SPN: Unholy union I

[Reno89]

Название: Unholy union
Фэндом: Supernatural
Автор: Reno
Категория: slash, drama, возможно, даже angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дин/Сэм
Предупреждение: 1) Знаю о том, что Лиллит выглядит точно так же, как и любой другой демон – густой чёрный дым, но мне захотелось сделать её немного иной (точнее, совершенно противоположного вида=), чтобы подчеркнуть её двусмысленный статус. Знаю, что она предпочитает вселяться в маленьких девочек, хотя в этом рассказе всё иначе. Надеюсь, эти несоответствия не вызовут слишком уж негативной реакции с вашей стороны.
2) в том варианте перевода, который сопровождал просмотренные мною серии, Кастиель говорит так причудливо, архаично, мне понравился этот его стиль, поэтому я постаралась сохранить его в этом рассказе. Звучит странно, поэтому сразу предупреждую=)) но это было забавно – копировать старорусский говор
3) возможный ОСС – всё как обычно=)
4) большой формат
5) альтернативное развитие событий
6) не думаю, что всё здесь по-настоящему логично.
От автора: это – первая часть фанфика, и, хотя она может рассматриваться и как самостоятельный законченный рассказ, второй части всё же быть, я очень надеюсь, что она увидит свет. Перерыв в моём творчестве был ужасно длинным – чему я, конечно, не рада. Но я надеюсь, что вы вспомните – ну, был такой автор когда-то – Reno =)) Спасибо всем за внимание!!

Начало

Лиллит завыла, забилась, хрупкое тело, ставшее её временным пристанищем, плавилось, словно восковое – вот кожа густыми мутными каплями потекла по чуть выступающим ключицам, обнажая кость, а бурые кровоподтёки тонкой ажурной сеткой легли поверх прокушенных губ, поверх опалённых ресниц и бровей, сводя судорогой сердце, сжигая лёгкие.
- О, Господи, - пробормотала Лиллит, проклиная себя за эту неожиданную вылазку, за каждый шаг, который она сделала, чтобы собрать сложную схему обряда. И все эти свечи, все эти сушёные травы вовсе не предназначались для вызова демона – она ведь сама была частичкой преисподней, могущественной, но слишком слабой пред лицом того, к кому она взывала с мольбой. – Господи, помоги.
Молитва сама по себе – некий ритуал, способный при определённой концентрации сил, при правильном раскладе и настрое направить энергию в верное русло и вызвать к материальной жизни нечто большее, чем бестелесный дух. Дать повод спуститься вниз с одной лишь целью – осенить крестом правоверного, одарить его знанием невиданным, благословить и отпустить с миром. И только в том случае, если человек чист душой, или же так отчаянно жаждет исповедоваться в своих грехах, что нет смысла наказывать его. Скорее всего, святая длань коснётся его лба, очищая и успокаивая тяжело бьющееся сердце.
Бесформенное тело выгнулось дугой, переламывая себе позвоночник. Миллионы нервных окончаний вмиг утратили связь с мозгом, обрываясь, как провода электропередач в бурю, и ноги Лиллит подкосились, отчего она упала на колени, ударившись ладонями о землю, обдирая в кровь мягкие, как поролон, пальцы.
- Прошу тебя, приди, - шептала она, чувствуя, как едкая слюна растворяет десны, и рот наполняют костяные пластинки стремительно выпадающих зубов.
Отплёвываясь, она продолжала своё невнятное бормотание.
- Из глубин ада взываю к тебе, как последняя тварь преисподней, гадкая и недостойная, проклятая своим повелителем навеки, прошу тебя о защите и покровительстве, прошу тебя о милосердии...
Она уже умирала множество раз в различных телах – дети, старухи, Бог знает кто, но никогда ей ещё не было так больно. По-человечески больно. Наверное, именно осознание этого ещё более укрепило её веру в правильности принятого решения.
Эта мучительная боль подпитывала её силы, одновременно разрушая. Эта боль вызывала к жизни странные воспоминания, которыми она не могла, не вправе была обладать. Её сумрачное сознание разделилось на две половины, расколотое, словно орех, наполненная каждая своим содержанием. И та часть её, что сочилась светом, согрелась в слепящих лучах Райского пламени, а та, что тонула во тьме, съёжилась под напором невиданной силы, обломанными ногтями царапая по обнажённой каменистой земле.
Бушующий в замкнутом круге хаос мешался с прохладной влажностью ночи, шипя, с лёгкостью испаряя мельчайшие капли воды, вспарывая воздух, иссушая его, горячий и пыльный, словно заброшенная дорога где-то между Луизианой и Канзасом в разгар жаркого летнего дня – не просто приветливого и тёплого, но наполненного злым солнцем, палящим и беспощадным к одиноким путникам, заблудившимся в пустыне.
Молитва – это обряд по вызову Бога. Настоящая молитва, конечно.
Это всего лишь один из множества обрядом по вызову сущностей, обитающих в ином – худшем или лучшем – мире. А подобное мероприятие требует грандиозной затраты ментальной энергии. Что же может стать с демоном, который пытается призвать нечто несоизмеримое с его собственными силами, рискуя попасть в серьёзнейший переплёт и закончить своё существование в самых мрачных темницах Эдема, пусть существование их и не доказано? У каждого свои меры и свои законы, свои пути уничтожения нарушителей. Лиллит улыбнулась сквозь слёзы, неожиданно понимая, что за тысячи лет успела привыкнуть к подлой жестокости преисподней с её бесконечными лабиринтами, отражениями в жидких зеркалах, с её сигнальными огнями и бесконечными вереницами переходов и галерей. Она успела привыкнуть к своеобразной неуклюжей красоте и горькому серному привкусу. Она успела привыкнуть к полными боли стонам и крикам, она сама не заметила, как сошла с ума, пропитавшись пеплом, став дымом, в глубине которого всё ещё горела крошечная частичка души – горела светом мертвенным, неживым, но таким ослепительно ярким, что не заметить её было невозможно.
Она успела привыкнуть к аду, но она ничего не знала о рае, подозревая, однако, что это замечательное место не отличается от привычной среды её обитания – разве что губительное для всего живого добро окрасило его в иной, отличный от бурого и болезненно жёлтого цвет. Следовало бы заметить, что суть его была выбелена настолько, что казалась совсем тёмной – так бывает, когда в солнечный день смотришь на обыкновенный листок бумаги – зрачок не выдерживает, конвульсивно сокращаясь, и белый становится ослепительно чёрным, таким сверкающим, словно бриллиант, таким острым и немного опасным. Ад и Рай – в чём разница? Лиллит не смогла бы сказать точно. Но одно она знала наверняка – ни в одном из этих мест незваным гостям рады не были.
Посланник Божий явился на зов – естественно, Он никогда не пришёл бы сам, не будучи полностью уверенным в своей полной причастности к происходящему. Ангел раскрыл исполинские крылья, сияющий, словно золото, тонкая, но прочная фольга, и Лиллит, извиваясь змеёй, оказалась у его ног. Его голос гремел так, что человеческое тело не выдержало, рассыпаясь на части. Кажется, пальцы ног оказались где-то у заросшей вереском тропы, круто уходившей вправо. Ладони почернели от грязи и выпущенной из сосудов крови, рёбра затрещали, ломая на части лёгкие.
- Ты лишил бы меня печёнки, - удивляясь сама себе, с долей сарказма пробормотала Лиллит, - располагай я таким богатством.
Ангел, кажется, не обладал хотя бы подобием чувства юмора.
- О чём посмела просить ты Бога нашего единого? – осведомился он, но Лиллит видела лишь очертания светящейся фигуры, зато звуковые волны били по затылку, кроша в пыль череп, втыкая в мягкие ткани костяные пластины. – Ты, тварь преисподней, недостойная прощения и отпущения грехов...
Она могла бы демонстративно закатить глаза, если бы они не растеклись белесой жижей по каменистой земле. Кажется, в центре каждого белка цветным пятном проступила светло-серая радужка.
- Знаю, знаю, - мысль вышла спонтанной, ибо мозг погиб секунд двадцать назад, и эта костяная коробка, оплетённая остатками плоти, стала совершенно бесполезной. Она свою службу сослужила.
- За намерения одни лишь твои казни предать тебя следует, - голос, чёртов голос причинял боль, - но выслушать тебя мы готовы.
Лиллит протиснулась сквозь плотно сжатые челюсти – голые, обескровленные, пустые, и вылилась в реальность мутным дымком.
- Там мало у тебя времени, что не советую тебе пытаться обмануть посланника Божия.
- Я лишь хочу... – это слишком сильное слово. Словно ультиматум, как будто требование, желание получить своё, заслуженное - на деле лишь жалкая попытка выпутаться из цепких рук ада. – Я хочу...
В конце концов, не так уж и много. Всего лишь...

Часть I
One of her mistakes

В последнее время Дин слишком часто молчит. Нет, это даже скорее в порядке вещей, ведь он никогда не был особо разговорчив. Конечно, он может нести всякую чушь, которая к делу не относится, может ворковать с очередной девицей шлюхастого вида в баре, но в плане обычных разговоров он словно бы стал гораздо более замкнутым. Сэм немного волнуется. Он хотел бы знать причину. Но даже когда они едут в машине совершенно одни на пустынной дороге длиной в сотни миль, и младший Винчестер отчётливо понимает, что Дин – единственный человек, который ему действительно дорог, он никак не может ответить на собственный риторический вопрос – почему?
Чувствуя вибрацию движка, которая передаётся металлом днища машины, младший Винчестер мысленно раскладывает факты по полочкам, строит свои незримые карточные домики размышлений, стараясь укрыть их от неумолимого и совершенно здравого ветра сомнения. Взять хотя бы даже такой случай, как самый обычный поцелуй в «Импале». Это было вчера, похоже, не позже двух по полудню, если память не подводит Сэма. Он начал всё первым, потому что от Дина мало чего дождёшься. Он слишком часто пытается выставить себя героем, но отчего-то в подобных делах всегда оставляет за братом право сделать первый шаг. Возможно, это ещё один из его многочисленных способов указать на то, что старший всё-таки он... и теперь Дин просто позволяет Сэму решить поставленную жизнью задачу ради своего рода душевной тренировки. Хороший старший брат. Самый лучший в мире. Особенно когда его губы перестают быть плотно сжатыми от напряжения, когда раскрываются – совсем чуть-чуть – когда он, наконец, сдаётся, медленно выдыхая, и его рука покоится на шее младшего Винчестера, другая же путается в волосах Сэма, но тот не обращает внимания, занятый куда более важным делом. Они сжимают друг друга в крепких мужских объятиях, воздуха не хватает, но никто не желает уступать. Это соревнование, это любовь и одновременная гонка. Сэм сдаётся первым: в лёгких уже слишком сильно горит - верный признак приближающегося удушья, умереть же от поцелуя – слишком очевидная глупость. Дин ослабляет хватку: пожалуй, самому становится тяжело. Но затем вдруг с новыми силами обшаривает нутро рта Сэма языком, не даёт тому отстраниться, и рука на затылке младшего Винчестера тяжелеет до боли. «Импала» припаркована у обочины скоростного шоссе, но сейчас здесь почему-то так пусто, словно у самого начала дороги поставили знак «Осторожно. Винчестеры», и все благоразумные водители выбирают объездные пути.
Всё.
Дин несколько минут сидит неподвижно, глядя в пространство, и Сэм догадывается, что они переборщили с поцелуем: у него самого теперь перед глазами плавают красные и белые круги, мешая смотреть. Мозг в ярости от шуток старшего Винчестера. Нужно успокоиться.
- Дин, - говорит Сэм, накрывая ладонью колено брата, обтянутое грубой джинсовой тканью с дыркой чуть ниже.
Палец младшего Винчестера забирается в отверстие в ткани, чтобы почувствовать тепло кожи, жёсткость волосков, выступающий бугорок кости, но Дин резко отбрасывает его руку, а потом, не глядя на Сэма, поворачивает ключ в системе зажигания.
Именно в такие моменты Сэм никак не может понять, в чём дело. Ведь только что – всего мгновение назад – в этом неожиданном порыве они здесь и сейчас почти признавались друг другу в любви, только без слов. И теперь Дин выворачивает руль, выезжая на дорогу, и у него такое выражение лица, словно он готов прибить всех тварей из преисподней одним ударом. Короче, выглядит он совсем не так, как человек, только что испытавший это начальное возбуждение, которое при верном раскладе переросло бы во что-то гораздо большее.
Нет смысла спрашивать. В последнее время Дин слишком часто молчит.

Бобби осознал, что дико взволнован, лишь в тот момент, когда набирал знакомые цифры в надежде, что братья Винчестеры живы, здоровы и целы, по крайней мере, настолько, что будут в состоянии добраться до телефона и ответить на звонок. Ватные пальцы не слушались, не желали нажимать именно те мелкие светящиеся кнопочки, которые требовалось, поэтому времени ушло гораздо больше, чем рассчитывал Сингер. Промучившись с четверть часа, Бобби выругался, глотнул виски из металлической фляги, не подумав о том, что, возможно, вместо этого следовало бы облить себя святой водой, и, наконец, сумел-таки нажать кнопку вызова.
Даже если бы у Дина и был будильник, он никогда бы не захлёбывался таким глупым металлическим звоном, не выл так раздражающе мерзко, не вгрызался бы в лакированную столешницу, подбираясь к самому краю, чтобы благополучно свалиться вниз и, ударившись о дерево пола, разлететься пружинами и болтиками. Привычный сигнал вызова – Deep Purple – отчего-то не сработал, вместо этого телефон залился трелью старинных аппаратов времён Гражданской войны.
Старший Винчестер мог бы поклясться, что убьёт человека, который посмел разбудить его посреди ночи, кем бы он ни был, какую важную новость ни спешил сообщить. Хотя, поразмыслив, Дин всё-таки признал, что в этот список уж точно не попали бы Сэм и отличный парень Бен восьми лет от роду. Затем, всё-таки нашарив рукой неугомонный мобильный, бросив взгляд в сторону сэмовой кровати, на которой царил полнейший кавардак, старший Винчестер молча выдохнул, позволяя звонившему начать разговор первым.
- Дин, это Бобби, - голос был далёким, словно Сингер находился на другом конце Земного шара, и старшему Винчестеру понадобилось несколько секунд, чтобы убедить себя в том, что звонит именно тот папин друг, к которому они с Сэмом так привыкли. – Есть разговор...
- Немного... рановато, - заметил Дин, ещё раз взглянув на часы: кажется, до рассвета оставалось совсем чуть-чуть.
- Знаю, - старший Винчестер на миг прикрыл глаза: выслушивать извинения не придётся. – Но это важно.
Конечно. Иначе и быть не может.
- Что-то связанное с работой?
- Не совсем, - Сингер в этот раз был сама скрытность, с чего бы? – Надо встретиться.
- Бобби, - протянул Дин, - Мы в Окленде, сейчас половина четвёртого, и мне кажется, что если я сяду за руль, то уж точно собью пару-тройку столбов с указателями...
- У меня нет времени слушать весь этот бред, - неожиданно жёстко оборвал его Сингер. – Я на пути к Детройту. Выезжайте как можно скорее, дело того стоит.
- До Мичигана три дня пути! – воскликнул Дин, машинально отмечая тот факт, что Сэм даже не вздрогнул. – Чёрт возьми, Бобби, скажи хотя бы, ради чего всё это?!
- Есть кое-какие соображения насчёт твоей сделки, - понизил голос Бобби. – Но я ни в чём не могу быть уверенным, так что - прошу, не задерживайся. Это всё, остальное при встрече. Детройт, в среду вечером. Не опаздывайте.
Частые гудки. Чертыхнувшись, Дин лёг на спину, заведя руки за голову. Очень мило. Младший Винчестер всхрапнул, переворачиваясь на бок, увязая в паутине из простыней и одеял. Дин хмыкнул, прикидывая, как брат выберется из этой ловушки собственного приготовления утром. Пожалуй, понадобится помощь.

Такие вот неожиданные звонки в последнее время стали совершенно привычными, ведь в этом чёртовом мире действительно великое множество людей, которые только и жаждут помочь старшему Винчестеру и спасти его задницу от всяческих неприятностей, местом скопления которых является, безусловно, весьма провинциальный и непритязательный местный филиал Ада. О том, чтобы попасть в раскалено-безжалостную столицу Преисподней, Дин и не мечтал. Они с Сэмом – простые парни из Канзаса – побывали даже в Голливуде – калифорнийской Мекке лицедеев, а ведь охотничье ремесло не хуже любого другого, пусть даже в этом случае роли актёрам достались не самые лучшие. Ну, кому нужны угрюмые лица и работа без перерыва и возможности сыграть в дарц вместо того, чтобы быть наёмным убийцей? Сегодня заказали почтенную пару зомби в Нашвилле, завтра расшалившиеся, словно дети, вампиры заснут спокойным сном праведников... Так или иначе, прозябать Винчестеру на периферии без права выезда и конкретной цели. Не быть ему святым мучеником, к счастью или же сожалению, хотя свой след в истории он, наверняка, оставит.
- Как думаешь, обо мне хоть песни будут слагать? Ну, или предания там всякие про отважного воина Винчестера, сражавшегося со злом до конца своих дней?
В ответ – молчание. Три часа ночи – не слишком подходящее время для подобных размышлений.
За три месяца до последних рубежей Дин потерял счёт звонкам Бобби, Элен, некоего Джерри Райта, как бы странно это ни звучало. Голос Сингера дрожал от волнения, когда он произносил заветный пароль: «Насчёт твоей сделки, парень». И всегда-то ситуация оказывалась крайне серьёзной, не терпящей отлагательств, и Винчестерам предлагалось срочно выехать в Финикс. В Даллас. В Колумбию. Чёрт побери, в гребаный Кливленд! В десятки самых разных городов, разбросанных по карте совершенно хаотично подобно веснушкам на носу Дина. В тот день, когда голос Элен предложил встретиться на пляже в Майами, старший Винчестер окончательно убедился в том, что подобный розыгрыш под силу и по уму только какому-нибудь не в меру жизнерадостному демону, молодому, задорному, не успевшему ещё осознать, что за силу нужно платить. Такому, который пока чувствовал себя человеком – свободным, всемогущим, совершенно неожиданно получившим главный приз лотереи. И вот этот сгусток дыма носится по стране, старательно набирая чужими пальцами всем известный номер, который теперь, пожалуй, был забит в памяти любой адской твари. Портреты Дина, вероятно, украшают кабинеты больших начальников подземного мира, любимым времяпрепровождением которых является задумчивое созерцание этих чёрно-белых фотографий (эх, поскупились на цвет и фактуру!). Мда, говорят они себе, совсем скоро этот молодчик будет скручен по рукам и ногам, а уж кому он достанется – это вопрос хотя и важный, но вполне второстепенный. Кто-то с благодарностью примет его в качестве внеочередной премии и уж тогда вылепит из стального охотника новый образ, предварительно переплавив его металл, добавив опилок и всякого мусора, чтобы эта пропащая душонка не возомнила о себе слишком много.
Признаться, поначалу старший Винчестер даже позволил себе поверить на краткий миг, что лучший друг Джона, его извечный боевой товарищ невероятным образом обнаружил лазейку, нашёл зацепку, призванную оказаться спасением. И, загнав «Импалу», он проехал три сотни миль – тогда ещё расстояния были вполне разумными – всего лишь двухчасовой переезд из Бисмарка в Пирр – чтобы приложить руку к созданию собственного маленького Святого Грааля. И это было даже не разочарованием, хотя, пожалуй, всего на секунду, просто горькая ирония отразилась в кривой усмешке. Там не было засады или ловушки, крупной подставы или же банального «саечка за испуг!». Пожалуй, в глазах шутника Винчестер уже успел обрести полноправный статус пушечного мяса или, выражаясь точнее, выбывшего из игры на слишком долгий срок, чтобы оставаться завидной мишенью, лакомым куском заплесневевшего именинного торта, последней каплей и пресловутой соломинкой, что почти готова переломить спину верблюду всеобщего терпения.
Ад демонстрировал своё полнейшее презрение к Дину. Ночные звонки лишь подтверждали это.
Старший Винчестер всё ещё не мог заставить себя вышвырнуть мобильный в окно, стоило телефону задребезжать, словно пустая консервная банка, и вывести на экране знакомые цифры.

Эта мерцающая в лунном свете перламутровая дымка могла бы избрать своим существованием бесхитростное и непритязательное бытие невнятной туманности каких-нибудь лёгких дамских сигарет с лепестками фиалки и вишнёвыми косточками. Или же появиться на свет Божий в роли таинственного шифонового шлейфа кальяна в доме любителя восточных сладостей. Возможности для развития карьеры безграничны – новые горизонты и множество перспектив. Но эта белесая отвратительная в своей мутной прозрачности мгла всецело и без остатка принадлежала лишь злой воле и чёрной дыре вместо души сильнейшей в своем роде повелительницы целой армии удушливо-комковатых дымовых завес. Шелковистое на ощупь марево - словно бельмо на глазу наиболее завистливых и амбициозных. Мельчайшие невесомые капельки, такие смертоносные и неубедительные в своей очевидной на первый взгляд слабости.
Слово предоставляется её демоническому превосходительству Лиллит. Просто Лиллит.
- Слышала буддийскую притчу о Свете и Небытии?
Этот холод – он такой ощутимый. Холод ярости и равнодушия, если быть настолько смелым, чтобы пытаться окрестить переливы этой тончайшей материи, малейшие изменения в её структуре словами обыденными и плоскими. Это не поддаётся описанию человеческого разума, это вне его вовсе не универсальных категорий и понятий. Иной мир, иные законы. И одиночество здесь – лишь признак власть имущих, а потому особый статус, особый цвет. Все они – негры-рабы, над которыми властвуют белые люди Запада, как бы по-человечески это ни звучало. Хотя, если принять во внимание тот факт, что все нынешние демоны когда-то были людьми, она действительно являет собой образчик утончённого вкуса.
- Свет спросил у Небытия:
«Вы, учитель, существуете или не существуете?» - но не получил ответа. Вгляделся пристально в его облик: темное, пустое. Целый день смотри на него - не увидишь, слушай его - не услышишь, трогай его - не дотронешься.
«Совершенство!» - воскликнул Свет. – «Кто мог бы еще достичь такого совершенства! Я способен быть или не быть, но не способен абсолютно не быть. А Небытие, как оно этого достигло?»
Это пространство дробиться сотнями осколков и измерений. Калейдоскоп – детская игрушка, только вот в этом среди зеркал и жидкого металла перекатываются в беспрерывном и неустанном беге прозрачные камушки человеческих душ, таких невинных, таких греховных. И в самом сердце существования...
- Небытие – это я, поглощаю и свет и тень, небытие – это я, это я, это я. Я способна не быть, я никогда не способна быть целиком и полностью, но эти драгоценные кристаллы в моей оправе осветят моё не-существование, подскажут мне, расскажут о прошлом и будущем, ведь путь их заканчивается лишь мной как полным отсутствием чего бы то ни было.
Как тонкая сеть, как нежнейшее сплетение нитей она способна опутать, околдовать и ненавидеть так, что смысл жизни разумно считать безвозвратно утраченным. Суть лишь в том, что в её мире степень искажённости пространства слишком уж велика, чтобы воспринимать происходящее с полным осознанием собственной адекватности. Здесь ненависть и привязанность идут рука об руку, здесь любовь не значит ничего без насилия, здесь тёмные помыслы – визитная карточка с её окантовкой и изящно выжженными в человеческой плоти вензелями.
Поэтому все они кажутся совершенно и идеально сумасшедшими.
- Главный враг Сэма Винчестера – это я, и не быть мне Лиллит, если я допущу, чтобы рядом с ним существовал тот, кто сможет ненавидеть его ещё сильнее.
Ненависть – такое эфемерное состояние души, что верить ей нельзя.
Ненависть – это всего лишь отсутствие важного.
- На самом деле он любит...
- Молчать! Я знаю, что есть это чувство в понимании людей. Лишь пыль бесконечных дорог. Что было огнём домашнего очага, станет яростным пламенем лихорадки, так или иначе. Никому не избежать тяжести этой ноши. Люди слабы и жалки.
- Но не Винчестеры...
- Нет, и они тоже. Трусливы, малодушны, горды и самоуверенны. В них нет мудрости, нет сил страдать и понимать.
- Не слишком ли великодушно?..
- Мир людей воздействует на меня отрицательно, этот мир губит меня, тянет назад, к истокам и корням, грозит заставить вспомнить то, о чём я не желаю знать.
- Но не это ли мечта любого?..
- Это отнюдь не мечта. Это просто болезнь разума.
Даже у демонов случается раздвоение личности.

- Сэм, - тихо, шёпотом, так, чтобы не испугать. – Сэм.
Младший Винчестер вздохнул, но продолжал спать, подложив под щёку пару особенно толстых томов с теснённым золотом названиями. Кажется, Сэм раздобыл книги в библиотеке, куда отправился сразу же после завтрака.
Обнаруженная в местной газете статья о странных событиях в близлежащем Сан-Хосе оказалась пустышкой. Конечно, Дин предполагал, что всё так и произойдёт, но у него просто не было больше сил оставаться добровольным узником мотельного номера, где Сэм готовился к очередному мозговому штурму, который, согласно всем правилам их жизни и печально известному закону подлости, должен был бы закончиться ничем. Точнее, отчаянными проклятиями младшего Винчестера в адрес древних мыслителей, которым даже в голову не пришло бы попытаться убежать от смерти, или же его мрачным молчанием как совершенно обычной реакции в половине случаев. Так или иначе, чаще всего Дин заставал брата устало дремлющим на груде важных с точки зрения охотника-интеллектуала трудов разных авторов и эпох. Старший Винчестер же, как человек дела, не видел смысла в бесконечном изучении странных схем и обрядов, описанных на бумаге. Живой разговор порой давал ему гораздо больше, чем пыльные переплёты.
Как оказалось, Мария и Джозеф Рипли, чьи имена упоминались в давешней статье, разбились на скоростном шоссе неподалёку от Фресно, куда ездили по делам. Изувеченные тела подвергли кремации, по договорённости с совершеннолетними детьми. Ничего подозрительного. Злобными призраками, которые могли бы по той или иной причине наведаться к живым, здесь и не пахло, хотя Дин решил всё-таки проведать могилы четы Рипли на местном кладбище, надеясь обнаружить знаки, указывающее на неспокойное состояние душ умерших. Сэм, кажется, пришёл к выводу, что брат просто пытается сбежать, не желая терять время в бесплотных попытках обнаружить истину...
Какая же глупость, Сэмми. Дин чуть улыбнулся, размышляя, каким образом можно было бы вытащить книгу из-под головы брата, чтобы разглядеть название. Всё совсем не так. Ведь он действительно побывал на кладбище! Только вот ничего из этого не вышло: могильные плиты, обвитые плющом, стали символом мира и покоя. Никаких подозрительных огней, шорохов и скрипов. Ни обжигающего холода. Мнение сторожа, по словам которого ночью здесь было спокойно, и ничто не мешало полноценному здоровому сну, учитывалось.
- Сэм, - пусть он, наконец, очнётся и заставит в очередной раз прикоснуться к сухим и горячим губам в несмелом поцелуе. – Проснись.
Старший Винчестер прикрыл на миг глаза. Он хотел бы понять себя самого, но именно это удавалось ему хуже всего.
- Дин, - брат широко зевнул, с удивлением обнаружив вложенный между страниц особенно впечатляющего фолианта на латыни порно журнал, - я тут вспомнил. Мне показалось, что ночью кто-то звонил... Или мне приснилось?
Дин усмехнулся, покачав головой. Он не собирался упоминать о звонке, но даже в глубоком подсознании младший Винчестер пытался найти решение проблемы. Это стало его жизнью, его сном и явью, будто он так старательно пытался изменить собственную судьбу или же весь необъятный мир.
- Бобби? – упрямо продолжил Сэм, хотя сейчас, когда он ещё витал в собственных мыслях и жил лишь останками лёгких, радужных грёз, убедить его в том, что никто уже давно не беспокоил Винчестеров ночными звонками, оказалось бы быть проще простого, но Дин понимал, что может и не успеть – деятельный мозг брата пробуждался, готовый к новой битве этого дня.
- Не более чем тот, кто им притворяется, - пробормотал старший Винчестер, надеясь, что невнятно пережёванная фраза не привлечёт особого внимания брата, но тот вздрогнул, окинув Дина взглядом внимательным и сосредоточенным.
- И что это значит? – хмуро поинтересовался Сэм. Подозрения, что всё это время от него скрывали нечто важное, не заставили себя ждать.
Дин обречённо вздохнул, покачав головой – у него вдруг возникло острое желание упасть на диван и не двигаться с места, что бы брат ни делал. Ему вовсе не улыбалась перспектива рассказывать о ночном шутнике, который время от времени развлекал старшего Винчестера предрассветными разговорами на разные голоса.
- Какая-то тварь названивает мне, притворяясь Сигером, - нехотя проговорил он, прикидывая, сколько времени им понадобиться на сборы.
Спустя полчаса они были готовы к отбытию.
Запирая дверь номера, Сэм зевнул так, что в челюсти что-то противно хрустнуло.
- Почему ничего мне не рассказал? – почти не раскрывая рта, пробормотал он – видимо, свело мышцу.
- Поторопись, - вместо ответа проворчал старший Винчестер: он и сам был не слишком рад всей этой суматохе.
- Повтори-ка ещё раз, что там говорил Бобби? Намечается охота?
- Что-то вроде того, - уклончиво ответил Дин, не позволяя себе думать, что эта поездка, чёртов город, в котором они столь неудачно застряли, даже младший брат – на данный момент бред больного разума. Возможно ли такое, что он напился вдрызг где-нибудь в местном баре, а теперь ему снится такая деловито детализированная ерунда? – И это был не Бобби. Хотя - может быть, количество адских тварей на километр в очередной раз превысило норму, но верится всё равно с трудом.
- Он ведь не станет гонять нас зря через всю страну? – осторожно поинтересовался младший Винчестер, который всё ещё не мог принять версию брата о демоне-шутнике.
Дин взглянул на него серьёзно, его лицо приняло то выражение, которое обычно возникало, стоило лишь Сэму высказаться не в пользу отца, пусть в данный момент речь шла вовсе не о нём. Даже после смерти Джона старший Винчестер мог с поразительной точностью воспроизвести этот характерный взгляд. Только теперь причиной этому послужили вовсе не заявления младшего Винчестера, а, скорее, его подозрительно наивное отношение к происходящему.
- Как будто нет, - наконец, проговорил он. – Я...
Он замолчал, решив не продолжать, и забрался в машину. Сэм пожал плечами, понимая, что вряд ли добьётся сейчас от брата хоть слова. С одной стороны, делать всё равно было нечего – впереди десятки прорезиненных пустых часов, которые тянутся так медленно, словно «Импала» завязла шинами в расплавленном летним солнцем асфальте. Если же подумать хорошенько... Дин не слишком любит пространно излагать суть дела и, скорее всего, попытается избежать серьёзных разговоров, отделавшись парой раздражённо – нетерпеливых фраз. Выбор есть всегда. Проблема лишь в том, что само наличие опций порой служит непреодолимой преградой разуму.
- Когда Бобби звонил? – поинтересовался младший Винчестер, надеясь методом ненавязчивых расспросов добыть как можно больше информации.
- Часа в четыре утра, - откликнулся Дин.
- Я, пожалуй, спал слишком крепко... – протянул Сэм, совершенно не собираясь ставить под сомнение слова брата, но тот вдруг совершенно беспричинно вспылил, выкручивая руль, чтобы выехать на дорогу, не задев при этом припаркованную рядом машину.
- Конечно, как сурок!
Он вдруг подумал, что до пункта назначения им всё равно не добраться вовремя – так ради чего спешить? К тому же Дин был точно уверен в том, что Бобби в Детройте не будет, но отчего-то он всё равно позволил младшему Винчестеру сбить себя с толку.
Сэм позволил себе едва заметную улыбку: брат явно нервничал, но причин у этого могло быть много. Хотя, младший Винчестер мог бы поклясться, об одной он знал совершенно точно. Они снова были в пути. Это звучало не так уж и плохо. С недавних пор «Импала» приобрела статус невольной предательницы, вынуждающей Дина поступать вопреки собственным убеждениям. Как результат – вполне определённые последствия.
Процесс привыкания. Искусственно выстраиваемое взаимопонимание. Осознание и следующая рука об руку с ним боязнь самого себя. Что-то из этого списка. Выберете сами.
«Импала» стала своего рода символом, местом, где Сэм обладал всеми возможными правами, не заботясь о таком скучном явлении, как обязанности. В салоне машины, где Дин был вынужден следить за дорогой, чувствуя, как взаимопроникновение кожи ладоней и покрова руля становится болезненно-невыносимым, принося лишь усталость и мозоли, младший Винчестер обладал куда большей свободой, хотя на первый взгляд казалось, что дела обстоят совершенно другим образом. Дин управлял ходом событий – бесспорно, но Сэму не составило бы труда внести собственные коррективы в планы брата. Наверное, именно поэтому старший Винчестер и был так напряжён.
Неписаный закон гласил: в металлической скорлупе «Импалы» разрешено всё... ну, или почти всё. Здесь не было особых ограничений – скорость, на которой машина, преодолевая гигантские расстояния, пролетала мимо населённых пунктов, являлось залогом абсолютной секретности. Нельзя было: высказывать какой бы то ни было интерес друг к другу в местах общественного питания (Сэм придумывал правила на ходу, руководствуясь примерами из собственной студенческой жизни). Нельзя: запираться вдвоём в кабинке туалета лишь потому, что кому-то приспичило... а, не важно! Нельзя: забывать о том, где ты находишься, даже если мозг плавится, а кровь кипит, подталкивая к совершению опрометчивых поступков. Слишком много запретов, не кажется? Нет, всё вполне разумно. Дину вовсе не хотелось бы светиться, где попало. Такие вот странные отношения. Но так они договорились. Кстати, в номерах мотелей тоже нельзя. Там тонкие картонные стены, и всё слышно. Разные кровати в разных углах комнаты. Разобщённость, доведённая до абсурда. Нечто необъяснимое, как и то притяжение, что существует между ними, притяжение, от которого только хуже. Единственное спасение от бессонницы – зарыться в одеяла и простыни, чтобы не чувствовать внешнюю пустоту и предпринять хотя бы попытку, чтобы избавиться от пустоты внутренней.

Если уж считать встречу наполовину заросшей колючим кустарником дорожки и старого железнодорожного полотна полноценным перекрёстком, то и разбивать пальцы в кровь, старательно готовя вместилище жестяной коробке из-под кофе, разрывая чёрную плоть земли, отточенным хирургическим движением бывалого дантиста вырывая из её крепких объятий внушительных размеров серые валуны, кажется вполне целесообразным. И отчего-то это кажется таким привычным – не спать по ночам в поисках ненужной встречи, как будто повторялось уже не раз, а, может, пришло из прошлой жизни, той, что предшествовала гибели младшего Винчестера и последующего за этим воскрешения. Заговор – последнее, в чём могли бы заподозрить охотника, имея в виду его добровольно-принудительную встречу с демоном, которому гарантирована безопасность ещё задолго до того, как старая фотография окажется в компании потрёпанных временем амулетов и дорогих сердцу вещиц. Неблагодарное это дело – четыре мили от мотеля в массивных незашнурованных ботинках и основательно потёртых джинсах, так что лягушачьи лапки холода норовят забраться под небрежно выправленную рубашку, под которой лишь натренированное, но вовсе не такое уж морозоустойчивое тело. Втянуть живот, чувствуя, как на коже под самыми рёбрами проступают стремительно отвратительные мелкие мурашки, разбегаются по груди и плечам, неудержимые, беспринципные.
Дин вздрогнул, открыв глаза. Он мог бы поклясться движком «Импалы» и добровольно отдать тот самый зуб, которого его чуть не лишили языческие божества, что совершенно не осознавал этого равномерного движения, когда с каждым новым шагом он становился ближе к заветному пересечению тонких линий подгнивших шпал и металлических рельсов с тёмной сухой землёй. Демоны перекрёстка – известные привереды. И дорогу им подавай пошире, и девочку посимпатичнее. А что уж говорить о нарядах этих цыпочек – вечное и совершенно откровенное пристрастие к жёсткому мини «маленьких чёрных платьев».
- То ли день выдался неудачный, то ли грядёт Апокалипсис, - пробормотал старший Винчестер, оглядываясь вокруг, удивлённый неказистыми декорациями, но всё же вполне уверенный в том, что через мгновение-другое из-за ближайшего колючего куста вынырнет какая-нибудь типичная, если не сказать, типовая красотка. Как доказательство того, что не всё потеряно. – Осторожно, милочка, не порви свои нейлоновые чулочки.
- Сарказм – превосходная защита, а уж стратег ты отличный. Честно.
Это определённо было девушкой. Хотя особа, чьё существо в данный момент наполняло внутренности тела, предпочитала кукольно-карамельное детство всё в розовых бантиках и золотистой фольге от шоколадных конфет всем прочим периодам жизни, в данный момент она избрала для себя вместилище неприглядное и ничем не примечательное.
- Я вообще-то неприхотлива, - тусклые волосы, старательно обработанные самим естественным в природе инструментом для маникюра – зубами – ногти. Пожалуй, только в глазах – несомненная сила. Тёмные, глубокие. И тонкие губы – верный признак язвительности.
Дин ухмыльнулся, окинув её выразительным взглядом.
- Не нравится – извини, Винчестер. Нет настроения веселиться.
- Чего тебе надо?
Она легко прошлась по шпалам, шёпотом считая собственные шаги. Затем вдруг остановилась, оглянувшись на Дина.
- Много пришлось поездить?
Тот нахмурился, заподозрив девушку в связи с демоном-шутником, которому явно доставляло удовольствие изводить Дина внеурочными звонками.
- На этот номер имеют право звонить только те, кому нужна реальная помощь.
- И Сэм, - с неподдельным пониманием добавила она, вздохнув. Для демона дамочка оказалась весьма своеобразной.
- А вот это уже не твоё дело, - сверкнул глазами Дин: подобное панибратство со стороны адских тварей его точно так же адски раздражало – по крайней мере, ровно настолько, чтобы желание поставить всех и каждого, кто осмелился подойти к самой границе личного пространства, на место – будь то демон или ангел во плоти – жило внутри и горело вечным пламенем.
Она подняла руки в жесте «сдаюсь на милость победителя» и улыбнулась отрешённо и чуть печально. Наверное, даже у них есть о чём грустить.
- Будь уверен, - проговорила девушка прохладно, - больше тебя никто не побеспокоит.
Это словно чистосердечное признание, которого слишком часто требуют у Винчестера совершенно нелепого вида шерифы-толстяки с очевидным и вполне предсказуемым «пивным брюшком». Такие сидят себе в захолустье, прозябают в неизвестности и звёзд с неба не хватают. Однако стоит лишь слепому, словно крот, случаю привести в их потные лапки такую крупную рыбу, как Дин Винчестер – возродившийся не раз «тот самый Винчестер», которого не берут ни огнь, ни вода, ни медные трубы, ни свинцовые пули, как в их чёрненьких глазках, взгляд которых бегает туда-сюда, загорается тщеславие. Загорается неистовым огнём отчаянная и совершенно ненужная, казалось бы, надежда. Загорается гордость за самого себя – такого распрекрасного, ловкого и умного. Откуда только что берётся!
Это намёк – такой явный, что не догадаться невозможно. Это хуже всяких слов – словно игра чужой жизнью, пусть даже лишь беспросветным существованием одного из своих собратьев.
- А вы ведь совсем как люди, - прошипел сквозь зубы Дин, надеясь, что доберётся до мотеля живым и невредимым, чтобы сразу же по утру, не обращая внимания на невнятное бормотание Сэма насчёт того, что стоило бы подумать, прочитать несколько книг, каждая из которых весом в целую тонну, и, может быть да кто знает, найдётся в одной самой неприметной и безыскусной неожиданное решение, отправиться на охоту. Нет. Не дело живому, здоровому, крепкому парню просиживать собственные штаны, когда вокруг всё так и кишит созданиями тьмы. – Такие же продажные твари, которые в любой момент готовы сдать своего же, подставить, лишь бы спасти свою шкуру. Такие же предатели. Мелочные сволочи.
Слова – это медленно стынущий на холоде змеиный яд, который капает сейчас с клыков прямо на застывшую под грузом морозного воздуха траву – незримый, но ощутимый.
- Ты чего? – она даже отступила на шаг, ошеломлённая неожиданной атакой, и Дин смог бы даже улыбнуться чуть криво, если бы не был так зол. – Ты чего, Винчестер? Сходишь понемногу с ума?
- Ты сказала... – прохрипел он, успев осознать, что оружия при себе не имеет – хитрая сучка обо всём позаботилась!
- Я сказала, - пробормотала она, скривив губы, так что на миг стала удивительно похожа на Руби, - что тебе оставят в покое. Уже оставили. Хоть слово о том, что здесь не обошлось без вмешательства с моей стороны?
- А разве нет? – последняя надежда – злобная и чуть обиженная на весь белый свет. – Разве твари вроде тебя не идут по головам при любом удобном случае?
Девушка демонстративно закатила глаза, но промолчала. Этот разговор начал ей нравиться. Подчёркивается: разговор, не Винчестер.
- Питаю слабость к тому, чтобы говорить загадками и неопределённостями, - спустя пару минут молчания призналась она. – И из-за этого часто влипаю вот в такие истории.
Дин поймал себя на мысли, что ещё секунда – и он невольно извинится за собственный неожиданный срыв.
- Я - тот весельчак, что названивал тебе. Заставляла тебя колесить по стране. Хотелось бы мне знать, - совершенно спокойно проговорила девушка, - почему же тебя так легко обнадёжить и обмануть? Хотя, должна признаться, что с каждым разом становится труднее заставить тебя поверить в возможность неожиданного освобождения, а жаль...
- Не слишком-то ты огорчена, как видно, - вырвалось. Если уж позволяешь себе подобные выходки с демоном, тёмной ночью, без заговорённого ножа, револьвера, соли и амулетов, то, значит, здесь дело не чисто. Непозволительно вот так запросто болтать с порождением ада... Очнись, Дин! Не вздумай пригласить это чучело в кафе!
- По крайней мере, - твёрдо сказала она, - я честнее многих, Винчестер.
- Самая честная, говоришь? Не замечал что-то за демонами подобной добродетели.
- А ты и демонов таких ещё не встречал, - вот это уже лишнее. К чёрту почти уютную атмосферу, если «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
Её глаза затянуло белесой плёнкой – вот что действительно правда здесь и сейчас.
Лиллит. Её демоническое превосходительство Лиллит. Просто Лиллит.
Обыкновенное «Чёрт побери!» в подобных случаях – словно сахарная пудра, поданная к тщательно прожаренному куску говядины – совершенно неуместно. Привычное, но чуть позабытое «Кристо» всё равно, что пощёчина – обидно, хотя без особого вреда. Тупое молчание гораздо красноречивее всяких ненужных слов, ведь по-латински лаконичные строки экзорцизма на память не вспомнить – в голове тяжёло осела пустота. Подобно долгим неурожайным неделям без работы – в кои-то веки ведьмы залегли на дно, а оборотни в срочном порядке эмигрировали в северную Европу! – когда навыки – это ножи, острые лезвия которых покрываются едкой паутиной ржавчины, желание побыстрее разделаться с самим собой занимает вызывающе-доминирующую позицию. Вообще-то, в голове Дина уже давно обитала такая мысль – малодушная, кощунственная, составленная из бессонных ночей и ночей до ужаса крепкого сна, равнодушия и неожиданных приступов нежности, распущенности и пугающей аккуратности. Просто сдохнуть раньше времени, а там – пусть те, кто кашу заварил, сами же и расхлёбывают.
- Как удачно, - пожалуй, это прозвучало так одуряюще разумно, что по спине, пересчитав чуть выступающие позвонки от седьмого шейного до копчика, пробежал холодок, – что мы оба здесь.
Даже если бы демоны обладали ясным, как летний день, сознанием и полным набором чувств плюс те, что, казалось бы, в Аду и не пригодились бы никогда, им не дано было бы ощущать нечто большее, чем просто сожаление. И, конечно же, власть. Встреча стопроцентной жертвы и вполне подлинного распорядителя заблудших душ – это вам не посиделки в дружной компании у камелька с бутылочкой пива. Это сражение – с одной стороны прекрасная и совершенная непокорённая обречённость, с другой – горькое осознание собственной силы.
- Возможно, - мутные зрачки вновь обратились сумрачным взглядом тёмных глаз, – кажется, у этой «красотки» глаза посажены слишком глубоко – так вот откуда этот эффект smoky eyes! – Но я бы предпочла наблюдать за тобой со стороны, нежели встречаться лично. Видит Дьявол, ты любезен с девушкой лишь до тех пор, пока не обнаружишь милого приложения в виде чёрного дыма в глубине её тела. А это дискриминация, Винчестер.
- Но где же очаровательные крошки в кружевах с убийственно проницательными взглядами? – даже в Аду найдётся место для такого остроумного парня, как Дин.
- Не хотела, чтобы ты догадался слишком быстро. Ведь я не просто демон среднего звена.
- Но как же тогда вышло, - вежливость – явно не его конёк, - что ты оказалась здесь, на этой дороге, а не послала ко мне одного из своих слуг?
Девушка зевнула, прикрыв ладонью рот.
- Дело уж больно деликатное, - спустя пару мгновений проговорила она. – Доверься кому – и всё пойдёт прахом.
Прах – это всего лишь те же останки, только перемолотые в муку - обожженные в крематории кости. Этот серый порошок обычно кладут в жестяную банку (как из-под сахара) и несут родственникам. Полюбуйтесь, дети, это ваш дедушка – всего лишь пепел в спичечном коробке. Сортируем, просеиваем (как муку), чтобы развеять по утру.
- Моё тело тоже станет?..
- Что, прости? Не расслышала, ветер шумит в ветвях.
Где-то вдалеке вполне отчётливо прозвучал гудок – словно сигнал того, что пора заканчивать с этим несколько затянувшимся разговором. Лиллит тревожно нахмурилась – мышцы лица девушки с точностью до секунды передали её волнение - или что там у демонов вместо беспокойства?
- И чего же ты ждёшь?
Резко, слишком резко перешёл, пожалуй.
- Хм, - заработал себе плюсик в глазах сильнейшей твари, которой ничего не стоит убить на месте – щёлкнуть пальцами и всё: и белый свет, и запах горелой плоти. – Тебя. Пока ты перестанешь подозревать меня в столь наивном и очевидном коварстве. Я не сторонница, конечно...
Она вдруг закашляла, резко согнувшись, пронзённая режущей болью, и уставилась на мельчайшие брызги крови на рукаве куртки.
- Времени мало, - почти шёпотом. – Я не сторонница честных и благородных боёв, как на ринге, между охотником и тварью. Это, по меньшей мере, смешно. Но и до подобной глупости – Лиллит против безоружного человека, которого она сама выдернула из постели в середине ночи, завела в чащу и бросила – ещё не опускалась. Не хочу я тебе вредить.
- Ммм?
- Помочь хочу.
При желании даже кролика можно научить курить. Вернее, заставить. Привести же демона к подобным словам, равноценным раскаянию, невозможно. И из этого правила нет исключений.
- Хм...
Девушка покачала головой, поморщившись: видимо, до опухоли мозга оставалось недолго. Привычка нервов реагировать на боль – вот то, что так сильно досаждает демону, завладевшему телом. Реакции. Хочется ухмыльнуться, а на лице – гримаса отчаяния. Нахмурившись, легко растянуть себе лодыжку или свернуть шею. Чихнув, можно легко распрощаться с собственными гландами. Нелегко же этим тварям приходится, когда на каждую попытку моргнуть мышцы отвечают целой серией подмигиваний, улыбок и ужимок. Вот и приходится добрую часть силы тратить на управление каркасом из плоти и кости, а ведь это занятие неблагодарное.
- Не веришь. Ну и правильно, не верь! – она улыбнулась ободряюще, только вот из этого ничего хорошего не вышло – девушке, похоже, досталось, так что уголок глаза затянуло кровавой паутинкой. – Демоны лгут, Винчестер, и тебе об этом прекрасно известно. Только ложь эта – отражение той правды, которой они способны жить. Наш мир – лишь отражение человеческой реальности, и нельзя обвинять тех, кого выпустили из самого пекла на пару земных дней, в отсутствии искренности. Приведу пример специально для тебя. Обыкновенный человек может дышать только воздухом – особой смесью газов, взятых в различных пропорциях. Стоит лишь изменить количество, скажем, водорода или азота - жизнь исчезнет... прежде чем возродиться вновь, в ином, изменённом, искалеченном, изувеченном состоянии. Мы дышим ртутными парами, серой и свинцом. И жидким огнём. И стоит лишь кому выбраться на поверхность, как он разрушается – медленно, но верно. Необратимые процессы приводят к тому, что внутреннее наполнение становится хоть чуточку, но иным. То, что для тебя ложь – для меня правда. И ты, конечно, можешь бороться за справедливость и понапрасну тратить собственные силы, пытаясь доказать всем и каждому... Только вот всё дело в том, что в этом мире тебе никогда не удастся создать ту атмосферу, благодаря которой наш обман станет для тебя истиной.
- Много слов... – всего лишь намёк.
- Это тело, - девушка оглядела себя с ног до головы, словно впервые увидела серые спутанные пряди и грязные джинсы, закатанные до середины икр, - оно слишком мало для меня, слабо, поэтому всё сейчас трещит по швам, словно костюм не по размеру.
Полный отвращения взгляд в ответ. И досадное бездействие. С голыми руками на демона - верх неразумности.
- Я просто пыталась использовать слова, которые ты бы хотел услышать и понять.
Уж слишком примитивно.
Это нереальное ощущение бессильной власти – контракт в её руках, невидимый, материя тонкая, потусторонняя, кажется – протяни руку и почувствуешь холодный шёлк свободы под пальцами. И – нет. Всё, о чём только можно мечтать, слишком далеко, так, что даже месяцы пути не принесут результатов. Кругосветное путешествие по сравнению с этим – лишь пшик. Полёт к звёздам – это фантазия, ведь даже если вывернешь Вселенную наизнанку, не получишь желаемого. Это другой мир, до которого не добраться.
- Это не помощь. Это предложение.
Если подросток не желает мыть посуду, стирать собственные трусы или же старательно грызть гранит науки, с ним заключают сделки. Дают что-то в обмен на результат. Вычищенные ботинки – карманные деньги. Поход за продуктами – лишняя пачка чипсов, лишняя банка колы. Комендантский час – субботние вечеринки с друзьями допоздна. Деловые отношения. Равноценный обмен. Бартер. Как в первобытных племенах. Тебе шкура пращура кабана каменноугольного периода – мне горячая похлёбка и крыша над головой.
- Тебе – контракт, - здесь действовать нужно осторожно, чтобы не спугнуть. – Мне - ...
- Вот это важно, - почти готов отказаться.
- Мне – всего лишь одно обещание.
Неизвестно, что значит в понимании демонов это «всего лишь». На пару минут длиннее вечности? Чуть прочнее бессмертия? Ещё более сумасбродное, чем адское сумасшествие душ?
- Ничего особенного – лишь...
- Нет.
- Тебе – контракт! Долгая – ну, по меркам людей, конечно, - жизнь до ста лет. Любимая или ненавистная работа – хоть каждый день. И я даже не собираюсь ограничивать тебя! Не хочешь? Тогда домик в деревне. И, само собой, Сэм – всегда рядом. «И жили они долго и счастливо, и умерли в один день»
- Перебор.
- Знаю, - краткость – сводная и весьма сомнительная сестра таланта. Не повезло кому-то с родственничками.
Словесная дуэль, в которой статус уже не играет значения. Борьба интеллектов – человек против потомка падшего ангела. И даже тот факт, что кто-то в конце концов потеряет терпение и примет разумное решение избавиться от противника, уже не пугает. Месяцем раньше, месяцем позже – зачем размениваться по мелочам? Жизнь – это всего лишь стодолларовая банкнота, слегка потрёпанная и поблекшая. Одна бумажка, которую долго носишь в кармане, собирая просыпанную кем-то мелочь лишь для того, чтобы не тратить заветную сотню. Но в один из дождливых дней на улице так пусто, что возможность отыскать в луже блестящий доллар почти равна нулю. И тогда ты идёшь в магазин – медленно, сопротивляясь собственному голоду или желанию выпить, а колокольчик звенит подобно церковным колоколам, исполняя реквием по этой жалкой бумажке, и ты хватаешь первую попавшуюся под руку пачку сигарет, сгребая сдачу с некоторым отвращением к себе и подлой погоде, и только на каменных ступеньках, пропитанных влагой, улыбаясь отрешённо, ты вспоминаешь, что бросил курить ещё в старших классах, когда отец решил надрать тебе уши за пропавшую гаванскую сигару в жестяной капсуле с тонкой бумажной полоской точно по центру.
Наверное, Ад – это Центральный банк Соединённых штатов.
- Тебе – контракт.
- На этом распрощаемся.
Она засмеялась – и этот смех даже не стал нервным тиком.
- А мне ты дашь слово, что откажешься от своих чувств к Сэму. Вернее, ты сам примешь решение. Если, конечно, планируешь попасть в Рай после всего этого.
- А...
- Существует. Есть Ад – есть и Рай. Туда с липовым пропуском по инцесту не пройти. И даже фальшивые кредитки – не выход.
До чего же раздражает подобная осведомлённость!
- Нет.
Упрямство порой – это даже достоинство. Весьма сомнительное, но всё же.
- Подумай, - безо всяких намёков на превосходство, - неужели, добровольно согласишься принять подобное существование?
Рука девушки конвульсивно дёрнулась, словно она собиралась решать что-то посредством голосования.
- Это лишь костяная клетка – даже кровь в этом теле тебе не принадлежит. А в иной форме не удастся поговорить, ведь общение порой – залог наличия и сохранения рассудка. Кто знает, через что ты пройдёшь, попав в Ад.
- Ты, - это всего лишь мимолётное замечание, выданное на автомате – словно вызубренный учебник по демонологии. – Ты знаешь.
- Пожалуй. Только вот память меня в последнее время подводит. То, что было тысячу лет назад, уже и не припомню. Старею, ха, - неуклюжий какой-то юмор, но для данного положения вещей сойдёт. - Но после, поверь мне, ощущение не из приятных – в тот мог, когда ты с полной уверенностью в том, что пытка подошла к концу, покидаешь пределы, пересекаешь огненные рубежи пусть уже и в виде сгустка дыма, но всё ещё обречённого ощущать себя человеком, всё начинается заново. Это просто порочный круг – вечное наказание. Железная хватка Ада. А как избавиться от неё – неясно. Разве что Кольт... но даже в нём пуль на всех не хватит. И это, - она на миг замолчала, судорожно втягивая воздух, - уникальное предложение. Освободиться. Ну, да, выставить себя в кои-то веки закоренелым эгоистом! Но ведь ради благой цели – и никто не осудит. По крайней мере, во всеуслышание.
- Скажи, зачем тебе это?
- Есть причины.
- Тогда убирайся или прикончи меня прямо здесь, чтобы никто не мучился. Эта твоя сделка – полное дерьмо.
- Мне ведь нужно, - стиснув на миг зубы, прошипела она, - предложить тебе что-то взамен.
- Причина?
- Причина причины?
- Вроде того.
Её вдруг скрутило болезненной судорогой – смяло подобно кукле из целлюлозы, попавшей под проливной дождь, а затем и под колёса машины. Лишь яркое платье из конфетных фантиков осталось. Девушка упала на колени, отчаянно хватая губами воздух, который столь упорно не желал проникать в лёгкие и следовать привычным и естественным путём. Вдали завыла сирена, забилась в припадке удушья.
- Всему... свое время.
Мерный стук колёс – кажется, по этим рельсам уже давно не ходили поезда – тонкие стебли травы готовы были встретить смерть, придавленные к стали всей тяжестью вагонов.
- Стой!
- До скорой... встречи.
Наверное, это было лишь совпадением, но Дину отчего-то казалось, что огни поезда и долгая мучительная смерть одержимой существовали как части единого целого. Каждый заметает следы по-своему, и этот способ – даже не самый плохой, если не принимать во внимание тот факт, что пропитавшая землю кровь останется здесь навеки – как напоминание о полноправном существовании неудачников, которые время от времени встречаются на пути некоторых тварей. Вот чем всё закончится – глухим ударом о металл и отвратительным хрустом переломанных костей. Ни вскрика, ни вздоха.