"Переезд" - мой первый фанфик по Смоллвилю

[Reno89]

Да простят меня те, кто ненавидит этот фандом и этот пейринг. Что до меня – я на данный момент покорена Лексом Лютором, как персонажем данного шоу, поскольку твёрдо убеждена, что наши характеры схожи. Он порой бывает точно таким же эгоистом, как и я =)) Короче говоря – новый фандом, новые, надеюсь, идеи и мысли. Читайте, получайте удовольствие, и веселого вам времяпрепровождения!

Название: Переезд
Автор: Reno
Фан-дом: Smallville
Категория: slash, drama, может быть, даже romance
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Лекс/Кларк
Предупреждения: кому-то может показаться, что здесь графичное описание сцены секса, так что предупреждаю
От автора: представьте себе, я никогда не смотрела этот сериал до того момента, как его стали показывать по СТС, так что если какие-то факты искажены – заранее прошу прощения

Читать дальше

Когда Кларк всё-таки согласился переехать в замок Люторов, Лекс был слишком счастлив, чтобы заметить странную сдержанность в поведении Кента. Тот был подозрительно тих, хотя и улыбался время от времени так искренне, что Лексу невероятно хотелось попробовать на вкус эту улыбку, чтобы увидеть, как в синих глазах напротив расцветает привычное для первой пары секунд удивление, которое затем – это было неизменно постоянным правилом – почти мгновенно сменялось невероятным светом, огнём в самой черноте расширенных зрачков...
Лекс на секунду закрыл глаза, глубоко вздохнув, чтобы не дать себе потерять контроль раньше времени, пока его люди разбирали доставленные на небольшом грузовике вещи Кларка, по большей части те, что напоминали бы Кенту о его жизни на ферме. Плетёные кресла, какие-то странные ящики, о содержимом которых, пожалуй, было известно только Кларку, старый торшер, которого Лекс никогда не видел прежде... Обычные и незамысловатые составляющие коктейля под названием «Простая жизнь», с рецептом которого Кент был отлично знаком в отличие от Лютора - младшего. Вещи не соответствовали стилю и самой атмосфере старинного особняка, скорее даже совершенно не вписывались в общую картину, выделяясь нелепыми аляповатыми пятнами на фоне строгости, элегантности и образцового порядка. Это было так очевидно, что даже Кларк хмыкнул, не сдержавшись, оглядывая этот фрагмент сельской реальности, который так бесцеремонно ворвался в прохладное спокойствие дома Лекса. Стало немного неловко.
- Выглядит... – неожиданно начал Лекс.
- Глупо, - улыбнулся Кент, удобно устраиваясь в кресле-качалке, которое раньше стояло на веранде, соседствуя с цветочными кадками и плетёными ковриками.
- Вовсе нет, - пожал плечами Лекс, - это просто непривычно, но ведь для того ты и переехал ко мне: чтобы привнести хоть каплю собственного обаяния в этот каменный мешок.
Кларк вздохнул, чуть улыбнувшись. Лекс не так уж часто позволял себе жаловаться на жизнь, даже если недовольство было скрыто под множеством этически безупречных слоёв. Лютор – младший сдержан и собран большую часть дня. Однако он с лихвой компенсировал этот недостаток ночью, когда исчезали все стальные рамки и невыносимо обязывающая преграда из дорогого тонкого трикотажа пуловеров и экологически чистого хлопка рубашек. Удушающая хватка галстука ослабевала, отпуская на несколько часов до рассвета, когда серо-синее небо подсвечивалось леденцово – розовым, и только тогда дизайнерская одежда вновь брала власть в свои руки.
- Это всё не к месту, - проговорил Кларк, заранее надеясь, что Лютор не станет его перебивать, - но я ведь принял твоё предложение, так что, Лекс, придётся тебе смириться с фактом существования этого старого дедушкиного сундука...
Кент махнул рукой в сторону одного из ящиков.
- ...маминых цветов, - ещё один жест в сторону домашней клумбы с флоксами, - и, собственно, меня самого.
Кларк встал напротив Лютора, уже не сдерживая улыбку, позволяя ей озарить лицо тем самым привычным для Лекса светом, который зажигал тонкий фитилёк где-то внутри, и тёплое пламя согревало всё тело до самых кончиков пальцев.
Почувствовать на губах этот вкус, ощутить мягкий удар по нервам.
- Я буду только рад, - спустя мгновение или чуть позже отозвался Лекс.
Он и на самом деле никогда ещё не был так воодушевлен. Даже переезд Хелен не доставил ему удовольствия, сравнимого с этим предвкушением жизни с Кларком, возможности наблюдать за ним в обычной бытовой обстановке, впитывая каждое его движение, опустошая каждую минуту пребывания Кента в этих стенах, чувствуя, как энергия переполняет...
- Бросай всё! – неожиданно эмоционально воскликнул Лекс, так что Кларк оглянулся на друга с удивлением, оторвавшись от разбора привезённых с фермы книг, в которых, впрочем, и в замке недостатка не было. – Пойдём, посмотришь... ммм... мою спальню.
Предложение вышло нелепым, Лекс прекрасно это понимал, но рядом с Кентом, тем более сейчас, совершенно не хотелось корчить из себя саму серьёзность. Так мало на свете было людей, с которыми Лютор – младший мог бы вести себя подобным образом – читай: быть собой в какой-то мере - и поэтому совсем не стоило пренебрегать такими вот минутами душевной свободы.
- Хорошая попытка, Лекс, - усмехнулся Кларк, вернувшись к книгам. – Я с удовольствием, но сейчас хотелось бы закончить со всем этим барахлом, а уж потом, я думаю, мы могли бы...
- Ну, же, - протянул Лекс, сам удивляясь той настойчивости, которая прозвучала в его голосе.
Совсем не в стиле Люторов позволять эмоциям брать верх над разумом. Его жизнь – это нескончаемая интрига, такие, как он, редко используют методы прямой борьбы, скорее, копают ямы на пути конкурентов, не привлекая особого внимания. Связи и подходящие знакомства являются весьма хорошим подспорьем в этом деле, но именно сейчас Лексу до ужаса хотелось быть наивным, простым, куда более откровенным, чем в сухой официальной обстановке его кабинета.
- Лекс, - Кент засмеялся, его порой забавляли попытки друга отвлечься от мыслей о планах выполнения заводом квартальной нормы продукции, - я был в твоей спальне тысячу раз, ведь так? И сейчас твоя роскошная кровать может подождать немного, пока я приведу в порядок собственные вещи.
Лютор скользнул взглядом по спине Кларка, который как раз копался в коробке, той самой, что стояла рядом с одним из старых стульев, которые прежде занимали отличное место в кухне дома его родителей. Лекс не мог не признать, что в словах друга присутствует логика, но сейчас неожиданное упрямство стало только сильнее, и вместо того, чтобы согласиться и устроиться поудобнее в кресле, наблюдая за Кларком, Лекс решился на вторую попытку.
- О, да, ты видел мою роскошную кровать великое множество раз, - проговорил он, - и, более того, ты ощущал приятный холод её шёлковых простыней, и мягкость подушек, и теплоту одеял из тонкой шерсти... Но неужели тебе совсем не хочется пройти в ту комнату сейчас, чтобы в полной мере осознать, что теперь всё это богатство принадлежит тебе? Только тебе, Кларк...
В его голосе чувствовалась некая доля пафоса, наверняка, подумалось Кенту, унаследованная от отца, и речь Лекса звучала торжественно, слишком высокопарно, поэтому Кларк решил, что стоило бы немного разбавить её пряную густоту парой простых и нелепых фраз. От этого все только выиграли бы.
- Ну, нет, милый, - с улыбкой выдал он, с удовольствием наблюдая, как слегка отстраненное выражение лица Лютора испаряется со скоростью света, а на замену ему приходит лёгкое изумление, так забавно отражающееся в чуть приподнятых бровях и приоткрытых губах, - я согласен принять от тебя такой дар только в одном случае...
Кларк вытянул вперёд руку.
- ... если вот здесь, на безымянном пальце будет кольцо, подаренное тобой. Другими словами...
«Кларк Лютор, - подумал про себя Лекс. Это так по-дурацки звучало, что он поморщился. – Лекс Кент...» Ничуть не лучше! Чертовски обидно осознавать тот факт, что ваши фамилии никогда не сойдутся в идеальном тандеме с именами. Выходило немного грустно – словно они с Кентом не были изначально созданы друг для друга, а теперь совершенно искусственно пытались собраться из самих себя новую правильную и гармоничную мозаику.
- Я пошутил, - с весёлой досадой протянул Кларк. – Лекс, это была шутка.
Тому в голову пришла мысль, что пора бы уже понять, что рядом с Кларком быть абсолютно серьёзным никогда не получится.

День был полон событий, и к вечеру Кларк вымотался совершенно. Они расположились в гостиной, где в недосягаемой высоте каменного потолка мёртвая в данный момент люстра с коваными арабесками и хрустальными подвесками не сияла, не мерцала, уступая камину право быть хозяином этого вечера. Дрова изредка потрескивали, хотя и были совершенно сухими, создавая неповторимо уютную атмосферу, которую Кларк, без сомнений, ценил более всего, как схожую с той, что всегда поддерживалась родителями дома. Тепло и приглушённый свет, и мягкий диван, на котором они сидят так близко, как это только возможно, чтобы чувствовать друг друга остро, гораздо отчётливее даже, чем в моменты страстных быстрых поцелуев и секса. Именно сейчас эта мягкая тишина на вес золота, Лекс мог бы выразить её в твёрдой валюте собственного завода, переплавить в тяжёлые слитки драгоценного металла и запереть в сейфе, чтобы наслаждаться в редкие минуты покоя.
Огонь завораживал, и Кларк сидел, чуть откинувшись на наклонную спинку софы, чувствуя себя почти загипнотизированным, по крайней мере, настолько, чтобы собственные его мысли переполняли голову, но не кружили беспорядочно, а, выстроившись в ряд, ожидали каждая своей очереди. Тяжесть руки Лекса на плече завершала картину, и сердце, что всего за миг до этого билось сонно и спокойно, сейчас же стучало изнутри в грудную клетку настойчиво и быстро.
Нет ничего лучше, чем подобный вечер, когда всё понятно без слов, и совсем не обязательно рассуждать вслух, чтобы понять друг друга. Ради таких мирных минут наедине Кларк многое мог бы отдать, и сейчас, чувствуя почти полный покой, он, подавив зевок, чуть повернул голову, чтобы бросить взгляд на Лекса. Тот сидел, положив ногу на ногу, неторопливо скользя пальцами по стеклу бокала, наполненного виски. Лёгкий аромат напитка витал в воздухе, смешиваясь с запахом духов, и Кларку казалось, что ещё мгновение – и волны тёплого воздуха увлекут его далеко за пределы реальности...
- Ну, и какого это? – негромко спросил Лютор, нарушая тишину, но Кларка это не слишком взволновало. – Какие ощущения от переезда?
Кент вздохнул, обдумывая ответ. Бывать в замке Лекса не было для него в новинку, он и так проводил здесь, по словам Джонатана, куда больше времени, чем следовало бы. Но сейчас, в данный момент, совершенно неожиданно для себя Кларк понял, что ему уже не придётся возвращаться домой ночью, крадучись, пробираться в спальню, чтобы не разбудить родителей, а затем, ворочаясь в кровати, не смея заснуть, вспоминать слегка нервное прощание с Лексом, когда он, Кларк, быстро поправляя воротник рубашки, проверял заодно, все ли пуговицы застёгнуты. Так не должно быть, сейчас осознание этого факта было полным, что не могло не радовать. Он никогда особенно не хотел покидать дом Лекса, ещё толком и не насладившись теплом, и ощущение незавершённости преследовало потом до самого утра, словно эта тоска в сердце тянула с болью жилы, прожигала кровь. Даже в те ночи, когда Кларку всё-таки удавалось заснуть, ему казалось, что мысли одолевают, заполняют собой всё его существо, мешая отдыхать нормально и полноценно. Ему всегда неимоверно хотелось остаться, чтобы просто чувствовать спиной шёлк тех самых простыней, о которых Лекс упоминал неоднократно, и, проведя по покрывалу рукой, не сталкиваться с пустотой там, справа, но ощущать гладкую горячую кожу, биение сердца, и слышать уже ровное дыхание, которое всего несколько мгновений назад в сумасшедшей гонке грозилось свести судорогой горло, заставить задохнуться... Теперь его отчасти скрытая мечта осуществилась, и Лекс ждал ответа на вопрос. Так почему же сейчас настолько сложно выразить всё, о чём только что думал? Странное и пугающее ощущение на самой грани сознания, когда неуверенность возникает неожиданно, вгоняя в ступор.
- Кларк?
Всего мгновение, всего минута, и он скажет. Обязательно расскажет, как же это чудесно – быть рядом с Лексом, проводить с ним время, зная, что не нужно смотреть на часы и мысленно отсчитывать минуты до того момента, когда придётся распрощаться. Нет страха ожидания неизбежного.
- Это... – начал Кларк, пытаясь улыбнуться, но было бы очень глупо сейчас позволить собственному голосу дрожать. – Я...
Лекс поставил бокал на стол, рядом с пустующими хрустальными собратьями и бутылками с вином и коньяком, а затем внимательно и серьёзно посмотрел на друга, отчего Кларку стало только хуже.
Он так надеялся, что Лютор поймёт его и так, и не придётся выдавливать из себя эти, в сущности, ненужные сейчас слова... Скажи он всё, что хочет, получилась бы целая речь, подобно той, которую произнёс сегодня днём Лекс, и тогда в его исполнении фразы будут звучать нелепо, глупо, совсем не так, как мысли, послужившие им основой. Пусть уж лучше всё останется в его голове.
Закрыв глаза, Кларк просто рванул вперёд, встречаясь с мягкими губами Лекса, почти сразу же пьянея от вкуса виски, который ещё не успел исчезнуть, отчаянно надеясь, что не наделал глупостей, отказавшись от идеи высказаться. Когда губы чуть приоткрылись, впуская его, Кларк почти вздохнул с облегчением, зная наверняка, что Лекс прочитал его мысли, понял его странные страхи и принял их без колебаний. И он был благодарен другу за это, не смотря на то, что поцелуй стал своего рода началом длинной и сложной реакции, сродни тем, что Кент изучал в школе на уроках химии. И, конечно же, в ближайшее время о спокойном сне можно было забыть. Однако это того стоило.

Лекс мог бы чувствовать себя свободно рядом с Кларком в девяноста пяти случаях из ста, даже в такие моменты, когда друг, смущаясь, отказывался от помощи слуг за обедом, аргументируя это тем, что на ферме никто никогда так не делал. Кларк упорно твердил, что это слишком странно для него – позволять человеку подать тебе вилку, которая лежит прямо здесь, на столе, в паре дюймов от руки, и не нужно быть Суперменом, чтобы дотянутся до неё. Кент не был против того, чтобы еду приносили на больших подносах, но однажды, стоило лишь горничной попытаться повязать ему салфетку, как парень, подскочив на метр, с преувеличенной, как показалось Лексу, вежливостью отстранил её руки и предпочёл устроить хлопковый прямоугольник на коленях. Лютор тогда ещё смеялся – впервые так громко, пожалуй, и Кларк, немного оправившись от изумления, улыбнулся тоже. Это были до нелепости милые моменты их нынешней жизни, и Лекс мог бы быть абсолютно довольным, если бы не одно «но». Спустя некоторое время, которое прошло с того момента, как Кент поселился в его доме, Лютор стал замечать эти странные изменения, что произошли с его другом. Они не были очевидны, и, скорее всего, Кларк и сам пока не осознавал этого, но что-то в его поведении не давало Лексу покоя. Кент обосновался в замке, точнее, в малой его части, где располагалась небольшая комната с его вещами, но почти никогда не бывал там, предпочитая проводить время в кабинете Лекса, в гостиной в те короткие перерывы в работе Лютора, когда они могли поговорить или помолчать, вечером в его спальне... Но утром, насколько рано бы не просыпался Лекс, он почти никогда не заставал Кларка. Тот поднимался, казалось, ещё до рассвета и уходил «на прогулку», длительную, как это обычно случалось, и виделись они только в обед, потому что с утра до полудня Лекс был занят решением проблем завода и рабочих. Не то чтобы это кого-то не устраивало, но проза будничных дней заставляла Лютора время от времени вспоминать тот самый первый вечер, который они провели, сидя у камина, не думая о завтрашнем дне и от этого такие беззаботно – спокойные, что теперь от зависти хотелось на стену лезть. Погружаясь в раздумья, Лекс порой забывал о важных встречах, что не могло не беспокоить его самого. До некоторого времени всё разрешалось благополучно, и Лютор надеялся, что вскоре странная рассеянность испарится, уйдёт навсегда, чтобы никогда не возвращаться. К сожалению, мечтам его не суждено было сбыться. Кларк проводил всё больше времени вне особняка, оправдывая самого себя неотложными делами, о которых говорил редко и с явной неохотой, так что Лекса не оставляли подозрения. Он боролся со своими мыслями, стараясь осознать тот факт, что на деле-то всё в полном порядке, так хорошо, как никогда ещё и не было, но внутри всё порой переворачивалось, когда, проснувшись очередным утром, он снова ощущал холод покинутых простыней и пустоту.
С приездом Кларка в замке, определённо, стало намного теплее. Присутствие Кента ощущалось буквально во всём – не только предметы его фермерской жизни указывали на проживании в доме человека, не связанного никоим образом с миром серьёзных денег и бизнеса. Здесь просто возник его запах, как казалось Лексу, свежий, как только что скошенная трава, почти неуловимый для посторонних, но настолько очевидный для него. Мелочи, какие-то штрихи – они сглаживали строгость линий, придавая серому камню оттенок беззаботности, позволяли бумагам Лекса, обычно сложенным в стопки, смешиваться друг с другом в своего рода художественном беспорядке, отмечали каждый предмет антиквариата незримым знаком. Ммда, присутствие-то Кента ощущалось, только вот самого Кларка найти бывало слишком сложно. Он пропадал часами за пределами поместья, даже в саду его видели совсем не часто, и Лексу порой становилось здорово не по себе, когда ему в определённые моменты начинало казаться, что Кент просто сбежал, ушёл и не собирается возвращаться. В минуты, когда отчаяние достигало пика, дверь открывалась, и на пороге возникал Кларк, словно бы предчувствуя тот миг, когда Лекс уже будет готов отправиться на его поиски.
Лютор мог бы высказать другу всё, о чём думал, бывало, часами, чувствуя, как досада закипает внутри, давление нарастает, что непременно привело бы ко взрыву, но с возвращением Кента внутри всё затихало, покой и умиротворение наполняли взбудораженное сознание, излечивая те раны, что оно само себе наносило. Кларк был лекарством от беспокойства, и, пожалуй, прекрасно знал об этом, и порой Лекс мог бы злиться на него по-настоящему, даже ненавидеть, хотя себе бы он никогда в этом не признался. Кларк всегда мог заставить его чувствовать гораздо сильнее, острее, о чём бы ни шла речь: о безумной радости или сильнейшем недовольстве. По прошествии времени, когда они снова засыпали бок о бок, Лекс понимал, что появление Кларка в его жизни было олицетворением всего хорошего, что с ним когда-либо случалось. Кент исподволь учил его быть более эмоциональным, более открытым для мира, и хотя результаты были не слишком впечатляющими, порой Лютор ощущал себя стоящим у края обрыва, готовым прыгнуть вниз, погрузиться в туманные неизведанные глубины.
Поразмыслив, Лекс пришёл к выводу, что лучший способ борьбы с самим собой – это оставить всё, как есть. Значит, позволять Кларку уходить и возвращаться, когда ему вздумается, принимая его скрытые методы тренировок сознания Лекса, подчиняться этому странному распорядку его дня и наслаждаться каждой минутой, проведённой вместе. В конце концов, Лютор ведь не думал, что Кент запрёт себя в каменных стенах замка и никогда не выберется наружу. Хотелось лишь верить, что поступаешь правильно. Лекс старался не дать сомнениям взять верх. Он доверял Кларку, и был счастлив, осознавая, что всё ещё способен на подобное по отношению к другому человеку.
Шанс в очередной раз доказать это не заставил себя ждать. Когда Кларк неожиданно проворно выскользнул из-под него, оказавшись сверху, Лютор даже не думал сопротивляться. Он ещё никогда не чувствовал себя в такой зависимости от другого человека, он привык контролировать ситуацию, но сейчас стоило попробовать отказаться от этой роли хотя бы на некоторое время, чтобы понять, можно ли верить себе, своим мыслям и предчувствиям. В сексе только один способен в полной мере владеть ситуацией, и в этот раз Лекс был рад позволить Кларку покрывать его худощавое тело поцелуями, останавливаясь у ключиц и каждого выступающего под кожей ребра.
- Ты слишком худой, - шепнул Кент, отрываясь на миг от своего занятия, чтобы жарко выдохнуть Лексу в шею, - это плохо. Твои кости впиваются в меня.
Лютор усмехнулся, закрывая глаза, чтобы чувствовать прикосновения на кончиках пальцев, губы, мягко обхватывающие его подбородок, медленно подбираясь ко рту, и влажную горячую глубину, окаймлённую рядом зубов. Руки Кларка были повсюду, жадные и ищущие, они проверяли на прочность, испытывали, скользя ладонями по коже на животе и под спиной, пересчитывая пальцами отчётливо проступающие позвонки.
Это было восхитительно – знать точно, что ничего не произойдёт против твоей воли, но при этом не задумываться над следующим шагом, не контролировать себя каждое мгновение, а просто чувствовать эту бережную нежность, которую никто ещё отдавал так бескорыстно, совершенно безвозмездно, позволяя расслабленно погружаться в мягкость кровати, парить в невесомости, в вакууме, когда даже дышать не обязательно.
Лекс ещё не знал боли, подобной этой. Обычно это брал на себя Кларк, и его гортанные хриплые стоны не могли бы указывать на какие бы то ни было страдания. Это определённо было наслаждением, только вот теперь Лексу вдруг стало казаться, что он крупно ошибался большую часть своей жизни. Его ноги были закинуты на плечи Кенту, и, так и не открывая глаз, он пытался справиться с собственным телом, которое отвергало болезненное проникновение. У Лекса были слишком узкие бёдра, или же размеры члена Кларка оказались гораздо больше, чем казалось, но Лютор почти не мог сдерживать собственный крик, хотя и прокусил губу в отчаянной попытке не потерять сознания.
Капли пота стекали по вискам, неприятно холодя кожу, и, сжав зубы, Лекс с облегчением чувствовал быстрые рваные поцелуи на лице, потому что, чёрт побери, так было, вроде бы, немного легче. Погрузив плоть в сведённое судорогой тело под ним, Кент застыл подобно мраморной статуе, которая стояла в углу спальни, отражая своим белым холодным телом вечерние огни в саду особняка. Лекс на миг открыл глаза, хотя мир вокруг плыл, и кружилась голова, но фигура Кларка, окружённая сумерками, была до странности чёткой, словно он был в фокусе видеокамеры. Его грудь блестела от пота, волосы были всклокочены и, если бы Лекс мог запустить пальцы в эту встрепанную шевелюру, то точно почувствовал бы усталую влажность ладонью...
- Ты знаешь, я тебя люблю, - прошептал Кларк, чуть наклоняясь вперёд, проникая ещё глубже, вырывая у Лекса очередной задушенный стон.
Его губы снова повсюду, словно Лютор в бреду ощущает этот нестерпимый жар. А затем – резкое движение, быстрое, беспощадное. Мир иллюминирован по-праздничному. В глазах – неоновые звёзды, ядовито-красные, жёлтые, ультрамариновые. Мир – бесконечный карнавал, который ворвался с шумом и музыкой в замок, рассыпая по дорогому ковру неземные цветы. Мир отныне - другая планета, которая плывёт в пространстве где-то далеко за пределами этой Вселенной. Лишённая атмосферы, она горит жидким бензиновым огнём, истекая пеплом и собственной вываренной кровью. Мир так прекрасен, что хочется умереть немедленно, чтобы последним воспоминанием энергетической субстанции под названием душа было именно это – нескончаемая круговерть ярких сверкающих красок.
Лекс даже не понял, когда огни погасли, и он провалился в сон. Мир теперь сконцентрировался в его голове, его собственный и нерушимый. Если бы он успел отвоевать у реальности хотя бы минуту, он бы заметил, что Кларк совсем не собирается оставаться на ночь. Кент, опустившись на колени, провёл около четверти часа у кровати спящего, но затем, поднявшись и натянув джинсы с обычной родной и знакомой рубашкой, впитавшей, казалось, саму его сущность, отражая её в своих тёмно-красных клетках и пластмассовых пуговицах, покинул комнату.
Проскользнув мимо бдительных охранников, которые, конечно же, его не заметили, Кент остановился у кованой ограды парка, чтобы немного подумать.
С тех пор как он переехал к Лексу, он ещё никогда не чувствовал себя настолько цельным и завершённым. Он мог беспрепятственно наблюдать за работой Лютора, не обращая внимания на весьма красноречивое покашливание за спиной, издаваемое кем-то из людей Лекса. Он имел право иногда совсем по-детски невинно подглядывать за Лексом в моменты его отдыха, прежде чем, открыв дверь, ворваться вихрем в комнату и поцеловать его так ненавязчиво... Переезд дал ему многое, но и запросил в ответ порядочно. Он лишил Кларка его сельской свободы, когда от одного вида поля перед ним дух захватывало. Конечно, и теперь Кент мог любоваться фермерскими домами и землями в любое время, Лекс никогда и слова против не сказал бы, но отныне Кларк чувствовал себя принадлежащим этому дому. Он был совсем не против каких-то определённых правил Лекса, потому что тот в полной мере понимал, насколько важна для Кента способность дышать полной грудью, но каменный особняк не желал отпускать Кларка слишком часто. Его стены и потолки давили, связывали по рукам и ногам, его воздух был пропитан запахом денег, богатства и надменности. И в этом вовсе не было вины Лекса – тот всеми силами старался избавиться от точно такой же власти всех этих дорогих предметов искусства, и странных людей, что с такой лёгкостью согласятся на всё, что угодно, стоит только хорошо заплатить им. Кларк порой надеялся, что со временем он привыкнет к неприступному величию особняка, к этим слишком мягким коврам и чересчур золотыми дверным ручкам, но с каждым новым днём он всё сильнее убеждался в обратном.
Кларк не хотел бы говорить с Лексом об этом, ведь тот старался из всех сил, чтобы у Кента было всё необходимое. Но именно это пугало парня более всего. Он совершенно не хотел задохнуться в ворохе дорогой одежды, а ведь иногда ему приходилось надевать дизайнерские вещи, в те самые неудачные дни, когда Лекс устраивал приёмы по какому-нибудь совершенно дурацкому, с точки зрения Кента, поводу. Не смотря на все неудобства, Кларку было бы действительно страшновато заводить разговор на подобную тему. Мысль о том, что он может потерять Лекса из-за собственных капризов, пугала его, и теперь, стоя под мелким, как изморось, дождём, он уже в который раз понял, насколько сложно для него решить всё самостоятельно. Но в данный момент не существовало единственно правильного решения, по крайней мере, для Кларка. Он мог бы заставить себя смириться – и в итоге потерять радость жизни. Он мог бы отказаться от идеи жить в замке – и остаться в одиночестве. Когда человек привыкает жертвовать чем-то большую часть собственной жизни, то это входит в привычку. Для Лекса Кларк мог бы горы свернуть, но сейчас, даже в этот момент, стоило ему подумать о возвращении в темные коридоры, каменные комнаты, пусть и обогреваемые каминами, в царство дорогого стекла и дерева, как всё внутри начинало болеть, отчаянно протестуя. Кент мог бы справиться с собой, но тогда все силы его ушли бы на эту борьбу, опустошая его, лишая обаяния и всего, что делало его личностью.
- Кларк, - в этом знакомом голосе прозвучала неподдельная тревога и, может быть, даже некая грусть. Лекс слишком проницателен для своих лет. Даже сейчас, всего через час после секса он уже выглядит безупречно в своём привычном пальто, лишь наполовину расстёгнутая рубашка указывает на неофициальность ситуации. Кент промолчал. Это было выше его сил, по крайней мере, сейчас.
- Скажи, что не так? – этот вопрос неизбежен, как и ответ на него, но Кларку не хочется торопиться. В данный момент, когда ночь окутывает своим негостеприимным холодом, он чувствует себя даже лучше, чем в согретом огнём и модернизированной системой отопления особняке. Есть ли смысл в его терзаниях? Возможно, он придумал для себя, а причина на самом деле совершенно в другом? Если сейчас думать ещё и об этом, то сойти с ума будет совсем легко.
- Это всё замок, - пробормотал Кларк. – Прости, Лекс, но я не могу жить здесь так, как делал это раньше. На ферме...
Он замолчал на мгновение, думая о том, что, пожалуй, упоминал ферму слишком часто в своих фразах, но Лютор не говорил ни слова, и, как бы Кларк не старался, он не мог обнаружить и намёка на раздражение в этом простом, слегка отрешённом молчании.
- Там солнце, и небо такое... другое, а здесь, не смотря на высокие окна, я не могу чувствовать себя настолько свободным.
Вышло не слишком убедительно. Глупо и нелепо – предъявлять подобные обвинения в адрес замка, где Лекс, наверное, провёл большую часть жизни. Человек может привыкнуть к любым условиям, а здесь всё было на высшем уровне, только вот Кларк никак не мог заставить себя успокоиться. В этих обтёсанных временем камнях не было тепла и души, они были мертвы, навеки мертвы, и ничто не могло бы оживить их, даже переезд Кента и всех тех вещей, что он привёз с собой. Это неимоверно угнетало.
- Мне порой кажется, что я задыхаюсь здесь. Картины известных мастеров, вазы скульпторов окружают меня со всех сторон, перегружая сознание. Я просто... наверное, дело в том, что я не создан для такой жизни, вот и всё.
Воспоминания о том, что происходило в Метрополисе, когда кольцо с красным криптонитом охватывало его палец, были безжалостно забиты в самый угол памяти. Тогда это был не он, не Кларк Кент из Смоллвиля, который помогал родителям ухаживать за коровами и прочей живностью. Совсем не он.
- Меня всё это настораживает. Я понимаю порой, что в этом доме полно посторонних людей, они живут здесь так же, как и я, разница лишь в том, что они не чувствуют враждебности замка, они просто протирают пыль и готовят еду... Я же здесь, как птица в золотой клетке.
Последнее, подумалось Кларку, было уже чересчур. Лекс словно очнулся ото сна, когда, подойдя чуть ближе, вздохнул. Кент никогда бы не догадался, о чём тот думает. Он считал, что сейчас услышит о себе много нового и не слишком приятного, но был почти готов к этому. Лекс снова вздохнул, но, глядя в пространство, он думал вовсе не о собственном доме, который был для него чужим, а о последней фразе, сказанной Кентом. Он мог бы проклясть себя за то, что позволил Кларку думать так, дал право считать его, Лекса, кем-то вроде хозяина положения... Он и сам был пленником, хотя никому и никогда в этом не признавался. Пленник замка, денег и собственной фамилии. Лекс скрывал это внутри, уже привыкнув к тому факту, что не в его силах кардинально изменить что-то, и лишь изредка мысли об этом беспокоили его, но работа отвлекала от ненужных размышлений. В самом начале бежать от проблем кажется занятием не таким уж и сложным. Хорошо, что Кларк не стал так поступать.
- Если ты не можешь жить моей жизнью... - проговорил Лекс, запрокидывая голову, чтобы взглянуть на звёзды.
Кларк замер, ожидая продолжения. И, хотя он был почти уверен в том, что скажет Лютор, внутри всё равно дрожало тонкой струной беспокойство.
- ...то я могу попробовать жить твоей, - закончил фразу Лекс, прикусив губу, словно ожидал этого момента точно так же, как и Кларк - с напряжением.
Он знал, что это было неправдой. Самой полной и вполне объяснимой ложью, что только могла существовать, и Кент вполне понимал это, ведь Лексу было что терять - пожалуй, даже слишком многое, но Кларк всё равно был благодарен ему за эти слова. Они вселяли надежду.
Ночной ветерок коснулся свежим дыханием, заставив поёжиться от холода, и Лекс, чуть улыбнувшись, снял своё классическое чёрное пальто, чтобы набросить его на плечи Кларка. Тот вздрогнул едва заметно, но затем пальцами стянул ткань на груди. Чёрный драп от дорогой и известной марки и клетчатая фланель фермерской рубашки под ним - такое вот сочетание вышло. Кент и Лютор - никто никогда не сможет представить их вместе до того момента, пока не убедится в правдивости этого факта воочию. Пожалуй, это неизбежно - оставаться вместе не смотря на столь очевидную разницу.

30 декабря 2007