Unholy Union II

[Reno89]

Название: Unholy union
Фэндом: Supernatural
Автор: Reno
Категория: slash, drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дин/Сэм, Дин/Кастиель
Предупреждение: ввиду окончания четвёртого сезона - альтернативное развитие событий; большой формат; архаичность речи Кастиеля – в переводе Novafilm его речь изобилует инверсиями и возвышенной лексикой, и я не могу ничего поделать с собой, кроме как сохранить подобный стиль, хотя и знаю, что в оригинале Кастиель звучит не так пафосно.
Возможно, ОСС некоторых персонажей.
И, конечно, не всё здесь по-настоящему логично...
От автора: Является продолжением Unholy Union I (первую часть легко найти в темах).
Кастиель произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Спасибо всем за внимание!

Окончание

Когда попадаешь в ад – всегда оставляешь там нечто важное. Когда выбираешься из преисподней – медленно, но верно начинаешь понимать, что, так или иначе, важно всё, чего бы ты ни лишился в пламени, крови и боли. И даже о том, от чего ты так жаждал избавиться, но никогда не говорил об этом вслух, жалеешь как о безвозвратно утраченном.
Городской парк и пруд дышали спокойствием. В этот ранний час здесь не было никого, кроме Винчестера да незримых птиц, поющих в ветвях ив. Поток сознания поневоле прорывался в реальность.
Сэм, наверняка, ещё спал – по крайней мере, охотник на это надеялся. Когда он уходил, брат цеплялся за подушку так, словно это был старший Винчестер. Умилительно поневоле.
Дину так нужно было побыть одному, но, оказавшись в пустынном парке, он вдруг ощутил острую потребность в присутствии.
- С повинной я к тебе пришёл, - проговорил, опустив голову, возникший совсем рядом Кастиель – задумавшись, Дин даже не обратил внимания на упругое касание потревоженного прохладного воздуха. – Простить ты меня должен.
Он выглядел точь-в-точь как нашкодивший школьник, подумалось старшему Винчестеру. Так обычно выглядел мелкий Сэм, которому в очередной раз попадало от отца за какую-нибудь ерунду – забытый в номере мотеля мешок с солью или выпитая по ошибке святая вода... Было дело.
- И что же ты натворил? – усмехнувшись, поинтересовался Дин: он никогда бы не подумал, что ангелы настолько совестливы. На его памяти, им ничего не стоило бы уничтожить город, а после сказать, что так оно и было – ну, или, в крайнем случае, приспособить для дела отговорку о приказах свыше и далеко идущих целях. – Угнал «Импалу»?
Он хмыкнул, на всякий случай, однако, пошарив в кармане – ключи были на месте.
- Ты весел, Дин Винчестер, как жизнь ни била бы тебя, - задумчиво промолвил Кастиель. – Но это горькое веселье, понять которое я в силах – хоть и с трудом.
Охотник чуть нахмурился.
- Людей запутанные помыслы непостижимы для меня порой, - отрешённо глядя в спокойные воды пруда, отражавшего его светлый, хотя и омрачённый заботами лик, пробормотал ангел. – И любопытство это лишь моё подогревает. Как сложен и неповторим каждый из вас – так и мыслей образ ваш необъясним.
Дину подобные фразы-уловки, уводившие от разговора, не нравились никогда.
- Так о чём там речь была? – чуть грубовато осведомился он. – Ты, Кас, кажется, что-то натворил.
Ангел окинул его тоскливым взглядом – словно подбитая собака.
- Что делаешь здесь ты в столь ранний час? – осведомился он вместо того, чтобы вернуться к заданной теме.
Дин раздражённо сжал спинку скамьи.
- Это не твоё дело, - качнул он головой.
- Вопрос этот с признанием моим связан неотрывно, - признался Кастиель.
Винчестер помолчал немного.
- Я думаю, - проговорил он, наконец.
- О чём же? – быстро проговорил ангел – так что Дин, прищурившись, взглянул на него с подозрением.
- Уж не вообразил ли ты, что я тебе поведаю? – с намёком на издёвку осведомился он. Спустя мгновение добавил, - и даже не вздумай, парень, использовать свои грёбаные ангельские штучки, чтобы узнать больше, чем тебе положено!
Кастиель кивнул едва заметно, признавая всю негодность подобной идеи.
- Я рассказал ему, - обронил он как бы невзначай.
Дин мгновенно насторожился.
- Что ты подразумеваешь под «ним»? – поинтересовался он.
- Я рассказал всё Сэму, - повторил ангел. – Всё до последней тайны встреч твоих с Лиллит.
Старший Винчестер замер.
- Всё до последней тайны, Дин. И о причине истинной, что в преисподнюю тебя толкнула. Сказал, зачем тебе печей адских понадобился жар. (Согреться. Стереть себя в порошок). Сказал я, почему от предложения демона ты отказался. Поведал я, что бегством это было – и от себя, и от брата твоего. Не знал я, к чему всё откровения эти приведут, но нужно было так. А сделал это я лишь ради одного – ведь Господу угодно, чтобы ты шёл правильной дорогой в этом мире.
Речь вышла впечатляющей. Охотник внезапно испытал острейшую нехватку слов.
- Ты проклинать меня бы должен, - вольно или же нет подсказал Кастиель. – Но ты молчишь...
Всё встало на свои места – и, согласно теории ангела о людях, их непонятных завихрениях мыслей, мотивов и поступков, Сэм принял своё собственное решение – вернуть. Теперь-то Дин понял, с чего тот накинулся на него прошлым вечером – со всей страстью, так сказать. Поначалу он даже испугался немного, но, не смотря на то, что в аду осталась какая-то часть его души, он вдруг осознал, что неплохо справляется с этим. Если бы ни этот Кастиель...
- И не понять мне никогда реакции столь странной, - пробормотал ангел, пристально наблюдая за Винчестером. – Ты не грозишься вовсе вред мне причинить рукоприкладством. Так в чём же дело?
Если бы он только знал, что всё его старания пошли прахом!
Дин усмехнулся – пожалуй, разочарование Кастиеля невозможно было бы описать – но тут же посерьёзнел.
- Вот почему он едва не сожрал меня живьём, - пробормотал старший Винчестер, внезапно вспомнив то чувство, что преследовало его всё это время – перманентное ощущение взгляда. Что, если Сэм был вовсе не при чём?..
Ангел коротко взглянул на него.
- Это образное выражение, - уточнил Дин, усмехнувшись.
Кастиель недоумённо молчал.
- В переводе на твой язык – очередной смертный грех. Твоя извечная фобия.
Взгляд ангела был устремлён, не иначе как, в Вечность.
- Предотвратить я действием своим всё должен был, - проговорил он негромко – почти прошептал, так что Дин невольно наклонился к нему, чтобы расслышать, - но только хуже сделал...
Пожалуй, это действительно мучило его всё это время, пока старший Винчестер посмеивался над ним и всеми силами отказывался воспринимать ситуацию всерьёз.
- Мне кажется, - чуть хрипло проговорил он – сам не слишком понимая причину, - что твой Бог кое-что забыл тебе объяснить. Так, мелочь одну...
Синий взгляд, как лазерный прожектор, высветил его до глубины души, так что перехватило дыхание.
- И что же? – поинтересовался Кастиель, в словах – всякое отсутствие любопытства. Дин мог бы списать ровность интонаций на ангельскую природу собеседника, но всё равно было непривычно.
- Того, что неизбежно, вряд ли удастся избежать.
- Людская мудрость это?
Старший Винчестер пожал плечами.
- Это мой собственный житейский опыт.
Кастиель подумал немного.
- Мы – ангелы – вестники судьбы, но не её творцы. С позиций этих суждение твоё правдивым кажется.
Он замолчал – словно сказанное натолкнуло его на новую, отличную от данной мысль. По лицу пробежала тень сомнения – но не в том, во что верил Дин, а в сопряжённом с этим днём и этим часом – но ином. Нахмурившись, он наблюдал за тем, как рябит на воде дыхание ветра.
Дин некоторое время с интересом смотрел на него, как будто ждал продолжения.
- И ты как будто не собираешься отправлять меня обратно в ад? – проговорил он, наконец.
Ангел коснулся ладонью шершавой поверхности дерева скамьи и, уж наверняка, посадил занозу – только вряд ли заметил. - За то, что я снова оказался вовлечённым в это.
Тот невозмутимо изучал собственные до мозга костей человеческие пальцы.
- Ты старался выглядеть таким грозным, там, на стоянке, - не дразни гусей, Дин. – Я почти испугался.
Кастиель на миг прикрыл глаза – реальность могла бы с полным на то правом оборваться тысячами безжизненных нитей.
- В произошедшем я лишь виноват, - промолвил он, поднимаясь на ноги – безо всякой угрозы. Дин машинально последовал его примеру. – Я поступил, как вы порой – спонтанно, странно. И мне за шаг этот необдуманный расплачиваться.
- Расплачиваться? – повторил старший Винчестер – ему не душе было это слово. Торопливо, – я тебя прощаю.
Взгляд ангела обволакивал тёплой дождевой водой, и ветром, и едва выглянувшим солнцем. Дин на секунду замер в предчувствии – ему казалось, что Кастиель вот-вот улыбнётся, хотя бы раз по-настоящему, и он вовсе не хотел этого пропустить. Но ангел отвернулся от него, скрыв и возможную улыбку, и взгляд.
- Пора мне, - сказал он – пожалуй, не так уж и часто предупреждал он о своём отбытии – скорее, предпочитал уходить без лишних проволочек. – Иные есть приказы у меня, исполнить волю божью мне необходимо, дабы промахов дальнейших избежать.
Дин и прежде видел, как тот исчезает – как при смене кадра, просто никак не мог привыкнуть. Только что был здесь, стоило моргнуть – и пустота.
Шум крыльев.

Тело его задыхалось, а разум мутился, но душа не способна была предпринять ничего для того, чтобы облегчить страдания плоти. Хрип вырвался из его груди вместе с жалким слабым стоном – новорожденные заходятся в плаче, а чем бы стоило заняться при перерождении? Делать вид, что ничего знаменательного не произошло?
Стылый по сравнению с раскалённым жаром воздух со свистом наполнил его спавшиеся спаянные лёгкие, раскрывая бронхи с неистовой жизненной силой, так что кости затрещали, углекислый газ взобрался колючей проволокой вверх по гортани. Первый новый вздох. Второго может и не быть – если всё это – подделка, не заслуживающего внимания, очередная изощрённая пытка в добавок к тем, что он уже пережил на пределе собственных возможностей, но эта вдруг оказалась сложнее боли, которую он преодолел, и сложнее всей той боли, которую ему ещё предстояло вынести.
Он думал, что любое прикосновение принесёт ему боль – страшную, нестерпимую, тревожащую ожоги и раны, но ничего не произошло. Это прикосновение лишь дарило – и не навязывало, не принуждало. Оно казалось искренним и безвозмездным, успокаивающим.
Кастиель знал, что жалость бывает неприятна людям – откуда-то, из неизвестного ему самому источника пришло это странное, бесполезное, в сущности, для ангела знание, которое сулило лишь неприятности в случае серьёзного к нему отношения. Кастиель знал также, что жалость может быть разной. Унижающей, например. Слово казалось чужеродным всей его ангельской природе. Его собратья не знали унижения. Они знали гнев. Возможно, что последний как раз мог бы претендовать на роль очевидного последствия унижающей жалости.
Лиллит – или как там звали её две тысячи лет назад? – не терпела жалости ни под каким предлогом. Возможно, именно поэтому она столь спешно отправилась в ад.
Но жалость могла быть и неудержимой. Она не желала оставаться внутри, она рвалась на свободу. Такой жалостью можно было даже гордиться – как хотя бы мельчайшим проявлением человеческих чувств. Кастиель хотел бы коллекционировать те ощущения, что он испытывал, которые хотя бы отдалённо напоминали человеческие. Он хотел бы собрать полновесную сильную собственную коллекцию земных чувств, покорившихся ему.
Жалость явно не была в их числе.
Вот то, что ангел знал наверняка: за содеянное им расплачиваться придётся и Дину тоже. И Рай для каждого был в силах изобрести пытку. Кастиель был связан с Дином контрактом – только он мог по-настоящему наказать и его, и себя, и это было расплатой за неповиновение и ошибку – сам факт наказания Дина. Небеса представлялись восхитительными в своей жестокости – они плели интриги куда более умело, чем твари преисподней. Ничто не в состоянии было омрачить их сверкающего равнодушием великолепия – приказ был отдан. И, повинуясь воле Рая, Кастиель был вынужден его исполнять. Но жалость больше не желала оставлять его в одиночестве – невыразимая и незаметная под пристальным взглядом высших в иерархии, она тенью следовала за ангелом, попавшим межу двух огней – принадлежностью своей Небесам и непреодолимой тягой к человеку, которого ему суждено было истязать.
Что за изощрённость! Не к лицу она – не к светлому лику – Господа!
Чей-то тщательно продуманный план, некоего высшего разума, для которого эти двое – песчинки в океане людских страхов, надеж и забот, на бескрайних просторах ангельского целомудрия и повиновения. Ничего не стоит избавиться от обоих, если всё полетит в Тартарары.
Злая сила текла с кровью из рук Кастиеля – сила полустёртых в порыве света и сострадания воспоминаний, которые теперь возвращались к Дину во сне, причиняя ему вполне реальную боль. Как горько и тревожно было всецело осознавать, что Рай почти не отличим от ада, пусть Кастиель и прежде подозревал об этом.
Осквернённая плоть.
Должна быть очищена светом.
Преодолеть страдания души и вернуться на путь истинный.
Они были связаны Контрактом, как живой тканью, будто срослись венами, и вся эта отрава лилась обратно в тело Дина с одной лишь целью.
Чтобы привести Винчестера к себе, чтобы наполнить его светом и заставить быть праведником - именно так, как и хотел того Бог.

Маленький храм был одинок... Как будто он был нужен кому-то в безвременьи и неопределённости, притулившийся у обочины, как рисковый искатель приключений, отчаявшийся уже поймать, наконец, машину и добраться до цивилизации. И сколько ещё таких вот церквушек можно повстречать на своём пути в бесконечном путешествии по жизни? Некоторые из них имеют вполне привычный для верующего облик – белые стены, каменные ступени, тишина и покой. Другие – полны деревянной гулкости и теплоты, солнца и икон, теней, птиц и пустоты.
Дин Винчестер никогда бы не поверил в то, что сумеет переступить порог какого бы то ни было храма, не будучи при этом сражённым наповал гневом Господнем.
Но ему удалось.
Хотя бы пройти между ровных рядов отполированных временем и пятыми точками прихожан деревянных скамей, стремившихся к сияющей неверным мягким светом сердцевине, увенчанной распятием. Каждый новый шаг – новая досада, как будто в глубине души он всё-таки надеялся, что не избежит божественно кары.
Тягучее сиропообразное чувство стремилось заключить его в непрошенные объятия – залить расплавленным металлом широко распахнутые глаза, набраться в разинутый в немом крике рот, набиться в ноздри, как набивается дорожная потревоженная ураганным ветром пыль. Сожрать его изнутри и наружи, чтобы по окончании трапезы кинуть кости и обрывки одежды в неистовое пламя, способное опалить, выжечь, истребить. Идеальное преступление. Никаких следов. Во сне с привкусом крови на языке и не такое возможно. Тонкими струйками ночные кошмары вместе со слезами – неосознанными, свойственными, пожалуй, лишь детям, чьё воображение живо и ужасающе порой, способное слепить страшный сон из остатков пудинга, поданного на ужин, из мультяшного злодея, размахивающего тупым тесаком, из родительской ссоры, которой всё ещё вторит эхо по углам комнаты – крадутся по щекам из уголков глаз, стекают по вискам, беспринципные и нежданные...
Пожалуй, Дин мог бы проснуться с криком ужаса, но эти сны – они вовсе не были из разряда тех, из которых при желании можно легко сбежать. Эти сны тянулись бесконечно, не отпуская, перетекая, как глицерин, из верхней половины песочных часов в нижнюю, а после – обратно, минуя всяческие законы физики и гравитации. В этих снах Дин завязал, как муха в клею. Как мелкая ничтожная мушка.
Старшему Винчестеру вряд ли удалось бы усмирить собственные кошмары, которые иссушали его, словно пустынное солнце в зените, и ему – совершенно определённо, обидно, малодушно – нужна была помощь, ибо то, что пришло за ним из ада, оставалось неуловимым, ужасным, пугающим и абсолютно безысходным. День за днём ему снились удушье, боль, мерзость. Ему снился запах палёной плоти, запёкшейся крови, желчи и серы. Наяву его мучили воспоминания, во сне – грезилась смерть. И как вообще может присниться смерть? Как может присниться влага кладбищенской земли и неестественный холод тела, окунутого, как осколок льда, в жидкий огонь доменной печи? Ему снились крики, полные сумасшедшего иррационального ужаса – его собственные крики, и было так сложно порой определить, кричал ли он на самом деле или же лишь мысленно, в своей голове.
И в какой-то миг он вдруг осознал, что ему нужен свет – тот, что смог бы излечить его. Не Сэм, не заклинания Бобби, ничто другое – только свет. И ноги словно сами привели его сюда – в забытое Богом место к месту, не забытом ангелами.
Даже в ясный, казалось бы, день здесь было по-священному вечерне. Наверное, во всём виноваты были все те свечи, что окружали со всех сторон и загоняли в угол – маленькие тонкие свечи, каждую из которых не составило бы труда переломить пополам – однако вместе же они обладали невиданной очаровательной и восхитительной силой единства, силой внушения, до которой любому из небесного гарнизона было далеко. Они наступали – крохотные золотистые орды. Точили свои огненные пики. И, весело смеясь фитильками, кивали вразнобой в сторону коленопреклонённой фигуры в знакомом светлом плаще.
- Я искал тебя, - Дин почти не удивился, очертив тёплым светом силуэт человека, смиренно склонившего голову перед Иисусом. – Я знал, что ты можешь быть здесь.
Кастиель обернулся, окинув его спокойным взглядом синих глаз, которые в сиянии свечей казались почти золотистыми: взгляд – жидкий металл. Он молчал.
- Я искал тебя, - повторил старший Винчестер, как будто ждал хотя бы слова в ответ, но тщетно. Ангел будто пребывал в трансе – неподвижный, лишь губы шепчут молитвы.
- Ты мне нужен.
Он приблизился, неуверенно сжимая пальцы – до хруста в суставах. Под ногами зашуршал святой мусор, добравшийся до креста на подошвах ботинок.
Холодок мог бы указывать и на прорезавшуюся неприязнь, и на наличие сквозных дыр в храмовых стенах.
- Во имя чего? – раздался, наконец, отрешённый, ровный, напоенный равнодушием голос. Он оказался катастрофически близко – но с намерениями, которые кажутся неблаговидными, вход в храм Божий закрыт – вот почему эту близость нельзя воспринимать иначе, чем сокращённое до минимума расстояние между двумя объектами.
- И ради чего?
Его ангельское прикосновение успокаивало душу, его свет придавал силы – отчего-то лишь только теперь Дин по-настоящему осознал это, хотя, пожалуй, следовало бы и раньше. Возможно, ещё тогда, в преисподней, с первым прохладным в жаре печей касанием – пусть от воспоминаний не осталось и жалкого клочка. А, может быть, чуть позже, после – с каждым новым пробуждением под взглядом Кастиеля, казалось бы, за миг до того, как его пальцы расстались с горячей кожей спины и предплечья. Благословенные мгновения! Теперь старшему Винчестеру было необходимо понять, отчего же раньше его пробирала дрожь лишь при мысли об этом – трудно и легко одновременно. Ему нужны были силы – очень много, много сил, которые залили бы его изнутри подобно раскалённой меди, что вливал в его глотку ад. Нечто совершенно противоположное – но, возможно, столь же болезненное – но Дин был готов. Теперь.
Испытывая жажду, сам тянешься к источнику, способному её утолить. Идёшь к нему, переступая через себя. Охотник и не задумывался прежде о том, насколько сильная его собственная – а она подтачивала волю умело и незаметно, опасно. Он так надеялся на сопротивление, так надеялся, что его остановят и справят мозги, но всё же пил родниковую воду с губ, не в силах оторваться. Как будто ангел наполнял его чистейшим и легчайшим светом – от этого неимоверная жажда жизни просыпалась внутри, которой невозможно было противиться. Царапая его шею, цепляясь за его плащ, Дин старался не смотреть в широко распахнутые синие глаза, в которых не было ничего, кроме ужаса – неуместного, несоответствующего тому, что испытывал сам Дин. Ему вовсе не было страшно – его тело ласкала эйфория... Или нечто иное?
Не в силах оторваться от губ Кастиеля, Дин чуть отклонился назад, потянув ангела за собой. Он ощущал крылья повсюду – спиной, напряжёнными плечами, сведёнными лопатками, ощущал мягкие прикосновения перьев щекой, ощущал сквозь одежду – как будто оказался голым посреди церковного зала, голым – перед крестом. А, может быть, - на кресте? Лихорадка восторга. Судороги восторга. Зуд по всему телу, ритмичное сокращение где-то в солнечном сплетении, тепло в животе. Нескончаемый, как вечный пикник на райских полях, поцелуй... И кожа, как горячий шёлк.
Он вдруг на миг представил себе, как занимается любовью под... Ave, Maria и усмехнулся. Чёрт побери, это было бы так... чуднО!
Дин осторожно касался губ Кастиеля – на миг ему даже показалось, что ангел ответит ему, но в ту же секунду его со страшной силой отшвырнуло к противоположной стене. Миг – и мир утратил яркие краски.
- Ни шагу, - приказал ангел – его глаза сочились нестерпимым сиянием, так что Дин, зажмурившись, инстинктивно пополз к выходу по холодным мраморным плитам, то и дело натыкаясь ножки скамей. Ему вовсе не следовало дразнить существо, способное раздавить его, как жука, но внутри пели птицы, щекоча крыльями грудную клетку. Кричать, плакать, смеяться – охотник не узнавал сам себя, а окажись поблизости Сэм – и он не признал бы в этом скрученном в жгуты создании собственного брата.
Но ему так хотелось, хотелось, хотелось вернуться и сдаться – пусть даже под прессом бетонной боли.
- Ты знаешь, чем мы связаны, - громыхнуло позади.
- Ты спас меня, - прохрипел Дин, - вытащил из преисподней. Держал так крепко, что я не сумел вырваться.
- Нет, - с ослепляющей болью, накрывшей глаза тяжёлыми веками, пришёл ответ. – Мы связаны контрактом. Контрактом – ничем боле.
Дин истерически расхохотался – он и не знал прежде, что от смеха может исходить подобный запах безумия, одуряющий, тяжёлый, тошнотворный запах головокружения, желчи и непроизвольного стука зубов.
- Ты говорил о «тяге», об этом гребаном «благословлении спасения» и прочей святой чепухе.
- Я лгал.
- Ангелам не под силу лгать, - всё так же, с закрытыми глазами. – Вы, ребята, вообще – редкостные слабаки!
- Ты ничего не добьёшься этим. Всё, что можно было, удалось тебе испортить.
Винчестер усмехнулся сквозь саднящее разочарование, которого он прежде не испытывал никогда в своей жизни – или же ему удавалось справиться с малейшими его зачатками, избегая таким образом разрастания этого чувства, готового пустить корни глубоко внутри.
Он ещё не знал, что, вернувшись, обнаружит пустой, осиротевший мотельный номер, хлопающий вырвавшимися на свободу створками окон и занавесками, отчётливо указывающий на отсутствие.
Ненависть – это всего лишь отсутствие важного.
Ни записки, ни знака, ни намёка на то, куда мог бы отправиться его брат – в очередной раз в очередное одинокое путешествие. Ничего, что смогло бы подсказать, север это или юг, запад – восток, океан, чистое или пасмурно нахмуренное небо. Чёрт побери!
Крест разверзся тысячами трещинок – так что удивительно было, как этот освещённый молитвами камень всё ещё удерживал форму, ведь, укрытый сетью изломов, он должен был бы рассыпаться крупной пылью, царапающей отполированный мрамор пола. И – нет, это со всей прямотой и откровенностью не было проклятием Господнем – ангельская служба доставки, конечно, претендовала на звание «экспресс», но даже светлокрылые пташки не смогли бы донести до Рая тревожную весть. Крест сам не выдержал накала страстей – возможно, не выдержал даже взгляда Кастиеля. Таковы они – творения рук человеческих – атрибутика веры, не больше. Книги сгорают в бушующем пламени, рушатся храмы под натиском войны, искажаются человеческие души.
Кастиель толкнул тяжёлую дубовую дверь, распахнув ещё настежь, и вышел, но не исчез, как обычно, а спустился по мраморным ступеням крыльца и зашагал по дороге, словно обычный смертный, чем не на шутку встревожил старшего Винчестера.
Он ушёл.
Почти убежал.
Как будто сам подписал себе приговор.

Кастиель задумчиво созерцал золотистое копьё, что пронзало его грудь насквозь, выглядывая из спины, разрывая в клочья светлую человеческую кожу. Густые капли крови горели золотом на острие. Какая-то разновидность астральной атаки. Очень мощная.
Но он всё ещё обладал способностью исцеляться. Его тело вытолкнуло из себя чужеродную боль.
Видно, собратья высоко оценили его силу – их было несколько, все – вооружены до зубов. Готовые напасть одновременно. Ангел даже не думал о том, чтобы сопротивляться. Ему претила мысль о том, что кто-нибудь из них может пострадать. Приказ ли это был или же их собственная инициатива – Кастиель не желал знать. Он лишь просил немного времени – чтобы быть готовым, но этого ангелы не вправе были ему дать.
Кас не был осуждённым, он был, скорее, приговорённым – без последнего слова или желания. Его осудили, пожалуй, давным-давно, когда Уриель возник в хрустальной темнице, освободив его от золотых цепей. И это вовсе не было спасением. Это было неотъемлемой частью его смертного приговора. Тогда он стоял у самого начала дороги, ведущей на гору, вершину которой увенчала плаха. Но вряд ли он смог бы увидеть всё своими глазами, догадаться или же убедиться, пока не прошёл весь этот путь.
Как обманчив бывает свет и милосердна тьма, скрывающая изъяны и выбоины на асфальте, проходя мимо которых и не замечая их, кто-то, возможно, не оступился бы и не упал, ободрав в кровь ладони.
- Неужели, вы знали? – крикнул он в низкое дождливое небо. – Вам всё было известно? Уриель! Михаель!
Странное освобождение осуждённого на весь срок существования. Новая миссия, вложенная в руки тому, кто был навеки отлучён от людей и их пагубного влияния.
Капли оказались крупными и меткими – щёлкали по камням и травинкам, ломая их пополам.
Следующий удар лёг плашмя – будто гигантской ладонью пытались прихлопнуть комара, да так, чтобы от него осталось лишь мелкое кровавое пятнышко.
Оторвать крылья мухе, чтобы наблюдать, как она будет ползать в пыли, тщетно пытаясь взлететь.

Пожалуй, это вошло в привычку в последнее время. Ожидание привычной тянущей к отвратительно бугристому асфальту боли, выбивающей искры из твоей головы как из кремниевой глыбы. Боли, от которой тяжелеют веки и сами собой закрываются глаза.
Осиротевший мотельный номер поражал своей чистотой и опрятностью – если бы Дин вдруг решил сбежать, как это сделал его младший брат – от безысходности ли, или же от запоздалого осознания ошибки, вины – то он, уж точно, не стал бы прибираться в разобранной на лоскуты комнаты.
Подушка, которую прежде с таким доверчивым отчаянием прижимал к себе Сэм, оказалась впечатанной в кресло – словно кто-то сидел, подложив её под поясницу – вероятно, так оно и было, ведь Сэму нужно было подумать, прежде чем принимать опрометчивые решения. Ведь в основе каждого эффекта неожиданности – разумный расклад, пусть порой и подсознательный, неосознанный.
Как и было сказано – ни записки, ни намёка.
Дин пересёк ставший неожиданно пустым номер наискосок. Помедлил у пустого кресла. Дотянулся до подушки, нарушил её угловатую форму, прижался к ней щекой в поисках поддержки, раз уж младшего Винчестера здесь больше не было. Оставался ещё его слабый запах – лосьона после бритья и остывшего пота, влажных после душа волос. Знакомые ноты знакомых, но уже таких далёких ощущений и желаний.
Ад справился со своей первостепенной задачей – и теперь ничто уже не могло быть, как прежде, как бы Дин ни пытался.
Как бы ни пытался Сэм.
Преисподняя разделила их. Наверное, Рай по сути должен был стать их связующей нитью, но отчего-то не стал.
Ни единой забытой мелочи – хотя, возможно, из-за того, что их жизнь перестала состоять из мелочей, а стала одним спёкшимся глиняным сгустком злоключений.
Всё ещё сжимая в руке подушку, Дин, повинуясь странному чувству, возникшему и сжавшему стальными обручами грудь, вынул из сумки нож и провёл лезвием по выбеленному порошком жёсткому хлопку – тот лопнул мгновенно, словно натянутая на деревянную рамку шкура дикого зверя, и вывалил на покрывало порядком свалявшийся пух. Несколько самых живучих пёрышек закружились в воздухе, будто только что покинули стремительно раскрытые в полёте крылья ангела.
Старший Винчестер вскочил на ноги – даже если бы умелая боль, которую несли Небеса, была ему незнакома – вряд ли он принял бы её далёкий отголосок за вспышку на солнце. Едва различимые раскаты грома не были предзнаменованием грозы в обычном её понимании. Скорее, кое-кто жаждал покарать провинившегося, воспламенить землю под его ногами.
Заныли зубы, дёсны заломило, кончики пальцев стали стремительно неметь – вот он какой, этот Контракт. Словно воткнутая в вену игла, в которую вставлена трубка капельницы со смертельным лекарством от жизни.
На негнущихся ногах Дин подошёл к двери, распахнул её, и, не закрывая, зашагал по дороге к верной «Импале», надеясь, что сможет удержать руль и добраться до боли в целости и сохранности. Он знал, куда повернуть.

- Кастиель, - архаично-витиеватое имя осело на языке пылью времён, древностью. – Кас.
Привычнее.
Его взгляд был устремлён в небо – казалось, Дину стоило лишь взглянуть в неподвижные синие глаза, и он заметил бы отражение быстроходных облаков, бороздящих опрокинутый бездонный океан.
- Лежать на холодной земле – только себе вредить, а этом тело, которое ты на себя натянул, вовсе не такое крепкое, как тебе кажется.
Ни слова.
Кастиель, кажется, не собирался обращать внимания на попытки старшего Винчестера, уговаривающего ангела, как упрямого ребёнка, влезшего в лужу, не желающего подниматься на ноги и снимать полные воды ботинки, ему словно было всё равно – он продолжал пристально вглядываться в высь, как будто искал нечто потерянное, утраченное.
Дин со вздохом опустился на колени, опираясь о землю, и с удивлением ощутил странную мягкость под ладонью – как будто не асфальт был там, а нечто иное.
- Что за чёрт, - пробормотал он, поднося руку к глазам – пальцы покрывал толстый слой пепла, пуха и крошечных обгоревших перьев, словно здесь, на дороге, кто-то ощипал и разделал цыплёнка. Мысль показалась причудливой. Спустя мгновение – нелепой. А после – ужасающей.
- Кастиель, - пробормотал Дин, вслепую шаря ладонью по земле – всё больше пепла и перьев, которые обретали видимость, стоило лишь Дину коснуться их. Как будто огромные беспомощно расправленные крылья, распростёртые на асфальте. Исполинские, невероятных размеров крылья, которые могли принадлежать одному лишь существу, заключённому в данный момент в это хрупкое человеческое тело, лишённое всякой благодати и всяких преимуществ.
- Нет, - усмехнулся старший Винчестер, чувствуя, как горло медленно, последовательно наполняет горечь. – Ты ведь слишком силён, чтобы валяться здесь без дела, как последний болван. Я всё же считал тебя куда более деятельным и находчивым, Кас.
Он сам уже не замечал, как нежданные слёзы наполнили его глаза, грозясь перелиться через край.
- Поднимайся, - твердил старший Винчестер, - сейчас не время отдыхать.
Он оглянулся на верную «Импалу», терпеливо ожидающую его у обочины, и прикинул расстояние – пара десятков метров, ерунда, всего лишь двадцать размеренных, неторопливых шагов, пусть и с дополнительной нагрузкой. Пройдя весь этот путь, он открыл заднюю дверцу машины, чтобы после с этим не было никаких проблем, а затем, вернувшись к ангелу, всё ещё демонстрировавшему своё полнейшее равнодушие к происходящему, с некоторым усилием поднял его на руки – всё-таки этот парень был не то чтобы крепким, скорее, вполне соответствующим своему земному возрасту и комплекции – и весил он точно так же, как и любой нормальный человек, хотя, пожалуй, небесные создания должны быть подобно пёрышку с его лёгкостью, изяществом и грацией... Не удержавшись, старший Винчестер бросил взгляд на асфальт – ветер как ни в чём не бывало играл с осиротевшими испепелёнными крыльями, которые уже успели лишиться своей формы, превратившись в мягкую груду мусора. Божественного мусора. Делать здесь больше было нечего, и Дин, чуть покачиваясь, направился к машине, следя за тем, чтобы не оступиться. «Импала» чуть присела на рессорах, когда он уложил безвольное тело на заднее сидение, устроив Кастиеля поудобней, и захлопнул дверцу. Сам он занял своё привычное место за рулём, наблюдая за ангелом в зеркало заднего вида, только теперь заметив, что глаза Кастиеля оказались закрытыми, а, значит, не всё было потеряно. По крайней мере, он хотя бы отчасти находился в сознании, не смотря на то, что с ним произошло – однако об этом Дин не спешил размышлять. Сама мысль о причинах беды, постигшей ангела, тревожила его, поскольку смутные подозрения насчёт собственной причастности к делу не покидали Винчестера – и чувство вины тоже. Ему вовсе не хотелось быть последней каплей некой чаши божественного терпения, которая кипела в своей ярости, метая гром и молнии, в своём стремлении покарать, наказать жестоко, но справедливо.
Бледность Кастиеля настораживала. Когда Дин нашёл его, он не заметил этого зеленоватого оттенка его кожи – но теперь это стало очевидным, как будто с каждой милей ангел терял силы, лишённый крыльев, лишённый возможности рвануть к солнцу, коснуться небосвода, излечиться. Он словно был прикован к земле, его тянуло вниз с невероятной силой, било о твердь безжалостно.
- Ты ведь сильнее всех, кого я когда-либо встречал на своём пути, - бормотал Дин. – И ты не можешь сдаться вот так, просто, как будто ничто не имеет для тебя значения. Ты был бы полным придурком, если бы опустил руки, Кас.
- Думаешь ты, что всё понимаешь, - этот тихий, едва различимый на фоне гудящего ветра голос произвёл эффект разорвавшейся бомбы.
Дин нажал на педаль тормоза так резко, что «Импала» недовольно заскрипев, швырнула его вперёд, едва не впечатав в лобовое стекло, дёрнула назад, вжимая тело в теплоту кресла, и замерла, всё ещё страшно обиженная на старшего Винчестера, позволившего себе обращаться с ней подобным образом.
- Чёрт побери, - выругался Дин, не обращая внимания на оскорблённую до глубины механической души Шеви. – Кастиель...
Он вдруг поймал себя на мысли о том, что мог бы прямо сейчас, не сдерживая себя, отвергая все мыслимые и немыслимые запреты, потянуться к нему и обнять – крепко, непременно почувствовав пусть и слабое, но всё же такое значимое для него прикосновение в ответ.
- Но это не так, - пробормотал Кастиель, пытаясь стянуть плащ или хотя бы ослабить галстук – ему было трудно дышать. – Когда ангел теряет крылья, это значит, что обратного пути нет. Я утратил свою сущность, я должен был умереть, попав под удар.
- Но ты всё ещё жив!
И вправду. Как странно.
- Почему и сам не понимаю, - его блуждающий взгляд не концентрировался ни на чём конкретно, умудряясь при этом видеть всё – эта способность всё ещё была с ним, как и силы справляться с этим всеобъемлющим знанием, не сходя при этом с ума. Ведь Просветление несёт и разрушение для такого хрупкого сознания, как человеческое. Кастиель знал, что наступит час, когда он не сумеет совладать с потоком информации, и то, что с ним, возможно, произошло бы после, не могло не тревожить ангела. Он не знал ни одного из тех, кто мог бы выжить после проклятия Господня, поэтому он не представлял, чего ждать. Он мог терять свои силы постепенно, и он не знал, как остановить процесс. Он мог бы потерять всё, став человеком, или ещё больше, обратившись пеплом, прахом... Мог истратить всё лишь на борьбу за существование, и если бы око Господне выследило его в круговерти лиц, то всё оказалось бы напрасным.
- Что там у тебя? – хмурясь, поинтересовался старший Винчестер: он уже с минуту наблюдал за тщетными попытками Кастиеля избавиться от верхней одежды, но не знал, вправе ли предложить ему помощь.
- Это... – прошептал он, тщетно пытаясь избавиться от внезапно нахлынувшего удивления, - это... похоже... Нет, это не похоже ни на одно из ощущений, испытанных мной в этом мире, Дин. Понять я не могу, но отчего-то тело это...
Он взглянул на свои руки так, словно впервые увидел их.
- Реагирует оно вполне определённым образом.
- Как?
- Оно... страдает, - проговорил он ровным тоном, как будто вернулся на несколько дней назад, когда он всё ещё представлял из себя некое высшие существо, лишённое ярких эмоций во избежание серьёзных для ангела последствий. Словно вернулся в тот и день и тот час, когда ад плюнул жидким огнём ему вслед – последний писк, не иначе. – Ему больно.
То, что он внезапно обозначил ощущение словом, стало своего рода откровением. Он видел боль не раз – когда казнили, когда убивали, когда погибали. Он видел Дина, мечущегося в дыму и бреду, не в силах совладать со всем тем ужасом, который поселил в него ад, но он никогда бы не подумал о том, что однажды – в один, несомненно, по-своему прекрасный день он ощутит всё на себе.
- Постой, - пробормотал старший Винчестер, - где?
Кастиель бросил на него непонятный для Дина взгляд. Что-то в нём было и от усталости, и безысходности, и отчаяния.
- Не знаю я, не ведаю, - прикрыл глаза ангел. – Не спрашивай меня, не мучай.
Он словно бы проваливался в забытье, и главной задачей старшего Винчестера было не дать ему убежать в мир теней. Выбравшись из машины, Дин торопливо рванул на себя заднюю дверцу, намереваясь вытащить Кастиеля на свежий воздух. Стянув с него плащ, а после и рубашку с галстуком, он швырнул одежду на сиденье, развернув ангела спиной к себе. И замер. Кожа с каждой стороны под лопатками была обуглена, обагрена тёмной тусклой кровью, коркой покрывающей глубокие раны. Горелая плоть отслаивалась от живой, опадала крупными хлопьями, рождала новую кровь, которая тонкими струйками стекала вниз, оставляя ржавые разводы на пояснице.
- Чёрт побери, Кас, - прохрипел Дин, сжимая острые плечи мужчины, не в силах оторвать взгляда от его изуродованной спины.
- Не упоминай имени его при мне, - судорожно втянув воздух, проговорил ангел. – Не...
Он вдруг ощутимо потяжелел – колени его подкосились, и тело стало медленно сползать по гладкому боку «Импалы», так что Дину пришлось поднапрячься, чтобы удержать Кастиеля.
- О, Господи, - на этот раз прошептал он, хотя и понимал, что, даже если Бог услышит его, ничего хорошего из этого не выйдет – ведь Кастиель был всё ещё жив, а, значит, и жива была его вина перед Ним.
Усадив ангела так, чтобы тот не пострадал при резком торможении или повороте, Дин взглянул на вымазанную в крови обшивку, подумав, что таким равнодушным по отношению к любимой машине он ещё никогда себя не чувствовал. Ему необходимо было добраться до людей – нужных ему людей. Разыскать Бобби, Сэма – кого получится, сделать хоть что-нибудь, чтобы Кастиелю полегчало. Он знал, что в ответе за ангела – и это ощущение было по истине странным, ведь тот сам по себе был его хранителем, теперь же они столь неожиданно поменялись местами. Как будто кто-то решил, что так оно и должно быть – отныне и впредь.
- Держись, Кас, - старший Винчестер сжал руки на руле. – Мы с моей малышкой тебя не подведём.

Ярко-красная надпись на входе No vacancy говорила сама за себя, но у Дина не было времени искать другой мотель – Кастиель всё ещё был без сознания на заднем сидении «Импалы».
- Эй, приятель, - окликнул его парень за стойкой, - ты ослеп? Не видишь – нет свободных номеров.
Дин упрямо качнул головой, шагнув от двери прямиком к ресепшену.
- Мне нужна комната, срочно.
- У тебя, к тому же, и со слухом проблемы? – поинтересовался парень – на табличке в углу имя – Бенджамин Нейди.
- Послушай, Бенджи, - проговорил Дин, наклонившись к нему, - моему другу очень, очень плохо, и мне нужна комната. Всё равно, какая – просто для того, чтобы дождаться помощи. Я не собираюсь бросать его в машине или усаживать на скамейку перед входом, станет лишь хуже.
- Ничем не могу быть полезен, - прохладно откликнулся парень. – Мотель забит под завязку.
- Чёрт, я знаю! – закричал старший Винчестер, чем напугал парня неимоверно. – Ты слушаешь меня или нет?
Тот нервно кивнул.
- Тогда я прошу тебя, - проникновенно проговорил Дин, - помочь мне. Это очень важно.
Парень явно сомневался.
- Есть чулан под лестницей, - наконец, проговорил он. – Там швабры и вёдра... И огнетушитель.
- А место для двух взрослых мужчин найдётся? – отчаянно и прямо спросил старший Винчестер, не думая о том, какие мысли могут возникнуть в голове этого доходяги. Плевать ему было на весь этот мир! Тогда, пожалуй, он впервые допустил мысль о том, что для Кастиеля он мог бы сделать даже больше, чем для Сэма... Нет, просто показалось.
- Пожалуй, - пробормотал Бенджамин.
- Сойдёт.
Он толком не помнил, как протащил безвольного ангела – хотя, кем же он стал теперь? сложно было бы сразу определиться – по безлюдному, к счастью, коридору. Вот в чём вся прелесть мотелей – никому дела нет, чем ты занимаешься за стенкой, лишь бы это не мешало окружающим заботиться о своих тараканах.
- Бог мой, - выдохнул потрясённый парень – его взгляд буквально царапал свежие раны на спине Кастиеля. – Что с ним приключилось? Нужно сообщить...
Дин глубоко вздохнул, пытаясь успокоить сердце и нервы. Аккуратно вытащил из-за пояса пистолет.
- Не нужно никуда звонить, - ровным и до боли опасным, как серебристая сталь остро наточенного клинка, голосом сообщил он. - И поверь, Бенджи, это вовсе не дружеский совет.
Как заправский гангстер из вестерна.
Как грабитель в банке с натянутым на голову плотным чёрным чулком.
Кажется, парень готов был забиться под стойку и носа не казать. Сглотнув, он всё-таки кивнул – коммуникация состоялась. Дин удовлетворённо сунул оружие в карман куртки, покрепче обнял Кастиеля, чтобы добраться до низкой приоткрытой двери без проблем.
Внутри горела тусклая лампочка. Развернуться было негде, низкая деревянная скамья – вот и все удобства.
- Садись, Кас, тебе надо передохнуть, - негромко проговорил старший Винчестер, понимая, что тот не слышит - однако Дину неимоверно хотелось верить в то, что Кас чувствует – как некое высшее существо, способное видеть с закрытыми глазами, слышать неслышимое... Или же как человек? Созерцать незримое?
Он знал, что действовать стоит немедленно – он так умел, был научен, он вырос с осознанием этого. Но не мог не прикоснуться поцелуем к открытому горячему лбу, острой скуле, лихорадочно-сухим губам, бледным, обветренным. Не мог не прижать к себе это горячечное тело, обладатель которого вдруг стал таким уязвимым, гораздо более беспомощным, чем любой из людей. Его спина была вымазана в крови, ладони охотника – тоже, но он всё выписывал неведомые письмена на гладкой коже, всё медлил, медлил.
- Дин, - едва различимый шёпот-вздох коснулся его виска. – Не надо.
Старший Винчестер зажмурился, словно частица боли ангела передалась и ему.
- Я не хочу... – прошептал Кас, - ставить и тебя под удар.
Дин против воли усмехнулся.
- Вряд ли я ещё сколько-нибудь интересен твоему Богу. Прогнивший насквозь человечишка. В компании падшего ангела. Жалкое зрелище. На такое не смотрят, от такого отворачиваются.
Где-то глубоко в горле Кастиеля завибрировало – будто бы он попытался рассмеяться, но сил не хватило. Его руки цеплялись за кожу куртки старшего Винчестера.
Тот осторожно выудил из заднего кармана телефон.
- Я тебе не дам просто так откинуть... крылья, - мрачно «пошутил» он, нажимая быстрый набор – куда же ещё звонить, когда выхода нет? – Ты нужен мне.
Может быть, именно поэтому разбитый фарфоровый ангел всё ещё оставался таким потрясающе живым?
- Сэм, я знаю, что ты не ответишь, но без тебя... ничего уже не будет, - пробормотал в трубку Дин. – Ты просто обязан вернуться.

Эпилог

Кастиель уходил. Дин не мог бы сказать точно, почему, а спрашивать не хотел. Ангел наблюдал за тем, как охотник зачехляет оружие, за тем, как тот бездумно пролистывает местные газеты, надеясь найти для себя дело, которое было бы способно отвлечь его от невесёлых мыслей, и, кажется, впервые понимал, что означает грусть в глазах и движениях Дина, о чём говорят его напряжённо сведённые плечи и наигранное остроумие. Он удивлялся себе и собственным мыслям, но больше он не мог молчать.
- Дин, - позвал он, когда охотник в очередной раз прошёлся по номеру от окна к окну – бесцельно. Тот замер.
- Скучать по тебе я буду, - проговорил неожиданно Кастиель, глядя на старшего Винчестера в упор (как дуло пистолета) – казалось, от этого ангельского взгляда ему не удалось бы избавиться и за тысячу лет. Пристальный, но в то же время отстранённый, целенаправленный и рассеянный, скучающий и заинтересованный... – Не верить можешь ты мне, я пойму.
Видимо, усмотрел он всё-таки сомнение в гранитно-зелёной глубине.
Дин качнул головой, не в силах сказать ни слова – любое из них оказалось бы неподходящим, и это напоминало то время, когда он не мог позволить себе рассказать Сэму об аде. Невозможно было бы ни Рай описать, ни преисподнюю. Не было в языках человечества ничего подобного, но теперь это больше не причиняло необъяснимой боли. Теперь можно было просто смотреть, не говоря ни слова. Теперь, когда Кастиель уходил.
- Я был тем, кому не ведомы ни тоска, ни восторг, и до сих пор я не узнал бы этих чувств, если бы не ты.
Старший Винчестер порывисто вздохнул – видит Бог, он вовсе не чувствовал себя победителем, скорее, виноватым – глубоко и отчаянно.
- Но, не смотря на всё сказанное, знаю я, - ангел на миг коснулся ладонью груди, слушая, как бьётся сердце, - способен я научиться понимать горечь разочарования, радость спасения, всю остроту привязанности и дружбы. И с каждым новым днём это знание наполняет меня, словно святая вода хрустальный сосуд – по капле. Рано или поздно достигну я просветления, уразумею тонкости мира людского.
Дин улыбнулся, хотя на душе было скверно.
- Тебе придётся потратить большую часть этой жизни, - проговорил негромко. – Мы, люди, совсем не просты, Кас.
- Об этом известно мне, - кивнул ангел – глаза его сияли. – Но трудностей я не страшусь.
Старший Винчестер машинально коснулся серебряного кольца на пальце, прокрутив его пару раз. Ему не хотелось препятствовать исполнению желаний Кастиеля, но и отпустить его так просто он бы не сумел.
- Ты справишься, - пробормотал он, отвернувшись – ему следовало бы разобраться с вещами, да и Сэм обещал явиться как можно скорее. Единственное, на что надеялся охотник, так это на то, что брат не притащит с собой Бобби. Сингер был им как отец, но в данный момент Дину хотелось бы почувствовать себя и свою жизнь без него. Хотя, кто знает, что в этом случае предпочтительнее – вечер с постоянно жужжащим младшим Винчестером (Что происходит, Дин? Куда уходит Кас? Почему ты не остановишь его?) или же напряжённое молчание Бобби, с порога взявшегося за чистку ножей. Раздражающе металлическое звяканье.
- Дин, - повторил ангел – по сути, он уже не был небесным созданием, не принадлежал Богу и собственным братьям и сёстрам, но сознание его, хранившее мельчайшие бусины воспоминаний, не желало покидать завоёванное тело.
- Куда же ты отправишься? – перебил его старший Винчестер – его губы кривились страдальчески, словно у ребёнка, готового вот-вот заплакать, а брови сошлись на переносице.
- Дин, - коснулся его плеча Кастиель, но охотник отступил на шаг, покачав головой.
- Ответь на вопрос.
Ангел вздохнул.
- Я не знаю, - просто сказал он, пожав плечами – ему нравился этот простой и незамысловатый жест. – Я не могу знать. Дорога ждёт меня, вот что я чувствую, но куда приведёт меня она – загадка...
Старший Винчестер коротко взглянул на Кастиеля, пробормотав:
- Это просто верх глупости, Кас.
- Я так не думаю, - ответствовал ангел. – И уверен я, что цель я обрету в путешествии своём.
Дин прикрыл на миг глаза, когда странная мысль пришла ему в голову.
- Кас... может быть, мне нужно отправиться с тобой? – проговорил он не слишком уверенно, подумав, как Сэм отреагировал бы на подобное заявление. Наверное, вытаращился бы на старшего брата, а после назвал бы его придурком. Что ж, возможно, так оно и было на самом деле, но это волновало охотника меньше всего. Он ждал, чувствуя, как дрожат кончики пальцев – движение рябило на острие подвернувшегося под руку клинка.
Кастиель молчал. Он смотрел в окно позади Дина, и, кажется, даже не пытался понять суть вопроса.
- Кастиель, - напомнил о своём существовании Винчестер.
- Как жаждал бы ответить тебе «да», - прошептал он чуть сдавленно, словно ему не хватало воздуха, - но не могу я, Дин...
Тот провел рукой по коротким волосам.
- ...ибо путь этот мой, а у тебя – своя судьба, не мне указывать тебе, что делать.
- Но ведь это моё желание!..
- Остаться должен ты. Ты нужен роду людскому.
- Спасть людей, охотиться на нечисть... А не пошло ли оно всё к чертям?!
Ангел покачал головой.
- Не вправе ты, - проговорил он, открывая дверь номера. – Пора, Дин, и неизбежно это.
Он уходил – отчётливо и достоверно на всё грёбаные сто процентов, а Винчестер чувствовал себя так, будто снова обречён на ад.
Он уходил. Уходил. Ушёл.
Полчаса спустя Сэм ворвался в номер, порывисто прижав брата к себе, но тот лишь слабо улыбнулся, понимая, что простой головной болью и страшным голодом ему больше не отделаться. Ему хотелось выйти на свежий воздух, игнорируя верную Импалу, и пойти по дороге, надеясь, что когда-нибудь, там, у самого горизонта ему удастся нагнать в пустынной пыли человека в потрёпанном плаще, остановить его, столкнуться вновь с его взглядом, таким невыносимо синим, и почувствовать себя обновлённым.

10 августа 2009