Nice planet. We'll take it.
Ещё одно из условий участия в конкурсе, о котором говорилось в перепосте http://reno89.diary.ru/p185711659.htm
В качестве вступления хочу подчеркнуть: данная зарисовка – чистой воды выдумка и ни в коей мере не относится к реальному браслету, как и не выражает моего отношения к этой вещице (исключительно положительного=))
-- Перезвон неизбежности --
Безделушку принёс Джо Родригез. Она болталась у него на поясе меж вправленной в змеиную кожу флягой и связкой латунных ключей, которые характерно позвякивали, когда Джо вышагивал по раскалённому техасским солнцем Эль Пасо. В этом звоне мне слышалась неторопливая неизбежность, укрыться от которой ещё не смог ни один из тех, в ком мой знакомец был лично заинтересован. Рано или поздно он настигал каждого, и тогда наступал час расплаты.
Я сплюнул в песок комок сапотовой смолы и жестом пригласил Джо к костру. Вокруг густела бархатистая тьма южной ночи, а в обманчиво низком небе остро сияли ледяные точки, мириады точек, от которых рябило в глазах. Родригез уселся рядом и вытянул ноги, так что толстые подошвы армейских сапог уткнулись в тлеющие поленья.
Читать дальшеСняв с пояса флягу, он открутил крышку и сделал тягучий глоток. Затем протянул угощение мне и, дыхнув жгучей горечью мескаля, предложил:
— Глотни, парень. Пусть пощиплет язык да разгонит кровь. Сразу чувствуешь себя живее всех живых.
Я взял флягу, ощутив под пальцами шершавость чешуек.
— За что пьём?
Родригез нашарил позади себя палку и ткнул ею в костёр, вороша огненное осиное гнездо. Пламя освещало его лицо, нестарое, но уже изрезанное первыми морщинами, смуглое и обветренное.
— За завершённое дело.
Да, за это следовало выпить. Незаконченные дела будто балласт не дают двигаться вперёд. С незаконченными делами за пазухой бредёшь сквозь жизнь, как сквозь толщу мутноватой воды, путаясь ногами в водорослях и иле. Кивнув самому себе в подтверждение этой мысли, я влил в глотку пряное зелье с тонким ароматом согретой летним солнцем травы и вернул флягу владельцу.
Тот пристроил её на привычное место, по соседству с давешней безделушкой, а пока я лениво наблюдал за ним, перехватил мой взгляд и усмехнулся, и было в этой усмешке что-то тревожное, занозное, зудящее, как муха, бьющаяся в оконное стекло в тщетной попытке вырваться на волю.
— Проклятая вещица, — с тяжестью в голосе проговорил Родригез, взвесив в ладони спутанный клубок кожаных шнурков, сбрызнутых, как энчиладос маслом, крупными бусинами тусклого золота. — Снял с клиента.
Пальцы его, для такого крупного парня удивительно изящные, пускай и поросшие рыжиной, принялись нервно перебирать бусины, словно чётки, и разговор повис в воздухе. Родившееся из этого настораживающего молчания подозрение заставило меня поразмыслить над тем, о чём Джо говорил ранее. Завершать дела было для него в порядке вещей, такую уж Родригез выбрал себе работу. Но то, каким именно образом дело подошло к завершению, порой ставило всё с ног на голову. Я мысленно обругал себя за тугодумие, ведь сразу же должен был догадаться, что Джо явился ко мне после скверного заказа, стоило углядеть особый холодный огонёк в глубине его чёрных глаз.
Костёр выплюнул в стынущий воздух сноп искр, лизнул пламенным языком песок и, успокоившись на время, вернулся в добровольное заключение каменного кольца.
— Тебе почём знать, что проклятая, — нарочито небрежно пожал я плечами и для пущего эффекта фыркнул, будто мустанг, заскучавший в стойле. Джо нужно было отвлечь. — Вечно пытаешься отыскать первопричину да так усердно, что готов верить в любые небылицы. Тоже мне — охотник за головами.
— Собиратель долгов, — со спокойствием, от которого меж лопаток заскреблись мурашки, поправил Родригез. — Корысти ради не убиваю.
Что правда, то правда. Родригез, вообще то, всегда оставался славным парнем, и в том, что иные клиенты Эскуэрзо отчего-то мнили себя пупами земли (на деле являясь совершенно противоположной её частью) и благополучно забывали о займах, послуживших затравкой ныне процветающему бизнесу, не было его вины. Он просто добросовестно трудился. Без фанатизма и садизма, без намёка на излишнюю жестокость, с обязательным последним предупреждением от Эскуэрзо. Если же клиент игнорировал жест доброй воли, и крайний срок истекал, Джо закрывал дело одним метким выстрелом.
В смерти он не находил ничего завораживающего и ничего интересного. Но после очередного задания мог часами раздумывать над тем, как можно было добровольно отказаться от жизни ради набитой мошны. В ходе подобных раздумий на ум ему нередко приходили мысли, при определённом раскладе способные дать начало навязчивым идеям.
— Клиент странно умер, — негромко заметил Джо и, задрав подбородок, почесал сизую от небрежно выбритой щетины шею.
— Не без твоей помощи, — привёл я разумный аргумент, чтобы не давать спуску его шальной фантазии.
Ответа не последовало. Сунув руку за пазуху, Родригез извлёк на свет Божий гаванскую сигару, обрезал гнутым перочинным ножиком кончик и запалил, задымил, выпуская серые колечки. Берег для особого случая, не иначе. Обычно он предпочитал Монтану, редкое дерьмо, скажу я вам, дешёвое и вонючее.
— Пять лет, — задумчиво проговорил он, разглядывая краем глаза тлеющий уголёк — яркую белую точку с жёлтым ободком. Аромат сигары дразнил ноздри. — Пять лет ему удавалось почти невозможное. Он водил за нос и меня, и Эскуэрзо. Уходил сквозь стены. Просачивался сквозь пальцы.
В том, как он говорил об этом незнакомом мне парне, слышалось невольное уважение. Как я уже упоминал, Джо рано или поздно настигал кредиторов, вздумавших обставить контору его старшего брата. Он терпеливо шёл по следу, не упуская из виду ни единой щели, ни единой трещинки, в которой мог притаиться должник. Однако на моей памяти никому ещё не удавалось бегать от него так долго. Тот, кто пять лет успешно скрывался от Родригеза, был отлично подготовлен, либо — чертовски удачлив.
— Что за невероятный человек, — невнятно пробормотал Джо, не вынимая сигары изо рта.- Хотел бы я поговорить с ним за выпивкой, отложив дела.
Он сожалел, заметно было и по лицу, собранному в хмурую маску, и по ссутулившейся спине, выражавшей парадоксальное поражение, коим, как оказалось, обернулась его очередная победа. Но не в привычках Родригеза было медлить, когда представлялся очевидный шанс.
— Готов поспорить, под дулом пистолета твой клиент был не слишком разговорчив, — проговорил я и подкинул заранее запасённого хвороста в костёр, чтобы подкормить пламя.
Джо помрачнел пуще прежнего. Подняв ворот видавшей виды кожаной куртки, он низко пригнул голову, втянул её в плечи, наполовину скрывшись за преградой. Я впервые видел его таким. Видал и усталым, и полным желчи, обозлённым и спокойным, как тихий омут, в котором обитают всем известные персонажи, довольным донельзя, гордым, безудержно весёлым. Но таким потерянным — никогда.
— Я и подступиться к нему не успел, — наконец, признался он. — Он был совсем плох, когда я нашёл его, и менее всего походил на себя прежнего. За пять лет состарился на все пятнадцать. Еле дышал, будто сил не хватало даже на то, чтобы наполнить лёгкие кислородом. И с головой уже не дружил. Всё твердил, будто кто-то непрестанно смотрит на него, выедает из него жизнь, выпивает до дна, как мы с тобой эту флягу.
— Сдаётся мне, он был болен, — высказал я предположение, но Родригез лишь бросил на меня острый взгляд и покачал головой.
— Думаю, это была плата. За помощь, — он кивнул на браслет, который положил на песок рядом с собой.
Я протянул руку, готовый к тому, что Джо в любой момент остановит меня, и потянул за один из кожаных шнурков, переплетённый с остальными. Мешанина бусин коснулась пальцев неожиданным теплом, нет, даже жаром, колкими горячими точками, пятнающими ладонь. В свете костра блеснули крест и череп, таинственные в своём соседстве символы, от которых невозможно было оторваться.
Я поднёс безделушку ближе к лицу, вдыхая запах металла и кожи.
— Только в глаза ему не смотри, — предупредил Джо, имея в виду череп с его чернильными провалами. — А то заворожит.
Я машинально кивнул и зажмурился, положившись лишь на собственные ощущения. Жар успокоился, и теперь мне казалось, что мир вокруг растворяется в сумраке пустыни. Голова кружилась, но не тошнотворно, а, скорее, приятно, с одуряющей лёгкостью. Наваждение накатывало волнами, и, кажется, где-то вдалеке отбивали глухой ритм ритуальные барабаны.
Словно бы сквозь туман до меня донёсся голос Родригеза.
— …знаешь, какой была его последняя просьба? Он хотел, чтобы я избавил его от браслета. И стоило лишь мне снять его с иссохшей руки, как он испустил последний вздох.
На затылок мне будто положили кусок льда. Барабаны тотчас замолчали, и я открыл глаза, смахнув с ресниц неожиданную влагу. Сердце с силой колотилось о грудную клетку, а меня вдруг охватила невыразимая тоска.
— Поэтому он не успел поведать мне свою историю. Но я могу поклясться чем угодно, что возвращаясь к Эскуэрзо, чувствовал назойливое присутствие, как это бывает, если какой-нибудь тип в баре пытается заглянуть тебе через плечо и прочитать едва распечатанное письмо.
Он стряхнул пепел на песок и поднялся на ноги, оправляя измявшиеся штаны.
— Думал, за мной хвост. Проверил дважды, но ничего не обнаружил. И после вспомнил, что уже два дня ношу в кармане лишний груз. Всё хотел отправить его в ближайшую канаву, но медлил, хотел кому рассказать. А теперь, когда рассказал, пора и честь знать.
Чуть наклонившись, он вынул из моих ослабевших пальцев браслет и одним движением отправил безделушку в костёр, хотя я едва подавил в себе жгучее желание перехватить его руку и остановить экзекуцию.
С мгновение-другое браслет не желал загораться, но после вспыхнул ярким факелом, не рыжеватым, как положено, а тёмно-красным комком оплавленных нитей и бусин. Дождавшись, пока он прогорит вместе с костром, мы вернулись в дом и забылись долгим муторным сном. Не знаю уж, мрачные разговоры ли были тому причиной или же обыкновенная усталость, но впервые за долгое время я пропустил рассвет, который привык встречать в пустыне в одиночку, слушая, как шуршит под ногами песок. Проснулся я чертовски поздно, чувствуя себя так, будто накануне изрядно погулял, и не обнаружил Джо, который, должно быть, поднялся гораздо раньше и вернулся в Эль Пасо.
То меня не удивило. Таким уж он был, Джо Родригез.
Выйдя из дома, чтобы подышать воздухом и облегчить головную боль, я обнаружил разорённое костровище, пепел из которого разметало во все стороны вместе с камнями, будто кто-то пригоршнями отбрасывал его прочь. Всё, что мне удалось обнаружить, — крохотную обгоревшую бусину, остальное исчезло без следа. Сгинуло ли или же вернулось в руки Родригеза? Я было подумал, что мог бы выяснить это при следующей встрече, однако холодок на сердце вопреки моим убеждениям намекал, что произойдёт она ещё очень нескоро, ежели вообще состоится. Стоило отправить весточку Эскуэрзо. Или наведаться в город, чтобы вновь услышать успокаивающий перезвон неизбежности, плывущий над дорогой как раскалённый в полдень воздух.
Не смотри в глаза черепу. А то заворожит.
В качестве вступления хочу подчеркнуть: данная зарисовка – чистой воды выдумка и ни в коей мере не относится к реальному браслету, как и не выражает моего отношения к этой вещице (исключительно положительного=))
-- Перезвон неизбежности --
Безделушку принёс Джо Родригез. Она болталась у него на поясе меж вправленной в змеиную кожу флягой и связкой латунных ключей, которые характерно позвякивали, когда Джо вышагивал по раскалённому техасским солнцем Эль Пасо. В этом звоне мне слышалась неторопливая неизбежность, укрыться от которой ещё не смог ни один из тех, в ком мой знакомец был лично заинтересован. Рано или поздно он настигал каждого, и тогда наступал час расплаты.
Я сплюнул в песок комок сапотовой смолы и жестом пригласил Джо к костру. Вокруг густела бархатистая тьма южной ночи, а в обманчиво низком небе остро сияли ледяные точки, мириады точек, от которых рябило в глазах. Родригез уселся рядом и вытянул ноги, так что толстые подошвы армейских сапог уткнулись в тлеющие поленья.
Читать дальшеСняв с пояса флягу, он открутил крышку и сделал тягучий глоток. Затем протянул угощение мне и, дыхнув жгучей горечью мескаля, предложил:
— Глотни, парень. Пусть пощиплет язык да разгонит кровь. Сразу чувствуешь себя живее всех живых.
Я взял флягу, ощутив под пальцами шершавость чешуек.
— За что пьём?
Родригез нашарил позади себя палку и ткнул ею в костёр, вороша огненное осиное гнездо. Пламя освещало его лицо, нестарое, но уже изрезанное первыми морщинами, смуглое и обветренное.
— За завершённое дело.
Да, за это следовало выпить. Незаконченные дела будто балласт не дают двигаться вперёд. С незаконченными делами за пазухой бредёшь сквозь жизнь, как сквозь толщу мутноватой воды, путаясь ногами в водорослях и иле. Кивнув самому себе в подтверждение этой мысли, я влил в глотку пряное зелье с тонким ароматом согретой летним солнцем травы и вернул флягу владельцу.
Тот пристроил её на привычное место, по соседству с давешней безделушкой, а пока я лениво наблюдал за ним, перехватил мой взгляд и усмехнулся, и было в этой усмешке что-то тревожное, занозное, зудящее, как муха, бьющаяся в оконное стекло в тщетной попытке вырваться на волю.
— Проклятая вещица, — с тяжестью в голосе проговорил Родригез, взвесив в ладони спутанный клубок кожаных шнурков, сбрызнутых, как энчиладос маслом, крупными бусинами тусклого золота. — Снял с клиента.
Пальцы его, для такого крупного парня удивительно изящные, пускай и поросшие рыжиной, принялись нервно перебирать бусины, словно чётки, и разговор повис в воздухе. Родившееся из этого настораживающего молчания подозрение заставило меня поразмыслить над тем, о чём Джо говорил ранее. Завершать дела было для него в порядке вещей, такую уж Родригез выбрал себе работу. Но то, каким именно образом дело подошло к завершению, порой ставило всё с ног на голову. Я мысленно обругал себя за тугодумие, ведь сразу же должен был догадаться, что Джо явился ко мне после скверного заказа, стоило углядеть особый холодный огонёк в глубине его чёрных глаз.
Костёр выплюнул в стынущий воздух сноп искр, лизнул пламенным языком песок и, успокоившись на время, вернулся в добровольное заключение каменного кольца.
— Тебе почём знать, что проклятая, — нарочито небрежно пожал я плечами и для пущего эффекта фыркнул, будто мустанг, заскучавший в стойле. Джо нужно было отвлечь. — Вечно пытаешься отыскать первопричину да так усердно, что готов верить в любые небылицы. Тоже мне — охотник за головами.
— Собиратель долгов, — со спокойствием, от которого меж лопаток заскреблись мурашки, поправил Родригез. — Корысти ради не убиваю.
Что правда, то правда. Родригез, вообще то, всегда оставался славным парнем, и в том, что иные клиенты Эскуэрзо отчего-то мнили себя пупами земли (на деле являясь совершенно противоположной её частью) и благополучно забывали о займах, послуживших затравкой ныне процветающему бизнесу, не было его вины. Он просто добросовестно трудился. Без фанатизма и садизма, без намёка на излишнюю жестокость, с обязательным последним предупреждением от Эскуэрзо. Если же клиент игнорировал жест доброй воли, и крайний срок истекал, Джо закрывал дело одним метким выстрелом.
В смерти он не находил ничего завораживающего и ничего интересного. Но после очередного задания мог часами раздумывать над тем, как можно было добровольно отказаться от жизни ради набитой мошны. В ходе подобных раздумий на ум ему нередко приходили мысли, при определённом раскладе способные дать начало навязчивым идеям.
— Клиент странно умер, — негромко заметил Джо и, задрав подбородок, почесал сизую от небрежно выбритой щетины шею.
— Не без твоей помощи, — привёл я разумный аргумент, чтобы не давать спуску его шальной фантазии.
Ответа не последовало. Сунув руку за пазуху, Родригез извлёк на свет Божий гаванскую сигару, обрезал гнутым перочинным ножиком кончик и запалил, задымил, выпуская серые колечки. Берег для особого случая, не иначе. Обычно он предпочитал Монтану, редкое дерьмо, скажу я вам, дешёвое и вонючее.
— Пять лет, — задумчиво проговорил он, разглядывая краем глаза тлеющий уголёк — яркую белую точку с жёлтым ободком. Аромат сигары дразнил ноздри. — Пять лет ему удавалось почти невозможное. Он водил за нос и меня, и Эскуэрзо. Уходил сквозь стены. Просачивался сквозь пальцы.
В том, как он говорил об этом незнакомом мне парне, слышалось невольное уважение. Как я уже упоминал, Джо рано или поздно настигал кредиторов, вздумавших обставить контору его старшего брата. Он терпеливо шёл по следу, не упуская из виду ни единой щели, ни единой трещинки, в которой мог притаиться должник. Однако на моей памяти никому ещё не удавалось бегать от него так долго. Тот, кто пять лет успешно скрывался от Родригеза, был отлично подготовлен, либо — чертовски удачлив.
— Что за невероятный человек, — невнятно пробормотал Джо, не вынимая сигары изо рта.- Хотел бы я поговорить с ним за выпивкой, отложив дела.
Он сожалел, заметно было и по лицу, собранному в хмурую маску, и по ссутулившейся спине, выражавшей парадоксальное поражение, коим, как оказалось, обернулась его очередная победа. Но не в привычках Родригеза было медлить, когда представлялся очевидный шанс.
— Готов поспорить, под дулом пистолета твой клиент был не слишком разговорчив, — проговорил я и подкинул заранее запасённого хвороста в костёр, чтобы подкормить пламя.
Джо помрачнел пуще прежнего. Подняв ворот видавшей виды кожаной куртки, он низко пригнул голову, втянул её в плечи, наполовину скрывшись за преградой. Я впервые видел его таким. Видал и усталым, и полным желчи, обозлённым и спокойным, как тихий омут, в котором обитают всем известные персонажи, довольным донельзя, гордым, безудержно весёлым. Но таким потерянным — никогда.
— Я и подступиться к нему не успел, — наконец, признался он. — Он был совсем плох, когда я нашёл его, и менее всего походил на себя прежнего. За пять лет состарился на все пятнадцать. Еле дышал, будто сил не хватало даже на то, чтобы наполнить лёгкие кислородом. И с головой уже не дружил. Всё твердил, будто кто-то непрестанно смотрит на него, выедает из него жизнь, выпивает до дна, как мы с тобой эту флягу.
— Сдаётся мне, он был болен, — высказал я предположение, но Родригез лишь бросил на меня острый взгляд и покачал головой.
— Думаю, это была плата. За помощь, — он кивнул на браслет, который положил на песок рядом с собой.
Я протянул руку, готовый к тому, что Джо в любой момент остановит меня, и потянул за один из кожаных шнурков, переплетённый с остальными. Мешанина бусин коснулась пальцев неожиданным теплом, нет, даже жаром, колкими горячими точками, пятнающими ладонь. В свете костра блеснули крест и череп, таинственные в своём соседстве символы, от которых невозможно было оторваться.
Я поднёс безделушку ближе к лицу, вдыхая запах металла и кожи.
— Только в глаза ему не смотри, — предупредил Джо, имея в виду череп с его чернильными провалами. — А то заворожит.
Я машинально кивнул и зажмурился, положившись лишь на собственные ощущения. Жар успокоился, и теперь мне казалось, что мир вокруг растворяется в сумраке пустыни. Голова кружилась, но не тошнотворно, а, скорее, приятно, с одуряющей лёгкостью. Наваждение накатывало волнами, и, кажется, где-то вдалеке отбивали глухой ритм ритуальные барабаны.
Словно бы сквозь туман до меня донёсся голос Родригеза.
— …знаешь, какой была его последняя просьба? Он хотел, чтобы я избавил его от браслета. И стоило лишь мне снять его с иссохшей руки, как он испустил последний вздох.
На затылок мне будто положили кусок льда. Барабаны тотчас замолчали, и я открыл глаза, смахнув с ресниц неожиданную влагу. Сердце с силой колотилось о грудную клетку, а меня вдруг охватила невыразимая тоска.
— Поэтому он не успел поведать мне свою историю. Но я могу поклясться чем угодно, что возвращаясь к Эскуэрзо, чувствовал назойливое присутствие, как это бывает, если какой-нибудь тип в баре пытается заглянуть тебе через плечо и прочитать едва распечатанное письмо.
Он стряхнул пепел на песок и поднялся на ноги, оправляя измявшиеся штаны.
— Думал, за мной хвост. Проверил дважды, но ничего не обнаружил. И после вспомнил, что уже два дня ношу в кармане лишний груз. Всё хотел отправить его в ближайшую канаву, но медлил, хотел кому рассказать. А теперь, когда рассказал, пора и честь знать.
Чуть наклонившись, он вынул из моих ослабевших пальцев браслет и одним движением отправил безделушку в костёр, хотя я едва подавил в себе жгучее желание перехватить его руку и остановить экзекуцию.
С мгновение-другое браслет не желал загораться, но после вспыхнул ярким факелом, не рыжеватым, как положено, а тёмно-красным комком оплавленных нитей и бусин. Дождавшись, пока он прогорит вместе с костром, мы вернулись в дом и забылись долгим муторным сном. Не знаю уж, мрачные разговоры ли были тому причиной или же обыкновенная усталость, но впервые за долгое время я пропустил рассвет, который привык встречать в пустыне в одиночку, слушая, как шуршит под ногами песок. Проснулся я чертовски поздно, чувствуя себя так, будто накануне изрядно погулял, и не обнаружил Джо, который, должно быть, поднялся гораздо раньше и вернулся в Эль Пасо.
То меня не удивило. Таким уж он был, Джо Родригез.
Выйдя из дома, чтобы подышать воздухом и облегчить головную боль, я обнаружил разорённое костровище, пепел из которого разметало во все стороны вместе с камнями, будто кто-то пригоршнями отбрасывал его прочь. Всё, что мне удалось обнаружить, — крохотную обгоревшую бусину, остальное исчезло без следа. Сгинуло ли или же вернулось в руки Родригеза? Я было подумал, что мог бы выяснить это при следующей встрече, однако холодок на сердце вопреки моим убеждениям намекал, что произойдёт она ещё очень нескоро, ежели вообще состоится. Стоило отправить весточку Эскуэрзо. Или наведаться в город, чтобы вновь услышать успокаивающий перезвон неизбежности, плывущий над дорогой как раскалённый в полдень воздух.
Не смотри в глаза черепу. А то заворожит.
@музыка: Юрий Лоза - Мой плот
@темы: В порыве скромности, Фанфикшн, Hand-made, Мысли вслух
-
-
08.03.2013 в 12:19-
-
08.03.2013 в 12:35Очень рада, что нравится=) Я тяготею к мистике, поэтому здорово, что мне удалось придать тексту желаемый оттенок. И персонаж Джо мне очень импонирует, несмотря на то, что наше знакомство вышло столь кратким=)
Спасибо!