я повторяю эти слова, словно заклинание, отрешённо глядя в пространство.
Он успокоено расслабляется, чуть прикрыв глаза.
Люблю видеть тебя таким, какой ты есть. Люблю, когда ты играешь самого себя, а не чужого и враждебного мне человека. Люблю тебя без масок, камуфляжа и едких фраз. Затем тебе защищаться от меня? Ведь я никогда не сделаю тебе больно. И даже забуду ту боль, которую ты причинил мне. Навсегда забуду, слышишь? Ты только будь со мной настоящим.
За окном толпа. Они, наверное, ждут тебя, но я тебя никуда не пущу. Я не хочу видеть, как ты сознательно закроешься от них, надевая на лицо улыбку, рисуя интерес в глазах. Останься сегодня со мной. Для меня. А завтра... будь, что будет.
Отчаянно зевая и поёживаясь, Шеннон удивлённо окинул взглядом пустую кухню. На часах было начало десятого, но почему-то никто до сих пор не соизволил подняться. Ну, с Мэттом всё ясно – он лёг так же поздно, как и сам Шенн. Да и Джей. Но Томо, по словам Джареда, заснул гораздо раньше них, так почему же он до сих пор спит?
Машинально нажав на кнопку чайника, он вернулся в «спальню» - коридор, где по бокам были прикреплены спальные полки. Остановившись на миг и прислушавшись, Шенн осторожно постучал в стену рядом с кроватью Томо, надеясь, что этот негромкий звук разбудит спящего гитариста. Из-за занавески донёсся невнятный стон. Почувствовав внезапную тревогу, Шенн быстрым движением откинул занавеску.
Мужчина лежал к нему спиной, в странно-угловатой позе, почти сжавшись в комок.
- Томо? – встревожено прошептал Шенн, дотрагиваясь до его плеча.
Ещё одна невнятная фраза.
- Что с тобой, парень?
Повисло молчание, но мгновение спустя Томо тихо проговорил, не поворачивая головы:
- Шеннон, я, кажется, заболел, - его голос звучал немного глухо, словно он зажимал рот рукой.
- Заболел? Что случилось-то? – ошеломлённо проговорил Шенн, уже даже не понижая голоса.
Через секунду, не слушая бормотания Томо, он рванул к телефону, лихорадочно соображая, куда звонить. Но сначала нужно было узнать, как далеко они от какого-либо населённого пункта.
- Эй, Боб! – постучав рукой по стеклу, громко обратился Шенн к водителю, который разминался на свежем воздухе. Тот вопросительно посмотрел на музыканта.
- Сколько до следующего пункта нашего тура?
Он опустил голову, подсчитывая.
- Километров двести до Хелены. А что?
- У нас проблемы. Надо срочно ехать, - непререкаемым тоном заявил Шеннон, отходя от окна.
Из-за занавески напротив кровати Томо высунулся заспанный Мэтт.
- Что стряслось? – хрипло спросил он.
- Томо заболел, - бросил Шенн, проходя на кухню, чтобы заварить кофе.
Мэтт быстро выбрался из кровати и присел на край полки гитариста:
- Что болит? - голосом профессионального врача спросил он.
- Всё болит. Особенно желудок. Похоже, я съел что-то не то вчера, - Томо, наконец, повернулся лицом к Мэтту, и тот невольно нахмурился, увидев тёмные круги под глазами мужчины и его бледное лицо.
- Ты что, всю ночь не спал?
- Ну, почти. Всё думал...
Мэтт настороженно молчал.
-... что же такое я мог съесть?
Басист повернулся к проходу и хлопнул по верхней полке:
- Эй, Джа! Поднимайся, у нас тут отравление. Или ты тоже траванулся какой-нибудь гадостью?
С верхней полки послышалась возня, потом занавеска отдёрнулась и высунулась взлохмаченная голова младшего Лето.
- Что?
- Слезай, Томо заболел.
- Заболел? – удивлённо спросил Джаред, спрыгивая на холодный пол.
Прохладный взгляд его голубых глаз обвёл взглядом Мэтта и Томо.
- Так мы едем в Хелену? – спокойно спросил он.
- Конечно, - ответил Шеннон, появляясь с подносом, уставленным кружками со свежесваренным кофе, - надо с этим разобраться и решить, отменять концерт или нет.
- Ты сам-то слышал, что сказал? – иронично вздёрнув бровь, проговорил Джаред.
Мэтт и Шенн уставились на него с удивлением.
- Отменить концерт! И это после всех преград, которые мы преодолели, чтобы начать этот чёртов тур!
- Джей, ты что? – осторожно проговорил Шеннон, всё ещё думая, что здесь какое-то недоразумение.
- А то, братец! Мы не отменим ни одного концерта! Никогда!
- Но Томо...
- Мы не отменим ни одного концерта, даже если нам придётся играть без одного гитариста.
- Джей, но ведь мы – команда, - с тревогой проговорил Мэтт. Он не любил, когда они ссорились.
Но Джареда уже понесло. Бросив пару крепких фраз, он быстро прошел в сторону душевой.
- Я постараюсь выздороветь к завтрашнему концерту, - вздохнув, проговорил Томо, снова отворачиваясь к стене.
- Перестань, парень, - потрепал его по плечу Шенн. – Всё будет O`K! Я с этим разберусь. Обещаю.
Пол под ногами завибрировал: водитель завёл мотор. Хелена – до неё лишь пара часов.
***
Специально включить ледяную воду, чтобы, наконец, прийти в себя. И обругать себя последними словами. Эта игра вышла из-под контроля, теперь это очевидно. Не нужно было заводить всё настолько далеко. Теперь будет трудно выпутаться из паутины, которую я сам же и сплёл. Господи, когда я успел стать такой сволочью? И почему пропустил тот момент, когда мог бы ещё всё исправить? Запутаться в собственных мыслях намного проще, чем в самом изощрённом лабиринте. Ты думаешь, что контролируешь всё, что в твоей голове, на самом же деле – вся эта масса мыслей, чувств, желаний с лёгкостью управляет тобой так, что ты даже порой этого не замечаешь.
***
- Джаред, выходи оттуда немедленно! – Шеннон злился по-настоящему, что обычно случалось редко, но случалось.
Джаред молча закутался в полотенце и отодвинул запотевшую стеклянную дверь.
- Надо поговорить, - Шенн решительно схватил брата за руку, не давая ему возможности уйти от разговора.
Джаред поднял на него взгляд, в котором не читалось абсолютно ничего. Он наглухо закрылся изнутри, готовый к атаке.
- Я прекрасно знаю твоё отношение к Томо, - вздохнув, начал Шенн, - но я уверен, что это не повод расстраивать группу. Томо – прекрасный музыкант, да и человек он хороший. Скажи мне, наконец, за что ты так его ненавидишь.
Шеннон выжидательно смотрел на брата, теперь уже скрестив руки на груди. Через полминуты молчания он проговорил:
- Я отчего-то подозреваю, что ты поспособствовал ему в этом случае с отравлением.
«Если бы всё было так просто» - промелькнуло в голове Джареда.
- С чего это ты взял? – вытирая полотенцем волосы, спросил тот.
- По той простой причине, что я твой брат, Джей, и за все годы совместной жизни я отлично узнал тебя. Ты что-то натворил, но никому не можешь в этом признаться. И поэтому только добавляешь масла в огонь. Зачем? У меня, конечно, нет никаких доказательств, но твоя совесть, а я знаю, что она у тебя есть, не даст тебе спать, если ты сделал что-то... не слишком хорошее, - с этими словами Шенн развернулся и зашагал по коридору к кровати Томо, оставив Джареда в одиноком молчании.
8.
- Хелена! – обернувшись, крикнул водитель, хотя это явно было лишним: все и так видели, что въехали в большой город. Пешеходы с удивлением провожали взглядом чёрный автобус с символикой группы. Что ж, это уже само по себе реклама.
- Надо бы найти врача, - пробормотал Шенн, ища глазами аптеку или госпиталь. – Останови здесь, похлопал он по плечу Боба.
Автобус замер у высокого здания, центральной больницы города.
- Мэтт, пойдём, надо бы найти кого-нибудь, кто смог бы осмотреть Томо, - махнул он рукой басисту.
Они вместе выпрыгнули из автобуса и побежали к крыльцу.
***
Как неприятно ощущать причиной размолвки в группе. Хотя я и не являюсь этим в полном смысле слова. Но всё равно из-за меня может сорваться выступление.
Хм...Я просто идиот: переживая из-за выступления, совершенно забывая о себе. Всё-таки надо в первую очередь любить себя.
Оказывается, это так легко избавиться от гибельного притяжения к какому-либо человеку, хотя бы на время. Надо лишь сделать намёк на некое неоднозначное отношение к нему, когда совершенно не уверен в ответной реакции, и он одним ударом поставит тебя на место, особенно такой человек, как Джаред. Растопчет, обольёт грязью, унизит... Но ведь это совсем не то, что убивает любовь, правда? Я надеялся на это до тех пор, пока он не разбил моё тело. Теперь я даже и не знаю, что чувствую к нему.
Да! Почему-то мне теперь кажется, что всего лишь несколько часов назад это была любовь. Теперь я почти уверен. Это не было всепоглощающей страстью, такую любовь люди называют платонической, и это было чем-то приятным, лёгким, чего было достаточно мне, человеку, которому, в принципе, не стоило было на что-то надеяться. А кто вообще однозначно ответит, что есть любовь? Она ведь разная бывает... Есть любовь, которая убивает.
***
- Что тут у нас? – деловитый тон врача намекал на то, что времени на разговоры у него нет, у него ещё целый рабочий день впереди со всеми его прелестями в виде длиннохвостых очередей в коридорах, раздражённых посетителей, усталых медсестёр.
- Мы склонны полагать, что у нас здесь отравление, - в тон ему ответил Мэтт, незаметно подмигивая Шеннону.
Доктор кивнул и повернулся к Томо.
- На что жалуетесь?
- У него желудок болит, - вмешался Шенн. – Вы можете сказать что-то определённое по этому поводу?
- Да. Несомненно, на лицо несварение. Я выпишу пару препаратов, и ваш больной будет на ногах через пару дней.
Присев на край стула, он начал быстро писать что-то на листе бумаги.
- Всё будет отлично, - поднял большой палец вверх Мэтт, обращаясь к Томо.
Тот не обратил на слова басиста никакого внимания: он устремил взгляд в потолок, словно спал с открытыми глазами.
- Вот так, - провозгласил, наконец, врач, протягивая бумагу со списком лекарственных препаратов.
Шенн кивнул, принимая рецепт.
- Спасибо. Мэтт! Ты не составишь мне компанию в моих поисках?
- Не вопрос, Шенн. Томо, скажи Джею, что мы пошли искать аптеку, - с этими словами он спрыгнул со ступени автобуса на тротуар.
- Конечно, Мэтт, - тихо проговорил Томо.
Осторожно повернувшись на спину и вытянув ноги, он попытался максимально расслабить саднившее тело и закрыл глаза. Сжав в пальцах уголок подушки, он прижался щекой к прохладному металлу стены.
***
Я слышал, как ушли Шенн и Мэтт. Но всё же не решался выходить из кухни. Мне вдруг стало страшно – что, если я выйду в коридор и встречусь взглядом с Томо? Мне стало страшно, но я всё пытался себя перебороть. В конце концов, я осторожно прошёл к выходу в коридор и остановился у стены, пытаясь дышать как можно тише. Сделав ещё пару шагов вперёд, я увидел Томо, лежащего на кровати. Он спал. По крайней мере, его глаза были закрыты, а дыхание – ровное. Осторожно двигаться, чтобы не разбудить. Я прошёл коридор и медленно опустился на кровать Мэтта, которая была как раз напротив кровати Томо. Просто сидел и смотрел на лицо мужчины, спящего передо мной. Странно, но меня охватил необъяснимый покой, словно это молчаливое созерцание давало мне силы. Я старательно обвожу каждую черту лица взглядом. Шенн когда-то сказал мне, что Томо в меня влюблён. Тогда это ещё более подогрело моё желание жестоко подкалывать его. Он был таким беззащитным и самоуверенном одновременно, что мне хотелось больно ударять его колкими фразами. На его лице сейчас выражение спокойной безмятежности. Если он сейчас откроет глаза, то я точно умру прямо на месте, ведь в его взгляде наверняка будет ненависть. Теперь мне ещё страшнее: я дал человеку власть на собой, дал ему возможность убить меня одним лишь взглядом.
***
На гране сна я слышу где-то в начале коридора приглушённые звуки. Тихие шаги, словно человеку не хочется, чтобы кто-то узнал о его присутствии. Слышу дыхание. Кто-то осторожно пробирается по коридору. Я усилием отгоняю сон. Это ведь Джаред. Сейчас он придёт сюда. Мне становится страшно. Я не знаю, как мне разобраться с чувствами, смешавшимися в моей голове. Отчаянно загоняю остатки того, что ещё вчера было любовью, вглубь сознания, лишь бы не вспоминать.
Слежу за ним из-под приоткрытых ресниц, ведь он думает, что я сплю. Джаред тихо крадётся по коридору и садится на кровать Мэтта. Что же на этот раз ему надо? Мои мысли уже слишком пропитались сном, чтобы двигаться достаточно проворно, поэтому я просто наблюдаю за выражением лица Джареда. Он так внимательно смотрит на меня, что мне становится не по себе. Впивается взглядом в каждый миллиметр моего тела. Я никогда не узнаю, о чём он думает: его лицо, как всегда, спрятано за непроницаемой маской. Я тихо вздыхаю, чтобы он не понял, что я не сплю.
- Мне ничего от тебя не нужно, - еле слышно шепчу я, стараясь не шевелить губами.
Затем поворачиваюсь на бок, стараясь не шипеть от пронзившей тело боли, и теперь уже всецело отдаюсь сну.
9.
Шум нарастал. Похоже, поклонники начали ломать укрепления сцены, чтобы пробраться к музыкантам.
- Ну, ты как? – Мэтт обеспокоено оглядел Томо, который кое-как, на негнущихся ногах, прошёл путь в десять метров от автобуса до входа в концертный зал.
Тот кивнул.
- Может быть, не стоит? - продолжил басист, настраивая гитару.
- Нет, всё в порядке, - в голосе Томо определённо не было уверенности, но он всеми силами старался скрыть это.
Бросив полный сомнения взгляд на гитариста, Мэтт повернулся к подошедшему Шеннону.
- Мне кажется, это не очень хорошая идея – выпускать его на сцену, - он махнул рукой в сторону Томо.
- И мне, - кивнул Шенн, пожимая плечами. – Но он ведь сам настоял. Думаю, у нас нет шансов его переубедить.
- Конечно, нет, - прохрипел Томо, проверяя струны на гитаре.
В его голове было как-то туманно, мысли с трудом продирались сквозь мутное марево, но Томо старался держаться как можно более прямо, чтобы никто не заподозрил его в излишнем геройстве.
- Саунд - чек! – прокричал человек в очках, заглядывая в комнату.
- Ну, что, в бой? – весело спросил Мэтт.
- Не сейчас. Сейчас мы немного разомнёмся, - подмигнул ему Шенн.
- Да. Пошли, - пробормотал Томо, перекидывая ремень гитары через плечо.
В соседней комнате – студии было намного просторней, установка Шеннона была уже собрана на сцене, так что ему пришлось обойтись той, что примостилась в углу студии. Окинув критическим взглядом потёртые от времени инструменты, старший Лето покачал головой, но промолчал.
Дверь со стуком распахнулась – в проёме стоял Джаред, несколько напряжённый, даже нервничающий.
- Все в сборе? – зачем-то спросил он, хотя трое ребят стояли перед ним, затем два раза кивнул и подошёл к микрофону, по пути ещё раз проверяя гитару.
Вступление песни было пройдено, когда вдруг Джаред, уже собравшийся с силами, чтобы как следует поорать в микрофон, замер. Затем повернулся к Томо и неожиданно резко проговорил:
- Не думаю, что тебе следует выступать.
Молчание.
- Хотя сегодня и не такой уж и важный концерт, я бы не хотел, чтобы ты подвёл всю команду.
- Джей... – осторожно касается его рукава Мэтт, пытаясь понять, какая муха на этот раз укусила их вокалиста.
- Нет, Мэтт, ты посмотри, - махнул Джаред рукой в сторону Томо, - он ведь на ногах еле держится. Что если он свалится прямо в середине выступления, а потом утренние газеты напишут: «Музыканты «30 seconds to Mars» разогрелись перед выступлением» и красочное описание добавят. Нам это надо?
- Джаред, что ты несёшь?! – в голосе Шеннона прозвучало нешуточное раздражение.
- Мы спокойно отыграем и без Томо, ведь так?
- Странно, что ты задаёшь этот вопрос, - медленно проговорил старший Лето. – Ты ведь знаешь, что я отвечу.
- Тебе вовсе не обязательно выступать, - проигнорировав брата, Джаред обратился непосредственно к Томо. – Тебе не надо идти туда.
Мгновение гитарист молчал, лишь в его глазах зажёгся упрямый огонёк.
- Я иду туда вовсе не ради тебя, - он и сам ужаснулся той злобе, которая прозвучала в его голосе. – Не ради тебя, Джаред. Не обольщайся.
С этими словами он покрепче перехватил гитару и направился к двери, за которой бесновался зал.
***
Трудно оставаться собой, когда всё вокруг против тебя. Невольно подстраиваешься под возникшие условия, лишь для того, чтобы переждать бурю и, в конце концов, выйти из битвы победителем. Я чувствовал, что в моей голове внезапно отключилась какая-то важная часть, отвечающая за разумность моих поступков. Словно перегорел предохранитель. Теперь никакие слова не подействовали бы на меня должным образом. Я словно превратился в бронированный танк, который пробивал себе дорогу, не заботясь о мелочах. Я решил, что буду выступать, и намёки Джареда больше не ранят меня. Что это – свобода или рабство? Где я теперь?
***
Невообразимый ор стоял в не слишком большой зале, где каждый звук, ударяясь о стены, преумножался во много раз, создавая неповторимый акустический эффект. Томо уже почти не чувствовал, что ноги его не держат, он был всецело поглощён музыкой, мощнейшей волной, которая, раз поймав, не отпускала от начала песни до самого её конца, давая лишь короткие передышки в паузах.
Туман в голове начал приобретать причудливые очертания, выводить таинственные фигуры и знаки. Младший Лето кричал в микрофон, звуки его голоса дробились бессчетное количество раз, создавая впечатление, что в зале пел целый хор Джаредов.
Томо чувствовал что-то вроде эйфории, когда было страшно и весело одновременно, кожа горела болезненным жаром, пальцы ныли от жёстких гитарных струн и медиатора. В голове время от времени нехорошо звякало.
Затем неприятно передёргивало, словно неосторожно схватился за оголённые провода, и заряд электрического тока прошёл по телу, скручивая мышцы, раскалывая тело на куски. Эйфория как в лихорадке – болезненная эйфория, когда мозг в смятении, когда он отказывается отдавать целесообразные команды телу. Песня, ещё... Как пытка, которая никогда не закончится. На миг прикрыв глаза, Томо увидел красноватый свет, который шёл через кожу век, обжигая тупым ударом в самый центр боли. Главное – не забывать дышать. Вдох... выдох. Джаред что-то говорит в микрофон поклонникам, те восторженно орут в ответ.
Томо медленно отпустил гитару, позволяя ей свободно болтаться на его шее. Было тяжело, но терпимо. Если бы ещё жёсткий ремень не врезался в кожу... Гитарист неверным шагом приблизился к краю сцены. Бесцеремонно оттолкнув Джареда в сторону, он приблизил обветренный губы к чёрной металлической сетке. Молчание. Не долгое, но какое-то тяжёлое, вяжущее.
- Простите меня, - прошептал Томо. Шёпот сухим треском разнёсся по притихшему залу. – Простите, но я больше не могу, - отчётливо ощущается, как к горлу подкатывает комок. Нужно успеть добежать до туалета. – Спасибо за то, что пришли на наш концерт, но я больше так не могу.
Внезапная боль резко согнула пополам тело Томо, и его вырвало прямо на борт сцены.
В голове теперь стояла кровавая муть. Плохо различая, куда идти, гитарист, спотыкаясь, побрёл к двери, ведущей за сцену. Гитара безвольно болталась на его шее, добавляя веса, затрудняя движения.
Кое-как выбравшись на улицу, Томо с жадностью глотнул прохладного воздуха. У обочины стоял автобус, ставший почти родным за время тура. Но нет, не сегодня. Сегодня ему не понадобиться эта чёрная коробка с необычной для автобуса начинкой.
Подойдя к дороге, Томо поднял руку, голосуя. Автомобиль прижался к борту через минуту.
- Мне срочно надо в Лос-Анджелес, - прохрипел Томо, чувствуя, как по нервам пробегает дрожь.
10.
Пробегая по коридору, Джаред зацепил боком угол. Потирая ушиб, он выскочил на улицу.
- Томо! – красные фары на миг блеснули в вечерней тьме.
Лето потерянно смотрел, как машина скрывается за поворотом.
- Где Томо? – на крыльцо вышел Шенн. – Ты только не молчи. Скажи, как есть.
- Уехал.
- С кем? Куда?
- Я не знаю, Шенн! Я видел лишь то, как он сел в первую попавшуюся машину и уехал. Гитару с собой забрал, - Джаред медленно развернулся и побрёл к входу в студию.
- Постой-ка, Джей. Я что-то не понял, ты собираешься что-нибудь делать?
Младший Лето замер.
- Джа...
Джаред сделал шаг в сторону здания.
- Джей...
Пожал плечами.
-Джаред...
Кивок. Ещё раз.
Осторожно открывает дверь, вдыхая как можно больше воздуха перед тем, как войти в душный зал, где беснуется толпа, чьи мысли полны недоумения, сомнений, недовольства, даже раздражения. Конечно! Как кто-то мог осмелиться сорвать концерт, даже если этот кто-то является членом команды! Сплетни, слухи уже начинают зарождаться в этом микрокосмосе, но они ещё ждут объяснений, поэтому, если повести себя правильно, можно ещё всё спасти...
- Мы просим прощения у всех вас, - голос Джареда был чуть хриплым от накатившего волнения, - но мы не можем закончить этот концерт. Обещаю, вам вернут деньги...
Разочарование. Нельзя расстраивать поклонников, ведь они составляют тот фундамент успеха, который необходим любому исполнителю. Нельзя, но иногда другого выхода нет.
- Простите, - ещё раз прошептал Лето, только через нескольку секунд осознав, что микрофон уже отключен, и никто в этой шумной толпе уже не слышит его. Джаред поворачивается: Шенн и Мэтт молча уходят со сцены, брат рассеянно перебирает в пальцах барабанные палочки.
В гримёрной тишина, когда младший Лето чуть приоткрывает дверь, чтобы проскользнуть в помещение. Давящая тишина, когда каждый знает, что сказать, но не говорит этого по тем или иным причинам. Джаред осторожно опускает гитару на пол, прислоняя её к стене. Струны глухо и грустно звякают, робко отказываясь от попыток привлечь внимание хозяина. Кресла заняты, так что Джареду ничего не остаётся, кроме как присесть на край жёсткого холодного стула. Отсутствие настроения угнетает.
- Где искать Боба? – нарушает вязкое молчание младший Лето, поднимая голову, надеясь найти поддержку во взглядах музыкантов.
***
Машина шла неровно, рваными толчками продвигаясь вперёд. Каждый такой рывок отзывался внутри болью, я чувствовал себя так, словно мои почки медленно, но верно покидают надлежащее место с каждым скачком автомобиля. Мой мозг почти окончательно отупел, отказываясь нормально функционировать. Пальцы машинально перебирали струны, которые теперь почти не звучали в отсутствии источника питания. Словно я ещё был там, на концерте, словно я остался там душой, но не телом, которое нещадно ныло. Беспрерывно, так, что я уже почти привык к этой боли.
Машину в очередной раз тряхнуло, и я вяло подумал, что до дома я доберусь в совершенно разобранном состоянии. За окном проплывали очертания придорожных столбов, иногда с размытыми шапками света над ними. Кажется, пошёл дождь. Опустив стекло, я вытащил руку. Так и есть – на ладонь неторопливо легли крупные прохладные капли. Было ветрено, поэтому я был вынужден закрыть окно, чтобы не промёрзнуть насквозь.
Воспоминания о концерте и том, как я его сорвал, накатывали неравномерно, словно моя голова только сейчас произвела полную обработку информации и выдавала мне, наконец, полную картину произошедшего. Коснувшись мокрыми от дождя пальцами гитары, я вдруг задался наиглупейшим в моей ситуации вопросом: что теперь будет с группой и туром? Я всё разрушил, я подвёл ребят, теперь они выставят меня за дверь... наверное. Нет! Определённо, мне не хватает здорового человеческого эгоизма. Зато у Джареда этого добра навалом, попрошу, чтобы поделился. Какие же глупости лезут подчас в мою больную голову! Сегодня я еду домой, а всё остальное – пусть горит синим пламенем.
Вдруг автомобиль издаёт по истине невероятные звуки, абсолютно не свойственные машинам. Водитель, чертыхаясь, распахивает дверцу, рискуя её сломать, и выбирается на мокрый асфальт. Кажется, что-то сломалось. О, нет!
- Вылезай, парень, сегодня моя крошка заупрямилась, так что ничего не выйдет, - его слова подтверждают мои опасения, и обречённо выхожу в мгновенно окутавший меня влажный воздух. Замечательно! Теперь я где-то на юге Монтаны, а до дома – ехать и ехать.
- Спасибо, - удручённо бросаю я водителю, он же всё-таки ни в чём не виноват, просто он стал слабым звеном цепочки моих неудач, хотя, наверное, моя жизненная цепь сплошь состояла из вот таких вот слабых звеньев.
Пройду немного по дороге, чтобы поймать ещё одну машину, если, конечно, повезёт. Дождь определённо стал сильнее, капли стекали по моей многострадальной гитаре, по моему лицу, волосам, узкой кожаной куртке, затекали за шиворот. Не слишком приятное ощущение. Послышался звук приближающегося автомобиля, свет фар осветил дорогу. Оглянувшись, я почти с ужасом увидел надвигающуюся на меня громаду автобуса. Сообразить, что это был передвижной дом группы, я смог лишь оказавшись в придорожных зарослях вереска, куда прыгнул, движимый только инстинктом самосохранения. Автобус промчался мимо, никто, похоже, и не заметил меня. Они никогда не узнают, что могли бы собственноручно меня убить на одной из дорог штата Монтана. Пожалуй, тогда всё стало бы намного проще. По крайней мере, для меня.
Через мгновение к обочине подъехал чёрный автомобиль.
- Тебя подвезти? - какой-то девчонке явно не хватало экстрима, поэтому она позволила мне, совершенно незнакомому парню, который вылез из кустов, забраться на заднее сидение её Mercedes’а. Я невольно подивился её безрассудной смелости.
Джаред чуть поднял голову, шумно выдыхая в морозный воздух. Перед его лицом на секунду зависали лёгкие облачка тумана, мгновенно растворявшиеся в синих сумерках вечера. Ноябрь считается последним осенним месяцем, но Джа ещё никогда не замечал, как холодно становится в это время. Просто его всегда окружала любовь и тепло, которое люди безвозмездно отдавали ему.
Стена, окружавшая здание, была довольно высокая и отвесная. Лето мгновение прикидывал, как же преодолеть это препятствие, затем неуверенно сделал шаг, поднимая руку, пытаясь нащупать замёрзшими пальцами хоть что-то, за что можно было бы зацепиться.
Неприступная стена окружала длинное, немного обшарпанное здание с плоской крышей. Каменные, холодные камни, за которыми находится огромное количество людей в белоснежных больничных халатах, которые слишком бдительно охраняют покой своих подопечных. Они никогда не спят. Они могут появиться отовсюду, неожиданно положить руку на плечо, вежливо и холодно спросить: «Чем могу вам помочь?» У каждого из них на шее висит бейдж с именем, чтобы посетители могли в любую минуту обратиться за помощью, если кто-то из пациентов вздумает выпрыгнуть в окно или вскрыть себе вены. У Джареда холодок пробегал по спине всякий раз, когда он думал об этом старом здании на окраине города. А теперь вот он стоит напротив белеющей в сумраке стены, которая так тщательно сложена, что с течением времени почти не изменила свой первоначальный облик.
У основания чёрных чугунных ворот находились две железные скобы, крепко вбитые в камень. Подтянувшись, Джаред смог поставить ногу на одну из них и приподняться над землёй так, что можно было дотянуться до верхнего края стены. Поставив ногу на другую скобу, находившуюся чуть выше, он смог, приподнявшись на цыпочки, заглянуть за ограду в тёмный сад с опавшей бурой листвой. Стояла подозрительная тишина, лишь хруст листьев на миг нарушил её, когда Джаред, стараясь двигаться как можно более осторожно, спрыгнул вниз. Мышцы ног неприятно заныли после ощутимого удара о землю.
Хотя в саду не было ни души, осторожность никогда не помешает. Возможно, за этими деревьями, в темноте невинных на первый взгляд теней скрываются вездесущие работники клиники, может быть, они только и ждут подходящего момента, чтобы схватить его и предъявить обвинение о не законном проникновении на закрытую территорию.
Вечер вступил в свои права, многие окна здания горели холодным белым светом ламп дневного света. Джареду всегда казалось, что такой свет угнетает, сам он никогда такой свет не любил, стараясь избегать его. Чисто больничная атмосфера...
1.
- Это же 30 seconds to Mars, чувак! – парень, слегка пьяный, что совершенно не мешало ему петь и орать вместе с другими, говорил со своим другом, стоявшим рядом. Предметом спора была вышеуказанная группа, чьим выступлением в тот момент мог наслаждаться всякий, кто был в зале.
- Это супер! – немного скомкано ответил тот, поднимая вверх большой палец руки, встряхивая тёмной чёлкой, которая постоянно лезла в глаза. Он, не отрываясь, смотрел на сцену, где священнодействовал фронтмен группы, Джаред Лето. Он, надрываясь, кричал в микрофон известные всем поклонникам «марсов» слова, в очередной раз рискуя сорвать голос.
- Да, ты прав, - на мгновение оторвав взгляд от сцены, проговорил парень. – Они нечто!
- Нечто! Нечто! – смеясь и возмущаясь одновременно. – Да они гениальны, Томо!
***
Группа – это не просто несколько человек, которые вместе играют музыку, группа – это единый организм, который должен функционировать правильно, чтобы добиться чего-то в этой жизни. Каждая его клеточка должна осознавать, что она – часть точно выверенного механизма, но при этом и не забывать о своей собственной индивидуальности и незаменимости.
В каждом механизме должен быть мотор, который будет двигать остальных, подталкивать их для покорения новых вершин, достижения новых горизонтов. Кто-то другой – центр управления, выверяющий каждый шаг, задающий ритм движения своей твёрдой рукой, уверенно указывая направление. И, наконец, каналы связи мотора и управляющего устройства, создающие непосредственно атмосферу группы, поддерживающие её единство. Говорят, что для рок – группы надо не так уж много: гитара, басы, ударные и вокал. 30 seconds to Mars начиналась с братьев Лето и впоследствии достигла немалого. Но как же обидно, когда тонко настроенный тобой механизм неожиданно даёт сбой!
***
Дверь широко распахнулась от мощного удара, и в студию влетел Джаред. Бросив взгляд на брата, сидящего, как всегда, за своей ударной установкой, он внезапно увидел в комнате нового персонажа. Темноволосый мужчина скромно примостился на табурете у стены. Внимательно оглядев его, младший Лето спросил:
- А ты кто?
Боковым зрением он видел, как Шенн нахмурился, теребя барабанные палочки. Очевидно, ему не понравился тон брата, уместный скорее в ситуации с допрашиванием преступника, а не выбором кандидатуры на место гитариста группы.
- Надеюсь, скоро я буду участником вашей команды, - негромко проговорил парень. – Моё имя Томислав.
Джаред чуть приподнял брови, удивившись необычному имени и самоуверенности гостя.
- Это Томо, - подал голос Шенн, выбираясь на середину помещения.
- Можно и так, - спокойно сказал тот.
- То есть ты хочешь играть в нашей группе? – спросил Джа, встав рядом с Шенном.
Томо едва слышно вздохнул, как бы примиряясь с некоей скрытой враждебностью со стороны Джареда, и кивнул.
- Прости, ты ведь дашь нам минуту посовещаться? – Шенн недоумённо посмотрел на брата.
- Да, конечно.
Джаред настойчиво потянул брата за рукав в сторону коридора.
- Джей, что ты ещё надумал? – Шенну не нравился тон, в котором Джа говорил с их, возможно, будущим согруппником.
- Господи, Шенн! Ну, где ты его откопал? – закатив глаза, проговорил Джаред.
- Что значит «откопал»?
- А то, что он мне не нравится, Шенн.
- А по-моему, он отличный парень. И я склоняюсь к тому, чтобы принять его в группу.
- Ты. – Джаред намеренно подчеркнул это слово. – Не забывай, братец, что группу мы создавали вместе, а значит, я имею полное право на собственное мнение.
- Послушай, Джа, с этим твоим мнением мы никогда не найдём подходящего человека. А Томо – это лучший из всех тех, кого мы видели в последнее время. Ты просто привереда, Джей. С твоим подходом к делу у нас ничего не выйдет, а тур не за горами!
- Теперь ты говоришь о туре! Ясно, тебе совершенно без разницы, кто будет играть нашу музыку, лишь бы найти кого-то до начала тура! Да если надо будет, я вообще его отменю, но никогда не возьму кого бы то ни было только за красивые глаза!!
Шенн почувствовал, как неимоверное раздражение поднимается в нём. Джаред перегнул палку.
- Ты словно капризный ребёнок! Это переходит все границы. Сейчас придёт Мэтт, и мы всё решим окончательно. И не надейся, что победишь, - сквозь зубы процедил Шенн, открывая дверь в студию.
- Ты знаешь моё мнение, - проговорил ему в спину Джа.
- Ребята, что опять не поделили? – Мэтт, похоже, был в прекрасном расположении духа, но его улыбка мгновенно увяла, натолкнувшись на хмурую холодность младшего Лето.
- Шенн нашёл нам гитариста... - проговорил Джаред.
- Да? Отлично, Шеннон, - Мэтт дружески хлопнул его по плечу.
- ...но он мне не нравится.
Мэтт открыл было рот, чтобы спросить почему, но Шенн бесцеремонно втолкнул его в студию, указывая на Томо, который задумчиво перебирал струны своей гитары.
- Привет! – немного растерянно проговорил Мэтт.
Мужчина поднял голову и кивнул. Его пальцы не отрывались от натянутых струн.
Джаред что-то тихо прошипел, но Шенн не смог разобрать, поэтому, чтобы прервать неловкую паузу, он, махнув рукой в сторону ударной установки, предложил:
- Может быть, начнём?
Томо кивнул. Джаред молча подхватил своего «Пифагора» и подошёл к микрофону.
2.
Его взгляд контролирует каждый шаг, видит любую оплошность. Я не получу место в группе, если не буду сегодня идеален.
Я чувствую враждебность Джареда по отношению ко мне. Не понимаю, почему я ему так не понравился. Ведь я утонул в глубине его светлых глаз почти в то же мгновение, когда он влетел в комнату. Его тон был несколько пренебрежительным, но я не из тех людей, которые отвечают грубостью на грубость. Я спокойно говорил с ним, но это, похоже, только ещё больше раздражало его. Я прекрасно слышал, как он ругался с братом в коридоре, но обиды не почувствовал. Сам не знаю, почему. Неужели мне так нужно это место в этой группе, что я с готовностью наступаю на хвост своему самолюбию и делаю вид, что ничего не происходит? Томо Милишевич, как же ты низко падаешь! Немедленно встань, скажи, что ты не собираешься оставаться в этой чёртовой группе, где, похоже, не принято уважать окружающих, и уйди, не забыв громко хлопнуть дверью на прощание!
Но я остался. Из-за его пронзительно голубых глаз – магнитов, в которых сейчас плескалось откровенное недовольство.
Перекинув ремень гитары через голову, я подключил провод к чёрной коробке – блоку питания. Пальцы резал медиатор, который я слишком сильно сжал. Нервничал. Всё-таки сейчас может решиться моя судьба; моя жизнь либо вернётся в прежнее русло, чтобы больше никогда оттуда не выбраться, или же всё может круто измениться, измениться навсегда.
Сначала был Echelon, потом – End of the beginning... Руки неимоверно ныли, но я нещадно бил по струнам медиатором, который, как мне казалось, раскалился, обжигая подушечки пальцев. И я даже не задумывался, что, возможно, мы всполошили прохожих на улице этими звуками, да ещё и Джаред орал что было сил, так, что кого – нибудь точно посетила мысль вызвать полицию.
Мои мысли прервал неожиданный громкий и гулкий звук, в воздухе мелькнуло что-то, оцарапав мне руку. Шеннон недоумённо уставился на меня, увидев, что я перестал играть. На моей гитаре лопнула струна...
***
Шенн с удивлением увидел, что Томо чуть приподнял гитару, повернувшись к нему. Одна из блестящих нейлоновых струн, порванная где-то по середине, блестящей нитью устремилась вверх. Через некоторое время стало абсолютно тихо.
- В чём дело? – чуть запыхавшись, проговорил Джаред, переводя взгляд с Шенна на Томо.
- На гитаре Томо струна лопнула, - внезапно ответил Мэтт, улыбаясь. – У нас такое только на концертах бывает!
Джаред осторожно прислонил гитару к стене и направился к выходу из студии.
- Джа! – окликнул его Шеннон, чуть приподнявшись на стуле.
Тот оглянулся. И кивнул.
3.
- Молодец! Ты в команде! – Шеннон потряс меня за плечо, очевидно, думая, что я онемел и потерял дар речи от радости.
Я почти не обратил внимания на его слова, не мог оторвать взгляд от блестящей порванной струны, которая только что невероятным способом помогла мне попасть в группу. Нет! Ну, что за глупости! Я просто хорошо играл! Как может какая-то глупая струна оказать мне такую незаменимую услугу? Я просто выкладывался по полной, так же, как и всегда. Пожалуй, я был собой, поэтому всё и получилось.
- Не обращай внимания на Джареда, - неожиданно сказал Шеннон, не глядя на меня.
Стоп, я не понял, он что, извиняется за своего братца? Я промолчал.
- Он просто иногда ужасно капризный!
Я снова не нашёл, что сказать.
- Ты ведь в порядке? – похоже, он начал волноваться.
- Всё отлично, - кивнул я, зачехляя свою пострадавшую гитару.
Да уж, всегда так: чтобы получить что-то, надо сначала что-то потерять. Я слегка попортил свой инструмент, зато стал полноправным членом группы.
Выйдя из здания, я окунулся в сиреневые сентябрьские сумерки. Я с наслаждением вдохнул тёплый воздух, смешанный с лёгкими ароматами цветов, которые, вероятно, росли на какой-нибудь клумбе поблизости. Около входа стояла машина. Обычная чёрная машина, не слишком шикарная, не слишком простая – aurea mediocritas (золотая середина). За рулём сидел никто иной, как Джаред Лето. Видимо, ждал брата.
- Доволен? – неожиданно спросил он, медленно опуская боковое стекло.
Из здания вышел Мэтт и помахал мне на прощание. Я помахал в ответ, одновременно кивая.
- Тебе повезло, - продолжал он, кладя руки на руль.
- Я весьма рад, - дёрнул я плечом. Что ему надо?
- Тебе это не слишком нравится?
- Нет, это чудесно, я всегда об этом мечтал, - у меня возникло стойкое ощущение, что меня допрашивает не слишком опытный журналист.
- Не заметно, - почти неслышно сказал он.
В этот момент дверь открылась, и вышел Шеннон. Он окинул подозрительным взглядом Джареда и меня, но ничего не сказал. Джаред бросил на меня непонятный взгляд и открыл дверцу машины. Спустя мгновение я мог видеть лишь красноватые отблески задних фар автомобиля.
***
Настроение было не из лучших, и, хотя я уже успел пожалеть о том, что повздорил с Шенном, сменить стиль было бы сложно. Почему-то мне хотелось вывести этого невозмутимого парня, Томо, из себя, подразнить его, чтобы он начал возмущаться, а, может, даже повышать голос. Мне хотелось разозлить его, чтобы он знал: не бывает в жизни лёгких побед. Сознаюсь, он был превосходен, когда играл с нами. Мы встречались со многими людьми, искали кого-то особенного, и я могу со всей уверенностью сказать, что лучше Томо я ещё никого не видел. В его глазах горело неподдельное пламя задора, когда он отчаянно бил по струнам. Но, как бы хорош он не был, желание разжечь в нём раздражение никуда не исчезло. Я шёл напролом, используя пренебрежительный тон, который подействовал бы на любого, кроме, как выяснилось, Томо. Либо он так искусно прятал все свои чувства, либо и вправду был настолько непробиваемым...
К сожалению, только я начал, как явился Шенн, который сразу же заподозрил неладное. Я замолчал и мы быстро уехали.
- О чём ты с ним разговаривал? – брат недоволен мной, я так явственно это ощущаю.
- Ничего особенного, Шенн.
- Ага. Так, о чём?
- Спросил его, какого это – быть в группе, чьим фанатом ты являлся много лет.
Брат внимательно посмотрел на меня:
- Джей, ты правду говоришь?
- А то! - мне захотелось громко засмеяться, только бы избавиться от сегодняшнего своего образа дрянного мальчишки. Но моим мечтам не суждено было сбыться.
- И с чего ты так его невзлюбил? – Шенн, похоже, перешёл в наступление.
- Можешь называть это... как это... нелюбовь с первого взгляда, - я пытался шутить, однако Шеннон на это настроен не был.
- Томо – отличный парень...
- Где–то я уже это слышал...
- ...и я уверен, мы сработаемся.
- Я останусь при своём мнении, ты ведь прекрасно знаешь, какой я упрямый!
- Ты хоть видел, как он на тебя смотрел?
- А как? – я судорожно вспоминал взгляд этого странноватого мужчины.
- Влюблёнными глазами, балда!
Я ослышался? Шенн, ты шутишь?
- Бро, ты шутишь, что ли?
Он посмотрел на меня, как на не совсем нормального.
- Нет, Джа. Так ты видел?
- Я на него и не смотрел.
- Ладно, забудь! Он отлично играет на гитаре. Классный чувак!
- Такое ощущение, Шенн, что ты с ним уже переспал, - я опустил тёмные очки: свет фонарей вдоль дороги слепил.
Затем глянул на брата. Молчание, но я знал, что он зол. Неимоверно. Наверное, даже может меня ударить.
- Ты чокнутый, Джаред, - наконец, процедил он. Ого! Он назвал меня полным именем. Значит, действительно сильно разозлился. Похоже, я слегка переборщил.
4.
Да будет Тур!
Эта фраза звучит многообещающе! В ней одной скрыто так много. Это и эмоции фанатов, их восторженные крики, их горящие поистине неземным светом глаза, их любовь, безграничная и жестокая, неимоверно эгоистичная любовь. И бешеная энергетика сцены, контрасты, словно холодный душ, опьяняющая мощь звука и света. Внутри каждого из них – вулкан, который проснулся в самый подходящий момент, и теперь его огненная лава плещет через край, обжигая и холодя одновременно.
Экстрим! Адреналин! Нет ничего более взрывного, чем потрясающий по своей встряске рок-концерт на открытом воздухе, где ни один звук, не встречая искусственной преграды, не теряет возможности раскрыться полностью в своём великолепии, отдать себя до конца окружающему миру. И если ты не упустил шанс побывать на подобном шоу, можешь по праву считать себя счастливчиком!
Я всегда радовался как ребёнок, когда мне удавалось выбраться на подобного рода мероприятие, ещё до того, как я стал гитаристом 30 seconds to Mars. Теперь же я - немаловажная часть всего этого, я больше не буду стоять там, внизу, в разгорячённой толпе, где иногда нечем дышать из-за давления окружающих тел. Теперь я на сцене, выше всех прочих, и я один из тех, кто сегодня задаёт настроение. Мы много репетировали: необходимо было сыграться на все сто процентов, чтобы мы могли всегда чувствовать неразрывную связь, словно соединённые невидимыми нитями наших эмоций и чувств. Порой это было утомительно, но всегда приносило умопомрачительный адреналин, после очередной убойной репетиции я вышел на улицу, чуть покачиваясь, словно пьяный.
Нельзя со всей уверенность сказать, что Джаред прекратил свои нападки. Возможно, он успокоился только на время. Но мне было достаточно и этого, лишь бы незаметно любоваться его взглядом, чертами лица, всем его существом. Он, наверное, чувствовал иногда, что я пристально наблюдаю за ним, но стоило лишь ему бросить короткий взгляд на меня, как я поспешно отводил глаза, делая вид, что проверяю струны или настраиваю звук. Иногда мне чертовски сильно хотелось подойти к нему, дотронуться, убедиться, правда ли его кожа такая же бархатистая, как я себе навоображал. Но, боюсь, он может неправильно понять меня.
Не могу сказать, что раньше меня хоть каким-то образом привлекали мужчины... Но Джареда просто невозможно не любить, со всеми его недостатками и капризами. Что? Я сказал «любить»? Куда ты катишься, Томо?..
***
- Сегодня концерт, ты не забыл? – эти слова Мэтт говорил Томо почти каждый день, напоминая и шутя одновременно.
- Конечно, нет! – мужчина лениво потянулся, пытаясь выпрямить ноги в тесном проходе между креслами в их автобусе.
- Ну, как? – участливо проговорил Мэтт. – Как тебе наш автобус?
- Честно?
- Честно.
- Ужасно! – и они оба рассмеялись.
- Веселитесь? – откуда-то из задней части машины раздался голос Шенна.
- Здесь очень неудобно, - продолжал Томо. – Кровати очень узкие, тесно...
- Привыкай, ты ведь сам напросился! – Мэтт встал и прошёл к выходу.
Томо остался в одиночестве. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Усталое тело требовало отдыха.
Неожиданно он услышал тихий голос Джареда где-то в конце автобуса.
- Шенн...
- Да, бро?
- Я тут подумал... Похоже, ты был прав.
- Прав? В чём же?
- В том, что Томо странно на меня смотрит.
- Наверное, не странно, а весьма определённо...
- Прекрати, Шенн!
Томо инстинктивно пододвинулся к краю кресла, не открывая глаз. Чёртово любопытство!
- Так, ты хочешь сказать, что тебя это удивляет.
- Ммм...
- Для меня это не новость, Джа.
Томо не выдержал и открыл глаза. Стараясь двигаться как можно тише, он проскользнул по узкому коридору к помещению кухни.
- И что тебе теперь надо?
Шаг за шагом, очень тихо.
-Ничего.
Томо оказался почти напротив двери, закрывающей вход.
- Я просто поделился своими соображениями. Я пойду.
Томо резко отпрянул и замер в нелепой позе, когда дверь резко распахнулась, проливая полоску желтоватого света на пол и стены.
- Томо? – голубые глаза Джареда потемнели так стремительно, что мужчине даже стало страшновато. Говорить что-либо в этом случае не имело смысла.
Джаред стремительно подскочил к Томо и прошипел, уже открыто демонстрируя неприязнь:
- Какого чёрта ты здесь делаешь?
Широко открыв глаза, Томо не мог выдавить из себя и слова.
Младший Лето приблизил своё пылающее лицо к бледному лицу Томо.
***
Я не чувствовал абсолютно ничего, кроме страха внутри, когда увидел его потемневшие глаза. Внутри всё покрылось льдом, даже вдохнуть было тяжело. «Вот мне и конец пришёл», - промелькнула в голове абсурдная мысль. Сейчас он меня убьёт!
- Подслушиваешь...
Я знал, что он в ярости. И почти видел, как в его голове желание как следует отделать меня борется с мыслью бросить это дело и успокоиться. Его руки вцепились в мои плечи, больно сжимая, словно не в меру ретивый массажист решил сделать мне какой-нибудь тайский массаж. Я невольно дёрнулся. Похоже, он так и не решил, что со мной сделать, хотя я уже мысленно подготовился к удару в лицо.
За спиной Джареда мелькнул Шенн, которого привлекли подозрительные звуки в темноте коридора.
Я немного нервно закусил губу, пытаясь придумать некое оправдание, что было бы весьма глупо в ситуации, когда тебя поймали с поличным.
Неожиданно хватка младшего Лето ослабла, он даже немного отступил назад, так, что его лицо теперь находилось в тени, и я не мог видеть его выражение.
- Что ж, - голос, звучавший немного глухо, прорезал тишину так резко, что я даже вздрогнул. – Наверное, так даже лучше.
Мне показалось, или в этой фразе промелькнула некая угроза? Невольно поёжившись, я ощутил странное чувство внутри. Вот теперь стало действительно неуютно. Джаред повернулся спиной и широкими шагами направился навстречу брату, который что-то невнятно спросил у него. Резкий ответ и тишина – это всё, что осталось мне.
5.
Не могу сказать, что смог разобраться в этом человеке меньше, чем за месяц. Да и никто не смог бы, слишком уж Джаред своеобразен. Он скрытный, не всегда легко понять, что он задумал в очередной раз. Да я и не пытался. Тем более что после инцидента, имевшего место не так давно, он прекратил всякие контакты со мной, даже вынужденные. Если Джареду что-то надо было от меня, то он просил Шенна или Мэтта передать мне. Как игра в глухой телефон, честное слово! Иногда мне даже казалось это смешным.
Но как бы он не злился на меня, порой одаряя меня по истине дьявольскими взглядами, меня тянуло к нему с каждым днём всё больше. Я продолжал украдкой наблюдать за ним, пытаясь понять, что же у него внутри. Я пытался ловить такие моменты, когда он был один, наедине со своими мыслями и мечтами. Тогда выражение его лица было таким беззаботным, что невольно хотелось смеяться. Но иногда я думал, такой ли он на самом деле, или это просто очередная его маска.
Да, кстати, в своём неофициальном «исследовании» я пришёл к выводу, что ему доставляет удовольствие играть разные роли с разными людьми. Он мог быть совершенно любым, в зависимости от того, кто был с ним рядом в тот или иной момент. Пожалуй, только рядом с братом он становился более или менее собой, истинным Джаредом. Или же настолько искусно прятался за очередной ролью, что я просто не мог этого разглядеть.
Я хотел бы увидеть его настоящее лицо, но он никогда мне этого не позволил бы.
***
Ещё один концерт, ещё одна порция энергии. Мы – энергетические вампиры, нещадно высасывающие силы из фанатов, таким образом, поддерживая свой жизненный тонус. Все эти люди, наивно полагающие, что это они получают удовольствие от шоу, на самом деле – наш корм, и я уверен, что они чувствуют некий упадок сил, когда приходят домой в состоянии экстаза, в то время как мы чувствуем странную эйфорию от перенасыщения...
Гитарные рифы, ослепляющий свет, шум в ушах, Джаред почти срывает голос – прелести полноценного концерта.
- Здравствуйте, - парень в красном козырьке с бейджем персонала студии на груди усиленно машет рукой, пытаясь привлечь наше внимание, пока мы пробиваемся через толпу поклонников. Я тереблю Мэтта за рукав, указывая на парня.
- Похоже, он из студии, где наш должны фотографировать, - пытаюсь я перекричать толпу.
Мэтт кивает и немного меняет направление.
Когда мы, наконец, добирались до парня, который, похоже, совершенно извёлся, то выглядели ничем не лучше его: потные, взъерошенные. Но о душе и гриме речи не шло – времени было в обрез. Недовольно переглянувшись с Шенном и Мэттом, я последовал в здание.
Командовал парадом высокий лысый мужчина, который молча кивнул нам, едва мы вошли в студию. Было видно, что к пустой болтовне он не склонен. Парень оказался его ассистентом.
- Так, тех, что пониже, - указал он на Джареда и Шеннона, - в центр. Остальных – по бокам.
Мне досталось место рядом с Джаредом, справа от него, но он и глазом не моргнул: на соглашение о мире не было и намёка. Все попытались сделать хоть сколько-нибудь эмоциональные лица, всё-таки мы изрядно вымотались. Но фотографу это по вкусу не пришлось: он громовым голосом вынес свой приговор нашим пресным улыбкам. Мне тоже досталось:
- Ты! – махнул он рукой в мою сторону. Не стой, ради Бога, как столб! Левую руку на пояс, да и правую пристрой куда-нибудь...
Я немного растерялся, потому что с левой рукой всё было ясно, а с правой... Сначала мне пришло в голову приобнять Джареда за плечи, это всё-таки было бы в пределах нормы, хотя мы и были в контрах, но плечо было занятой рукой Шеннона, опередившего меня. Я почувствовал волнение, совершенно неуместное в данной ситуации. Наверное, просто неприятно было бы ещё раз услышать крики этого лысого типа. Совершенно не контролируя свои действия, я засунул ладонь правой руки в задний карман джинсов Джареда. Он дёрнулся и бросил на меня злобный взгляд. Я попытался изобразить виноватое выражение, но вместо этого на лицо выползла глуповатая улыбка. Думаю, это выглядело ужасно, тем более что в этот момент меня ослепила вспышка фотоаппарата. Представляю себе эту фотографию: Джаред с перекошенным лицом и я с улыбкой закоренелого дебила.
Моя ладонь горела, думаю, Джаред тоже это чувствовал. Всё-таки это был чуть ли не единственный раз, когда я прикасался к нему, тем более в несколько нескромном порядке, да и в странном месте, куда допускаются не каждые руки. Джаред чуть отступил от меня, ему это явно не понравилось, в отличие от меня. Во мне вдруг проснулась какая-то стервозная сущность, о которой я даже и не подозревал. И, хотя я чувствовал, что моё лицо заливается краской, я сжал руку на его заднице, не давая отойти слишком далеко, одновременно ощущая весьма однозначные ощущения внизу живота. Если так и дальше пойдёт, то это может плохо кончиться.
Фотовспышки, к счастью, отвлекали меня от всяких непристойных мыслей, но стоило лишь Джареду чуть двинуться в попытке прервать наш телесный контакт, как ощущения возвращались. В один из таких моментов Джаред бросил короткий взгляд куда-то вниз. Я на миг задержал дыхание, надеясь, что он не заметит ничего необычного, но он на мгновение замер, я готов был поклясться, что раскрыт.
Когда Джаред поднял голову, сверкнув глазами, то я ощутил себя не в своей тарелке, а моё лицо, наверняка, приобрело свекольный оттенок. Фотосессия продолжалась, а мне становилось всё хуже.
- Так, ещё пара кадров! – тот лысый разошёлся не на шутку, а я мечтал лишь об одном – чтобы это всё поскорее закончилось.
Ещё несколько начинавших раздражать вспышек, и он рявкнул:
- Всё, валите!
Мэтт и Шенн дружно показали fuck спине фотографа, я же словно пуля вылетел из студии и помчался по направлению к автобусу.
- Томо, ты в клуб собираешься? – донёсся до меня оклик Шенна.
Отрицательно помотав головой, я забрался по ступеням внутрь, намереваясь добраться до ванной и выяснить, что происходит в моих штанах. Но стоило мне сделать лишь шаг, как цепкие пальцы больно ухватились за моё плечо. Джаред никогда не оставит проблему неразрешённой.
6.
Томо медленно повернулся, стараясь придать лицу безмятежно-усталое выражение. И получил удар по лицу. Пытаясь вдохнуть сквозь поток крови, струящейся по лицу, он, широко раскрыв глаза, смотрел на Джареда.
- Удивлен? – лицо Лето перекосила злобная улыбка.
- Не совсем, - выдавил Томо, не пытаясь даже остановить кровотечение.
Джаред шумно втянул воздух и нарочито спокойно произнёс:
- Какого чёрта ты творил в грёбанной студии?
Томо размазывал кровь по лицу, пытаясь понят, цел ли нос.
- Какого чёрта?!!!..
Томо мотнул головой. Всё равно слова бы ничего не объяснили. Такое странное чувство нельзя описать словами. Его вообще нельзя описать, можно только почувствовать. Так зачем тогда зря колебать воздух?
- А я знаю, - проговорил Джаред, почти вплотную приблизившись к мужчине, - знаю, что у тебя стоит на меня.
Томо не поднимал глаз, он и так знал, что увидит в ответном взгляде: презрение, ненависть, злобу.
- Томо, мой мальчик, ты немного перевозбудился, - тягуче прошептал Лето, подаваясь вперёд и пальцем поднимая подбородок Томо.
Во взгляде мужчины ясно читалось: «Что ты хочешь от меня? Отпусти, дай мне уйти»
- Ну, уж нет, Томо, - усмехнувшись, сказал Лето. – Я не привык бросать друзей в беде.
С этими словами он с размаху ударил Томо коленом в живот так, что тот согнулся пополам, пытаясь как-то унять судорожную боль и вдохнуть. Но Джаред не дал ему времени на передышку, схватив его под руки и рванув вверх, заставляя встать. Резко развернув Томо спиной, он с силой толкнул его к стене. Удар вышел сильным, мужчина оцарапал кожу на щеке о шершавые шляпки болтов.
- Ты ведь уже давно хочешь поиметь меня, да? – шершавый шёпот режет слух. – Не выйдет...
Рывком сдирает с Томо брюки вместе с нижним бельём, так что пуговицы летят в разные стороны. Останавливается на миг, словно ожидая сопротивления, лихорадочно расстёгивая ремень.
- Неужели ты такая тряпка, а, Томо?
Мужчина прижался поцарапанной щекой к холодной стене и замер.
Задумчиво окинув взглядом его задницу, Джаред без всяких прелюдий вставил два пальца в задний проход Томо.
- Надеюсь, ощущения отвратительные, - прижавшись к его спине, прошептал Джаред и чуть двинул пальцами, заставляя мужчину извиваться под ним, прижатым к стене. Чуть подавшись вперёд, Лето ещё глубже засадил в него пальцы, двигая уже в поистине бешеном темпе.
- Ну, как? Ну, скажи, что тебе нравится... – смех, близкий к истерике. – Хотя, даже если и нет, это не имеет значение.
Он вытащил пальцы и высвободил из трусов возбуждённый член. Ухватившись за край рубашки Томо, он изо всех сил дёрнул, с мрачным удовольствием слушая треск рвущейся ткани. Прижавшись к Томо ещё плотнее, он чуть повернул его голову к себе, слизывая капельки крови со щеки. Одновременно начал входить в мужчину. Томо испуганно дёрнулся, но Джаред крепко держал его голову повёрнутой, рискуя сломать ему шею. Толчок, ещё... Томо пытался подавить крик, царапая стену пальцами, ломая чуть отросшие ногти. Джаред резко толкнулся вперёд, входя полностью. Шляпка одного гвоздя глубоко впилась под ноготь, так, что Томо невольно зашипел, сильно зажавшись внутри, чем заставил Джареда буквально зарычать от удовольствия.
Раздираемая плоть страшно ныла от неосторожного вторжения, а Томо почти неосознанно стал тереться набухшим членом о стену, пытаясь снять невероятное напряжение. Джаред жёстко держал его за бока, не давая шевелиться, и это тоже было мучительно. Внезапно Томо рвано вдохнул, почувствовав ещё большую боль внутри. Одновременно с этим по его ноге сбежала струйка крови, прочерчивая алую дорожку.
- Пожалуйста, остановись, - отрывисто прохрипел он, пытаясь повернуться к Джареду лицом, но тот не реагировал.
- Джаред, пожалуйста!! – голос мужчины сорвался на крик, он широко раскрыл глаза, и если бы Джаред мог видеть его лицо, то его бы наверняка напугала бы чернота расширенных зрачков.
Томо захрипел, тщетно пытаясь захватить побелевшими губами хоть немного воздуха. Он всхлипнул, пальцы скользили по стене, не давая больнее опоры. Мужчина бы осел на пол, но Джаред крепко держал его, вколачиваясь в его изнемогающее тело.
- Джаред, прекрати, - задыхаясь, прошептал он. Внутри разлилась обжигающе горячая жидкость, только прибавившая боли.
Лето, покачиваясь, отступил от Томо, выходя из него. Стоило ему лишь отпустить тело мужчины, как тот соскользнул по стене вниз на скользкий пол, измазанный кровью вперемешку со спермой.
Джаред с каким-то пьяным удивлением уставился на ржавые разводы, затем на Томо, который пустыми глазами смотрел куда-то в стену. Затем он подхватил мужчину под мышки и с трудом потащил его по коридору. Томо невнятно что-то бормотал, поминутно корчась от боли, когда Лето, напрягая последние силы, взвалил его на койку и задёрнул занавеску. Затем он намотал туалетной бумаги и кое-как размазал кровавое месиво на полу и стене.
Снаружи послышались шаги, отчётливо слышимые из-за подмёрзшего гравия. Через мгновение раздался голос Шенна:
- Эй, Джа! Ты тут?
- Ага, - откликнулся Джаред, спуская бумагу в туалете.
- А Томо где?
- Да спит уже. Давно завалился.
Его беззаботный тон не оставлял сомнений в его ответе.
- Спит? Слабак! – воскликнул подошедший вслед за Шенном Мэтт, и они дружно засмеялись. – Завтра, наверное, раньше всех встанет.
- Так это ж замечательно! Будет, кому кофе сварить.
Прижаться щекой и коленом к прохладному оконному стеклу, лишь бы не раствориться без остатка в тоскливом сером мареве комнаты. Жадно впитывать слабый, дрожащий свет ночника, лишь бы не потерять себя в темноте. Осторожно водить пальцем по запотевшему стеклу, рисуя причудливые узоры, знаки. Выводя собственное имя и имена других. Где-то на задворках мыслей бормочет телевизор: что-то о надвигающемся циклоне, резком похолодании и небывалом для Лос-Анджелеса снегопаде. Джаред зиму не любит, зима губит надежды, но сейчас он почти рад: может быть, этот неожиданный холод приведёт, наконец, брата домой.
На противоположной стороне улицы по тротуару неспешно бредёт пожилой человек. Осторожно ступая на успевший покрыться ледяной коркой асфальт, он на миг запрокидывает голову, любуясь тёмно-бархатным небом с россыпью холодных блёсток. Старик продолжает свой путь. Что же он делает там, на холодной улице в полуночный час? Наверняка, бессонница замучила его настолько, что он без сожаления сбежал из темноты квартиры, лишь бы избавиться от безысходных попыток найти гармонию с самим собой. Шенн, неужели тобой двигали похожие мотивы. Неужели Джаред для тебя – лишь воплощение тоски?
- Джей, ну, я пошёл.
- Иди.
- Я ухожу.
- Иди – иди.
- Всё, ушёл.
Дверь негромко хлопнула, отрезав Джареда от внешнего мира.
***
Вечернее красное солнце купалось в тёмных облаках, освещая комнату тревожным угасающим светом. Дом казался пустым, лишь ржавого цвета лучи безраздельно хозяйничали, игриво пробегая по тёплому деревянному полу, столу со стопкой исписанных листков, забытой на чёрном диване кожаной куртке.
Тишину разорвал телефонный звонок. Кто-то настойчиво требовал внимания. На верху послышались торопливые шаги, кто-то стремительно пробежал по ступеням лестницы. Через мгновение Джаред был в гостиной. Зевая, он пробормотал: «Иду, уже иду», - не осознавая, что человек на другом конце провода не способен его услышать.
- Да? Я слушаю, говорите, - подняв, наконец, трубку, слегка раздражённо спросил он.
- Мистер Лето? Мистер Шеннон Лето? – подчёркнутая вежливость немного давила, но принуждала к ответной вежливости.
- Нет, это не он. Я брат Шеннона. Чем могу помочь? – Джаред едва слышно вздохнул, уже предвкушая снова погрузиться в приятный сон наверху, в спальне.
В трубке на мгновение повисло молчание.
- Хм... – продолжил голос, - конечно, мне было бы желательно поговорить с мистером Шенноном, но раз его нет...
- Я могу передать всё, что нужно, - нетерпеливо произнёс Джаред.
- Ах, да. Да, конечно. Скажите ему, что ему звонили из агентства по недвижимости. Мы нашли именно такой дом, заказ на покупку которого он оставлял пару недель назад.
- Я передам, - почувствовав нехороший холодок в груди, пообещал Джаред и положил трубку.
Вот как? Шенн искал дом. Отдельный дом, он хочет жить отдельно. После всех этих долгих лет он хочет жить один.
Сон как рукой сняло. На его место сначала пришло беспокойство, невыносимо грызущее изнутри из-за невозможности поговорить с братом прямо сейчас. А затем пришёл холод. Пальцы похолодели, ноги замёрзли, в голове стало невыносимо пусто. Зябко поёживаясь, Джаред присел на диван, кутаясь в холодную кожаную куртку. Часы тикали назойливо. Зажав ладонями голову, он пытался заснуть, а, проснувшись, хотел обнаружить, что не было никакого звонка, который теперь так его беспокоил.
Невозможно отпустить человека так быстро, в один момент. Невозможно так просто дать ему уйти. Невозможно оставаться собой, лишаясь части своей души.
***
Пол часа после полуночи. За окном неожиданно повалил крупными хлопьями белоснежный снег. Не врал метеоролог.
Стекло во всю стену делает тебя таким беззащитным. Кажется, что сделай шаг – и провалишься в морозный воздух улицы. Джаред подышал на стекло, оставляя влажную талую дорожку из мельчайших капелек воды. Здоровый человеческий эгоизм – это естественно, главное – не дать ему выйти из-под контроля. Когда возникла стена, которую Джаред не заметил, когда его брат решил, что достаточно баловать его своим присутствием, своим теплом?
Внизу хлопнула дверь. Джаред не шелохнулся. Шаги по тёплому деревянному полу, по ступеням лестницы, по мягкому ковру. Тишина. Мокрые хлопья снега стекают по коже.
- Джаред, ну, что с тобой?
Мягко, чтобы не обидеть. Ведь за этим, наверняка, последует жёсткая правда.
Прижимается к спине, мягко поглаживая напряжённые плечи, холодя не согревшимися ещё пальцами. Джаред отстраняется, плотнее прижимаясь к стеклу.
- Ты почему не сказал, что ненавидишь меня? – голос ровный, слишком спокойный.
Невольный смешок.
- Я?
Молчание, колючее, отчуждённое. Не шутит.
- Я ведь тебе так надоел за эти тридцать пять лет, да?
Стоит в некоем ошеломлении. Откуда?
- Джар, откуда такие мысли?
Молчание.
- Не молчи! – в голосе тревога, в голосе почти истерика.
- Ты ведь сделал заказ на покупку дома?
***
Иногда страшно. Иногда словно идёшь по натянутой над пропастью нити, слишком тонкой, чтобы выдержать вес взрослого мужчины.
Джаред, да ведь я боюсь! Боюсь завтрашнего дня, когда ты, возможно, скажешь мне, что это всё. Конец. Что тебя больше здесь никогда не будет. Что всё вокруг – декорации, а жизнь – игра. Я хотел бы быть первым, чтобы ты не смог разбить меня на осколки. Тихо-тихо. Уйти, спрятаться. Ведь ты со своей чёрствой душой легко и непринуждённо ударишь меня в самое сердце. Ты жесток, брат, и кому, как не мне, лучше всех знать это? Теперь тебе больно. Я не хотел. Поверишь? Не поверишь... Я ведь так не хотел.
***
Шенн глубоко и медленно вздыхает.
- Ты больше не желаешь любить меня?
- Я просто... боюсь.
Ответ неожиданный. Ставит в тупик.
- Боишься чего? – через мгновение, показавшееся вечностью.
- Боишься чего...
- Тебя.
Вжимает пыльцы во влажный холод стекла.
- Боюсь конца, который неминуемо придёт.
Едва заметная дрожь.
Вздох.
- Боюсь быть сломанным, словно игрушка, которая надоела. Боюсь умереть от тоски, когда ты скажешь...
Плечи дрожат. Он плачет?
Резкий разворот. Большим пальцем стирает слезинки.
- Ну, что, что?
- Неужели я давал повод тебе усомниться?
Две мокрые дорожки прокладывают свой путь.
- Я знаю, Джей, насколько ты жесток.
Тянется. Обнимает. Прижимается ближе.
- Но ведь я тебе нужен, - шепчет.
- Да. Поэтому и боюсь.
Проводит руками по ткани куртки. По хлопку футболки. По тёплой коже, под которой таятся упругие мышцы. Ощущение холодного чёрного шёлка простыней.
- И ты мне... – дыхание учащается под частыми обжигающими прикосновениями пальцев.
- Ты ведь нужен мне, Шенн, - с трудом проговаривает, принимая в себя два пальца, реагируя на осторожные нежные прикосновения внутри.
- Друг другу... нужны... сильнее боли... больше жизни, - отрывки фразы, пропитанные болезненным удовольствием. Любовь.
- Ты мне так нужен. Я тебе – ещё больше.
Дыхание выравнивается. Сон. Поверил. Словно заклинание, словно... Гипнотизирует, подчиняет. Поверил. Осталось немногое – поверить в это самому.