SPN: Unholy union I

[Reno89]

Название: Unholy union
Фэндом: Supernatural
Автор: Reno
Категория: slash, drama, возможно, даже angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дин/Сэм
Предупреждение: 1) Знаю о том, что Лиллит выглядит точно так же, как и любой другой демон – густой чёрный дым, но мне захотелось сделать её немного иной (точнее, совершенно противоположного вида=), чтобы подчеркнуть её двусмысленный статус. Знаю, что она предпочитает вселяться в маленьких девочек, хотя в этом рассказе всё иначе. Надеюсь, эти несоответствия не вызовут слишком уж негативной реакции с вашей стороны.
2) в том варианте перевода, который сопровождал просмотренные мною серии, Кастиель говорит так причудливо, архаично, мне понравился этот его стиль, поэтому я постаралась сохранить его в этом рассказе. Звучит странно, поэтому сразу предупреждую=)) но это было забавно – копировать старорусский говор
3) возможный ОСС – всё как обычно=)
4) большой формат
5) альтернативное развитие событий
6) не думаю, что всё здесь по-настоящему логично.
От автора: это – первая часть фанфика, и, хотя она может рассматриваться и как самостоятельный законченный рассказ, второй части всё же быть, я очень надеюсь, что она увидит свет. Перерыв в моём творчестве был ужасно длинным – чему я, конечно, не рада. Но я надеюсь, что вы вспомните – ну, был такой автор когда-то – Reno =)) Спасибо всем за внимание!!

Окончание

- Что ты творишь, чёрт тебя побери?! – белесая дымка с силой пушечного ядра ударилась о стеклянную поверхность одного из зеркал её собственного мира, осыпавшись белыми искрами вместе со сверкающей амальгамной пылью, так что выкованная изо льда причудливая рама чёрным провалом уставилась в никуда, вполне удачно отражая обратную сторону сущности Лиллит.
Жирный чёрный дым клубился, пульсируя, словно земляной червь, прорывающий себе путь сквозь скользкую и влажную после дождя почву. Жирный чёрный дым проглотил собственную ярость, выпустив на волю отвратительное по своей силе чувство превосходства.
- Ты предала меня, - намного спокойнее, с ноткой зловещей радости, словно она сама так ждала этого момента, как будто сама жаждала развлечений, позабыв на миг о том, насколько тесно связаны обе её ипостаси, так крепко, что вряд ли проступок одной из них продёт незамеченным для другой.
- Как ты... узнала? – безмолвный разговор в бушующем пламени, которое уже лижет лёд, с благодарностью воспользовавшись образовавшейся в защите от преисподней прорехе.
Чёрный дым с привкусом серы и горелых тряпок сложился на миг в торжествующую спираль, расхохотавшись.
- Ты использовала моё имя, глупышка, неужели, ты думала, что я не узнаю?
Увязая в подплавленном стекле, в растекающейся ртути, в плотном серебре, белесый туман пытался выбраться из ловушки, зная, что всего через мгновение адское пламе попробует на вкус, сжуёт прозрачное полотно, испарит, не задавая лишних вопросов.
- Это и моё... имя, Лиллит, - шёпот – ещё не признак слабости, возможно, это лишь сигнал, предупреждение. Шёпот на уровне тончайшей материи, как тихая беседа проливного дождя за окном, благостного, благосклонного дождя, запах которого любое живое существо вдохнёт, соберёт по крупицам, наслаждаясь прохладой и свежестью, так резко контрастирующей с горьким привкусом ада на губах, с духом кипящей на жаровнях крови, с ароматом жжёной кости... Слишком резко, чтобы быть забытым даже за тысячи лет – ведь запах дождя вечен, неизменен, конкретен. И неповторим.
- Оно твоё только наполовину, помнишь? Тебе осталась лишь жалкая его часть, но мне оно принадлежит целиком и полностью, как и было сказано в тот миг, когда преисподняя выжгла из меня крупицы жизни, которые ты так старалась сохранить. Ни у кого ещё подобный фокус с адом не проходил, но ты! Кажется, ты была так горда, что думала, будто хитростью превзойдёшь этот новый для нас мир, который стал домом?
Чёрное и белое. Как сильна бы ни была разница в их совместном цвете, насколько бы ни было одинаковым их имя, обе они знали, что горящий в неукротимом пламени лёд – не их дом, это всего лишь укрытие и тюрьма в одном лице. Такое двуличное коварное пространство, которое лишь притворяется дружественным, на деле же способно сожрать и столь непостоянную субстанцию, как демон. И даже если в самом сердце чёрного или белесого – не важно – тумана есть ещё хотя бы капля того, что люди обычно называют душой, то лёд позаботится о том, чтобы грубо и бесцеремонного вырвать её из дымного тела, заковать в мутный кокон, а огонь с плеском и брызгами накатит волнами раскалённого моря и завершит начатое.
- Я прикончу тебя, - чёрной змеёй скользнула к белесой дымке Лиллит. – За такие мысли, за твои воспоминания я прикончу тебя, и тогда буду свободна, как никогда. И никто не посмеет в очередной раз напомнить мне, насколько я отвратительна, насколько я выжжена пламенем, насколько я тварь преисподней, которой никогда не избавиться от этого запаха...
Туман дрогнул, усмехнувшись. Светлое, словно плазма или пыль, полотно смеялось над собой, перетекая, расползаясь тонкими шелковистыми нитями, переплетёнными причудливым образом.
- Ты и сама это прекрасно знаешь, так что нет нужны напоминать, - прохладно ответила Лиллит, не думая, что кого-то собьёт с толку столь частое упоминание этого имени. Они обе прекрасно знали, кем являются, обе они осознавали, что никому нет до этого дела. Ад сделал свою работу, а то, что случилось позже, когда ослепительный свет Райских садов разорвал её на части, отделяя лучшую от той, что так основательно завязла в преисподней, позабыв о том, насколько тесно они переплелись внутри, никого не касалось. – И тебе не убить меня, дорогая. Увы, это невозможно.
Боль пришла вместе с завязшими в её теле осколками зеркал, но эта была другая боль, не та, с помощью которой так легко сломить представителя рода человеческого, иная, адская боль, от которой не убежать.
- Я прикончу тебя, - повторила Лиллит, обвиваясь чёрной траурной лентой вокруг самой себя, стягивая светлый шёлк блестящим поясом, прошивая насквозь собственное безграничное тело, вгрызаясь в собственную плоть, словно в ожидании несуществующей крови. – Я прикончу тебя.
Схватить за горло, придушить, отбросить растворяющийся в сумрачном сиянии ледяных стен сгусток влажного дождливого тумана, сошедшего со старой картины, исполненной в тёмных тонах безымянным художником. Даже это чёртово марево напоминало ей о земных днях, сама же она исполнила бы роль дыма на пепелище, всего несколько минут назад бывшего чьим-то домом. Обгорелые останки его обитателей – вот всё, что ей осталось. Пламя не в силах гореть, когда ливень метко и точно бьёт в самое его сердце, пожары определённой силы не затушить даже дождю. Их взаимное существование тяготило обоих, потому что, как известно, в аду горит то, что всё ещё цепляется за жизнь. Их взаимное существование поддерживало каждую из них, ведь именно то, что всё ещё цепляется за жизнь, горит в аду. А значит, есть надежда на спасение.
- Ты не убьёшь меня, - устало. – Иначе ты убьёшь и себя, а это неизбежно.
- Откуда ты знаешь? – задыхаясь от отчаяния и злобы, точнее, от озлобленного, как ад, отчаяния. – Ты ничего не знаешь...
Где-то за пределами этого мира и того, человеческого, ищущий взгляд наблюдал за ними, острый, как бритва, грозный, но, кажется справедливый. И Лиллит – в каждом из своих проявлений – была уверена в том, этот взгляд не замедлит спалить её своим светом, своей добротой, стоит только её тёмной, как ночь, части выйти за рамки дозволенного.
- Я знаю чуть больше, чем ты, и именно в этом моё преимущество. Мы связаны слишком сильно и разделены при этом до почти полных противоположностей, но в случае... хм, бунта нам обоим не поздоровится, милая. Неужели, ты этого не понимаешь?
Отпустило. Хватка тьмы неожиданно ослабла.
- Когда ты читала заклинание, - поток мыслей, скрашенный неуверенностью, пробивающимся сквозь слой пепла осознанием, - к кому ты обращалась?
- Ты не помнишь? Разве нет?
- Я помню лишь боль. Не тела, которое мы выкрали, которое поставили перед собой, чтобы защититься от света, оно ведь так быстро сломалось, что даже не успело испугаться по-настоящему. Нет, я помню свою боль, а ведь для того, чтобы заставить демона страдать, нужна огромная сила, сравнимая, разве что, с силой дьявола и с силой...
- Да.
- Ты не посмела бы, - с граничащим с безумной яростью недоверием.
- Я... Мы, Лиллит. Мы.
- Ты не посмела бы обратиться к Нему, жалкая обманщица!
- Результат нашего разговора перед тобой – Его посланник разделил нас, вовсе не боль, вовсе не ад, хотя изначально в нас было намешано и того, и другого, а Ему осталось лишь разобраться, чтобы выбрать из золы золотые песчинки.
- Ты совершила ошибку, Лиллит. Страшную ошибку, связавшись с Богом!! – зеркала в её обители дрогнули, принимая резонанс Его имени на себя, разрываясь трещинами, осыпаясь. – Тебе всё равно не стать вновь человеком, тварь преисподней, и даже Он не в силах помочь тебе.
Лиллит засмеялась – негромко, но уверенно, освобождаясь от жёсткий объятий самой себя, разлетаясь обрывками реальности, стекая мутными каплями по стеклу.
- Ты так ничего и не поняла, - прошептала она. – Ты ничего не поняла, милая, ты сошла с ума в этом аду, но ничего не поняла. Я вовсе не хочу становиться человеком. Я просто хочу им умереть.
Уйти тихо, незаметно, избавившись от потребности в вечном существовании. Исчезнуть на последнем выдохе, глядя на то, как солнце тонет в выкрашенном в малиновый океане. Не тревожа никого, не беспокоя, уйти в никуда, даже не в Рай, а к простому существованию весеннего ветерка, играющего в листве. Быть твёрдо уверенной в том, то это последний путь, который приведёт к покою.

Сэм пробудился резко, безо всякой подготовки и предварительных размышлений, балансирующих на самой грани реальности, когда лёгкий туман пролегает между разумом и действительностью, и для того, чтобы преодолеть это незначительно препятствие, нужно лишь открыть глаза – пусть поначалу из этого почти ничего и не выйдет. Бессознательное, бездумное созерцание заключённой в тускло-бумажный кокон стены, испещрённой предрассветными радужными пятнами – бесспорными доказательствами ясного осеннего дня, который, возможно, уже на пороге...
Глухой удар затылком о высокую спинку кровати стал бы прекрасным началом утра, если бы тревожный болезненно-жёлтый свет не заливал дощатый пол, отмечая тени охристо-рыжим, почти медным, так что было здорово не по себе от ощущения абсолютной замкнутости пространства – словно жёсткой скорлупы ореха, ядрышко которого составляли перевёрнутые застывшие в причудливых позах кресла, накрытые тёмными пледами, так что виден был лишь невнятный силуэт, заставленный оранжевыми бутылями стол, такой яркий в лишённом временных рамок мареве, и, наконец, расправленная кровать точно посередине комнаты, словно некий оплот стабильности в неспокойном море перемен... Стоп. Сэм зажмурился на миг, надеясь, что морок развеется, и всё вновь встанет на свои места. Осторожно приоткрыл один глаз. Мутный желтоватый свет перетекал в серебристо-серый, пыльный, но ничего не произошло: единственная кровать так и осталась в комнате без дверей с двумя узкими окнами, за которыми пустоту до краёв наполнял раскалённый оранжевый, расплавленный золотисто-песочный свет, ровный, как слой мягкого масла на тосте. Кровать Дина да и он сам благополучно исчезли, вернее, младший Винчестер осознал это вдруг с такой ясностью, остались где-то за пределами грубо подогнанных друг к другу стен, и если бы Сэму пришла в голову мысль подойти вплотную к слепым окнам, затянутым паутиной всех прошлых дней, то, он мог бы поклясться, брат оказался бы где-то там, в неторопливом оранжевом море.
- Нравится? – осведомился голос, кажется, даже с некоторым любопытством.
Сэм оглянулся, словно действительно надеялся увидеть собеседника, но в комнате кроме него самого никого не было.
- Где мой брат? – одними губами проговорил он, словно бы этот вопрос был самым важным в его жизни, и он так отчаянно хотел найти ответ на него сам, без всякой посторонней помощи, но голос, обладатель которого не спешил показываться на глаза, услышал и мягко усмехнулся.
- На твоём месте любой бы в первую очередь спросил бы «Где я?», но ты, кажется, решил меня удивить. Хотя, думаю, это интересует тебя не меньше, чем нынешнее место пребывания Дина Винчестера. Что ж... Схитрю и отвечу по-своему – на оба вопроса сразу. Здесь, мой милый Сэмми, в твоей голове, его больше нет. Возможно, мысли о Дине витают в воздухе, дрожат вместе с солнцем в зените...
Значит, всё-таки полдень.
- ...где-то в глубине сознания, но они уже уходят на задний план, они растворяются, исчезают, и ты ничего не сможешь сделать, чтобы удержать их. Он уйдёт, ты потеряешь его и все воспоминания о нём, все до единого. Песком сквозь пальцы. На сегодня ты заперт в собственной голове. Называй это, как хочешь, хоть наказанием. Разве Джон никогда не ставил тебя в угол, когда ты был маленьким? Наверное, не следовало тебе баловаться с отцовским оружием, мальчик.
Сэм снова оглянулся, с каждой минутой чувствуя себя всё хуже: это, кажется, не было сном, он отчётливо помнил, как вернулся в номер, точнее, как вставил ключ в замочную скважину, повернул его, нажав на ручку двери, и прошёл внутрь. Всё было по-прежнему: его собственная кровать, аккуратно застеленная, подушка ближе к правому краю, уголок одеяла в извечном изгибе, знакомом Винчестерам, кажется, всю жизнь. Кровать Дина у стены – оставляла желать лучшего – впрочем, как и обычно, разве что в чуть большем беспорядке. Сэм сделал семь или восемь шагов от порога – границы, отделявшей пространство номера от короткого широкого коридора, когда оранжевый блик скользнул по стене, словно бумажный кружок конфетти в самый разгар дня, непривычный, но недостаточно выдающийся для того, чтобы привлечь внимание младшего Винчестера. Тонкая тюлевая занавеска была чуть отдёрнута, словно за миг до возвращения Сэма кто-то задумчиво наблюдал за лишённой всякой суеты улицей, может быть, за ним самим, когда он поднимался по лестнице, запнувшись, пожалуй, дважды, что могло бы выглядеть смешно со стороны, но только не для...
- Кристо, - стандартная формулировка мыслей. Совершенно конкретная. – Я сказал...
- У меня всё в порядке со слухом. И, по правде говоря, это не то, что я хотела бы услышать.
Хотела бы? Она?
Её существо обволакивало стены мутным серебром, в тревожном свете дня казавшимся белесой плесенью, мхом, разве что слишком уж живым и подвижным для столь примитивного представителя растительного мира. Перетекая словно ртуть, неуловимо изменяясь, сводя с ума, дымка тихо смеялась, играя, как будто позабыла на миг о присутствующем в «комнате» Сэме, который с некоторым отвращением наблюдал за происходящим.
- Что ты? – проговорил совершенно спокойно: удивительно, но страха не было, и не было места здесь этому чувству. Винчестер изжил его уже слишком давно, не позволяя сердцу прыгать в груди, а руке, сжимающей револьвер, дрожать. И вот теперь, когда его одолевало сомнение, и неясные предположения, которые смогли бы исполнить роль полноценных подозрений, томились в душе, он со всей уверенностью мог бы заявить, что балансирует на грани осознанного равнодушия, не задумываясь о том, что вообще может произойти.
- Ты не догадываешься? – тонкая шёлковая занавеска качнулась, отвечая вопросом на вопрос.
Словно кипящая известковая вода, возникло в голове неожиданное сравнение, от которого передёрнуло. Как будто в этой воде таилось нечто иное, опасное, коварное.
- Демон, - не задумываясь, отозвался младший Винчестер. – Я знаю.
- Ты знаешь, - задумчиво протянула дымка, и, кажется, если бы она обладала телом, то кивнула бы головой, соглашаясь. – Но не всё. Разве хотя бы раз в жизни ты встречал подобное порождение ада? Что на это скажешь?
Она затопляла собой углы, ловко обводя серебристым контуром прямоугольники оконных рам, заполняла собой всё пространство, стекая к полу, образу вокруг Сэма неровную пустоту. Глазированное сознание.
- Если, как ты утверждаешь, всё это происходит лишь в моей голове, то ответ прост, - усмехнувшись, проговорил младший Винчестер. – Я создаю тебя такой, какая ты есть, и уже не имеет значения, обычный ты демон или же тварь нового вида. Это не твой настоящий облик, это лишь моя мысль.
Мысль, которая беспричинно создаёт подобные образы в его сознании – от подобных мыслей следует избавляться.
Туман всколыхнулся, кажется, печально вздохнув.
- Ты не прав, - ответ горчил привкусом сожаления. – И ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься.
Вот бы достать нож и исполосовать это пропитанное влагой марево, развеять раздражающе-тусклый дым, выпотрошить собственное сознание.
- Не выйдет, - не предупреждение, просто совет. – Станет лишь хуже.
Тупой оранжевый свет плеснул в окно радужными брызгами, когда бурлящая субстанция рванулась вперёд со всех сторон, собирая в себя мельчайшие капли, собирая себя по частям, становясь единым целым, чтобы в следующий же миг прильнуть к тёплой коже Сэма, к ткани одежды, впитавшей это тепло, заключая младшего Винчестера в плотно прилегающий кокон, становясь его дыханием, движениями самой жизнью, так что нервные импульсы, несущие сигнал к мозгу, оказались захваченными в плен существом, пришёдшим извне.
- Чувствуешь себя почти одержимым? – осведомилась тварь, протягивая вперёд руку: Сэм с некоторым сомнением оглядел собственные длинные тонкие пальцы с неровно обстриженными ногтями. – Но при этом сохраняешь разум.
- Кто ты? – повторил он, чувствуя непонятный вкус на языке – кажется, что-то приторно-вязкое, но с оттенком затхлости, словно вода, простоявшая на солнце, утратившая всю свою свежесть и уникальность. – Кто ты, чёрт бы тебя побрал?!
Слово предоставляется её демоническому превосходительству Лиллит. Просто Лиллит, о чём пока не следует упоминать.
- Я... извечный свидетель твоих лихорадочных попыток найти решение проблемы. Кажется, в последний раз ты едва не сорвался, вырывая страницы томов, которые ты притащил с собой. Поверь, тебе не удастся найти ответ в этих глупых человеческих книжонках. Тебе вообще никогда не найти ответ, потому что для этого пришлось бы спустится в самые глубины преисподней, пройти сквозь жидкий огонь, скованную вечными льдами воду, прорваться сквозь цепи и крюки, обдирая в кровь ладони, оставляя после себя ошмётки кровоточащей плоти. И всё это вовсе не так просто, как могло бы прозвучать. Это гораздо сильнее боли, это за пределами человеческих чувств. И тогда, возможно, тебе удалось бы понять, что решения нет – по крайней мере, такого, о котором ты мечтаешь.
- Демоны лгут, - пробормотал Сэм, не в силах пошевелиться. Он чувствовал себя так, словно может сделать шаг или сорвать с себя эту скользкую пелену, но просто не хочет этого – то ли демону всё-таки удалось подчинить себе волю младшего Винчестеру, то ли его собственное сознание не находило причин сопротивляться.
- Конечно. Но ведь ты и сам понимаешь, насколько я права.
Нечего стоять здесь и болтать с тварью из преисподней так, словно вы старые друзья-враги, которым нет дела до тонкой, размытой границы между этими понятиями. Когда происходит нечто подобное, и ты уже почти готов понять, стоит уйти, развернуться и уйти, пусть это даже и будет выглядеть как поражение. Сэм упрямо качнул головой, не сразу осознав, что всё-таки может двигаться, чтобы в следующий момент шагнуть по направлению к глухой стене.
- Тебе не выбраться из этой комнаты. Здесь нет выхода. Так что не советую тебе биться головой о стену или пытаться выпрыгнуть в окно. Просто выслушай меня, стараясь не обращать внимания на тот факт, что я...
- Демон. Тёмная тварь.
- Да. Именно. И я прошу тебя об одолжении.
Когда тьма хочет выглядеть жалкой и несчастной – у неё это чаще всего получается, потому что обман – обязательный навык любого из её представителей. И стоит лишь податься на уговоры, как из твоей души вылепят марионетку, способную, разве что, только на сострадание и сожаления – чувства, по мнению любой твари, указывающие на несомненную слабость рода человеческого.
- Кем ты была, - внезапно проговорил Сэм, чуть неуверенно, словно сам сомневался в правильности этого шага, - кем ты... была до того, как стала демоном?
Она засмеялась – негромко, с каплей горечи, словно ждала этого вопроса, словно он был самым обычным для подобных встреч типа «адская тварь – потомок Адама».
- Человеком, - невозмутимо, хотя и с глубоко запрятанным намёком на непонимание. – Кем же ещё?
Такой очевидный до глупости ответ, что даже огрызаться нет смысла.
- Хорошенькой, хотя и не слишком разумной девчушкой, которой всегда хотелось сделать больше для мира, - продолжила она, говоря губами Сэм, проталкивая воздух в его лёгкие, управляя его голосовыми связками. У младшего Винчестера создалось двойственное впечатление, словно бы он говорил сам с собой.
- И знаешь, что стало моим пропуском в преисподнюю? Одна нелепая, как я успела понять за все эти тысячи лет, сделка. Непомерные запросы. Большие аппетиты. Ну и, конечно, чрезмерный альтруизм. Это вообще одна из самых главный проблем, если не для охотников, то, по крайней мере, для остальных людей. И я не была исключением.
- За это попала в ад? – недоверчиво переспросил Сэм.
Дымка всколыхнулась, дрожью пройдясь по телу: младший Винчестер чувствовал пронизывающий влажный холод, когда она касалась его кожи.
- Точно. Я заключила сделку, и... – вздох, - у меня не было никого, кто смог бы оградить меня от этого. Тебе повезло, Сэм Винчестер, по крайней мере, в этом.
Тот вздрогнул, думая лишь об одном – ещё чуть-чуть, и часть этой белесой влаги скользнёт по его пищеводу и заберётся в желудок, а что произойдёт потом – одному Богу известно.
Дымка заволновалась, словно подул ветер, предвещающий грозу.
- Я говорю тебе лишь об одном, - собственный голос Сэма дрогнул, прозвучав чуть сдавленно, - ты должен остановить Дина, не дать ему уйти вот так просто, если, конечно, тебя это интересует.
Как и любого, чей брат неминуемо попадёт в ад.
- Ты должен спросить у него о том, почему он так стремиться попасть в ад.
- Сэм! – другой голос ворвался в оранжевую реальность.
- Он расскажет тебе обо всём и без моёй помощи. Просто помни, что не все демоны такие твари, какими ты нас считаешь. Вспомни хотя бы малышку Руби. И не относись ко мне с предубеждением, тебе это не поможет.
- Сэм! – золотистые блики качнулись, поехали в сторону вместе со стенами и потолком.
- Кто ты?! – почти срываясь на крик.
- Лиллит.
- Сэм!
- Лиллит?!
- Сэм! Очнись! Сэм!
Он стоял посреди комнаты, кажется, именно там, где и остановился, когда прошёл те самые семь шагов от двери. Занавеска всё ещё была отдёрнута в сторону, и отчего возникло ощущение того, что это именно он, Сэм, стоял там, вглядываясь в оранжево-золотистый коктейль с миллионом взвешенных в воздухе серебристых пылинок. Это было даже красиво.
- Да что с тобой?
Встревоженное лицо брата, его нахмуренные брови, его сжатые губы и напряжённые плечи.

Порой старший Винчестер чувствует себя так, словно его поделили надвое – ровно пополам, совсем по-честному, чтобы каждой полноправно возникшей реальности досталось поровну за заслуги и промахи – по части такого вот язвительного и несговорчивого охотника. В одном из миров он запросто болтал с Лиллит, выслушивая её обнадёживающие речи, почти поверив в то, что светлой её частью (при условии, что она вообще существует) движет лишь чистое и благородное намерение помочь и спасти. В другом же старший Винчестер готов биться головой о бетонную стену и проклинать себя за все совершённые глупости и диалоги с демоном, который охотился за его братом, совершенно логично оставив себе контракт на душу Дина в качестве сувенира. И всё эти странные связи, истоки и начала, запутанные последствия сводят порой с ума, но он никогда бы – даже чувствуя себя последним идиотом – не рассказал бы о них Сэму. Ни о себе, ни о твари, что готова сожрать его или же освободить его – теперь уже неважно, да и не слишком-то понятно – ни о чём другом, всей душой надеясь, что брат никогда не узнает о той неразберихе, в которую превратилась жизнь старшего Винчестера. И что самое страшное – он уже не понимает толком, кому сочувствует больше – себе или же полупрозрачной и искалеченной сущности Лиллит, тысячу лет назад попавшей в переделку. Едва один из миров в его сознании получает статус первого и самого важного, как все прочие мысли отсекаются, тонут в черноте за пределами разума, забываясь сознательно. Становятся чем-то незначительным и непостоянным. Они возвращаются после, находя охотника в одиночестве и отчаянной задумчивости, нападая на него исподтишка, без предупреждения, не замечая уже порядком потрёпанного истёртого белого флага, что перекидным календарём висит на противоположной от окна стене...
- Я – огнедышащий дракон! - Дин так старательно кашляет, что недоверие во взгляде Сэма – вполне оправданное. Старший Винчестер, который никогда в жизни не обращался за утешением к сигаретам, сейчас со вполне естественной ухмылкой выпускает из носа дым, плотно сомкнув губы, чтобы выглядеть более правдоподобно. – Я – мифический монстр!
Его нездоровое стремление успеть попробовать то, о чём он никогда и не помышлял, немного тревожит младшего Винчестера, которому вовсе не нужно жевать луковые кольца, чтобы почувствовать вкус близкого одиночества.
Наводит на определённые мысли.
- Давай прокатимся до Восточного побережья и посмотрим на статую Свободы?
- Давай слетаем в Будапешт, спалим останки графа Дракулы?
- Давай съездим в Диснейленд, а, Сэмми? – от таких вот предложений становится не по себе. – Или в Майами? Ну, что тебе стоит позволить мне немного позагорать просто для того, чтобы ощутить что-то хотя бы отдалённо напоминающее раскалённые сковородки Ада. Сээм...
- Так, может, ещё и трахнемся напоследок? - звучит донельзя резко, так, как и должно, в общем-то, звучать, чтобы сразу же отбить всякое желание, привить отвращение, оказаться ужасной, кошмарной, сумасшедшей шуткой, такой плоской и грубой, что хочется плакать при мысли о том, что подобная фраза способна причинить невыносимую боль. - Или это тоже всего лишь очередной пункт твоего плана?
Но это всё. Последующее молчание красноречивее любых грёбанных слов.
Они могли бы лепить из глины жалкие подобия самих себя и миниатюрные копии Вендиго, их дом в Лоуренсе и новорожденных котят. Рисовать маслом. Варить суп с консервированной треской и укропом.
За пять месяцев можно научиться вышивать крестиком или кататься на скейтборде. Заняться сёрфингом и испечь самое большое печенье в Штатах. Открыть собственный бар, придумать пару-тройку эксклюзивных коктейлей, вырастить целую тонну брюссельской капусты. Научиться целоваться с собственным братом. Или же остаться тем, кто ты есть – хотя бы на это время. Определённое достижение.
Иногда Сэму кажется, что брат ждёт чего-то, отчаянно надеясь на неожиданно свалившуюся не иначе как с неба помощь. Ищет возможности вкусить манны небесной, не желая пошевелить и пальцем, или же намеренно изводит себя бездействием, понимая что-то, о чём младшему Винчестеру знать не положено.
Что может быть лучше, чем это строго ограниченное пространство и время, когда планов на будущее больше нет – хотя, их и не было вовсе на протяжении последних двадцати лет. Наверное, дело просто в том, что нельзя угадать день собственной смерти, в противном же случае перспектива провести оставшееся время в сражениях уже не кажется достаточно привлекательной.
И это совершенно определённо не обречённость. Не покорность судьбе, не безысходность. Это такое весёлое и занимательное времяпрепровождение, которое любой человек со стороны, пожалуй, назвал бы самоистязанием. Что-то вроде нового вида спорта.

Перекрёсток выглядел точь-в-точь как крест, на котором распяли Христа: тупик, заросший вереском, с одной стороны, уходящая вдаль дорога – с другой. Распростёртые тропы – руки, усыпанные палой листвой. Подходящий антураж для подобной встречи.
- Скажи... на что это похоже? – стоит задумать над тем, что вот так, запросто беседуешь с демоном, для которого лишить человека жизни – забава, невинное развлечение, иногда даже потребность. Но этот жидкий туман кажется вполне безобидным. По крайней мере, пока.
- На сон. На забытье, - кажется, что голос звучит где-то в голове: ровный, безэмоциональный, пустой, как консервная банка, абсолютно потусторонний. – На прогрессирующую амнезию.
- Потерю памяти?
- Только тех воспоминаний, которые касаются обсуждаемого предмета. Представь себя вечером после изнуряющей охоты – ты дремлешь, цепляясь краем сознания за медленно уплывающую реальность с её шумами и шёпотом, размытыми красками, эхом выстрелов и остаточной болью колотых ран. Разве есть что-то прекраснее?..
Дин прикрыл на мг глаза, чтобы не видеть эту легчайшую материю, напоминающую о парящем на холоде дыхании: легко перепутать. Он мог бы осознать, как оказался здесь, мог бы понять, что решился вновь оказаться лицом к лицу с одним из могущественнейших демонов – но, ради Бога, как долго ещё они будут бродить вокруг да около в поисках таких вот перекрёстков? Кажется, попав в лапы ада однажды, уже слишком сложно вырваться из его цепких крючковатых пальцев.
Города... Опасные встречи... Опасные желания... Перекрёстки.
И почему только демонам так нравятся эти пересечённые в форме святого креста дороги? Они – символ нерушимой сделки? Они – нечто важное в этой жизни? Наверное, так просто проще понять – какой тропой ты бы ни следовал, рано или поздно, но она приведёт тебя к подобному месту, где выбора уже не останется. Точнее, он будет, но столь жалкий, что и думать о нём не следует.
- Ты останешься прежним. По крайней мере, целее, чем если бы угодил в ад в случае экспресс-поездки. Будешь язвить хоть до старости, между делом отстреливая взбесившихся тварей. Возможно, станешь даже на йоту свободнее. Короче, от этого ты только выиграешь, к тому же, избавишься от пагубной... хм... страсти.
Дин невольно усмехнулся. Ему было сложно понять, какие из этих слов Лиллит придумала сама, а какие выудила из его собственного подсознания. Так или иначе, происходящее перестало ему нравиться ещё тогда, пару часов назад, когда Сэм, стоя у окна, смотрел ему вслед, не зная наверняка, что произойдёт и чем всё закончится, не находя объяснения колючей тревоге внутри. Дин поцеловал его в губы и ушёл, не сказав ни слова.
- Сон... – пробормотал старший Винчестер. – Неужели не будет способа пробудиться?
Дымка могла бы демонстративно закатить глаза, если бы они у неё были. Ввиду отсутствия таковых пришлось озвучить собственные мысли, к сожалению, без права на снисходительный тон.
- Это всего лишь аналогия. Метафора. Слово такое. Чтобы ты лучше понял.
- А, - протянул Дин недоверчиво. Он, в отличие от твари, располагал целым арсеналом интонаций. – Значит, мне от этого не избавиться.
- Точно. Никак. Работа быстрая и качественная.
- Слушая, я тут подумал, - в своей обычной манере проговорил Дин, засунув руки в карманы куртки: на этот раз он пришёл добровольно, с парой сюрпризов в рукаве, но пока не собирался их использовать. Просто для собственного успокоения ощупал рукоять верного пистолета, который никогда не давал осечек, и задумчиво нахмурился. – Ты ведь могла бы обрушить на меня всю свою силу и просто заставить принять некоторые вещи. Ну, что там тебе нужно? Мой официальный отказ от чувств к Сэму? Даже прижать меня к стенке и потребовать ответ. И что же тебе помешало?
- Интересный вопрос, Винчестер. Но что-то ты поздно спохватился. Я думала, ты раньше захочешь узнать об этом.
- Да что-то всё никак свободной минутки не выдавалось. Будь уверена, в противном случае я бы тебя нашёл.
- Отговорка принимается, - шепнула она, всколыхнувшись. – Понимаешь, в чём дело... Мне нужно добровольное согласие. Просто твоё слово, даже не подкреплённое поцелуем. Так, мелочь, но именно осознанный и взвешенный ответ. Без этого, к сожалению, ничего бы не вышло.
- Как интересно, - Дин провёл рукой по волосам, ощущая тупые уколы ладонью. – Не знал, что демоны страдают подобной гуманностью. Что-то вы деградируете там, в своём аду. Смотри, а то как бы всех не потянуло разом совершать добрые дела. Я ведь без работы останусь!
Старший Винчестер усмехнулся, внимательно наблюдая за парящим в ночном воздухе туманом – тот не отреагировал.
- Не в человечности суть, чёрт бы тебя побрал. Я не имею права рисковать. Всё дело в том, кому ты нужен живым и непотресканным. И в том, какую цену он платит за эту мою... услугу.
- Вероятно, большую, - быстро проговорил Дин, чувствуя каждым нервом, что упускать момент не стоит. Ох, не стоит. – Кто же у нас такой щедрый, а? Просто для общего развития. Так сказать, ради праздного интереса.
Этот туман мог бы стать предрассветной росой, ядовитой, губительной, но почти настоящей. Такой сверхъестественной росой, в каждой капле которой цветёт чёрным нечеловеческий разум.
- Хитёр, - прошелестела листва вместе с ветром. – Я почти поверила. Ты умеешь играть в искренность и симпатию, Винчестер, но в данный момент ты стараешься не на ту аудиторию. Меня не так просто провести.
- Каюсь, - хмыкнул, откликнулся Дин: номер и вправду не прошёл. Пожалуй, он бы даже удивился, если бы всё получилось. Но опускать руки не следовало. – Просто хотел узнать, тот ли это, о ком я думаю. Хотя, честно говоря, в его существование я никогда не верил, что, пожалуй, странно и в то же время типично для охотника.
- Знаешь, что сказала бы на твои слова та девчонка, Эмили Роуз?
- Эмили Роуз? Одержимая демонами, которой так и не удалось освободиться?
- Точно. Она сказала: если люди не верят в Господа, я покажу им дьявола. Думаю, это было мудро с её стороны.
Любой перекрёсток напоминает собою крест. Любой крест – это верная смерть для адской твари. Так почему же их так привлекают подобные места? Не надежда ли это? Слепая, безумная надежда...
- Вероятно, - осторожно проговорил Дин, с облегчением понимая, в чём подвох этого разговора, - столь крупный, по твоим словам, заказчик установил определённые сроки или хотя бы условия?
Дымка конвульсивно дёрнулась, подозревая ловушку, но не ощущая её, не понимая пока, где и когда разговор перешёл в фазу допроса.
- Нет. Не знаю. Я ничего не знаю.
- Но ты боишься его, - теперь уже не вопрос.
Перекрёстки – это места силы, но это и своеобразные центры их страха. Это место, где каждый из демонов, достигнув определённого возраста, перешагнув через собственную злобу и дьявольскую хитрость, надеется вымолить прощение. Прощение у этого мира, прощение у куда более страшного места, чем ад. Поклясться всем, даже собственным существованием, и... не получить ничего.
- Времени мало. Она знает, что я здесь, и ей это не нравится. Она жаждет моей смерти, но ничего не может поделать. И когда-то она решится всё испортить, - как жаль, что не хватает сил на горечь. Их нет уже не на что. – Так ты согласен?
Перекрёстки – это отчаяние. Перекрёстки – это отчаяние очень многих, многих людей, чья невидимая глазу энергия всё ещё здесь, бурлит в зарытых в землю шкатулках и сигаретных пачках. Как много их здесь, и сколько можно найти, если пригнать экскаватор и разрыть длинную глубокую траншею?
- Прости, но – нет. Я не готов засыпать или отказываться от Сэма. Я не готов видеть ненависть или равнодушие в его глазах, а так же в своих всякий раз, когда посмотрю в зеркало. И если перекрёсток – это надежда, то почему бы и мне не прийти сюда когда-нибудь через тысячу лет, когда ад выжжет из меня всю человеческое, но оставит хотя бы такой вот туман?
Молчание. Напряжённое молчание, как будто ответ был предсказуем, но до последней минуты отрицаем.
- Глупо.
Глупо, глупо, глупо – эхо дробило слово на части.
- Нет. Не совсем. По крайней мере, я выиграю в одном, - озвучил, наконец, Дин то, о чём думал. – Ты – большая заноза в заднице, и я буду очень благодарен Господу Богу, если он избавит моего брата этой вечной погони за тобой, Лиллит.
- Тогда ты попадёшь в ад. Даже если я сдохну. Не так уж и просто нарушить условия сделки. Он проследит за этим.
- Да ну?
- Хвалёный Господь заберёт твой контракт, он будет его владельцем. У Него свои планы на тебя.
- И что же ему даст моё заключение в преисподней?
- Видишь ли, Дин, ты вовсе не праведник. И Бога это немного не устраивает, поскольку именно тебя он видит в роли своего посланца, этакого адепта света, который будет неустанно бороться с порождениями тьмы – не важно, где – на земле ли, в аду. Безгрешного воина. А то, что в твоей голове – это лишнее. Этого быть не должно. Испокон века считается, что огонь очищает. И тело, и душу. И Он очень надеется отшлифовать тебя, создать тебя заново и после бросить в самое пекло идеальным, девственно чистым, чтобы иметь право гордится тобой, как лучшим своим творением. И тогда всё начнётся снова – твой Крестовый Адский поход. Только теперь под контролем Всевышнего или же Его приспешников. Как тебе роль Божьего шпиона?
Нечем крыть. Некуда бежать, когда Его взгляд преследует тебя.
Не спрятаться.
- Так ты согласен?
- Нет.
- Упрямец. Он доберётся до тебя.
Изобразить отчаяние? Пожалуй, это слишком банально... Избрать другую тактику?
- Но что, если я хочу попасть туда?
Неожиданно. Недоверчиво.
- И что же ты забыл в Аду? – находчивость – несомненно, козырь.
- Хочу отправиться туда по собственной воле, - невозмутимо проговорил Дин. - И у меня возникла отличная идея - я не заключаю контракт с тобой, а попадаю в Преисподнюю. За то, что тебе не удалось меня убедить, тебя крошат в пыль - и всё путём, нет больше всемогущей демоницы, достающей моего брата.
- Всё-таки, значит, имеется причина...
Старший Винчестер молчал, понимая, что всё это, в сущности, то, к чему привела его жизнь и все совершённые им глупости. Он бежал - и бежал далеко, и могло статься, что обратной дороги не будет, но он всё же осознавал, что исчез бы с гораздо большим желанием, чем остался. Ему нужно было избавиться хотя бы от тяги.
- Кажется, кое-что проясняется, - протянула Лиллит. - Это всё из-за Сэма, мда? Всё из-за вашей связи?
Дин не ответил. Он и так знал, что демон прав, а тот, в свою очередь, понимал, что попал в яблочко.
- И тебе жизненно необходимо отмыться - а где же лучше выйдет, как ни в огне Ада? Ты замечательно всё продумал. Вот только не учёл одной мелочи.
Старший Винчестер взглянул на окутывающую заросли вереска дымку.
- Того, что я должна была получить взамен. Поверь мне, малыш, я всё равно бы исчезла изо всех миров - ибо желание моё было в том, чтобы умереть как человек и никогда больше не существовать. И если бы ты согласился принять мои условия, всё устроилось бы само собой - и тебе не пришлось бы маршировать в Аду под дудку Бога. По крайней мере, не целую вечность - от начала и до конца.
Как будто можно ещё на что-то надеяться.
- Я не собираюсь верить в него, пока не…
Серебристая дымка вдруг вздрогнула – её скрутило в жгут, сминая, словно глину на гончарном круге, сжало, сплющило, разорвало. Развеяло. Разбило вдребезги надежды и желания, чаяния. Громыхнуло, так что земля содрогнулась, и боль пришла. От неё глаза закрывались сами собой, и страшно тянуло в сон. Неимоверно хотелось упасть на влажный щебень, не чувствуя оцарапанной кожи ладоней, и потерять сознание, но это оказалось не так уж и просто. Перед глазами всё было белым-бело. Её смерть была быстрой и, как почему-то надеялся Дин, не слишком болезненной. Его протащило по земле с десяток метров, бросило на обочину, а после буря улеглась. Лишь ослепительно чистое, чёрное, сияющее серебром звёзд небо, за минуту до этого утопавшее в серых облаках, внушало ужас, священный трепет и капельку сочувствия.

Швырнув холщовую сумку с её привычной жёсткостью кручёных ручек на пол, Дин, присев на край скрипучей антикварного вида кровати, с некоторым удивлением ощутил режущую боль в мышцах, почти привычную, если не обращать внимания на тот факт, что она не давала о себе знать уже долгие, долгие годы, кажется, ещё со времён подростковых тренировок с отцом. Тогда он впервые попал на серьёзную охоту – хотя, пожалуй, подобное определение было не слишком уместным – для Джона любой «выход в свет» означал раны, кровь, ссадины и комья земли в волосах. Именно после этого случая, в ту ночь, когда тело гудело, тело было словно взведённая пружина, заряженное ружьё, готовое выстрелить в любой момент, он, наконец, понял это. Наверное, отсутствие сна и, как следствие, опустошающе-кристальное ощущение абсолютной разобранности на куски должно было бы насторожить, стать полноценной причиной раздражения и неимоверной сонливости, но Дин тогда осознал, насколько приятно чувствовать себя изложенным и выпотрошенным, выраженным в этой вполне переносимой боли. Знать, что поработал на совесть, выложился по полной. Нетренированные мышцы истекали кислотой, требовали отдачи, вот почему он так яростно метал ножи на заднем дворе на следующий день, но, так или иначе, пришло время, когда это невероятное ощущение ушло – кажется, безвозвратно, так что у старшего Винчестера не осталось более убедительных доказательств того, что его охота – это тяжёлый и небесполезный труд, кроме улыбки брата – такой яркой, белозубой на фоне усталости, сумерек и подтёков крови. Фингалы, содранная кожа на щеке и рассечённая губа – обыкновенный антураж. Сценический грим, жизненно необходимый камуфляж – как у военных в горячих точках. Нескончаемые джунгли штатов и призрачная надежда ощутить эту боль ещё раз – как подтверждение того, что цель всё ещё существует, такая сверкающе-чёткая на фоне рыжих закатов, словно начищенная до блеска Импала в толпе злобно-ржавых завистливых заурядных городских автомобилей.
И вот по прошествии всех этих лет оно вернулось – чувство собственной значимости. И даже то, что боль значила для Дина до странности много, не мог бы омрачить его скрытой победы.
- Чёрт, - проговорил он с удовольствием, - как же у меня болят ноги... и спина.
Сэм окинул брата долгим внимательным взглядом, словно бы сканируя фразу на наличие скрытого намёка, и, не обнаружив последнего, всё-таки принял решение сделать первый шаг – хотя бы сегодня.
- Я мог бы... сделать тебе массаж? – вопросительная интонация окрасила его слова в светло-лиловый оттенок неуверенности, словно это была жалкая попытка наладить контакт.
Старший Винчестер улыбнулся украдкой, наблюдая за тем, как Сэм неторопливо обходит небольшое помещение номера – ограниченный картонными рамками стен квадрат, вместивший в себя кровати и это складное кресло с цветастым покрывалом, обосновавшемся на спинке. Номер как номер, не больше, не меньше – и уж конечно, ничего действительно выдающегося.
- Нет, - неожиданно для самого себя проговорил Дин, в глубине души вполне осознавая, что этот ответ – единственно правильный этим вечером, когда неожиданно вернувшееся ощущение стало своего рода призовым бонусом за пару-тройку порубленных в капусту монстров.
Брови Сэма поползли вверх, он, пожалуй, ещё не успел опомниться, когда Дин, пытаясь смягчить эту вынужденную грубость, пробормотал:
- Спасибо, - протянув брату руку.
Они сели спина к спине, словно всё ещё прикрывали друг друга в несколько неравной борьбе против всего мира, только теперь это было остаточной осторожностью, ведь здесь, в этой тесноте, под защитой тепла и ночи, они были хотя бы в относительной безопасности. И чувствовать друг друга просто так, безо всякой вынужденной необходимости означало наслаждаться сонными объятиями по утрам, духотой до полуночи, расслабленной нежностью на грани рассвета.
Они сосуществовали так привычно, и мысль о том, что центр мира сместился давно и серьёзно по отношению к этому маленькому деревянному домику мотеля и явно не в его пользу, уже не тревожила. Ведь они создали свой собственный хаос, из которого вскоре должны были вылепить полноценную Вселенную – или же бросить всё песочными замками на пляже в Калифорнии, безнадёжными и обречёнными – на милость волн.
- Так лучше? – осторожно поинтересовался Сэм, так что старший Винчестер вздрогнул от неожиданности: он уже успел задремать, и образы в его голове смешались с тихим шёпотом дыхания брата, ненавязчивым движением его напряжённых плеч, чётким изгибом спины и влажным жаром обнажённой кожи: младший Винчестер уже не смог бы вспомнить, когда успел избавиться от пропахшей дорожной пылью футболки.
- Определённо, - кивнул для верности Дин, стягивая тяжёлые ботинки – в данный момент напоминающие собой орудия пытки в гораздо больше степени, чем обычно. – Да, Сэм.
Пол под босыми ногами был шершавым и дружелюбно-прохладным – даже не верится в эту казённо-декоративную сказочку на ночь для выжатых, словно кислые до ужаса лимоны, охотников. Хотелось улечься на тщательно прокрашенные доски и заснуть, но младшему Винчестеру эта идея определённо не понравилась бы. Сэм сидел, чуть откинув назад голову, почти касаясь затылком взъерошенных волос на макушке Дина, который, закрыв глаза, дышал глубоко, приоткрыв рот. Нашарив руку младшего Винчестера, он чуть сжал длинные пальцы, с удовлетворением чувствуя ответное движение, едва уловимое, но такое очевидное, что не заметить его было бы невозможно.
- У тебя словно жар, - протянул Сэм, надеясь, что изначально вложенная в эту фразу тревога не растаяла бесследно... – Ты же горишь, Дин.
Слова – тягучие и бесформенные, словно сахарный сироп, желатиновые червячки, ириски-тянучки – стекали по лицу незримыми дождевыми каплями – наверное, старшему Винчестеру просто хотелось оказаться на свежем воздухе так сильно, что первые намёки на грозу – отдалённые ворчливые раскаты грома за окном – торжественно клялись наполнить воздух сладким запахом прибитой пыли.
- Это неважно, - протянул Дин, пожалуй, слишком расслабленно, - это...
- Если ты думаешь, что заболел... - бдительно проговорил Сэм, но брат лишь нетерпеливо покачал головой.
Он вовсе не заболел, просто около часа или двух назад он стонал от боли под ударом, его вывернули наизнанку, выпотрошили, перебрали внутренности, а после сложили аккуратной мозаикой во вскрытый корпус из кожи и костей. Тщательно заштопали. Проверили на прочность. Отправили восвояси.
Всего час или два назад он принял своё собственное решение, отказавшись от призрачных райских кущ, которые ещё никогда не казались такими далёкими, как теперь.
Всего лишь такой пугающе-переходный момент, который кажется пропуском в иную реальность – на деле же лишь самообман. По правде говоря, это сродни финишной черте. Да, начало нового беспросветного существования. Единственное, чего не знает никто – стоило ли так напрягаться?
Ведь это всё равно конец.

- Немыслимо, - пробормотал Кастиель, прикрыв на миг глаза: он не ожидал от себя такой досадной слабости.
- Что? – переспросила белесая дымка, окантовывая реальность, запутывая детей Божьих, сбивая их с пути истинного. – Удивлён? Обескуражен? Напуган...
- Немыслима встреча наша, абсурдна, - покачал он головой, с удивлением ощущая всякое отсутствие желания истребить демона, выжечь само её существование, уничтожить, отправив в глубины преисподней. – Проклято должно быть само сотрудничество наше.
- Хм, - усмехнулся туман, - но мы ведь ещё даже не начали толком разговор. И в чём причина этой встречи? Не зря же ты выдернул меня из ада, да так бесцеремонно, что у меня до сих пор кружится голова.
Какие нежности...
- Нечто большее здесь, чем то зло, что ты в себе несёшь.
Словоблудие – порок многих. Отчего-то Лиллит всегда подозревала, что и святые мученики, и счастливые обладатели белоснежных крыльев четырёх метров в размахе страдают от этой безвредной, но бесконечно утомительной привычки.
- У Него есть ко мне дело?
Не может быть никаких дел у Всевышнего к дьяволу. Никогда не назначат они место и время встречи, тем более в хрупком мире людей, непригодном для столь важных и, чего уж таить, шумных сборищ. И с той, и с другой стороны – разъярённые, готовые ринуться в битву служители света и тьмы. В подобной толчее уже почти нет разницы в том, кто прав, а кто виноват – ведь руки по локти в крови и у тех, и у других, не важно, почему. В любом случае – щепки полетят во все стороны, когда в этой битве один за другим будут исчезать целые города, нации, стёртые с лица Земли, стёртые в пыль – светом ли, тьмой – не имеет значения. Щепки – на деле – человеческие души, разорванные в клочья, тела человеческие, перемолотые в гигантской мясорубке грандиозной битвы...
- Да, - насколько бы нелепо это ни звучало. – У меня и у Бога.
- Правильнее было бы сказать, у Бога и у тебя? – переливчатый смех наждаком прошёлся по мокрой от ранней росы траве. - Не уважаешь своего босса?
Кастиель поморщился, как существо, прекрасно осознающее своё превосходство, но обязанное справиться с порученной ему миссией и потому вынужденное терпеть шпильки и подколы, насмешки и едкие замечания, гримасы и ужимки грязной твари, выбеленной собственной гордостью, осознанием собственной значимости.
- Ааа, - словно ветер играет с опавшей листвой, - кажется, я догадалась...
Ангел едва заметно покачал головой, точно зная, что его вины в этой странной встрече при луне, на пустынной дороге, нет, но тьма любить играть на нервах, любит провоцировать.
- Ты просто никак не можешь примириться, - туман завился спиралью, словно бы забавляясь, играя, как котёнок с клубком ниток. К сожалению, этакая тварь могла бы раздавить любое живое существо одной лишь силой мысли, так что ассоциации были лишены смысла, - с тем, что твоё начальство, не спросив тебя, приняло своё собственное решение в рамках этой реальности.
Этой грёбанной реальности – такой ход мыслей совершенно неприемлем для адепта света, но в данный момент ему неудержимо захотелось выругаться – как обыкновенному и далеко не добродетельному человеку, не задумываясь о той силе, что пронизывает каждое злое и грубое слово, не задумываясь о той энергии, что выплёскивается в общую чашу мира, очерняя и отравляя её содержимое.
- А ты ведь был на все сто уверен в том, что меня переломят пополам, стоит лишь демону – да ещё такой отвратительному чудовищу, как я! – высказать, постой-ка, нет, лишь помыслить о том, чтобы искупить свою вину и получить нечто большее, чем жалкое существование дыма с привкусом гари на губах, вынужденного всякий раз искать для себя подходящий сосуд, способный совладать с силой и мощью, способный продержаться хотя бы час и позволить мне вдохнуть немного свежего вечернего воздуха...
Кастиель отчётливо ощутил, как праведный гнев поднимается в его душе – золотая змея с рубиновыми очами, королевская кобра, способная молниеносно и жестоко прикончить любого за такие вот речи.
- Тянется за тобой след кровавый, след страданий и мучений, и всё ещё надеешься ты на благоприятный для себя исход?! – загрохотал он, не в силах справиться с собой – тьма перед ним смеялась в его лицо, горько смеялась, но всё же торжествовала, гадина, и на то были свои причины.
- Горячий парень, - хихикнула Лиллит, - ну, чего же ты так разбушевался? Позабыл о почётном задании, порученном тебе?
Глаза ангела метали молнии, но ничего более предпринять он бы не смог. Просто не имел права.
- Ты можешь сколь угодно долго стыдить меня, - пропел демон, прекрасно понимая всю нелепую иронию этого по-детски невинного «стыдить». Словно бы её застали за поеданием конфет, тщательно припрятанных в кухонном буфете на верхней полке, а не за кровавым жертвоприношением и пожиранием плоти невинно убиенных, - но Бог сказал – тебе надлежит выполнять.
Кастиель невольно задержал дыхание, когда Лиллит прямо и честно назвала имя Всевышнего, надеясь, что её на месте спалит, как мелкую сошку ада, неосторожно заговорившую о Рае, но ничего примечательного не произошло. Странно, что само имя Его, приводящее в трепет столь многих, никоим образом не коснулось этой твари, как бы доказывая сам факт её отвратительной, очернённой и прогоревшей насквозь святости, которой она не могла бы обладать, будучи демоном. С ней всё было непросто. Когда в тебе сосуществуют две сущности – абсолютно противоположные, средневековая дыба кажется игрушечной моделью, собранной для школьного урока истории.
- Не понимаю, - задумчиво проговорила дымка, - чем я всё-таки заслужила прощение... Но, пожалуй, я даже не хочу знать об этом. Я просто хочу получить своё...
Она вдруг замолчала, растерянно замерцав.
- Получить своё, - повторила Лиллит, - это ведь не так уж и просто?
Настало время Кастиеля торжествовать.
- Что?! – закричала она, точнее, завопила в своих мыслях, ведь на деле весь разговор шёл лишь в пластах невидимой человеческому глазу материи, на уровне телепатии, не более того. – Что... я должна буду сделать? Ведь я должна буду сделать хоть что-то, если мне Он дарует спасение?
Ангел пожал плечами, почти найдя в себе силы улыбнуться.
- Не думаешь же ты, что напрасно осталась в живых, осмелившись обратиться к Всевышнему? Мелочи это по сравнению с тем, что даётся тебе, - мягко проговорил он, благодаря Создателя своего за эту возможность поставить тварь ада на своё место. – А у Бога к тебе есть одна лишь просьба.
Дымка застыла, словно прихваченная неожиданным морозом.
- Братья Винчестеры, - продолжил Кастиель, - замечены нами были в связях порочных и богопротивных.
Лиллит, не удержавшись, хмыкнула, в который раз её насмешила манера речи ангела – немного пафосная, чуть надменная, но совершенно естественная для него, служителя света, привыкшего красивыми словами усыплять бдительность в той же мере, что и демоны преисподней – приторной прогорклой сладостью речей.
- Дин по жизни не может без женщин и дня прожить, - прошептала она. – Ничего удивительного и... кхм... богопротивного я в этом не вижу.
Кастиель терпеливо выслушал это замечание, прежде чем продолжить.
- Выслушай, тварь неразумная, послание Божье, не перебивая гонца Его, - укоризненно проговорил ангел. – Братья нами уличены в связях иных, кровосмесительных, что не может не огорчать Господа нашего, узревшего в них фигур для бытия человеческого важных, в войне неизбежной центральных.
- Ха, огорчили Винчестеры твоё начальство! – расхохоталась Лиллит, взвившись под самоё тёмное небо. – Должно быть, сильно подпортили собственный образ светлых охотников за нечистью. Ах, какая досада!
- Есть от Бога к тебе поручение, - повысив голос, продолжил Кастиель. – Искоренить тебе предстоит связь эту, уничтожить, но братья в порядке должны быть, готовыми продолжить свой путь.
Лиллит задумалась.
- А что, - с некоторой долей ехидства проговорила она, - у Божьих приспешников силёнок не хватает «искоренить связь эту»?
Кастиель промолчал, не желая ввязываться в спор с врагом – более того, спор, не подкреплённый достойной всякого ангела битвой не на жизнь, а на смерть с исчадием ада, до победного конца. Пустой, в сущности, спор, людской, как бы сказали там, наверху, в глубине лазурного царства.
- Противоречит это законам нашим, - тихо пробормотал он, надеясь, что демон не расслышит этих слов, - разлучать людей помимо воли их...
Туман всколыхнулся, словно тонкое шёлковое покрывало.
- Всю грязную работу мне, - понимающе протянула Лиллит.
Ангел вздрогнул едва заметно, но ничего не ответил.
- А что, это ведь справедливо – вымазанным в копоти и гари, и чужой грязи уже не стыдно влезть в дерьмо ещё сильнее.
Кастиель совсем сник, сложив крылья: правда - самое сильное оружие, особенно, если правда эта горькая, неприятная.
- В стиле Бога, - проговорила Лиллит, - заключить подобную сделку. В аду ведь нет чести и самолюбия. В аду ведь нет тех, кто попал туда исключительно по своей глупости, человеческой глупости.
- Незнание законов не освобождает... – начал, было, ангел, но демон отчитывал его, как школьника, пощёчина за пощёчиной – мысленно, конечно, не материально.
- Незнание законов! Ваша чёртова обязанность – оберегать людей, какими бы тупыми они ни были. И где же пропадал ты, когда демон обманом завладел моей душой?
- Тщеславие твоё тебя подвело, не ошибки наши.
- Стоишь на своём, - прошептала Лиллит. – Мозги-то тебе хорошо промыли, Кастиель, ангел ты наш совестливый. Неужели, ты не видишь изъяна в этом якобы идеальном плане?
Тот нахмурился, глядя на неполный, ущербный полукруг луны.
- Я свою часть выполню, ты не сомневайся. Как, для тебя, пожалуй, значения не имеет. Пока я демон – я могу переступить через себя и любые принципы, чтобы вы только ручки свои белые не марали. Узнаешь обо всём сам. И запомни – как сделаю всё, без промедления совершай свой гребаный обряд, иначе я не смогу больше себя контролировать. Прощай.
Кастиель вздохнул, понимая, что ввязался в серьёзную авантюру, вместе со всем Раем земным и небесным ввязался в опасную игру, в результате которой Бог получил бы очень многое – в случае выигрыша, конечно, и потерял бы всё, если бы план провалился.
- В случае провала знаешь ты, что у сказки этой не будет счастливого конца...

23 апреля 2009