Nice planet. We'll take it.
Название: Лучшее в мире Рождество, или Сочельник на обочине
Автор: Reno aka Reno89
Фандом: Sekai-Ichi Hatsukoi (также известное как «Лучшая в мире первая любовь», «Лучшее в мире – первая любовь» и др.)
Пейринг: Такано/Рицу, Такано/Ёкодзава (спорный момент с очерёдностью имён=)
Рейтинг: R
Дисклеймер: манга – Сюнгику Накамуры, аниме – Studio DEEN, фик – мой
Саммари: гипотетическое развитие событий эпизода 2х02, одного из самых милых, на мой взгляд
Примечание: 1) имхо, не могу представить ни Такано, ни Ёкодзаву в роли перманентного уке, поэтому предпочитаю думать, что они менялись местами=)
2) Страдающий Ёкодзава в тизере к следующему эпизоду меня по-хорошему поразил
3) Матчасть - исключительно из аниме, поскольку до манги я пока не добралась
От автора: я планировала выложить этот рассказ к Рождеству, но не удержалась, поскольку настроение у меня уже самое что ни на есть рождественское, хотя двадцатиградусный мороз за окном слегка удручает. Пользуясь случаем, хочу пожелать всем любви – лучшей в мире=)
Спасибо за внимание.
Лучшее в мире Рождество, или Сочельник на обочинеРицу украдкой коснулся губ кончиком языка и вздохнул. Всё ещё горели от поцелуев.
Снег, прежде мирно круживший в вечернем воздухе, теперь падал на землю тяжёлыми крупными хлопьями, так что разноцветные огни далёкого города казались яркими блёстками конфетти, увеличенными в сотню раз. В спокойной тишине мир за пределами автомобиля казался сказочной декорацией. От такой красоты захватывало дух, но полностью проникнуться ощущением волшебства мешала необъяснимая тревога: а ну как явятся бесстрастные грузчики, поднимут и унесут прочь и маленькую автобусную станцию, и укутанный в пушистую белую шаль кустарник, и мягкий жёлтый свет фонарей?
До сих пор чувствуя, как пылает лицо, Рицу не выдержал, опустил стекло и с наслаждением глотнул морозного воздуха. Высунув руку, он собрал с живой изгороди немного снега и вдруг не раздумывая сунул его в рот, ощущая, как крошечные кристаллы льда стремительно тают на языке. Прохлада немного успокоила его, сердце перестало прыгать в груди, и на один бесконечный миг Рицу ощутил себя в правильном месте в нужное время. Это чувство дорогого стоило, учитывая, что в последние месяцы он куда чаще испытывал отчаяние, мучился непониманием и растерянностью.
- Ну, прям как ребёнок, - хмыкнул Такано, и Онодера с досадой осознал, что успел позабыть о присутствии главного редактора. Отвлёкся на снег и даже не заметил, как стихло уютное ворчание двигателя. И сколько они просидели в машине, припаркованной здесь, у обочины, пока их губы всё никак не могли расстаться, а его, Рицу, руки словно бы жили своей жизнью, сминая, поглаживая мягкий кашемир свитера Такано, обнимая, прижимая к себе и не желая отпускать? Пожалуй, слишком долго. В рабочие будни Рицу и так возвращался домой не раньше полуночи. Хотя бы в выходные стоило приложить все силы, чтобы разорвать порочный круг недосыпов и хронической усталости.
- Почему мы до сих пор здесь? – поинтересовался Онодера, чувствуя себя так, будто кто-то силком влил ему в глотку бокал креплёного вина. Немного пьяным из-за того, что происходило четверть часа назад, когда они исступлённо целовались. Нет, поначалу каждый поцелуй казался прикосновением крыльев бабочки – нежной летней красавицы, по прихоти судьбы потерявшейся в зиме, но – неизбежно – дыхание становилось всё тяжелее, движения – судорожнее и напряженнее, головокружение – головокружительнее, контроль - слабее.
Бесстрастный, казалось бы, взгляд обратился к Рицу – и тут же стал взглядом-подтаявшим шоколадом, атласно-сладким и обволакивающим. Такой взгляд мог быть только у того, кто укрепился в своём намерении завоевать душу и сердце, наполнить собой каждую мысль, каждую минуту существования.
- Бензин кончился, - буднично сообщил Такано, постучав пальцем по круглому окошку. Стрелка, показывающая уровень топлива в баке, уныло замерла у нулевой отметки. – Не рассчитал.
- А? – попав в ловушку шоколадного взгляда, Рицу потратил почти целую минуту, чтобы осмыслить услышанное. В тщетной надежде дождаться опровержения, в напряжённом, натянутом, словно струна, молчании он честно пытался утихомирить взволнованное возмущение, плескавшееся внутри, но так и не преуспел. Слова вылетели из него, будто пробка из бутылки с газированной водой, которую предварительно хорошенько встряхнули.
- Чёрт побери, что за глупые шутки?! – вскричал Онодера и тут же закашлялся. Эмоции всегда захлёстывали его с головой, не важно, шла ли речь о гневе, раздражении, смущении или восхищении. Горло у новоиспечённого редактора перехватывало с удручающим постоянством, вот почему его речи, как правило, не имели большой силы. В конце концов, можно ли воспринимать всерьёз человека, раздражение и негодование которого работают против него самого?
- А в чём дело? – пожал плечами Такано, как будто и вправду не видел в сложившейся ситуации ничего ужасного.
Ты за кого меня держишь, упорно крутилось на языке у Рицу, но вслух он сказал другое – предварительно сделав глубокий вдох и сосчитав до десяти.
- Очень умно, Такано-сан, - нарочито спокойный тон стоил Онодере немалых усилий. – А теперь – давайте просто вернёмся домой и забудем об этом неудавшемся розыгрыше.
Главный редактор посмотрел на него с едва уловимым любопытством, которого, однако, оказалось достаточно, чтобы вогнать Рицу в краску. Кажется, фраза и вправду прозвучала несколько двусмысленно и требовала пояснения.
- Каждый – в свой дом, разумеется, - торопливо заметил Онодера, стремясь исправить положение, и нахмурился. Вышло только хуже – любопытство во взгляде главного редактора стало лишь очевиднее.
- Я именно это имел в виду, а вовсе не… - безнадёжно пробормотал Рицу, зная, что собственноручно вырыл себе могилу. И кто его за язык тянул? Ах, да, кажется, он сам.
Неизменный интерес, с которым Такано наблюдал за мучениями Рицу, сменился чем-то, подозрительно напоминающим жалость.
- Ты что, дурак? – как-то слишком уж ласково осведомился Масамунэ, будто беседовал с нестабильным пациентом психиатрической клиники, взявшим моду буянить по поводу и без. – Я же сказал: бензин кончился. Тебе, должно быть, известно, что большинству автомобилей для исправной работы требуется топливо, из чего следует…
- Даже слышать этого не желаю! - замотал головой Онодера, так что пред глазами заплясали тёмные точки. Чтобы прогнать их, пришлось ненадолго зажмуриться, чем Такано не преминул воспользоваться.
- И вправду, совсем как ребёнок, - заметил он и, протянув руку, потрепал Рицу по волосам. Манёвр вышел столь неожиданным, что парень подскочил на месте, пребольно ударившись затылком о низкую крышу.
В негромком смехе главного редактора угадывалась нежность, от которой Рицу, будь у него такая возможность, сбежал бы на край света. Он, положительно, не понимал, чем заслужил подобную пугающую любовь, свалившуюся как снег на голову (никакого каламбура!), и предпочитал думать, что всё дело заключается в спортивном интересе. Упрямство Такано не знало границ, и отступление для него было равносильно проигрышу.
Поскольку до края света было слишком далеко, Рицу ограничился тем, что попытался выбраться из автомобиля – по крайней мере, провёл рукой по гладкой пластмассовой облицовке двери и нащупал продолговатый рычажок.
- Спасибо за чудный вечер, думаю, я и сам могу добраться до города, - с донельзя фальшивой бодростью сообщил он, не глядя на Такано, и, морально подготовившись к холоду и ветру, с силой нажал на ручку. Ничего не произошло.
- Куда ты собрался? Вот-вот начнётся метель.
- Поймаю попутку. В Сочельник, конечно, возьмут втридорога, но что поделать, - картинно вздохнул Рицу, вступая в тихую схватку с дверцей автомобиля, невольным пленником которого он стал.
Такано скрестил руки на груди.
- Никуда ты не пойдёшь.
- Это ещё почему?
- Ну, во-первых, едва ли тебе повстречается припозднившийся автолюбитель. Всё же сегодня Сочельник, который добрые люди предпочитают проводить дома, в кругу родных и близких. А, во вторых…
Онодера невольно замер.
- Во-вторых, я себя никогда не прощу, если где-нибудь на шоссе тебя завалит снегом, – хотя глаза Такано и смеялись, сам он оставался серьёзным.
- Раньше думать надо было, - проворчал Рицу и, чтобы скрыть смущение от подобного заявления, навалился на дверцу всем весом. Чёрный пластик жалобно скрипнул, но не поддался.
- Просто на всякий случай: дверь заблокирована, - как бы между прочим сообщил Такано, так что Онодера едва вновь не взорвался. Лишь мысль о том, каким паникёром и истериком он выставляет себя рядом с невозмутимым главным редактором, привела его в чувство – хотя бы отчасти.
- Открой, - негромко, но настойчиво проговорил он.
- И не подумаю, - упрямо откликнулся Такано. – Не желаю брать на себя ответственность за твою жизнь.
Насупившись, Онодера уставился на свои ладони, излишне пристально вглядываясь в переплетение линий судьбы, которая столь опрометчиво привела его обратно к Такано – в насмешку ли или в наказание за ошибки ранней юности.
- Ты… всё подстроил, - нехотя проговорил Рицу, понимая, насколько по-детски звучит подобное обвинение. Хотя от Такано всего можно было ожидать.
- Да, ну? – прищурился главный редактор. – И что же заставляет тебя так думать?
Онодера шумно выдохнул.
- В таких случаях у тебя всегда есть мотив, - развёл он руками.
- Очень интересно. И какой же?
- Ты всё подстроил, чтобы запереть меня здесь, - торжествующе проговорил Рицу, поражаясь собственной абсурдной и безрассудной смелости, которая явно была не на его стороне. – Чтобы остаться со мной наедине.
Кажется, на этот раз ему удалось удивить Такано по-настоящему.
- А у тебя, оказывается, весьма внушительное самомнение, - покачал головой тот, поджав губы. – Прежде я за тобой подобного не замечал.
- Нет у меня никакого самомнения! – вспыхнул Рицу. – Я просто делаю выводы.
- И совершенно неверные, нужно заметить.
- Так ты отрицаешь, что забыл запасную канистру нарочно? И хочешь, чтобы после всех твоих заявлений о «большой и чистой любви», которыми ты донимаешь меня при каждом удобном случае, я тебе поверил?
Масамунэ издал неясный звук – то ли кашлянул, то ли усмехнулся, то ли для верности проделал и то, и другое.
- Что поделать, на этот раз к тебе это отношения не имеет, уж прости, - с иронией проговорил он и нехотя, словно признавался в величайшей и постыдной слабости, добавил, - рассеянность подвела.
Благополучно пропустив неприятное для себя начало фразы мимо ушей, Рицу скорчил гримасу.
- Рассеянность? Да ты и слова-то такого не знаешь! Только не ты – главный редактор, который любого за пояс заткнёт в вопросах сроков и пунктуальности…
Ответный взгляд Такано оказался слишком серьёзным, чтобы его можно было проигнорировать, и Онодера счёл разумным замолчать. Некоторое время они слушали, как ветер дробно швыряет снежную крупу в металлический бок автомобиля, а после Такано кивнул, как будто решил что-то для себя.
- Не представляешь, каким рассеянным я стал, когда ты исчез, - негромко начал он, но постепенно его голос звенел всё отчаяннее. – Я не помнил самых простых вещей, сворачивал не туда, опаздывал, куда бы ни пошёл. Не замечал, что вместо зелёного сигнала светофора давным-давно горит красный, и едва не оказывался под колёсами. Каким-то чудом мне удалось поступить в университет, ещё большим чудом я считаю то, что смог более-менее достойно закончить обучение. Порой я просыпался, не понимая, как оказался в том или ином месте, и это было хуже всего. Я даже поесть забывал, что уж говорить об уходе за Соратой. Если бы не Ёкодзава…
Он вдруг замолчал и отвернулся к окну, но горечь его слов, казалось, до сих пор витала в воздухе. Вскоре к этой горечи примешался неторопливый табачный дымок. Рицу судорожно вдохнул и едва не закашлялся, осознав, что они, кажется, вернулись к недавнему разговору под тёмным зимним небом.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Пить в одиночестве может только махровый пьяница, - заметил Ёкодзава. Как и всегда, дверь в комнату оказалась открытой, но у порога, слава высшим силам, обнаружились только ботинки Такано – и никаких незнакомых или, что ещё хуже, знакомых лодочек, шпилек или дорогих мокасин, которым здесь было вовсе не место. Это было хорошим знаком, ведь, как правило, на дни рождения Масамунэ приводил вдвое больше «гостей» и набирался так, что себя не помнил.
- Имею право, - бодро отсалютовал ему початой бутылкой Такано. Он выпил изрядно, но умудрился сохранить относительную ясность сознания. Сказывалась многолетняя практика.
- Махровый пьяница или безнадёжный эгоист, - вздохнул Такафуми, подбирая с пола пустые жестянки. Мусор отправился в большой пакет, который Ёкодзава предусмотрительно купил по дороге. Ведь знал же, что понадобится.
- Такими темпами ты до тридцати не доживёшь, - спокойно сообщил он, хотя внутри от собственных слов всё перевернулось. – Кстати, с днём рождения, недотёпа.
- Все рано или поздно умирают, - хрипловато проговорил Такано и сделал внушительный глоток. Ёкодзаве потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с собой, иначе б он без предупреждения отвесил бы другу тумака.
- Уж лучше поздно, не думаешь? – в потяжелевший пакет отправилась очередная бутыль, на этот раз полная.
- Эй, что ты делаешь?! Отдай! – Масамунэ дёрнул пакет на себя и едва не оторвал непрочные полиэтиленовые ручки. – Отдай по-хорошему, Такафуми, иначе... я за себя не отвечаю.
И хотя руки его почти не дрожали, а взгляд не был расфокусированным, в его крови сейчас бродила безрассудная, пьяная решимость, которая за пол литра пойла толкнула бы его к самому краю – и в пропасть.
- Если ударишь меня, не думай, будто я не ударю в ответ, - предупреждающе проговорил Ёкодзава, едва не потеряв равновесие, когда Такано неожиданно отпустил порядком потяжелевший пакет.
- Так даже лучше, - кивнул он и криво улыбнулся. Вид у него был диковатый, а взгляд -совершенно больной. Вот только ни о сезонном гриппе, ни о банальной простуде речи не шло. Эта боль укоренилась гораздо глубже, и простыми лекарствами её бы не изгнать. – Мой организм слишком привык к алкоголю и не желает вырубаться. Такафуми, окажи мне услугу. Или отдай всё, что ты там насобирал, или уж врежь, как следует – без раздумий.
В ответ Ёкодзава швырнул пакет в угол, так что стекло ломко зазвенело. Такано застонал от отчаяния, но друг не обратил на это внимания. Вместо жалости, которая поднялась в нём, будто змея из высокой травы, вместо неприязни, обращённой к безликой фигуре из прошлого, вместо бессилия, вот-вот готового одержать верх, он улыбнулся, ломая себя и сдерживая, чтобы не закусить до боли губу, и заговорчески подмигнул.
- Лучше я сделаю для тебя кое-что другое.
Масамунэ усмехнулся.
- Кое-что другое?..
Решив обойтись без ненужных словесных объяснений, Такафуми расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и медленно опустился на колени, так что лицо Такано оказалось напротив его собственного. Он мог бы, не задумываясь, наклониться и поцеловать эти обветренные, измученные губы, но вместо этого замер, разглядывая каждую чёрточку, каждую едва наметившуюся усталую морщинку.
- Ёкодзава… - пробормотал Такано, но друг остановил его, устроив руки на талии, там, где выбившийся из-за пояса хлопок проще всего было преодолеть.
- Ёкодзава, - несмотря на изрядное количество алкоголя в крови, голос Такано прозвучал твёрдо – не считая лёгкого сиплого налёта, едва слышимого. – Сегодня мы сделаем это в последний раз.
- Как пожелаешь, - щёкотно проведя пальцами по впалому животу, кивнул тот. Он уже слышал об этом. «В последний раз» было любимой присказкой его однокурсника. «Я опоздал в последний раз», «Я выпил в последний раз», «Я переспал с одним, с двумя, с тремя – в последний раз». Право, стоило ли воспринимать его всерьёз?
- Такафуми! – звучно проговорил Такано и даже предпринял отважную попытку подняться, впрочем, неудачную – ноги не желали держать его, и всё, что ему удалось, - отстраниться на краткий миг. – Я вовсе не шучу! Я больше не собираюсь спать с тобой. И если ты не можешь этого принять – убирайся, потому что я говорю серьёзно. Совершенно… серьёзно.
Он покачнулся и прижал руку ко рту, но тошнота почти сразу же отступила. В желудке голодно засосало, и под сердцем заворочалась пустота, которая с каждым днём разрасталась. И даже весь алкоголь мира не в силах был заполнить её. Даже весь секс мира. Никто. Никогда. Кроме него.
- В последний раз сегодня? – задумчиво повторил Ёкодзава. – Я правильно расслышал?
Такано кивнул и протянул к нему руки.
- В последний раз, - веско проговорил он.
Они не закрывали глаз. Так и смотрели прямо в чернильные кляксы зрачков друг друга, пока неторопливо стягивали одежду.
Рубашка Такано пропахла потом, сигаретами и пивом, но отчего-то всё равно хотелось зарыться в неё лицом и вдохнуть. Невольно сглотнув, Ёкодзава на миг оторвался от кожи с привкусом сигарет.
- Ты должен пообещать кое-что взамен
- С чего бы это? – недовольно протянул Масамунэ.
Ёкодзава прикрыл на мгновение глаза, но тут же справился с собой и озорно взглянул на друга.
- Чтобы… возместить ущерб. Мы заключим сделку.
- Сделку? – брови Такано поползли вверх. – Чёртов экономист.
- Ты слушаешь?
- Ну? - их губы были слишком близко, и держать себя в руках становилось всё сложнее.
- Пусть этот раз будет последним во всех смыслах.
Ёкодзава выдержал значительную паузу, чтобы слова звучали убедительнее.
- Хватить травить себя и отравлять существование окружающим.
- Мне нет дела до окружающих, - попытался отвернуться Такано, но Такафуми ловко пресёк этот манёвр, сжав пальцами его подбородок.
- Этот раз будет последним, - проговорил он, - когда ты позволил себе напиться.
- Этот раз будет последним, когда я позволю тебе трахнуть меня.
- Но, согласись, так будет справедливо, - заметил Ёкодзава. – Учитывая положение дел в нашу прошлую встречу.
Они хмыкнули одновременно. Да, та ночь выдалась особенно тяжёлой. Такие бессонные ночи не проходят бесследно.
- Но только… не вздумай вбить себе в голову, что всё это – начало новой эры, - прошептал Такано, когда они вместе опустились на жёсткий дощатый пол. Отчего-то не на кровать. – Ненавижу громкие и бессмысленные слова. Взгляни на это с иной стороны. Мне просто стало скучно. Я хочу изменить… некоторые незначительные моменты.
Он так отчаянно врал и, в первую очередь, самому себе, что Йокодзаве захотелось прижать его к себе и не отпускать, пока та боль, что ела его изнутри, не исчезла бы. Но всё, что он, увы, мог сделать, - оставаться рядом, пока хватит сил. Оставаться рядом и хотя бы иногда надеяться.
- Едва ли разумно ожидать, что всё свершится сразу, - проговорил он, медленно проводя руками по обнажённым плечам и груди Такано. – Ты выстроишь свою уверенность, достигая малых целей, - одной за другой. И уже завтра тебе стоит хотя бы вовремя подняться, надеть чистую одежду и явиться на занятия без опозданий.
Ему предстоял нелёгкий путь. Как будто Такано Масамунэ сегодня уже двадцати двух лет от роду заново учился ходить. Заново учился жить не во вред себе.
В ответном взгляде читалось нетерпение.
- Придёшь проверить меня, мамуля? – насмешливо выдохнул Масамунэ, пока Ёкодзава расстёгивал его изрядно помятые брюки.
- Несомненно, - кивнул друг, а Такано, повинуясь порыву, запустил пальцы в жёсткие чёрные волосы.
- Я тебя не подведу, - проговорил он серьёзно, пропуская короткие пряди сквозь пальцы. – Обещаю.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Такано-сан, - настойчиво повторил Рицу – уже не в первый раз. – Такано-сан!
- М? – главный редактор так глубоко погрузился в свои мысли, что откликнулся лишь спустя минуту или две.
Мне жаль, хотелось сказать Онодере, но эта простая фраза словно бы застряла в горле, не желая обретать звуковой оболочки. И пока Рицу боролся с собой, главный редактор опередил его.
- Порой я задумываюсь о том, какой вышла бы моя жизнь, если бы ты был в ней всё это время, - задумчиво проговорил он и вхолостую щёлкнул зажигалкой, выпустив на волю яркий огонёк.
- Такано… - начал, было, Рицу, почти задыхаясь от бессилия, но Масамунэ не обратил на него внимания.
- Была бы моя жизнь лучше? – продолжал он рассуждать вслух – бесцельно выдыхая слова, будто пули в воздух. – Стал бы я тем, кто есть?
Рицу невольно сжал кулаки.
- Порой мне кажется, что наше неожиданное расставание имело свои плюсы. У меня появился Друг, какого можно искать до самой смерти – и не найти. Многие позавидовали бы мне. Многие, проследив мою жизнь после окончания школы, сказали бы, что я преуспел. Многие…
Рицу закусил губу, не желая признавать, что влага в уголках глаз – предательские слёзы давней и возродившейся обиды, которой в настоящем, определённо, не было места. Он мог бы вновь отвернуться к окну, но не заткнуть уши – при всём желании и, уж конечно, не сумел бы заставить себя перестать думать о далёком теперь студенте Такано Масамунэ, который в особенно чёрные и отчаянные ночи задыхался от душевной боли и находил утешение в крепких, даже грубоватых объятиях Друга. А тот уже и не помнил, когда видел однокурсника по-настоящему трезвым, здоровым, счастливым. И, может быть, затуманенный близким оргазмом, но такой яркий взгляд служил самым важным для Ёкодзавы доказательством того, что внутри Такано ещё не выгорел дотла, не обратился горячей золой и ледяным пеплом. То, как он льнул к нему, как целовал меж сведённых лопаток, как спал, уткнувшись в плечо, – до самого утра, до первых занятий, подтверждало безграничное одиночество Масамунэ, но и жажду жизни – тоже.
- Рицу, пожалуй, мне следует тебя поблагодарить, - от этого заявления Онодере стало лишь хуже, и он мучительно стиснул зубы, пребольно прикусив щёку. Рот мгновенно наполнил солоноватый привкус.
- Не нужно, - пробормотал он, глотая вязкую слюну. Нутро скверно свело.
- Ты очень вовремя бросил меня.
- Я не бросал.
- Ты очень вовремя исчез и бросил меня, Рицу.
- Я не бросал! – в негодовании вскрикнул Онодера и неожиданно для самого себя протянул руку и крепко схватил Такано за запястье.
Он готов был поклясться, что теперь они оба смотрят на это неожиданно образовавшееся звено телесной связи. Смотрят, не зная, как быть и как поступать дальше.
- Хочешь что-то доказать мне? – остро взглянул на него главный редактор и медленно, очень медленно накрыл его пальцы своими, не сжав и не сдавив, предоставляя возможность ретироваться.
- Вовсе нет, - не преминул воспользоваться этой возможностью Рицу, поймав себя на том, что едва удержался от поцелуя – спонтанного, упрямого и, свершись он, совершенно катастрофического. Просто мысль о страданиях Такано на протяжении последних десяти лет столь прочно утвердилась в его сознании, что неожиданный поворот в разговоре сбил его с толку. И, уж конечно, он никогда не задумывался, каким могло бы оказаться его собственное существование, если бы они тогда не расстались.
Стоп.
Так, может быть, дело именно в этом? Рицу почти не вспоминал о Такано – до последней их неожиданной встречи. Он счастливо – ну, или почти счастливо – отучился в университете, наслаждаясь первой свободой, первой относительной самостоятельностью. И чтением. Да, книги были и оставались его лучшими друзьями. Но воспоминаний о Такано они не хранили. Он так быстро забыл о нём, с такой лёгкостью выкинул из головы. И, кажется, теперь он вполне заслужил хотя бы эти короткие минуты душевной боли.
- Как далеко ты способен зайти, чтобы доказать мне что-то? – настойчиво осведомился Такано, и голос его был полон искушения.
- Э… не слишком… далеко, - пролепетал Онодера, вжавшись в спинку кресла, но не тут-то было. Такано, не отставая, потянулся за ним, перегнулся через рычаг переключения скоростей и почти что улёгся ему на колени.
- Что ты делаешь?.. – смущённо пробормотал Рицу. Сильные пальцы ловко поддели утопленную в пластике кнопку блокировки, поддавшуюся с тихим щелчком. Дверь распахнулась, и в салон хлынул морозный воздух.
Онодера поражённо выдохнул белесым парком.
- Хочешь уйти – уходи, - безапелляционно заявил Такано. – Раз уж представился такой шанс.
Рицу взглянул на заснеженные просторы. Вот теперь он окончательно потерялся в возможных причинах действий и мотивах поступков этого человека. От осознания этого на душе одновременно стало и легко, и немного тоскливо.
- Но… почему? Не ты ли отказывался брать на себя ответственность за мою жизнь?
Возникло стойкое ощущение, что теперь его прогоняли. Всего полчаса назад пытались всеми силами удержать, а теперь – гнали прочь, в неуютный холод и одиночество. Некоторое время Такано молчал, будто бы и вовсе передумал отвечать, однако, в конце концов, он вздохнул глубоко, как, бывает, вздыхают после пролитых слёз, и проговорил:
- Этот день рождения – лучший, что мне довелось отпраздновать. И я не хочу окончательно испортить его. Поэтому не стану держать тебя против воли.
Рицу вздрогнул. Кажется, теперь он был совсем не готов уйти. Он чувствовал тепло Такано и его желание. Оно было столь очевидным, что воздух казался наэлектризованным, как перед близкой грозой. И всё же… Всё же он отпускал его. Хотел его – целиком, от макушки, от непослушных вихров на затылке до пальцев ног – но отпускал. В кои-то веки отпускал добровольно, невзирая на свои чувства. При мысли об этом у Рицу сладко свело всё тело. Такая мелочь, как признанное право выбора, которая на поверку и мелочью-то не была, оказалась невероятно возбуждающей.
- Иди. Чего медлишь? – хрипло осведомился Масамунэ. Глаза его опасно потемнели.
Нет, вовсе не ночь и не холод, как Рицу пытался убедить себя, останавливали его. Его страшила неизвестность. Как будто именно этот момент был одним из ключевых в его нынешней жизни. Учитывая то, с каким завидным постоянством Рицу принимал неправильные, как после выяснялось, решения, не стоило бросаться в омут с головой. И хотя перспектива прекратить всё прямо сейчас казалась такой манящей, в этой простоте и незамысловатости Онодере чудился подвох.
- Что, если я совершаю ошибку? – задумчиво пробормотал он, запоздало заметив, что задал вопрос вслух.
Такано устало вздохнул.
- Конечно, ты совершаешь ошибку, там, за окном – морозная снежная ночь и полная темень, а пустая дорога тянется на мили…
- Я не об этом, - перебил его Рицу, что случалось нечасто.
Главный редактор посмотрел на него из-под опущенных ресниц, ожидая продолжения, но Онодера смешался и замолчал. Нужных слов не находилось, а тут ещё и ряд огоньков вдоль лобового стекла погас. Рицу в замешательстве огляделся.
- Кажется, аккумулятор разрядился, - заметил Такано – точнее, его тёмный силуэт, очерченный мягким светом уличных фонарей. – Боюсь, ночь будет не самой тёплой. И всё же здесь нет ветра и снега, чего нельзя сказать о том, что происходит за окном. Так что ты решил?
Онодера промолчал, мысленно чертыхнувшись. Он вовсе не хотел, чтобы главный редактор принял его молчание за согласие, но всё никак не решался выразить отказ словами, поставить окончательную и бесповоротную точку в этом затянувшемся вечере.
Ночевать в постепенно остывающей машине ему ещё не приходилось, но, кажется, рядом с Такано он с удручающим постоянством ввязывался в сомнительные истории и оказывался в двусмысленных ситуациях.
- Если вдруг станешь замерзать, дай знать, - негромко проговорил Масамунэ, так и не дождавшись однозначного ответа. Открытая дверца, ставшая символом ненужной свободы, закрылась с тихим щелчком. – В конце концов, у нас, возможно, не будет другого выхода, кроме как спать обнявшись. Надеюсь, ты поймёшь, что в этом есть выгода для нас обоих, и не будешь против. Я же, в свою очередь, обещаю…
Воображение разыгралось не вовремя, и Рицу поймал себя на том, что не в силах пошевелиться. Завороженный голосом Такано, ставшим совсем низким, с нотками усталой горечи, завороженный собственным чувством вины, жгучим и всеобъемлющим, он не мог оторвать взгляда от чёткого абриса такого знакомого лица, черты которого за десять лет стали лишь жёстче.
- Эй, ты всё ещё здесь? - Такано щёлкнул зажигалкой, и жёлтый огонёк осветил салон автомобиля.
Они оказались ближе друг к другу, чем думали. Словно бы под покровом темноты потакать своим желаниям было куда проще.
- Ну, и зачем ты смотришь на меня так? – неожиданно строго осведомился главный редактор, и Онодера попытался отвернуться. Не вышло. Что-то прочно удерживало его на месте в этом замкнутом на двоих мирке.
- Ты отдаёшь себе отчёт в том, что в данный момент открыто и беззастенчиво провоцируешь меня?
Рицу приоткрыл рот, но так ничего и не сказал. У него не было ни единого аргумента в свою защиту, а мысли, и без того обрывочные, разбежались, стоило Такано придвинуться ближе. Парень передёрнул плечами – от этого едва заметного движения по спине побежали колкие мурашки. Теперь окружавшая их темнота казалась совсем бархатной на ощупь. И хотя жёлтый огонёк уже погас, они, связанные одним взглядом, безотчётно тянулись друг к другу, преодолевая сопротивление напряжённого воздуха, пока между ними не осталось и миллиметра пространства для возможного манёвра отступления.
- Твои сомнения значат для меня гораздо больше, чем ты думаешь. И с кем бы ты ни был за эти десять лет, я докажу, что лучше меня тебе не найти, - прошептал Такано в самые губы Рицу и поцеловал.
Ему, пожалуй, не пришлось бы чрезмерно стараться, мелькнула на периферии сознания ленивая, смазанная мысль. Нежнее любовника, чем Такано, у Рицу никогда не было. И хотя после расставания с ним он так и не решился на секс с мужчиной, с Такано это далось ему легче, чем он думал. Поскольку… он доверял ему.
Рицу прислушался к себе в краткий миг просветления, пока горячие ладони Масамунэ беззастенчиво задирали край свитера, а затем и рубашки.
Действительно так. Он доверял Такано, поэтому секс с ним всегда был чем-то особенным.
Выходил парадокс: зная замашки главного редактора, в ежедневных мелочах Онодэра верил ему меньше всего. Такано использовал любую возможность, чтобы досадить ему и нарушить с трудом обретённый покой: на людях он незаметно и мимолётно касался его, в тесном лифте, битком набитом сотрудниками издательства, не упускал случая прижать к себе за миг до того как откроются дверцы, а наедине и вовсе не находил нужным сдерживаться. Но в масштабном, более глобальном и общем смысле – не было на свете человека, которому Рицу доверял бы больше. Удивительно, насколько стойкой к ударам судьбы, времени и глупости оказалась эта связь.
Когда они попытались развернуться друг к другу, Рицу впервые осознал, насколько тесной была машина главного редактора. При всём желании им не удалось бы удобно устроиться, не рискуя при этом свернуть шею, поэтому Такано без лишних слов усадил его к себе на колени, так что они вмиг оказались лицом к лицу, и принялся расстёгивать ремень.
Закрыв глаза, Онодера обнял Такано за шею и в последний раз попытался образумить себя, однако Масамунэ с лёгкостью лишил его этой возможности.
- Пожалуйста, смотри на меня, - проговорил он, пробежав пальцами по любимым каштановым прядям. – Мы вместе сегодня, и я не хочу, чтобы ты прятался, поэтому смотри на меня. Только на меня.
Негромкие, но полные силы слова эхом звучали в сознании, и Рицу смотрел. Смотрел, пока, извиваясь, стягивал брюки, смотрел, пока опускался всё ниже, без подготовки насаживаясь на горячий член. Смотрел, хотя и понимал, насколько беззащитен в этот момент, насколько открыт любой грубости и насмешке. Он смотрел на Такано и думал лишь об одном: только бы во взгляде не было жалкой мольбы, только бы темнота послужила ему надёжной защитой. Ведь он и так уже пустил всё на самотёк, предчувствуя безрадостные последствия.
И хотя Рицу мог малодушно списать всё на острое удовольствие, равного которому он не испытывал уже много лет, ему вдруг стало неимоверно страшно при мысли о том, что они могли так больше и не встретиться вновь. Различай любовь и секс, раздался приглушённый, далёкий голос разума, но Рицу лишь крепче вцепился в Такано, зная, понимая каждым нервом, каждой крошечной клеткой, что любит его без оглядки и до безумия, вопреки всем своим принципам, которым не нашлось места в тесном пространстве между разгорячёнными телами. Эта любовь, как оказалось, протянулась за ним сквозь годы и не исчезла, не истончилась – несчастная первая любовь наивного мальчишки, который верил, что несостоявшиеся отношения можно с лёгкостью выкинуть из головы и из жизни. Не тут-то было. Эти самые отношения – странные, мешающие, не вписывающиеся ни в какие рамки – нагнали его со спины и радостно заключили в объятия.
- Не торопись, - шепнул Такано, поддерживая Рицу, и бережно погладил по пояснице, когда тот застонал, запрокинув голову. Уж очень глубоко в нём был Масамунэ, так что поначалу Онодера мог думать только о проникающей боли. Но постепенно, миг за мигом его тело становилось всё легче. Каждая мышца трепетала, звенела, купалась в искрящемся наслаждении. Как только первый дискомфорт проникновения исчез, они взяли головокружительный темп, не останавливаясь ни на мгновение, чтобы перевести дух.
Спустя несколько тягучих минут Рицу уже вовсю боролся с лихорадкой близкого оргазма. Такано так сильно прижимал его к себе, что ныли рёбра, а внутреннюю сторону бёдер покалывало из-за невероятного напряжения.
- Сожми меня крепче, - Онодера потерялся в потемневшем от возбуждения взгляде и пропустил миг, когда его с головой накрыло вязкой волной, а брызги окропили кашемировый свитер Такано, и без того безжалостно растянутый, а теперь и вовсе ни на что не годный.
- Такано-сан, - виновато пробормотал Рицу и обессилено выдохнул, когда Такано выскользнул из него.
- Забудь о свитере, - настойчиво проговорил тот, проводя губами по доверчиво подставленной шее. – Это… не имеет значения, забудь.
Он шептал что-то ещё – невнятное и, очевидно, бессмысленное, словно в бреду, в горячке, во власти отголосков чувств и ощущений. И целовал, пока Рицу понемногу приходил в себя.
В конце концов, им пришлось расстаться – каждому сесть на своё место и постараться привести себя в порядок. Ночь только начиналась, а им предстоял недолгий и совершенно не здоровый сон, обещающий утреннюю боль в ногах, в шее, в пояснице и в прочих немаловажных частях тела. Но пока – пока они наслаждались благостным онемением, не причинявшим беспокойства.
- И всё же, Такано-сан… Я до сих пор уверен, что ты всё подстроил, - пробормотал Рицу. – Ты ведь нарочно не взял с собой запасную канистру с бензином.
Он привалился к дверце, слишком поздно осознав, что она больше не была заблокирована. Короткий полёт в снег и холод, - вот то, что ждало его после крышесносящего секса. Не самая радужная перспектива. К счастью, Такано цепко ухватил его за воротник кофты и уберёг от падения. С приоткрывшейся дверцей Онодера справился сам. И хотя он преисполнился благодарности за это маленькое спасение, отступать Рицу не спешил.
- Скажи, ведь так?
- Перестань болтать глупости и иди ко мне, - сонно позвал его Такано, и Рицу без возражений устроил голову на угловатом плече. Какие могли быть возражения, если ощущение близости и единства хотелось продлить во что бы то ни стало.
- Нет, ближе, - прошептал Масамунэ, обнимая его обеими руками. – Ещё ближе.
В конце концов, Онодэра оказался прижатым к широкой груди главного редактора. Сквозь подступающий сон он слышал ровное и спокойное биение сердца, которое время от времени становилось чуть приглушённым, как будто старая рана десятилетней давности давала о себе знать. Бедное, бедное сердце, до сих пор не знавшее покоя, теперь оно, наконец, получило призрачную возможность излечить себя.
- Такого счастливого дня рождения у меня ещё не было, - едва слышно, будто бы по секрету, сообщил ему Такано и накинул сверху тёплое шерстяное пальто. Оно пахло непривычно, но оттого не менее приятно – табаком, тёрпким одеколоном и первым в этом году снегом.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Некоторое время Рицу никак не мог понять, где находится и почему пол под ногами странно вибрирует. С трудом повернув голову, он замер, осознав, что от любых движений, даже самых незначительных, его начинает мутить.
- А, проснулся, - потрепали его по волосам, и события прошлой ночи с пугающей скоростью пронеслись перед глазами – поцелуи, неприятные разговоры, потрясающий – что уж таить – секс. – Скоро приедем.
- Где ты нашёл заправку? – прохрипел Рицу и прочистил горло. Сейчас ему вовсе не хотелось думать о том, что произошло накануне, и верным средством от такого рода воспоминаний мог послужить разговор на отвлечённые темы.
- Купил немного бензина у проезжавшего мимо автомобилиста. Он очень удивился, когда узнал, что в Сочельник я оказался на обочине. Сказал, что Рождество я непременно должен встретить дома с теми, кого люблю. Как думаешь, он прав? – весело осведомился Такано.
- Может быть, - туманно, в основном, из-за окончательно разболевшейся головы, проговорил Онодера.
Некоторое время они ехали в молчании, когда Такано вдруг сказал кое-что странное.
- Мне кажется, - негромко заметил он, выворачивая руль, чтобы пристроиться в крайний правый ряд, - что в последние десять лет я отмечал Рождество с неправильными людьми. В основном, с теми, кого встречал накануне. Всё, чего им хотелось, - прыгнуть со мной в постель и испытать что-то новое. Впрочем, и я искал того же, признаю.
Мимо пронеслась целая череда невысоких столбиков, и Рицу вздохнул. Он больше не хотел говорить, но продолжал слушать – невольно.
- Вот почему Рождество для меня было синонимом тоски и пресыщенности этой дрянной жизнью, в которой находилось с десяток мужчин и женщин, готовых отсосать мне, но не готовых нарядить для меня ёлку и приготовить домашних лепёшек.
Жестокая головная боль, очевидно, не могла помешать Рицу вспыхнуть – уж слишком откровенно высказался его шеф.
- Дни рождения я так и не научился праздновать нормально, - развёл руками Такано и на миг отпустил руль, так что своенравный автомобиль рискованно вильнул колёсами. – Так, может, хоть с Рождеством в этом году повезёт, а, Рицу?
- Мне почём знать, - откликнулся Онодера, не желая признавать того простого факта, что сердце его забилось взволнованно и оттого быстро-быстро-быстро. И как бы он ни отрицал, волнение это было радостным и никаким другим.
- Токио, - торжественно объявил Такано, когда по обе стороны от дороги выросли небоскрёбы.
Машину подбросило на ухабе, и Рицу вздрогнул.
- У тебя ничего не болит? – заботливо осведомился Такано.
Признаться, у Рицу ныло всё тело, но главному редактору вовсе не обязательно было об этом сообщать. К тому же, он и сам был обо всём прекрасно осведомлён. Не нужно было обладать бурной фантазией, чтобы в деталях представить последствия отнюдь не самой спокойной ночи.
- Рицу?
- Болит, - в конце концов, буркнул Онодера.
- Прости, - воспользовавшись заминкой на перекрёстке, Такано быстро наклонился к нему и чмокнул в щёку. – Я был не в состоянии сдерживать себя.
Как и прежде, от столь невинного поцелуя Рицу смутился даже больше, чем от чувственных ласк, но главный редактор отвлёкся на убранную гирляндами витрину ближайшего универмага. Вывеска подмигивала разноцветными огоньками, в столь ранний час ещё по-праздничному яркими. Вопреки ощущению волшебства, отступившему на время, а теперь вернувшемуся вновь, Рицу будто бы безучастно глядя в окно. Из-за снегопада городской пейзаж казался размытым как акварель.
- С Рождеством, - обронил он, не сдержавшись. Наградой ему стал шоколадный взгляд, полный искренней теплоты, и короткий, но полный чувства ответ.
- Спасибо, Рицу.
И хотя всеми силами Онодера напускал на себя равнодушный вид, хотя и твердил себе, что всё это неважно, быстрее, чем он успел остановить себя, в его мыслях промелькнуло одно-единственное, такое родное и знакомое, такое уютное и спокойное, и полное нежности…
…семпай.
15 декабря 2011
Автор: Reno aka Reno89
Фандом: Sekai-Ichi Hatsukoi (также известное как «Лучшая в мире первая любовь», «Лучшее в мире – первая любовь» и др.)
Пейринг: Такано/Рицу, Такано/Ёкодзава (спорный момент с очерёдностью имён=)
Рейтинг: R
Дисклеймер: манга – Сюнгику Накамуры, аниме – Studio DEEN, фик – мой
Саммари: гипотетическое развитие событий эпизода 2х02, одного из самых милых, на мой взгляд
Примечание: 1) имхо, не могу представить ни Такано, ни Ёкодзаву в роли перманентного уке, поэтому предпочитаю думать, что они менялись местами=)
2) Страдающий Ёкодзава в тизере к следующему эпизоду меня по-хорошему поразил
3) Матчасть - исключительно из аниме, поскольку до манги я пока не добралась
От автора: я планировала выложить этот рассказ к Рождеству, но не удержалась, поскольку настроение у меня уже самое что ни на есть рождественское, хотя двадцатиградусный мороз за окном слегка удручает. Пользуясь случаем, хочу пожелать всем любви – лучшей в мире=)
Спасибо за внимание.
Лучшее в мире Рождество, или Сочельник на обочинеРицу украдкой коснулся губ кончиком языка и вздохнул. Всё ещё горели от поцелуев.
Снег, прежде мирно круживший в вечернем воздухе, теперь падал на землю тяжёлыми крупными хлопьями, так что разноцветные огни далёкого города казались яркими блёстками конфетти, увеличенными в сотню раз. В спокойной тишине мир за пределами автомобиля казался сказочной декорацией. От такой красоты захватывало дух, но полностью проникнуться ощущением волшебства мешала необъяснимая тревога: а ну как явятся бесстрастные грузчики, поднимут и унесут прочь и маленькую автобусную станцию, и укутанный в пушистую белую шаль кустарник, и мягкий жёлтый свет фонарей?
До сих пор чувствуя, как пылает лицо, Рицу не выдержал, опустил стекло и с наслаждением глотнул морозного воздуха. Высунув руку, он собрал с живой изгороди немного снега и вдруг не раздумывая сунул его в рот, ощущая, как крошечные кристаллы льда стремительно тают на языке. Прохлада немного успокоила его, сердце перестало прыгать в груди, и на один бесконечный миг Рицу ощутил себя в правильном месте в нужное время. Это чувство дорогого стоило, учитывая, что в последние месяцы он куда чаще испытывал отчаяние, мучился непониманием и растерянностью.
- Ну, прям как ребёнок, - хмыкнул Такано, и Онодера с досадой осознал, что успел позабыть о присутствии главного редактора. Отвлёкся на снег и даже не заметил, как стихло уютное ворчание двигателя. И сколько они просидели в машине, припаркованной здесь, у обочины, пока их губы всё никак не могли расстаться, а его, Рицу, руки словно бы жили своей жизнью, сминая, поглаживая мягкий кашемир свитера Такано, обнимая, прижимая к себе и не желая отпускать? Пожалуй, слишком долго. В рабочие будни Рицу и так возвращался домой не раньше полуночи. Хотя бы в выходные стоило приложить все силы, чтобы разорвать порочный круг недосыпов и хронической усталости.
- Почему мы до сих пор здесь? – поинтересовался Онодера, чувствуя себя так, будто кто-то силком влил ему в глотку бокал креплёного вина. Немного пьяным из-за того, что происходило четверть часа назад, когда они исступлённо целовались. Нет, поначалу каждый поцелуй казался прикосновением крыльев бабочки – нежной летней красавицы, по прихоти судьбы потерявшейся в зиме, но – неизбежно – дыхание становилось всё тяжелее, движения – судорожнее и напряженнее, головокружение – головокружительнее, контроль - слабее.
Бесстрастный, казалось бы, взгляд обратился к Рицу – и тут же стал взглядом-подтаявшим шоколадом, атласно-сладким и обволакивающим. Такой взгляд мог быть только у того, кто укрепился в своём намерении завоевать душу и сердце, наполнить собой каждую мысль, каждую минуту существования.
- Бензин кончился, - буднично сообщил Такано, постучав пальцем по круглому окошку. Стрелка, показывающая уровень топлива в баке, уныло замерла у нулевой отметки. – Не рассчитал.
- А? – попав в ловушку шоколадного взгляда, Рицу потратил почти целую минуту, чтобы осмыслить услышанное. В тщетной надежде дождаться опровержения, в напряжённом, натянутом, словно струна, молчании он честно пытался утихомирить взволнованное возмущение, плескавшееся внутри, но так и не преуспел. Слова вылетели из него, будто пробка из бутылки с газированной водой, которую предварительно хорошенько встряхнули.
- Чёрт побери, что за глупые шутки?! – вскричал Онодера и тут же закашлялся. Эмоции всегда захлёстывали его с головой, не важно, шла ли речь о гневе, раздражении, смущении или восхищении. Горло у новоиспечённого редактора перехватывало с удручающим постоянством, вот почему его речи, как правило, не имели большой силы. В конце концов, можно ли воспринимать всерьёз человека, раздражение и негодование которого работают против него самого?
- А в чём дело? – пожал плечами Такано, как будто и вправду не видел в сложившейся ситуации ничего ужасного.
Ты за кого меня держишь, упорно крутилось на языке у Рицу, но вслух он сказал другое – предварительно сделав глубокий вдох и сосчитав до десяти.
- Очень умно, Такано-сан, - нарочито спокойный тон стоил Онодере немалых усилий. – А теперь – давайте просто вернёмся домой и забудем об этом неудавшемся розыгрыше.
Главный редактор посмотрел на него с едва уловимым любопытством, которого, однако, оказалось достаточно, чтобы вогнать Рицу в краску. Кажется, фраза и вправду прозвучала несколько двусмысленно и требовала пояснения.
- Каждый – в свой дом, разумеется, - торопливо заметил Онодера, стремясь исправить положение, и нахмурился. Вышло только хуже – любопытство во взгляде главного редактора стало лишь очевиднее.
- Я именно это имел в виду, а вовсе не… - безнадёжно пробормотал Рицу, зная, что собственноручно вырыл себе могилу. И кто его за язык тянул? Ах, да, кажется, он сам.
Неизменный интерес, с которым Такано наблюдал за мучениями Рицу, сменился чем-то, подозрительно напоминающим жалость.
- Ты что, дурак? – как-то слишком уж ласково осведомился Масамунэ, будто беседовал с нестабильным пациентом психиатрической клиники, взявшим моду буянить по поводу и без. – Я же сказал: бензин кончился. Тебе, должно быть, известно, что большинству автомобилей для исправной работы требуется топливо, из чего следует…
- Даже слышать этого не желаю! - замотал головой Онодера, так что пред глазами заплясали тёмные точки. Чтобы прогнать их, пришлось ненадолго зажмуриться, чем Такано не преминул воспользоваться.
- И вправду, совсем как ребёнок, - заметил он и, протянув руку, потрепал Рицу по волосам. Манёвр вышел столь неожиданным, что парень подскочил на месте, пребольно ударившись затылком о низкую крышу.
В негромком смехе главного редактора угадывалась нежность, от которой Рицу, будь у него такая возможность, сбежал бы на край света. Он, положительно, не понимал, чем заслужил подобную пугающую любовь, свалившуюся как снег на голову (никакого каламбура!), и предпочитал думать, что всё дело заключается в спортивном интересе. Упрямство Такано не знало границ, и отступление для него было равносильно проигрышу.
Поскольку до края света было слишком далеко, Рицу ограничился тем, что попытался выбраться из автомобиля – по крайней мере, провёл рукой по гладкой пластмассовой облицовке двери и нащупал продолговатый рычажок.
- Спасибо за чудный вечер, думаю, я и сам могу добраться до города, - с донельзя фальшивой бодростью сообщил он, не глядя на Такано, и, морально подготовившись к холоду и ветру, с силой нажал на ручку. Ничего не произошло.
- Куда ты собрался? Вот-вот начнётся метель.
- Поймаю попутку. В Сочельник, конечно, возьмут втридорога, но что поделать, - картинно вздохнул Рицу, вступая в тихую схватку с дверцей автомобиля, невольным пленником которого он стал.
Такано скрестил руки на груди.
- Никуда ты не пойдёшь.
- Это ещё почему?
- Ну, во-первых, едва ли тебе повстречается припозднившийся автолюбитель. Всё же сегодня Сочельник, который добрые люди предпочитают проводить дома, в кругу родных и близких. А, во вторых…
Онодера невольно замер.
- Во-вторых, я себя никогда не прощу, если где-нибудь на шоссе тебя завалит снегом, – хотя глаза Такано и смеялись, сам он оставался серьёзным.
- Раньше думать надо было, - проворчал Рицу и, чтобы скрыть смущение от подобного заявления, навалился на дверцу всем весом. Чёрный пластик жалобно скрипнул, но не поддался.
- Просто на всякий случай: дверь заблокирована, - как бы между прочим сообщил Такано, так что Онодера едва вновь не взорвался. Лишь мысль о том, каким паникёром и истериком он выставляет себя рядом с невозмутимым главным редактором, привела его в чувство – хотя бы отчасти.
- Открой, - негромко, но настойчиво проговорил он.
- И не подумаю, - упрямо откликнулся Такано. – Не желаю брать на себя ответственность за твою жизнь.
Насупившись, Онодера уставился на свои ладони, излишне пристально вглядываясь в переплетение линий судьбы, которая столь опрометчиво привела его обратно к Такано – в насмешку ли или в наказание за ошибки ранней юности.
- Ты… всё подстроил, - нехотя проговорил Рицу, понимая, насколько по-детски звучит подобное обвинение. Хотя от Такано всего можно было ожидать.
- Да, ну? – прищурился главный редактор. – И что же заставляет тебя так думать?
Онодера шумно выдохнул.
- В таких случаях у тебя всегда есть мотив, - развёл он руками.
- Очень интересно. И какой же?
- Ты всё подстроил, чтобы запереть меня здесь, - торжествующе проговорил Рицу, поражаясь собственной абсурдной и безрассудной смелости, которая явно была не на его стороне. – Чтобы остаться со мной наедине.
Кажется, на этот раз ему удалось удивить Такано по-настоящему.
- А у тебя, оказывается, весьма внушительное самомнение, - покачал головой тот, поджав губы. – Прежде я за тобой подобного не замечал.
- Нет у меня никакого самомнения! – вспыхнул Рицу. – Я просто делаю выводы.
- И совершенно неверные, нужно заметить.
- Так ты отрицаешь, что забыл запасную канистру нарочно? И хочешь, чтобы после всех твоих заявлений о «большой и чистой любви», которыми ты донимаешь меня при каждом удобном случае, я тебе поверил?
Масамунэ издал неясный звук – то ли кашлянул, то ли усмехнулся, то ли для верности проделал и то, и другое.
- Что поделать, на этот раз к тебе это отношения не имеет, уж прости, - с иронией проговорил он и нехотя, словно признавался в величайшей и постыдной слабости, добавил, - рассеянность подвела.
Благополучно пропустив неприятное для себя начало фразы мимо ушей, Рицу скорчил гримасу.
- Рассеянность? Да ты и слова-то такого не знаешь! Только не ты – главный редактор, который любого за пояс заткнёт в вопросах сроков и пунктуальности…
Ответный взгляд Такано оказался слишком серьёзным, чтобы его можно было проигнорировать, и Онодера счёл разумным замолчать. Некоторое время они слушали, как ветер дробно швыряет снежную крупу в металлический бок автомобиля, а после Такано кивнул, как будто решил что-то для себя.
- Не представляешь, каким рассеянным я стал, когда ты исчез, - негромко начал он, но постепенно его голос звенел всё отчаяннее. – Я не помнил самых простых вещей, сворачивал не туда, опаздывал, куда бы ни пошёл. Не замечал, что вместо зелёного сигнала светофора давным-давно горит красный, и едва не оказывался под колёсами. Каким-то чудом мне удалось поступить в университет, ещё большим чудом я считаю то, что смог более-менее достойно закончить обучение. Порой я просыпался, не понимая, как оказался в том или ином месте, и это было хуже всего. Я даже поесть забывал, что уж говорить об уходе за Соратой. Если бы не Ёкодзава…
Он вдруг замолчал и отвернулся к окну, но горечь его слов, казалось, до сих пор витала в воздухе. Вскоре к этой горечи примешался неторопливый табачный дымок. Рицу судорожно вдохнул и едва не закашлялся, осознав, что они, кажется, вернулись к недавнему разговору под тёмным зимним небом.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Пить в одиночестве может только махровый пьяница, - заметил Ёкодзава. Как и всегда, дверь в комнату оказалась открытой, но у порога, слава высшим силам, обнаружились только ботинки Такано – и никаких незнакомых или, что ещё хуже, знакомых лодочек, шпилек или дорогих мокасин, которым здесь было вовсе не место. Это было хорошим знаком, ведь, как правило, на дни рождения Масамунэ приводил вдвое больше «гостей» и набирался так, что себя не помнил.
- Имею право, - бодро отсалютовал ему початой бутылкой Такано. Он выпил изрядно, но умудрился сохранить относительную ясность сознания. Сказывалась многолетняя практика.
- Махровый пьяница или безнадёжный эгоист, - вздохнул Такафуми, подбирая с пола пустые жестянки. Мусор отправился в большой пакет, который Ёкодзава предусмотрительно купил по дороге. Ведь знал же, что понадобится.
- Такими темпами ты до тридцати не доживёшь, - спокойно сообщил он, хотя внутри от собственных слов всё перевернулось. – Кстати, с днём рождения, недотёпа.
- Все рано или поздно умирают, - хрипловато проговорил Такано и сделал внушительный глоток. Ёкодзаве потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с собой, иначе б он без предупреждения отвесил бы другу тумака.
- Уж лучше поздно, не думаешь? – в потяжелевший пакет отправилась очередная бутыль, на этот раз полная.
- Эй, что ты делаешь?! Отдай! – Масамунэ дёрнул пакет на себя и едва не оторвал непрочные полиэтиленовые ручки. – Отдай по-хорошему, Такафуми, иначе... я за себя не отвечаю.
И хотя руки его почти не дрожали, а взгляд не был расфокусированным, в его крови сейчас бродила безрассудная, пьяная решимость, которая за пол литра пойла толкнула бы его к самому краю – и в пропасть.
- Если ударишь меня, не думай, будто я не ударю в ответ, - предупреждающе проговорил Ёкодзава, едва не потеряв равновесие, когда Такано неожиданно отпустил порядком потяжелевший пакет.
- Так даже лучше, - кивнул он и криво улыбнулся. Вид у него был диковатый, а взгляд -совершенно больной. Вот только ни о сезонном гриппе, ни о банальной простуде речи не шло. Эта боль укоренилась гораздо глубже, и простыми лекарствами её бы не изгнать. – Мой организм слишком привык к алкоголю и не желает вырубаться. Такафуми, окажи мне услугу. Или отдай всё, что ты там насобирал, или уж врежь, как следует – без раздумий.
В ответ Ёкодзава швырнул пакет в угол, так что стекло ломко зазвенело. Такано застонал от отчаяния, но друг не обратил на это внимания. Вместо жалости, которая поднялась в нём, будто змея из высокой травы, вместо неприязни, обращённой к безликой фигуре из прошлого, вместо бессилия, вот-вот готового одержать верх, он улыбнулся, ломая себя и сдерживая, чтобы не закусить до боли губу, и заговорчески подмигнул.
- Лучше я сделаю для тебя кое-что другое.
Масамунэ усмехнулся.
- Кое-что другое?..
Решив обойтись без ненужных словесных объяснений, Такафуми расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и медленно опустился на колени, так что лицо Такано оказалось напротив его собственного. Он мог бы, не задумываясь, наклониться и поцеловать эти обветренные, измученные губы, но вместо этого замер, разглядывая каждую чёрточку, каждую едва наметившуюся усталую морщинку.
- Ёкодзава… - пробормотал Такано, но друг остановил его, устроив руки на талии, там, где выбившийся из-за пояса хлопок проще всего было преодолеть.
- Ёкодзава, - несмотря на изрядное количество алкоголя в крови, голос Такано прозвучал твёрдо – не считая лёгкого сиплого налёта, едва слышимого. – Сегодня мы сделаем это в последний раз.
- Как пожелаешь, - щёкотно проведя пальцами по впалому животу, кивнул тот. Он уже слышал об этом. «В последний раз» было любимой присказкой его однокурсника. «Я опоздал в последний раз», «Я выпил в последний раз», «Я переспал с одним, с двумя, с тремя – в последний раз». Право, стоило ли воспринимать его всерьёз?
- Такафуми! – звучно проговорил Такано и даже предпринял отважную попытку подняться, впрочем, неудачную – ноги не желали держать его, и всё, что ему удалось, - отстраниться на краткий миг. – Я вовсе не шучу! Я больше не собираюсь спать с тобой. И если ты не можешь этого принять – убирайся, потому что я говорю серьёзно. Совершенно… серьёзно.
Он покачнулся и прижал руку ко рту, но тошнота почти сразу же отступила. В желудке голодно засосало, и под сердцем заворочалась пустота, которая с каждым днём разрасталась. И даже весь алкоголь мира не в силах был заполнить её. Даже весь секс мира. Никто. Никогда. Кроме него.
- В последний раз сегодня? – задумчиво повторил Ёкодзава. – Я правильно расслышал?
Такано кивнул и протянул к нему руки.
- В последний раз, - веско проговорил он.
Они не закрывали глаз. Так и смотрели прямо в чернильные кляксы зрачков друг друга, пока неторопливо стягивали одежду.
Рубашка Такано пропахла потом, сигаретами и пивом, но отчего-то всё равно хотелось зарыться в неё лицом и вдохнуть. Невольно сглотнув, Ёкодзава на миг оторвался от кожи с привкусом сигарет.
- Ты должен пообещать кое-что взамен
- С чего бы это? – недовольно протянул Масамунэ.
Ёкодзава прикрыл на мгновение глаза, но тут же справился с собой и озорно взглянул на друга.
- Чтобы… возместить ущерб. Мы заключим сделку.
- Сделку? – брови Такано поползли вверх. – Чёртов экономист.
- Ты слушаешь?
- Ну? - их губы были слишком близко, и держать себя в руках становилось всё сложнее.
- Пусть этот раз будет последним во всех смыслах.
Ёкодзава выдержал значительную паузу, чтобы слова звучали убедительнее.
- Хватить травить себя и отравлять существование окружающим.
- Мне нет дела до окружающих, - попытался отвернуться Такано, но Такафуми ловко пресёк этот манёвр, сжав пальцами его подбородок.
- Этот раз будет последним, - проговорил он, - когда ты позволил себе напиться.
- Этот раз будет последним, когда я позволю тебе трахнуть меня.
- Но, согласись, так будет справедливо, - заметил Ёкодзава. – Учитывая положение дел в нашу прошлую встречу.
Они хмыкнули одновременно. Да, та ночь выдалась особенно тяжёлой. Такие бессонные ночи не проходят бесследно.
- Но только… не вздумай вбить себе в голову, что всё это – начало новой эры, - прошептал Такано, когда они вместе опустились на жёсткий дощатый пол. Отчего-то не на кровать. – Ненавижу громкие и бессмысленные слова. Взгляни на это с иной стороны. Мне просто стало скучно. Я хочу изменить… некоторые незначительные моменты.
Он так отчаянно врал и, в первую очередь, самому себе, что Йокодзаве захотелось прижать его к себе и не отпускать, пока та боль, что ела его изнутри, не исчезла бы. Но всё, что он, увы, мог сделать, - оставаться рядом, пока хватит сил. Оставаться рядом и хотя бы иногда надеяться.
- Едва ли разумно ожидать, что всё свершится сразу, - проговорил он, медленно проводя руками по обнажённым плечам и груди Такано. – Ты выстроишь свою уверенность, достигая малых целей, - одной за другой. И уже завтра тебе стоит хотя бы вовремя подняться, надеть чистую одежду и явиться на занятия без опозданий.
Ему предстоял нелёгкий путь. Как будто Такано Масамунэ сегодня уже двадцати двух лет от роду заново учился ходить. Заново учился жить не во вред себе.
В ответном взгляде читалось нетерпение.
- Придёшь проверить меня, мамуля? – насмешливо выдохнул Масамунэ, пока Ёкодзава расстёгивал его изрядно помятые брюки.
- Несомненно, - кивнул друг, а Такано, повинуясь порыву, запустил пальцы в жёсткие чёрные волосы.
- Я тебя не подведу, - проговорил он серьёзно, пропуская короткие пряди сквозь пальцы. – Обещаю.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
- Такано-сан, - настойчиво повторил Рицу – уже не в первый раз. – Такано-сан!
- М? – главный редактор так глубоко погрузился в свои мысли, что откликнулся лишь спустя минуту или две.
Мне жаль, хотелось сказать Онодере, но эта простая фраза словно бы застряла в горле, не желая обретать звуковой оболочки. И пока Рицу боролся с собой, главный редактор опередил его.
- Порой я задумываюсь о том, какой вышла бы моя жизнь, если бы ты был в ней всё это время, - задумчиво проговорил он и вхолостую щёлкнул зажигалкой, выпустив на волю яркий огонёк.
- Такано… - начал, было, Рицу, почти задыхаясь от бессилия, но Масамунэ не обратил на него внимания.
- Была бы моя жизнь лучше? – продолжал он рассуждать вслух – бесцельно выдыхая слова, будто пули в воздух. – Стал бы я тем, кто есть?
Рицу невольно сжал кулаки.
- Порой мне кажется, что наше неожиданное расставание имело свои плюсы. У меня появился Друг, какого можно искать до самой смерти – и не найти. Многие позавидовали бы мне. Многие, проследив мою жизнь после окончания школы, сказали бы, что я преуспел. Многие…
Рицу закусил губу, не желая признавать, что влага в уголках глаз – предательские слёзы давней и возродившейся обиды, которой в настоящем, определённо, не было места. Он мог бы вновь отвернуться к окну, но не заткнуть уши – при всём желании и, уж конечно, не сумел бы заставить себя перестать думать о далёком теперь студенте Такано Масамунэ, который в особенно чёрные и отчаянные ночи задыхался от душевной боли и находил утешение в крепких, даже грубоватых объятиях Друга. А тот уже и не помнил, когда видел однокурсника по-настоящему трезвым, здоровым, счастливым. И, может быть, затуманенный близким оргазмом, но такой яркий взгляд служил самым важным для Ёкодзавы доказательством того, что внутри Такано ещё не выгорел дотла, не обратился горячей золой и ледяным пеплом. То, как он льнул к нему, как целовал меж сведённых лопаток, как спал, уткнувшись в плечо, – до самого утра, до первых занятий, подтверждало безграничное одиночество Масамунэ, но и жажду жизни – тоже.
- Рицу, пожалуй, мне следует тебя поблагодарить, - от этого заявления Онодере стало лишь хуже, и он мучительно стиснул зубы, пребольно прикусив щёку. Рот мгновенно наполнил солоноватый привкус.
- Не нужно, - пробормотал он, глотая вязкую слюну. Нутро скверно свело.
- Ты очень вовремя бросил меня.
- Я не бросал.
- Ты очень вовремя исчез и бросил меня, Рицу.
- Я не бросал! – в негодовании вскрикнул Онодера и неожиданно для самого себя протянул руку и крепко схватил Такано за запястье.
Он готов был поклясться, что теперь они оба смотрят на это неожиданно образовавшееся звено телесной связи. Смотрят, не зная, как быть и как поступать дальше.
- Хочешь что-то доказать мне? – остро взглянул на него главный редактор и медленно, очень медленно накрыл его пальцы своими, не сжав и не сдавив, предоставляя возможность ретироваться.
- Вовсе нет, - не преминул воспользоваться этой возможностью Рицу, поймав себя на том, что едва удержался от поцелуя – спонтанного, упрямого и, свершись он, совершенно катастрофического. Просто мысль о страданиях Такано на протяжении последних десяти лет столь прочно утвердилась в его сознании, что неожиданный поворот в разговоре сбил его с толку. И, уж конечно, он никогда не задумывался, каким могло бы оказаться его собственное существование, если бы они тогда не расстались.
Стоп.
Так, может быть, дело именно в этом? Рицу почти не вспоминал о Такано – до последней их неожиданной встречи. Он счастливо – ну, или почти счастливо – отучился в университете, наслаждаясь первой свободой, первой относительной самостоятельностью. И чтением. Да, книги были и оставались его лучшими друзьями. Но воспоминаний о Такано они не хранили. Он так быстро забыл о нём, с такой лёгкостью выкинул из головы. И, кажется, теперь он вполне заслужил хотя бы эти короткие минуты душевной боли.
- Как далеко ты способен зайти, чтобы доказать мне что-то? – настойчиво осведомился Такано, и голос его был полон искушения.
- Э… не слишком… далеко, - пролепетал Онодера, вжавшись в спинку кресла, но не тут-то было. Такано, не отставая, потянулся за ним, перегнулся через рычаг переключения скоростей и почти что улёгся ему на колени.
- Что ты делаешь?.. – смущённо пробормотал Рицу. Сильные пальцы ловко поддели утопленную в пластике кнопку блокировки, поддавшуюся с тихим щелчком. Дверь распахнулась, и в салон хлынул морозный воздух.
Онодера поражённо выдохнул белесым парком.
- Хочешь уйти – уходи, - безапелляционно заявил Такано. – Раз уж представился такой шанс.
Рицу взглянул на заснеженные просторы. Вот теперь он окончательно потерялся в возможных причинах действий и мотивах поступков этого человека. От осознания этого на душе одновременно стало и легко, и немного тоскливо.
- Но… почему? Не ты ли отказывался брать на себя ответственность за мою жизнь?
Возникло стойкое ощущение, что теперь его прогоняли. Всего полчаса назад пытались всеми силами удержать, а теперь – гнали прочь, в неуютный холод и одиночество. Некоторое время Такано молчал, будто бы и вовсе передумал отвечать, однако, в конце концов, он вздохнул глубоко, как, бывает, вздыхают после пролитых слёз, и проговорил:
- Этот день рождения – лучший, что мне довелось отпраздновать. И я не хочу окончательно испортить его. Поэтому не стану держать тебя против воли.
Рицу вздрогнул. Кажется, теперь он был совсем не готов уйти. Он чувствовал тепло Такано и его желание. Оно было столь очевидным, что воздух казался наэлектризованным, как перед близкой грозой. И всё же… Всё же он отпускал его. Хотел его – целиком, от макушки, от непослушных вихров на затылке до пальцев ног – но отпускал. В кои-то веки отпускал добровольно, невзирая на свои чувства. При мысли об этом у Рицу сладко свело всё тело. Такая мелочь, как признанное право выбора, которая на поверку и мелочью-то не была, оказалась невероятно возбуждающей.
- Иди. Чего медлишь? – хрипло осведомился Масамунэ. Глаза его опасно потемнели.
Нет, вовсе не ночь и не холод, как Рицу пытался убедить себя, останавливали его. Его страшила неизвестность. Как будто именно этот момент был одним из ключевых в его нынешней жизни. Учитывая то, с каким завидным постоянством Рицу принимал неправильные, как после выяснялось, решения, не стоило бросаться в омут с головой. И хотя перспектива прекратить всё прямо сейчас казалась такой манящей, в этой простоте и незамысловатости Онодере чудился подвох.
- Что, если я совершаю ошибку? – задумчиво пробормотал он, запоздало заметив, что задал вопрос вслух.
Такано устало вздохнул.
- Конечно, ты совершаешь ошибку, там, за окном – морозная снежная ночь и полная темень, а пустая дорога тянется на мили…
- Я не об этом, - перебил его Рицу, что случалось нечасто.
Главный редактор посмотрел на него из-под опущенных ресниц, ожидая продолжения, но Онодера смешался и замолчал. Нужных слов не находилось, а тут ещё и ряд огоньков вдоль лобового стекла погас. Рицу в замешательстве огляделся.
- Кажется, аккумулятор разрядился, - заметил Такано – точнее, его тёмный силуэт, очерченный мягким светом уличных фонарей. – Боюсь, ночь будет не самой тёплой. И всё же здесь нет ветра и снега, чего нельзя сказать о том, что происходит за окном. Так что ты решил?
Онодера промолчал, мысленно чертыхнувшись. Он вовсе не хотел, чтобы главный редактор принял его молчание за согласие, но всё никак не решался выразить отказ словами, поставить окончательную и бесповоротную точку в этом затянувшемся вечере.
Ночевать в постепенно остывающей машине ему ещё не приходилось, но, кажется, рядом с Такано он с удручающим постоянством ввязывался в сомнительные истории и оказывался в двусмысленных ситуациях.
- Если вдруг станешь замерзать, дай знать, - негромко проговорил Масамунэ, так и не дождавшись однозначного ответа. Открытая дверца, ставшая символом ненужной свободы, закрылась с тихим щелчком. – В конце концов, у нас, возможно, не будет другого выхода, кроме как спать обнявшись. Надеюсь, ты поймёшь, что в этом есть выгода для нас обоих, и не будешь против. Я же, в свою очередь, обещаю…
Воображение разыгралось не вовремя, и Рицу поймал себя на том, что не в силах пошевелиться. Завороженный голосом Такано, ставшим совсем низким, с нотками усталой горечи, завороженный собственным чувством вины, жгучим и всеобъемлющим, он не мог оторвать взгляда от чёткого абриса такого знакомого лица, черты которого за десять лет стали лишь жёстче.
- Эй, ты всё ещё здесь? - Такано щёлкнул зажигалкой, и жёлтый огонёк осветил салон автомобиля.
Они оказались ближе друг к другу, чем думали. Словно бы под покровом темноты потакать своим желаниям было куда проще.
- Ну, и зачем ты смотришь на меня так? – неожиданно строго осведомился главный редактор, и Онодера попытался отвернуться. Не вышло. Что-то прочно удерживало его на месте в этом замкнутом на двоих мирке.
- Ты отдаёшь себе отчёт в том, что в данный момент открыто и беззастенчиво провоцируешь меня?
Рицу приоткрыл рот, но так ничего и не сказал. У него не было ни единого аргумента в свою защиту, а мысли, и без того обрывочные, разбежались, стоило Такано придвинуться ближе. Парень передёрнул плечами – от этого едва заметного движения по спине побежали колкие мурашки. Теперь окружавшая их темнота казалась совсем бархатной на ощупь. И хотя жёлтый огонёк уже погас, они, связанные одним взглядом, безотчётно тянулись друг к другу, преодолевая сопротивление напряжённого воздуха, пока между ними не осталось и миллиметра пространства для возможного манёвра отступления.
- Твои сомнения значат для меня гораздо больше, чем ты думаешь. И с кем бы ты ни был за эти десять лет, я докажу, что лучше меня тебе не найти, - прошептал Такано в самые губы Рицу и поцеловал.
Ему, пожалуй, не пришлось бы чрезмерно стараться, мелькнула на периферии сознания ленивая, смазанная мысль. Нежнее любовника, чем Такано, у Рицу никогда не было. И хотя после расставания с ним он так и не решился на секс с мужчиной, с Такано это далось ему легче, чем он думал. Поскольку… он доверял ему.
Рицу прислушался к себе в краткий миг просветления, пока горячие ладони Масамунэ беззастенчиво задирали край свитера, а затем и рубашки.
Действительно так. Он доверял Такано, поэтому секс с ним всегда был чем-то особенным.
Выходил парадокс: зная замашки главного редактора, в ежедневных мелочах Онодэра верил ему меньше всего. Такано использовал любую возможность, чтобы досадить ему и нарушить с трудом обретённый покой: на людях он незаметно и мимолётно касался его, в тесном лифте, битком набитом сотрудниками издательства, не упускал случая прижать к себе за миг до того как откроются дверцы, а наедине и вовсе не находил нужным сдерживаться. Но в масштабном, более глобальном и общем смысле – не было на свете человека, которому Рицу доверял бы больше. Удивительно, насколько стойкой к ударам судьбы, времени и глупости оказалась эта связь.
Когда они попытались развернуться друг к другу, Рицу впервые осознал, насколько тесной была машина главного редактора. При всём желании им не удалось бы удобно устроиться, не рискуя при этом свернуть шею, поэтому Такано без лишних слов усадил его к себе на колени, так что они вмиг оказались лицом к лицу, и принялся расстёгивать ремень.
Закрыв глаза, Онодера обнял Такано за шею и в последний раз попытался образумить себя, однако Масамунэ с лёгкостью лишил его этой возможности.
- Пожалуйста, смотри на меня, - проговорил он, пробежав пальцами по любимым каштановым прядям. – Мы вместе сегодня, и я не хочу, чтобы ты прятался, поэтому смотри на меня. Только на меня.
Негромкие, но полные силы слова эхом звучали в сознании, и Рицу смотрел. Смотрел, пока, извиваясь, стягивал брюки, смотрел, пока опускался всё ниже, без подготовки насаживаясь на горячий член. Смотрел, хотя и понимал, насколько беззащитен в этот момент, насколько открыт любой грубости и насмешке. Он смотрел на Такано и думал лишь об одном: только бы во взгляде не было жалкой мольбы, только бы темнота послужила ему надёжной защитой. Ведь он и так уже пустил всё на самотёк, предчувствуя безрадостные последствия.
И хотя Рицу мог малодушно списать всё на острое удовольствие, равного которому он не испытывал уже много лет, ему вдруг стало неимоверно страшно при мысли о том, что они могли так больше и не встретиться вновь. Различай любовь и секс, раздался приглушённый, далёкий голос разума, но Рицу лишь крепче вцепился в Такано, зная, понимая каждым нервом, каждой крошечной клеткой, что любит его без оглядки и до безумия, вопреки всем своим принципам, которым не нашлось места в тесном пространстве между разгорячёнными телами. Эта любовь, как оказалось, протянулась за ним сквозь годы и не исчезла, не истончилась – несчастная первая любовь наивного мальчишки, который верил, что несостоявшиеся отношения можно с лёгкостью выкинуть из головы и из жизни. Не тут-то было. Эти самые отношения – странные, мешающие, не вписывающиеся ни в какие рамки – нагнали его со спины и радостно заключили в объятия.
- Не торопись, - шепнул Такано, поддерживая Рицу, и бережно погладил по пояснице, когда тот застонал, запрокинув голову. Уж очень глубоко в нём был Масамунэ, так что поначалу Онодера мог думать только о проникающей боли. Но постепенно, миг за мигом его тело становилось всё легче. Каждая мышца трепетала, звенела, купалась в искрящемся наслаждении. Как только первый дискомфорт проникновения исчез, они взяли головокружительный темп, не останавливаясь ни на мгновение, чтобы перевести дух.
Спустя несколько тягучих минут Рицу уже вовсю боролся с лихорадкой близкого оргазма. Такано так сильно прижимал его к себе, что ныли рёбра, а внутреннюю сторону бёдер покалывало из-за невероятного напряжения.
- Сожми меня крепче, - Онодера потерялся в потемневшем от возбуждения взгляде и пропустил миг, когда его с головой накрыло вязкой волной, а брызги окропили кашемировый свитер Такано, и без того безжалостно растянутый, а теперь и вовсе ни на что не годный.
- Такано-сан, - виновато пробормотал Рицу и обессилено выдохнул, когда Такано выскользнул из него.
- Забудь о свитере, - настойчиво проговорил тот, проводя губами по доверчиво подставленной шее. – Это… не имеет значения, забудь.
Он шептал что-то ещё – невнятное и, очевидно, бессмысленное, словно в бреду, в горячке, во власти отголосков чувств и ощущений. И целовал, пока Рицу понемногу приходил в себя.
В конце концов, им пришлось расстаться – каждому сесть на своё место и постараться привести себя в порядок. Ночь только начиналась, а им предстоял недолгий и совершенно не здоровый сон, обещающий утреннюю боль в ногах, в шее, в пояснице и в прочих немаловажных частях тела. Но пока – пока они наслаждались благостным онемением, не причинявшим беспокойства.
- И всё же, Такано-сан… Я до сих пор уверен, что ты всё подстроил, - пробормотал Рицу. – Ты ведь нарочно не взял с собой запасную канистру с бензином.
Он привалился к дверце, слишком поздно осознав, что она больше не была заблокирована. Короткий полёт в снег и холод, - вот то, что ждало его после крышесносящего секса. Не самая радужная перспектива. К счастью, Такано цепко ухватил его за воротник кофты и уберёг от падения. С приоткрывшейся дверцей Онодера справился сам. И хотя он преисполнился благодарности за это маленькое спасение, отступать Рицу не спешил.
- Скажи, ведь так?
- Перестань болтать глупости и иди ко мне, - сонно позвал его Такано, и Рицу без возражений устроил голову на угловатом плече. Какие могли быть возражения, если ощущение близости и единства хотелось продлить во что бы то ни стало.
- Нет, ближе, - прошептал Масамунэ, обнимая его обеими руками. – Ещё ближе.
В конце концов, Онодэра оказался прижатым к широкой груди главного редактора. Сквозь подступающий сон он слышал ровное и спокойное биение сердца, которое время от времени становилось чуть приглушённым, как будто старая рана десятилетней давности давала о себе знать. Бедное, бедное сердце, до сих пор не знавшее покоя, теперь оно, наконец, получило призрачную возможность излечить себя.
- Такого счастливого дня рождения у меня ещё не было, - едва слышно, будто бы по секрету, сообщил ему Такано и накинул сверху тёплое шерстяное пальто. Оно пахло непривычно, но оттого не менее приятно – табаком, тёрпким одеколоном и первым в этом году снегом.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Некоторое время Рицу никак не мог понять, где находится и почему пол под ногами странно вибрирует. С трудом повернув голову, он замер, осознав, что от любых движений, даже самых незначительных, его начинает мутить.
- А, проснулся, - потрепали его по волосам, и события прошлой ночи с пугающей скоростью пронеслись перед глазами – поцелуи, неприятные разговоры, потрясающий – что уж таить – секс. – Скоро приедем.
- Где ты нашёл заправку? – прохрипел Рицу и прочистил горло. Сейчас ему вовсе не хотелось думать о том, что произошло накануне, и верным средством от такого рода воспоминаний мог послужить разговор на отвлечённые темы.
- Купил немного бензина у проезжавшего мимо автомобилиста. Он очень удивился, когда узнал, что в Сочельник я оказался на обочине. Сказал, что Рождество я непременно должен встретить дома с теми, кого люблю. Как думаешь, он прав? – весело осведомился Такано.
- Может быть, - туманно, в основном, из-за окончательно разболевшейся головы, проговорил Онодера.
Некоторое время они ехали в молчании, когда Такано вдруг сказал кое-что странное.
- Мне кажется, - негромко заметил он, выворачивая руль, чтобы пристроиться в крайний правый ряд, - что в последние десять лет я отмечал Рождество с неправильными людьми. В основном, с теми, кого встречал накануне. Всё, чего им хотелось, - прыгнуть со мной в постель и испытать что-то новое. Впрочем, и я искал того же, признаю.
Мимо пронеслась целая череда невысоких столбиков, и Рицу вздохнул. Он больше не хотел говорить, но продолжал слушать – невольно.
- Вот почему Рождество для меня было синонимом тоски и пресыщенности этой дрянной жизнью, в которой находилось с десяток мужчин и женщин, готовых отсосать мне, но не готовых нарядить для меня ёлку и приготовить домашних лепёшек.
Жестокая головная боль, очевидно, не могла помешать Рицу вспыхнуть – уж слишком откровенно высказался его шеф.
- Дни рождения я так и не научился праздновать нормально, - развёл руками Такано и на миг отпустил руль, так что своенравный автомобиль рискованно вильнул колёсами. – Так, может, хоть с Рождеством в этом году повезёт, а, Рицу?
- Мне почём знать, - откликнулся Онодера, не желая признавать того простого факта, что сердце его забилось взволнованно и оттого быстро-быстро-быстро. И как бы он ни отрицал, волнение это было радостным и никаким другим.
- Токио, - торжественно объявил Такано, когда по обе стороны от дороги выросли небоскрёбы.
Машину подбросило на ухабе, и Рицу вздрогнул.
- У тебя ничего не болит? – заботливо осведомился Такано.
Признаться, у Рицу ныло всё тело, но главному редактору вовсе не обязательно было об этом сообщать. К тому же, он и сам был обо всём прекрасно осведомлён. Не нужно было обладать бурной фантазией, чтобы в деталях представить последствия отнюдь не самой спокойной ночи.
- Рицу?
- Болит, - в конце концов, буркнул Онодера.
- Прости, - воспользовавшись заминкой на перекрёстке, Такано быстро наклонился к нему и чмокнул в щёку. – Я был не в состоянии сдерживать себя.
Как и прежде, от столь невинного поцелуя Рицу смутился даже больше, чем от чувственных ласк, но главный редактор отвлёкся на убранную гирляндами витрину ближайшего универмага. Вывеска подмигивала разноцветными огоньками, в столь ранний час ещё по-праздничному яркими. Вопреки ощущению волшебства, отступившему на время, а теперь вернувшемуся вновь, Рицу будто бы безучастно глядя в окно. Из-за снегопада городской пейзаж казался размытым как акварель.
- С Рождеством, - обронил он, не сдержавшись. Наградой ему стал шоколадный взгляд, полный искренней теплоты, и короткий, но полный чувства ответ.
- Спасибо, Рицу.
И хотя всеми силами Онодера напускал на себя равнодушный вид, хотя и твердил себе, что всё это неважно, быстрее, чем он успел остановить себя, в его мыслях промелькнуло одно-единственное, такое родное и знакомое, такое уютное и спокойное, и полное нежности…
…семпай.
15 декабря 2011
@музыка: Sirtaki
@настроение: Выходные!
@темы: Other pairings, Sekai-Ichi Hatsukoi, Фанфикшн, Аниме
