Nice planet. We'll take it.
Название: Чёрно-белая весна
Автор:Reno
Фан-дом: Supernatural
Категория: slash, angst, drama
Рейтинг: NC-17
Персонажи/Пары: винцест
Предупреждения: 1)слова «да такого просто быть не может»» даже слышать не желаю. Как говориться – по авторскому хотению, по авторскому велению, гыы=)) – да будет так, потому что мой фик – что хочу, то и творю
2)остерегайтесь пафоса!
От автора: 1)это было долго из-за жуткой нехватки чёртового времени – это меня порядочно раздражало. Это было долго – но всё-таки закончилось. Диагноз – скрытая депрессия, постепенно перетекающая в хроническую форму. Хотя примерно после половины всего этого могу честно признаться – такого хорошего настроения у меня давно не было. Так что рассказ можно условно поделить на две части – первая написала в полном моральном сумраке, вторая же – в моральном просветлении
2)спасибо Чаку Поланику за вдохновение
3) не бечено – не имею привычки обращаться за помощью, к сожалению
«Жутковато себе представить, но получается, что они пялятся в монитор на себя, пялящихся в монитор на себя, пялящихся в монитор на себя, и так далее, полностью застряв в бесконечной петле зацикленной реальности...»
Ч. Поланик «Незримые твари»
Окончание 5.
Дин, что странно, толком не мог понять, какое время года вступило в данный момент в свои права. У них никогда не была календаря, хотя на экране сотовых телефонов порой мерцало белым непонятное сочетание мелких цифр, в которое он никогда не вглядывался. В самом деле – кого интересует, июль сейчас или октябрь, когда прямо на тебя прёт громадная танкообразная тварь, название которой так и крутится в голове после ночи, проведённой за пролистыванием отцовского дневника, но никак не может выбраться наружу в виде связных фраз. Получаются лишь короткие выкрики: «Сэм, справа!», «Осторожнее!», «Эй, подонок, я здесь!»...
Весна или осень? Начало зимы или её конец? Бред! Это никому сегодня не нужно. Зачем жить, считая дни, когда можно мчаться мимо них в «Импале»? Скучно жить по правилам. Бессмысленно следовать стереотипам. Совершенно неприемлимо говорить штампами. И считать недели собственной жизни – тоже. Дин уже забыл, когда у него день рождения и почти уверен, что и Сэм не помнит. Это когда-то, в каком-то месяце – даже сезон уже за гранью памяти, в какой-то странный день без названия... Они давно послали к чёрту проклятую привычку вычёркивать красным карандашом чёрные цифры в предвкушении праздника. Последний раз, когда Дин делал подобное, относился к такому далёкому прошлому, что даже думать об этом не хотелось.
В этой пустыне всё было серое и одинаковое – или это наркотически-остаточное утро подсунуло старшему Винчестеру чёрно-белую картинку чёткого разделения пространства линией горизонта?
Чёрный цвет машины был настоящим, глубоким и самым надёжным в этой странной местности. Сэм дремал, откинув голову назад, так что бугорок кадыка выступал сильнее, чем обычно, и хотелось коснуться этой открытой беззащитной кожи кончиком языка. Хотя – совмещать вождение и секс – самая плохая из всех когда-либо приходивших в голову Дина идей. Дорога слишком пуста и безопасна, но – кто знает, что может произойти.
Кто-то, кому было нечего делать, разделил серое асфальтовое полотно бесконечной ярко-белой линией – она тянется на мили прозрачного, не засорённого ни объектами, ни шумом, не излишком людей и машин пространства, кристального, как огранённый алмаз, чистого и песочно-серого. Сэм шумно выдыхает на повороте, возит длинными ногами, пытаясь устроиться поудобнее. Ничего не выходит, и он едва слышно ворчит сквозь плотно сжатые зубы, хотя глаз так и не открывает. Затем осторожно, почти не меняя позы, тянется рукой к защёлке ремня безопасности и освобождает собственное тело от эластичной полоски. Это не по правилам. Но Дин не собирается ничего говорить.
Сэм едва слышно сопит, похоже, заснув на этот раз по-настоящему. Его рот чуть приоткрыт, дыхание немного хриплое, и в уголке губ тянется тончайшая нить слюны.
Его открытая шея и ключица, которая видна из-за растянутого ворота футболки – прямой вызов.
Скучно производить усталым мозгом только правильные идеи. Поэтому старший Винчестер поворачивается, насколько ему позволяет гибкий кабель его позвоночника, ногой упираясь в основание ручки переключателя скоростей, придерживая рукой руль, подаётся вправо, проводя пальцем по щеке Сэма, чувствует сухую кожу. Гладя по волосам, он невероятным усилием дотягивается губами до шеи младшего Винчестера.
- Дин?.. – пробормотал тот в полусне, так что Дин решил, что отвечать совершенно необязательно.
Сэм чуть улыбнулся, съезжая на кресле немного ниже, так что его колени врезались в приборную доску, и в тот же момент тело Дина свело такой болезненной судорогой неизвестного происхождения, что у него даже слёзы на глазах выступили. Скрученное спиралью, оно отказывалось повиноваться. Удар прошёл от нерва в локте до коленной чашечки, вынуждая задержать дыхание. В пищеводе скопились пузырьки воздуха, отчего в грудной клетке заворочалась тяжёлым камнем боль. Старший Винчестер захрипел в тщетной попытке вдохнуть, но, казалось, кости его тела затрещали, а в лёгких засаднило, как при ожоге.
Сэм ещё улыбался, почти совсем незаметно, именно на этом переходе из сонного покоя в ярко выраженную тревогу, а Дин хотел бы закричать, но боль сковала его горло, его мозг – всё его существо. «Импала» недовольно скрипнула сцеплением, уводя чёрный блестящий корпус влево, к высокому металлическому каркасу моста через внезапно явившую свои ревущие на порогах воды реку. Наверное, это была одна из самых чистых рек Соединённых штатов в пустынном сером безмолвии этой странной неизвестности, может быть, она была настолько кристальной только на этом своём отрезке, безусловно, длинного пути, а где-нибудь в Висконсине на эти берега и в эту тёмную глубину сваливают кучи мусора, сливают нефтяные отходы и плюют с высоких каменистых склонов. И это затянутое тучами небо равнодушно смотрит в маслянистое зеркало реки большого города. Где-то в другом месте, а не здесь и сейчас, когда никак не удаётся разогнуть бунтующую спину, поставить внутренние органы на места, для них предназначенные, расставить мысли по местам в голове.
Во взгляде Сэма уже нет нерешительности. Именно сейчас он прекрасно знает, он уверен, что что-то не так.
- Эй, Дин... – тянет он тихо и как-то настороженно, уже совершенно проснувшись, но как будто ожидая подвоха, смеха старшего Винчестера и заявления о том, что всё было подстроено, всё было лишь шуткой – и этот неожиданный манёвр машины – тоже.
Не верится, не верится ему, что сейчас, всего через мгновение нос «Импалы» пробьёт эту, казалось бы, несокрушимую стальную перегородку, и всё рухнет в эту чистую-чистую воду, только вот на степень её чистоты всем уже до лампочки.
- Эй, Дин!! – теперь в его голосе нет никакого предвкушения развязки этого неудачного прикола, почему-то именно сейчас старший Винчестер хрипит, не в силах вымолвить ни слова, цепляясь за рукав куртки брата, растягивая губы в кривом подобии улыбки ужаса, которое может кого угодно шокировать – и принимает спиной удар о металлическое перекрытие, которое поддаются. Его бросает вперёд, вбок и снова на Сэма, по лбу течёт густая красная кровь, и младший Винчестер слышит, как разлетается боковое стекло и левая передняя фара. Лобовое стекло разъедают миллионы трещин, оно лопается со странным глухим звуком, словно полая тыква, которую со всей силы швырнули о бетонный пол погреба или заиндевелую землю пустого мёртвого поля... Боковое зеркало срезало, словно ножом, и искорёженный труп «Импалы» рухнул вниз, в блестящую глубину.
Сэм видел это, но не мог поверить в происходящее. Дин не мог видеть этого, но страх на лице брата говорил сам за себя, да и этот странный волнистый влажный отблеск на его лице... Боль в теле немного отпустила, уступая место огненной каше в раненой голове.
Что чувствует человек, которого хоронят заживо? Наверное, именно это – когда уши закладывает от шума хлынувшей в салон машины воды, металл тянет на самое дно, а потом куда-то в сторону, тащит по камням дна, так что от скрежета передёргивает, и ноют зубы.
Что чувствует тот, кого хоронят заживо? Эту агонию, этот страх, когда вода ледяная вода обволакивает, льётся в глаза и рот, жестоко лишая возможности выбраться на поверхность. Дверь должна быть где-то слева, она там – да, только вот эти осколки продирают кожу куртки, они впиваются пониже локтя, они скалят свои неровные обломанные зубы, они не желают поддаваться давлению ладони Дина, а просто жалят его раз за разом, расширяя раны, вгрызаясь в человеческое мясо.
Сэм пытается что-то сказать, но слова теперь – лишь пузыри так понапрасну растрачиваемого драгоценного воздуха. Кипит, словно над огнём маленькой переносной печки, но вода почти не передаёт звук, она гасит его, поглощает.
- Не трать кислород! – что есть силы орёт Дин, понимая всего мгновение спустя, что занимается именно этим.
Им надо было бы выучить язык для немых – они ведь знают кодировку времени, даты и места, Джон учил их давно, так почему бы им не общаться без помощи голоса?
Искалеченный каркас «Импалы» швырнуло резко, впечатывая в камень, окрашивая воду внутри салона в бледно-красный: потревоженная рана на затылке Дина дала новую порцию крови.
Что же чувствует он – человек, которого хоронят заживо?
Наверное, что-то схожее с ощущением, когда вода пропитывает лёгкие, когда вода наполняет тело, как стеклянную бутыль, и тянет, тянет вниз. Мышь в клетке – два человека в стальном коробе мечутся, дёргаясь в последних судорогах, глотая чистую-чистую воду, и жидкость булькает в черепе внутри головы.
***
- Эй, парень!
Громкий голос понемногу привёл в чувство.
Дин почувствовал, что всё в состоянии дышать, значит – ещё жив. Nonsense! Он и не мог умереть! Он не умер, он просто провалялся час, день, два без сознания, пока тело его приводило себя в порядок, пока мозг восстанавливал ткани и клетки, позволяя сознанию прийти в себя.
- Хэй, ты сдох там совсем, что ли?
Это прозвучало не слишком вежливо – но до самой остроты реалистично. Вряд ли рай или ад встретили бы его такими словами. Он жив. Он ведь всё ещё жив?
Над головой – тусклое почти бесцветное небо, которое застыло неподвижно, словно мутный кисель или желатин, растворённый в воде, или грязноватая илистая вода, или ещё что-нибудь, о чём сейчас вовсе не хотелось думать.
В глазах немного двоится, но от этого прохладное ощущение реальности только крепнет.
- Сэм... – язык, голосовые связки, лёгкие – всё подчиняется хозяйской воле, и это не может не радовать.
- Что ты там бормочешь?
Человек, наконец, возник в поле зрения старшего Винчестера – оказывается, этот парень был намного младше Дина, лет девятнадцать-двадцать – не больше. Знакомое лицо. Он был высоким, совсем, как Сэм, и старший Винчестер был готов поспорить, что стоит ему подняться, как он вновь ощутил, как внутри дрожит и бьётся в непонятном волнении сердце, когда у него снова будет возможность положить подбородок на плечо младшего Винчестер и стоять так целую вечность.
- Майкл? Что ты здесь делаешь? – отрешённо и неожиданно для самого себя спросил Дин, только сейчас понимая, что сидит, прислонившись спиной к потёртому дереву стены какого-то сарая. – И где Сэм?
Парень пристально смотрел на него. Пристально, с этим чёртовым узнавание во взгляде.
- Какого ещё Сэма, Стивен?
Дин потряс головой, понимая, что ещё мгновение – и его раздражение перельётся через край.
- Сэм, мой брат, чёрт тебя побери! И я тебе никакой не Стив!! Меня зовут Дин.
Майкл – или как там его – пожал плечами, улыбаясь неуверенно и криво.
- А я тебе никакой не Майкл, - тихо проговорил он минуту молчания спустя. – Стив, ты что, не помнишь меня? Я Джордж, мы учились вместе в одной школе, год назад. И ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат.
- Нет, Майкл, - нахмурившись, проговорил старший Винчестер. – Ведь тебя звали именно так, я помню, не может быть, чтобы не так...
Его речь перешла в невнятное бормотание.
- Стив, не мели чепухи, - покачал головой не - Майкл. – Я готов поклясться, ты уже успел наглотаться колёс с тех пор, как сбежал из наркологической клиники...
Дин почти не слушал его. Они с Сэмом были в «Импале», они ехали прочь от того старого «отеля», он наклонился, чтобы поцеловать его, он почувствовал боль, которой ещё никогда не испытывал, машину повело в сторону, и они упали в чёртову реку, а потом – кругом вода, покорёженный металл и кровь. Его рана!
Старший Винчестер с трудом поднял руку, дотрагиваясь до затылка, ожидая взрыва в голове, но ничего не произошло. Пальцы коснулись чуть отросших волос, но – ни засохшей кровяной корки, ни рваных краёв раны с клочьями кожи.
Вода залилась в самые лёгкое – и дальше просто пустота. Длинная, как вечность, она всё-таки закончилась осознанием этого окружающего его сейчас мира, где Майкл притворяется Джорджем, а Дина зовёт Стивеном.
- Что, забыл уже, как скупал у меня наркоту? Забыл, как избил меня из-за жалких пакетиков с дурью?!
Эти слова эхом отозвались в голове. Дин точно помнил, парня звали Майкл, никак иначе.
- Я был с Сэмом, в той машине, где нас нашли – кто? – спасатели, какие-то одинокие путники, другие охотники?
- Машина... – протянул Майкл – Джордж. – Тебе отец отдал свою старую тачку?
Либо это было непроходимой тупостью, либо Дин чего-то не понимал. Машинально покачав головой, он вздохнул, позволяя мыслям сложиться в подобие паззла, правильного, дающего целостную картину.
-Расскажи всё, что знаешь обо мне, - жёстко сказал он, поднимаясь на ноги так резко, что Майкл отпрянул от неожиданности. – Не смотри на меня, как на выжившего из ума. Просто расскажи.
Это было не таким уж и лёгким занятием – объяснять что-то человеку, который явно не в себе – бледный, глаза горят, этот дикий взгляд...
- Я не могу рассказать всё, - осторожно начал Джордж, Майкл или кто-то другой. – Я сам не так уж много знаю. Знаком с тобой последние года два...
Дин никак не отреагировал: всё из-за нового шокирующего открытия – оказывается, он почему-то стал гораздо выше, чем должен быть. От этого восприятие окружающего мира изменилось столь сильно, что сознание не выдерживало информационную нагрузку – усыпанная гниющими листьями земля была далеко, слишком далеко. В руках заболело. Тело было не слишком накаченным, явно не таким, к которому привык старший Винчестер. Одет он был в нелепую больничную пижаму тёмно-синего цвета, в разношенные тапки и махровый халат поверх с громадным капюшоном. Небо стало ближе. Или только кажется?
- Ты слушаешь? – прервался Джордж.
- А? Конечно.
- Были вместе в школе последний год, прошлый, вместе курили траву и порошки нюхали – до того момента, пока не подрались.
Да, тот случай Дин помнил хорошо.
- Потом я тебя ни разу не видел. Говорили, будто родители упекли тебя в наркологическую клинику...
- Родители? – это слово было непривычным, в первую очередь из-за своей невообразимой формы множественного числа. У Дина не могло быть «родителей», у них с Сэмом был отец. Который умер.
Джордж кивнул.
- Миссис Хард сказала так на совете в школе – что больше ты не будешь никуда ходить, что ты отправлен в какой-то реабилитационный центр.
- Наркоман, значит, - усмехнулся старший Винчестер. – А знаешь, я ведь могу тебя здесь и прирезать, чтобы ты не разболтал всем о том, что видел меня...
Дин сам ужаснулся этих слов – они вырвались помимо воли, но сейчас не мог ничего изменить.
Джордж отступил на шаг, но, похоже, не был слишком испуган.
- Ты идиот, - проговорил он, засовывая руки глубоко в карманы. – Ты сбежал день-два назад. Выдрал трубки с лекарствами и обезболивающим из своих вен – готов поспорить, дыры в плоти ещё не зажили.
Дин коснулся ладонью сгиба локтя. Затем торопливо закатал махровый рукав. Кожа там была синяя, тёмная, словно омертвевшая – многочисленные следы от медицинских игл россыпью красноватых точек пятнали кожу. Некоторые из них были похожи на мелкие язвы.
Майкл поморщился, созерцая это малоприятное зрелище, потом не выдержал и отвернулся.
- Неужели, тебя до сих пор не ломало, парень? – поинтересовался он, пиная мелкий камень, который стукнул по стене сарая, гулко отдаваясь эхом внутри. – Неужели, не чувствовал этого? Такой резкий переход от медикаментозной поддержки к полной свободе.
Это было похоже на правду. Вроде бы. Та боль – сильнейшая, скручивающая тело боль – могла быть... Но тогда почему, как он оказался в «Импале», если был в клинике?..
Это путалось, как непослушные верёвки вьются, словно змеи...
- Больше ничего. Конец! – развёл руками Джордж. – Ты не выходил за пределы клиники весь последний год.
Дин на миг закрыл глаза. Реальность дробилась под веками на мелкие острые осколки.
- Но где тогда Сэм? - он всё равно не понимал. Он не мог заставить себя осознать всё происходящее.
- У тебя никогда не было брата, Стив, - покачал головой Джордж.
- Но ведь ты тогда, - беспомощно протянул Дин. – Ты тогда сказал, что приучишь и Сэма к этой дряни, в тот день, когда я тебя избил. Разве не поэтому я на тебя набросился?!
Последняя ниточка, слишком тонкая, чтобы не поддаться силе этого острого воображаемого лезвия.
- Тогда ты просто хотел получить наркоту бесплатно, - безжалостно отрезал Джордж. – Я не знаю, кто такой Сэм, но...
- Я понял, - деревянным голосом прервал его Дин.
- У меня сейчас есть немного порошка, - начал парень, - если начнётся, после того...
- Давай сюда, - с неожиданной агрессией рявкнул Дин. – Ну же!
- Ладно, бери, всё равно тут сейчас с этим проблем нет... - Он положил на протянутую ладонь четыре или пять целлофановых шуршащих пакетиков. – Главное, не переборщи...
Но Дин его уже не слышал – он шёл, спотыкаясь, по дороге, которая вела к дому – бывшему, наверное – его образ сохранился в сознании, даже промелькнул пару раз в придуманной им реальности. Там, вроде бы, должны быть какие-то родители. Они, конечно, отправят его назад, но, по крайней мере, можно будет убедиться в отсутствии младшего заноза-в-заднице брата, Сэма, которого никогда не существовало по-настоящему.
6.
Далеко идти не пришлось – знакомые очертания дома рывками вырывались из липкой подступающей темноты. Те самые стены – и они сыграли свою роль в наложении реальностей, в перекрёсте, всё это сложилось в голове Дина, спаялось под воздействием наркотиков намертво, так что теперь и не разорвать.
Тот самый дом, в котором он, казалось, так давно выдумал для себя, что он – мифический охотник за нечистью (где только вычитал о таких?), что у него есть брат, именно здесь, где-то в мансарде под самой крышей он придумал целый мир для себя, чтобы убежать из этого. Тогда была сильная гроза, дом был пуст и неприветлив. Размытые тени метались по стенам в припадке воображаемого сумасшествия. Дом был пуст. Почему его родители, если они действительно существуют, бросили его тогда? Было неимоверно страшно, и порошок помог – расслабленное сознание вздохнуло свободнее, одним лёгким движением поправило перо на шляпе художника и решительно взялось за кисть. У маленького круглого чердачного окошка стоял мольберт. Кисть скользила по белому листу, оставляя синие и черные линии, которые складывались в голове Дина в целостную картину другого мира. Это было спасением, это было его собственной жизнью, где всё подчинялось его желаниям. Там был Джон – отец, которого не стало. Дин поморщился, вспоминая. Когда в больнице он лежал при смерти, почему он так отчаянно желал, чтобы произошло что-то страшное? Может быть, именно в этот момент в настоящем родители пришли к соглашению отправить сына в это жуткое место, где перемешаны злоба и отчаяние, и тошнотворный запах медикаментов? Поэтому он так ненавидел их, каким-то образом эта ненависть перешла на Джона – и он умер. Потому что так захотел Дин.
Имя. Ключ к душе человека. Сколько бы времени не прошло в этой реальности – год, два – старший Винчестер прожил в своём воображении целых двадцать шесть лет с именем Дин, оно вросло в его плоть, оно кровью пульсировало в венах, и немое безликое слово «Стивен» теперь мало что означало.
Сэм. И любовь, и боль, и ещё куча всякой чепухи и мелко порезанной бумаги, смешанной с серой ясностью осеннего неба.
Дом, наконец, был здесь целиком и полностью – в круге света фонаря. Слепые окна заколочены чуть подгнившими досками, крыльцо завалено прошлогодними листьями и влажными окурками. Четыре стеклянные ячейки двери заляпаны подсохшей грязью.
- Эй!! – вдохнув побольше воздуха, закричал Дин, хотя и понимал, что здесь давно никто не живёт. – Отзовитесь, чёрт побери!!!!
Эхо робко стукнуло внутри пустого мёртвого каркаса, тревожа застоявшийся воздух.
Дин поднялся по крыльцу, глядя на чёрное дерево двери, как будто кто-то давным-давно развёл здесь большой костёр, а потом хорошенько прибрал за собой, оставив только эти странные метки. Дверь совсем не казалась надёжной, поэтому выбить её одним ударом ноги не составило большого труда.
При беглом осмотре гостиной создавалось впечатление, что хозяева покидали своё место жительства в страшной спешке – вся мебель осталась на своих местах, пыльная и печальная. В камине ещё находились острые клиновидные бархатно-чёрные угли, словно всего пару часов назад люди готовили еду над этим ехидным, хитрым, живым огнём.
Дин прошёл по старому ковру, который гасил любой шум благодаря толщине ворса и степени загрязнённости.
Две лестницы вели на второй этаж, но лезть туда совсем не хотелось, особенно когда старший Винчестер увидел в самом углу коридора высокий – в потолок – шкаф с множеством полок, на которых поблескивали треснутыми стёклами маленькие и большие рамки с фотографиями. По правую сторону от шкафа висело прямоугольное зеркало с отломанным левым нижним углом. Осколки хрустели под ногами, как старые кости крыс в канализационных переходах, где обитал оборотень...
Позади Дина отражался тёмный коридор, так что его белое лицо как будто даже светилось нездоровой зеленью. От этого было немного жутко, но, глядя в зеркало, Дин отметил, что похож на Сэма – он вылепил его «по собственному образу и подобию». Было странно созерцать в куске стекла лицо человека, которого ты привык видеть рядом с собой, но не в себе самом. Это было странно и нелепо, словно кто-то нарисовал маску, закрыв ею истинное лицо Дина, поставил старшего Винчестера на табуретку, что бы он казался выше...
Вслепую протянув руку, Дин нашарил первую попавшуюся рамку и рукавом стёр пыльный слой. На фотографии была запечатлена супружеская пара – они стояли, тесно прижавшись друг к другу, женщина улыбалась, сложив руки на огромном круглом животе – месяц так пятый.
Мать его напоминала Элен, только намного младше. Такие же светло-каштановые волосы и строгие тёмные глаза. Но сейчас в её взгляде была доброта. Очень похоже. Всё-таки память не покидала его даже в моменты, когда в наркологической клинике отключали электричество, и питательная жидкость не проникала в его вены.
Его отец выглядел, как Бобби, который сбросил лет пять-шесть. Он старался выглядеть не слишком довольным жизнью, но у него это плохо получилось – солнце, подсвечивающее фотографию изнутри, стирало любые негативные эмоции на его лице свои пушистыми лучами.
Всё так причудливо переплелось – все эти прототипы, эти образы – они кочевали из одной реальности в другую, не обращая внимания на законы, на привычки... Лица родителей отпечатались на той самой глупой картинке, нарисованной размытыми акварельными красками, от которых бумага вздувалась пузырями.
Только его лица не было в созданной им реальности – он смял собственный образ, он выбросил свою фотографию в виртуальный мусорный ящик где-то в районе собственной печени.
Если бы чёртово тело не решило за разум – никакого побега из клиники бы не было, сейчас он точно так же покоился бы мёртвым грузом на своей больничной койке, без сознания, может быть, или же в этой мутной воде проклятой реальности, которую он ненавидел – всё одно. Мог бы перебороть боль стальных укусов игл, мог бы не обращать внимания на жидкость в венах, разбавляющую кровь. Мог бы навсегда погрузиться в созданный собственным воображением мир, мог умереть в этой клинике и даже не заметить этого – всё равно всё осталось бы на своих местах – и «Импала», и Сэм, и бесконечная дорога к постоянно отдаляющемуся горизонту...
Дин на миг зажмурился, чувствуя внезапную тошноту пополам с горечью в горле, где жгучая слюна мешалась с едким желудочным соком и неожиданными слезами. Он просто чувствовал себя раздавленной мухой, на которую опустилась карающая длань в виде туго свернутой утренней газеты. Ещё свежая типографская краска пачкала ладони. Тяжело облокотившись о старый шкаф, он постоял так несколько минут, стараясь усмирить бурю в желудке. Подошвы ботинок скользнули по влажному дереву, шкаф поехал в сторону, сталкиваясь с зеркалом, которое упало на пол, расколовшись ровно посередине. Старший Винчестер сполз вниз, сжимая ладонями голову, почти в голос умоляя, чтобы эта боль ушла.
На улице вздохнул вечерний ветер, шлёпнул по подсыхающим лужам, стукнул невидимыми пальцами в оконное стекло.
В каждом доме есть аптечка – маленький шкафчик, который висит на стене в ванной или кухне, с красным, малиновым или даже чёрным крестом на дверце. С защёлкой, ручкой, задвижкой. С полками, крючками или вообще без всего. Там люди сваливают в кучу бинты, вату и мерзко воняющие мази, похожие на застывающий гной. Туда они аккуратно укладывают белые кружки лейкопластыря и бутылочки с тёмно-коричневым йодом. Именно там хранят аспирин и градусники – несколько, на случай, если один разобьётся и серебристый ртутный шарик проворно укатится под кухонную раковину. О нём забудут, а он будет понемногу испаряться, отравляя жителей дома, свои едким дымком примешиваясь к воздуху, проникая в каждый уголок, используя для медленного захвата территории каждую щель. А потом начинаются необъяснимые недомогания, переходящие в серьёзный заболевания. Дом пустеет. Его считают проклятым, несчастливым или просто «плохим». Его бросают в одночасье.
Дин с трудом поднялся на ноги, чтобы дойти до ванной. Это было где-то здесь, совсем недалеко – он помнил это место, его образ порой проступал в вязком бреду. Шкафчик с крестом висел как раз над старой стиральной машинкой, представляющей собой круглую высокую коробку, словно уменьшенную копию какой-нибудь башни.
Здесь не было мазей или йода, только старая грязная марля, которая, словно паутина, свисала с угла чуть приоткрытой дверцы, высохшая зелёнка в маленьком бутыльке и несколько использованных шприцов с проржавевшими иглами.
Словно под гипнозом Дин протянул руку, пальцами сгребая всё в кучу, в грязный спутанный клубок, чувствуя тупые уколы гнутых игл. Это могло быть именно тем, чем нужно. В угле на полке валялся смятый коробок спичек. Ложку – стандартную, скучную, вероятно, украденную из больничной столовой, Дин обнаружил в кармане халата. Теперь кажется, всё.
За окном громыхнуло, и старший Винчестер невольно вздрогнул, вспоминая давние грозы, сверкающие молнии и прискорбный факт отсутствия громоотвода около его бывшего дома.
За окном громыхнуло и залилось слезами невнятного цвета небо.
Земля стала чёрной-чёрной, жидкой, она задышала, словно древнее болото или зыбучие пески пустыни. Это мёртвый дом не принимал Дина за своего, он равнодушно косился на старшего Винчестера разбитым зеркалом и гнутыми перилами лестниц. Чужак в доме! Прогоните его, вытолкните в этот ливень, пусть стоит там, как самый последний неудачник, и глотает эту кислотную воду с привкусом бензина.
Желудок, казалось, кишел изнутри муравьями, или червями... чем-то живым, пребывающим в постоянном и раздражающем движении.
В воображении возможно всё – даже отсутствие побочных действий наркотиков. Там никогда не плавило кости и мозг, там никогда не ударяло под колени обрубком стальной трубы. Этот кокон – оболочка, спасающая от всех бед, кроме слишком частой тошноты – её нет на самом деле. Не существует этого щита от бедствий, но тогда почему сознание обставило всё так, что Дин действительно поверил – его тело было слишком отдельно от всего остального, оно было ненужным грузом всегда – все эти годы. Он не может управлять своими руками с такой же лёгкостью, как манипулировать собственным разумом. Почему бы не...?
Это был уже не ливень – нет! Это был просто единый поток воды, не разделённый воздушными струями, не разбитый на острые стекловидные капли. Полупрозрачная хрустальная стена. Неровная, сбитая местами, проколотая насквозь ветвями деревьев и заострёнными концами досок покосившегося забора. Только ведь можно легко представить, что этого дождя нет – сейчас, именно в этот момент здесь, перед домом нет воды, нет грязи и луж. И дома тоже нет. Сейчас он, Дин, стоит посреди пустынной равнины, сжимая в руках старый шприцы с остатками кикой-то жидкости внутри их пластиковых ненадёжных тел. В одном даже плескалось немного рыжеватой крови.
Дом не желал сдаваться – грубо и бескомпромиссно возник за спиной враждебной громадой – вместе с чёртовым крыльцом и вернувшимся ливнем.
Старший Винчестер морщиться, но всё равно отмахивается от наступающих стен и похожей на огромный рот щели между ступенями. Он достаёт спички и ложку, набирает в неё немного грязноватой воды, ссыпает весь недавно полученный от Джорджа порошок, ожидая, когда тот спокойно осядет на металлическом дне. Затем чиркает спичкой, подогревая смесь... Деревянная палочка слишком быстро догорает, но Дин замечает это только после того, как тускнеющий синеватый огонёк впивается ему под ногти, оставляя полукруглую выемку на белой пластинке.
- Чёрт, - шипит старший Винчестер, но потом просто зажигает новую спичку.
Порошок растворяется, он тает в выемке ложки, превращая обычную дождевую воду в святую... Мозг на миг переключается на другое – святая вода – полезная штука! Но Дин резко осаждает самого себя.
У одного из шприцов игла более или менее прямая и совсем не такая ржавая, как у остальных. Всё лишнее летит на землю, в том числе и комья пыли, от которых ладони кажутся мыльными.
Сколько всякой гадости может собраться на этом крошечном кончике иглы после длительного хранения в совершенно неприемлемых условиях? А при условии, что этим шприцом уже когда-то пользовались?
Руки немного дрожали, когда Дин подцепил самым кончиком синеватую ороговевшую кожу в сгибе локтя – такое ощущение, что разрываешь на куске влажный пожелтевший от времени поролон. Его кожа – это чешуя крокодила, это старый ковролин в одном из номеров опостылевших мотелей, это гладкое покрытие сидений «Импалы»... Игла входит в плоть с трудом, цепляя мельчайшими рыжеватыми неровностями изнутри, отчего капли крови выступают так стремительно, что становится страшновато. Теперь надо просто впустить эту жидкость в своё тело – оно уже не сопротивляется, хотя Дин и осознаёт, что доза может быть слишком большой. Нет, даже не осознаёт – он просто надеется на это, верит всей душой, шепчёт про себя – пусть всё будет именно так, пусть не иначе!
Вода слишком холодная – вена на своём протяжении от запястья до лиловой области на миг проступает тёмно-синим, руку дёргает немного, пока это только проверка его собственной чувствительности – и чужеродная ледяная змейка начинает своё путешествие, прокрадываясь внутри предплечья, замирая на миг внутри плечевой мышцы, почти ощутимо прорываясь сквозь ткани.
Дин садится на чёрную влажную после дождя землю и закрывает глаза. И внезапно понимает, что именно сейчас – в этот момент – вокруг, везде, во всех уголках этого штата, этой страны зарождается первыми тёплыми порывами ветра весна. Именно сейчас раскрываются почки на деревьях, являя благостному солнечному свету блестящие зелёный листочки. Весна... Он никогда не обращал внимания на даты и дни – всё, что может быть важным для Дина Винчестера – это «погода назавтра» и «а где бы можно перекусить?» Только теперь весна заставила его разглядеть всё, что происходит – это зарождение новой жизни, на которую ему плевать. Его собственная принадлежит только ему, и Дин действительно знает, как распорядиться таким «богатством». Весна улыбается прямо ему в лицо, она смеётся весело и заразительно, она протягивает ему руки и предлагает радоваться вместе, только старший Винчестер отмахивается, чувствуя ладонью всю грязь этого времени года – льёт дождь, и всё вокруг похоже на растаявшую плитку горького шоколада.
Именно эта весна здесь отнимает все силы – уж слишком она прозрачно намекает, что беда одного человека ничтожна перед буйной радостью всего остального мира. А ещё – она похожа на больничную палату – чёрный вязкий пол, который словно качается при любой попытке добрести от койки до занавешенного окна. Она вспухает гигантскими пузырями и сопротивляется движению. Это бесцветное небо – белый больничный потолок. Эти шершавые стволы деревьев – непостоянные стены здания, о котором теперь и вспоминать-то не хочется. Это чёрно-белая весна, она хуже самой глухой, беспробудной и безнадёжной осени, она никогда рядом не стояла с холодной и чистой зимой, а что уж говорить о лете... Это монохромный кадр, который отпечатывается на сетчатке глаза и не даёт покоя по ночам, мешая спать. В тот раз – когда Дин впервые открыл глаза в комнате в наркологической клинике – тогда тоже была весна. Эта чёртова адская весна, такая же чёрно-белая, такая же беззаботно-равнодушная, такая же эгоистичная.
Чёрное, белое, и снова тёмная полоса... Старший Винчестер подтянул колени к груди, сворачиваясь в клубок, не обращая внимания на грязь, прилипшую к хлопковым штанинам брюк и обильно пропитавшую рукава халата. Это совсем не его одежда, и это не его забота – вообразить можно всё, что угодно – даже крутые джинсы от известной марки. Но нет: всё, что ему сейчас нужно – надёжная кожа привычной куртки, грубая, чуть вытертая ткань джинсов, массивные ботинки. Сэм. И никакой грязи. И никакой весны. Пусть уж лучше будет осень.
- Эй, парень, как ты? – прохрипел Дин, всё ещё чувствуя, как в лёгких хлюпает вода, словно внутрь него забралась огромная жаба, квакающая теперь без устали уныло и монотонно.
Сэм сел, кашляя, смахивая с лица прозрачные капли.
- Нормально, - снова натужный кашель. – Что с машиной?
«Импалу» вынесло на пологий берег недалеко от них – корпус сильно пострадал, но ничего такого, с чем Дин бы не справился, не было.
- Нам придётся её просушить, - усмехнувшись, ответил старший Винчестер, поднимаясь на ноги.
Ветер был холодным, осенним. Возможно, через некоторое время его тело найдут в старом саду у покинутого всеми дома – только всё будет здесь и сейчас так, как хочет он. Они починят машину, они отправятся в путь.
А полосатая, как зебра, весна пусть беснуется до изнеможения.
17 октября 2007
Автор:Reno
Фан-дом: Supernatural
Категория: slash, angst, drama
Рейтинг: NC-17
Персонажи/Пары: винцест
Предупреждения: 1)слова «да такого просто быть не может»» даже слышать не желаю. Как говориться – по авторскому хотению, по авторскому велению, гыы=)) – да будет так, потому что мой фик – что хочу, то и творю
2)остерегайтесь пафоса!
От автора: 1)это было долго из-за жуткой нехватки чёртового времени – это меня порядочно раздражало. Это было долго – но всё-таки закончилось. Диагноз – скрытая депрессия, постепенно перетекающая в хроническую форму. Хотя примерно после половины всего этого могу честно признаться – такого хорошего настроения у меня давно не было. Так что рассказ можно условно поделить на две части – первая написала в полном моральном сумраке, вторая же – в моральном просветлении
2)спасибо Чаку Поланику за вдохновение
3) не бечено – не имею привычки обращаться за помощью, к сожалению
«Жутковато себе представить, но получается, что они пялятся в монитор на себя, пялящихся в монитор на себя, пялящихся в монитор на себя, и так далее, полностью застряв в бесконечной петле зацикленной реальности...»
Ч. Поланик «Незримые твари»
Окончание 5.
Дин, что странно, толком не мог понять, какое время года вступило в данный момент в свои права. У них никогда не была календаря, хотя на экране сотовых телефонов порой мерцало белым непонятное сочетание мелких цифр, в которое он никогда не вглядывался. В самом деле – кого интересует, июль сейчас или октябрь, когда прямо на тебя прёт громадная танкообразная тварь, название которой так и крутится в голове после ночи, проведённой за пролистыванием отцовского дневника, но никак не может выбраться наружу в виде связных фраз. Получаются лишь короткие выкрики: «Сэм, справа!», «Осторожнее!», «Эй, подонок, я здесь!»...
Весна или осень? Начало зимы или её конец? Бред! Это никому сегодня не нужно. Зачем жить, считая дни, когда можно мчаться мимо них в «Импале»? Скучно жить по правилам. Бессмысленно следовать стереотипам. Совершенно неприемлимо говорить штампами. И считать недели собственной жизни – тоже. Дин уже забыл, когда у него день рождения и почти уверен, что и Сэм не помнит. Это когда-то, в каком-то месяце – даже сезон уже за гранью памяти, в какой-то странный день без названия... Они давно послали к чёрту проклятую привычку вычёркивать красным карандашом чёрные цифры в предвкушении праздника. Последний раз, когда Дин делал подобное, относился к такому далёкому прошлому, что даже думать об этом не хотелось.
В этой пустыне всё было серое и одинаковое – или это наркотически-остаточное утро подсунуло старшему Винчестеру чёрно-белую картинку чёткого разделения пространства линией горизонта?
Чёрный цвет машины был настоящим, глубоким и самым надёжным в этой странной местности. Сэм дремал, откинув голову назад, так что бугорок кадыка выступал сильнее, чем обычно, и хотелось коснуться этой открытой беззащитной кожи кончиком языка. Хотя – совмещать вождение и секс – самая плохая из всех когда-либо приходивших в голову Дина идей. Дорога слишком пуста и безопасна, но – кто знает, что может произойти.
Кто-то, кому было нечего делать, разделил серое асфальтовое полотно бесконечной ярко-белой линией – она тянется на мили прозрачного, не засорённого ни объектами, ни шумом, не излишком людей и машин пространства, кристального, как огранённый алмаз, чистого и песочно-серого. Сэм шумно выдыхает на повороте, возит длинными ногами, пытаясь устроиться поудобнее. Ничего не выходит, и он едва слышно ворчит сквозь плотно сжатые зубы, хотя глаз так и не открывает. Затем осторожно, почти не меняя позы, тянется рукой к защёлке ремня безопасности и освобождает собственное тело от эластичной полоски. Это не по правилам. Но Дин не собирается ничего говорить.
Сэм едва слышно сопит, похоже, заснув на этот раз по-настоящему. Его рот чуть приоткрыт, дыхание немного хриплое, и в уголке губ тянется тончайшая нить слюны.
Его открытая шея и ключица, которая видна из-за растянутого ворота футболки – прямой вызов.
Скучно производить усталым мозгом только правильные идеи. Поэтому старший Винчестер поворачивается, насколько ему позволяет гибкий кабель его позвоночника, ногой упираясь в основание ручки переключателя скоростей, придерживая рукой руль, подаётся вправо, проводя пальцем по щеке Сэма, чувствует сухую кожу. Гладя по волосам, он невероятным усилием дотягивается губами до шеи младшего Винчестера.
- Дин?.. – пробормотал тот в полусне, так что Дин решил, что отвечать совершенно необязательно.
Сэм чуть улыбнулся, съезжая на кресле немного ниже, так что его колени врезались в приборную доску, и в тот же момент тело Дина свело такой болезненной судорогой неизвестного происхождения, что у него даже слёзы на глазах выступили. Скрученное спиралью, оно отказывалось повиноваться. Удар прошёл от нерва в локте до коленной чашечки, вынуждая задержать дыхание. В пищеводе скопились пузырьки воздуха, отчего в грудной клетке заворочалась тяжёлым камнем боль. Старший Винчестер захрипел в тщетной попытке вдохнуть, но, казалось, кости его тела затрещали, а в лёгких засаднило, как при ожоге.
Сэм ещё улыбался, почти совсем незаметно, именно на этом переходе из сонного покоя в ярко выраженную тревогу, а Дин хотел бы закричать, но боль сковала его горло, его мозг – всё его существо. «Импала» недовольно скрипнула сцеплением, уводя чёрный блестящий корпус влево, к высокому металлическому каркасу моста через внезапно явившую свои ревущие на порогах воды реку. Наверное, это была одна из самых чистых рек Соединённых штатов в пустынном сером безмолвии этой странной неизвестности, может быть, она была настолько кристальной только на этом своём отрезке, безусловно, длинного пути, а где-нибудь в Висконсине на эти берега и в эту тёмную глубину сваливают кучи мусора, сливают нефтяные отходы и плюют с высоких каменистых склонов. И это затянутое тучами небо равнодушно смотрит в маслянистое зеркало реки большого города. Где-то в другом месте, а не здесь и сейчас, когда никак не удаётся разогнуть бунтующую спину, поставить внутренние органы на места, для них предназначенные, расставить мысли по местам в голове.
Во взгляде Сэма уже нет нерешительности. Именно сейчас он прекрасно знает, он уверен, что что-то не так.
- Эй, Дин... – тянет он тихо и как-то настороженно, уже совершенно проснувшись, но как будто ожидая подвоха, смеха старшего Винчестера и заявления о том, что всё было подстроено, всё было лишь шуткой – и этот неожиданный манёвр машины – тоже.
Не верится, не верится ему, что сейчас, всего через мгновение нос «Импалы» пробьёт эту, казалось бы, несокрушимую стальную перегородку, и всё рухнет в эту чистую-чистую воду, только вот на степень её чистоты всем уже до лампочки.
- Эй, Дин!! – теперь в его голосе нет никакого предвкушения развязки этого неудачного прикола, почему-то именно сейчас старший Винчестер хрипит, не в силах вымолвить ни слова, цепляясь за рукав куртки брата, растягивая губы в кривом подобии улыбки ужаса, которое может кого угодно шокировать – и принимает спиной удар о металлическое перекрытие, которое поддаются. Его бросает вперёд, вбок и снова на Сэма, по лбу течёт густая красная кровь, и младший Винчестер слышит, как разлетается боковое стекло и левая передняя фара. Лобовое стекло разъедают миллионы трещин, оно лопается со странным глухим звуком, словно полая тыква, которую со всей силы швырнули о бетонный пол погреба или заиндевелую землю пустого мёртвого поля... Боковое зеркало срезало, словно ножом, и искорёженный труп «Импалы» рухнул вниз, в блестящую глубину.
Сэм видел это, но не мог поверить в происходящее. Дин не мог видеть этого, но страх на лице брата говорил сам за себя, да и этот странный волнистый влажный отблеск на его лице... Боль в теле немного отпустила, уступая место огненной каше в раненой голове.
Что чувствует человек, которого хоронят заживо? Наверное, именно это – когда уши закладывает от шума хлынувшей в салон машины воды, металл тянет на самое дно, а потом куда-то в сторону, тащит по камням дна, так что от скрежета передёргивает, и ноют зубы.
Что чувствует тот, кого хоронят заживо? Эту агонию, этот страх, когда вода ледяная вода обволакивает, льётся в глаза и рот, жестоко лишая возможности выбраться на поверхность. Дверь должна быть где-то слева, она там – да, только вот эти осколки продирают кожу куртки, они впиваются пониже локтя, они скалят свои неровные обломанные зубы, они не желают поддаваться давлению ладони Дина, а просто жалят его раз за разом, расширяя раны, вгрызаясь в человеческое мясо.
Сэм пытается что-то сказать, но слова теперь – лишь пузыри так понапрасну растрачиваемого драгоценного воздуха. Кипит, словно над огнём маленькой переносной печки, но вода почти не передаёт звук, она гасит его, поглощает.
- Не трать кислород! – что есть силы орёт Дин, понимая всего мгновение спустя, что занимается именно этим.
Им надо было бы выучить язык для немых – они ведь знают кодировку времени, даты и места, Джон учил их давно, так почему бы им не общаться без помощи голоса?
Искалеченный каркас «Импалы» швырнуло резко, впечатывая в камень, окрашивая воду внутри салона в бледно-красный: потревоженная рана на затылке Дина дала новую порцию крови.
Что же чувствует он – человек, которого хоронят заживо?
Наверное, что-то схожее с ощущением, когда вода пропитывает лёгкие, когда вода наполняет тело, как стеклянную бутыль, и тянет, тянет вниз. Мышь в клетке – два человека в стальном коробе мечутся, дёргаясь в последних судорогах, глотая чистую-чистую воду, и жидкость булькает в черепе внутри головы.
***
- Эй, парень!
Громкий голос понемногу привёл в чувство.
Дин почувствовал, что всё в состоянии дышать, значит – ещё жив. Nonsense! Он и не мог умереть! Он не умер, он просто провалялся час, день, два без сознания, пока тело его приводило себя в порядок, пока мозг восстанавливал ткани и клетки, позволяя сознанию прийти в себя.
- Хэй, ты сдох там совсем, что ли?
Это прозвучало не слишком вежливо – но до самой остроты реалистично. Вряд ли рай или ад встретили бы его такими словами. Он жив. Он ведь всё ещё жив?
Над головой – тусклое почти бесцветное небо, которое застыло неподвижно, словно мутный кисель или желатин, растворённый в воде, или грязноватая илистая вода, или ещё что-нибудь, о чём сейчас вовсе не хотелось думать.
В глазах немного двоится, но от этого прохладное ощущение реальности только крепнет.
- Сэм... – язык, голосовые связки, лёгкие – всё подчиняется хозяйской воле, и это не может не радовать.
- Что ты там бормочешь?
Человек, наконец, возник в поле зрения старшего Винчестера – оказывается, этот парень был намного младше Дина, лет девятнадцать-двадцать – не больше. Знакомое лицо. Он был высоким, совсем, как Сэм, и старший Винчестер был готов поспорить, что стоит ему подняться, как он вновь ощутил, как внутри дрожит и бьётся в непонятном волнении сердце, когда у него снова будет возможность положить подбородок на плечо младшего Винчестер и стоять так целую вечность.
- Майкл? Что ты здесь делаешь? – отрешённо и неожиданно для самого себя спросил Дин, только сейчас понимая, что сидит, прислонившись спиной к потёртому дереву стены какого-то сарая. – И где Сэм?
Парень пристально смотрел на него. Пристально, с этим чёртовым узнавание во взгляде.
- Какого ещё Сэма, Стивен?
Дин потряс головой, понимая, что ещё мгновение – и его раздражение перельётся через край.
- Сэм, мой брат, чёрт тебя побери! И я тебе никакой не Стив!! Меня зовут Дин.
Майкл – или как там его – пожал плечами, улыбаясь неуверенно и криво.
- А я тебе никакой не Майкл, - тихо проговорил он минуту молчания спустя. – Стив, ты что, не помнишь меня? Я Джордж, мы учились вместе в одной школе, год назад. И ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат.
- Нет, Майкл, - нахмурившись, проговорил старший Винчестер. – Ведь тебя звали именно так, я помню, не может быть, чтобы не так...
Его речь перешла в невнятное бормотание.
- Стив, не мели чепухи, - покачал головой не - Майкл. – Я готов поклясться, ты уже успел наглотаться колёс с тех пор, как сбежал из наркологической клиники...
Дин почти не слушал его. Они с Сэмом были в «Импале», они ехали прочь от того старого «отеля», он наклонился, чтобы поцеловать его, он почувствовал боль, которой ещё никогда не испытывал, машину повело в сторону, и они упали в чёртову реку, а потом – кругом вода, покорёженный металл и кровь. Его рана!
Старший Винчестер с трудом поднял руку, дотрагиваясь до затылка, ожидая взрыва в голове, но ничего не произошло. Пальцы коснулись чуть отросших волос, но – ни засохшей кровяной корки, ни рваных краёв раны с клочьями кожи.
Вода залилась в самые лёгкое – и дальше просто пустота. Длинная, как вечность, она всё-таки закончилась осознанием этого окружающего его сейчас мира, где Майкл притворяется Джорджем, а Дина зовёт Стивеном.
- Что, забыл уже, как скупал у меня наркоту? Забыл, как избил меня из-за жалких пакетиков с дурью?!
Эти слова эхом отозвались в голове. Дин точно помнил, парня звали Майкл, никак иначе.
- Я был с Сэмом, в той машине, где нас нашли – кто? – спасатели, какие-то одинокие путники, другие охотники?
- Машина... – протянул Майкл – Джордж. – Тебе отец отдал свою старую тачку?
Либо это было непроходимой тупостью, либо Дин чего-то не понимал. Машинально покачав головой, он вздохнул, позволяя мыслям сложиться в подобие паззла, правильного, дающего целостную картину.
-Расскажи всё, что знаешь обо мне, - жёстко сказал он, поднимаясь на ноги так резко, что Майкл отпрянул от неожиданности. – Не смотри на меня, как на выжившего из ума. Просто расскажи.
Это было не таким уж и лёгким занятием – объяснять что-то человеку, который явно не в себе – бледный, глаза горят, этот дикий взгляд...
- Я не могу рассказать всё, - осторожно начал Джордж, Майкл или кто-то другой. – Я сам не так уж много знаю. Знаком с тобой последние года два...
Дин никак не отреагировал: всё из-за нового шокирующего открытия – оказывается, он почему-то стал гораздо выше, чем должен быть. От этого восприятие окружающего мира изменилось столь сильно, что сознание не выдерживало информационную нагрузку – усыпанная гниющими листьями земля была далеко, слишком далеко. В руках заболело. Тело было не слишком накаченным, явно не таким, к которому привык старший Винчестер. Одет он был в нелепую больничную пижаму тёмно-синего цвета, в разношенные тапки и махровый халат поверх с громадным капюшоном. Небо стало ближе. Или только кажется?
- Ты слушаешь? – прервался Джордж.
- А? Конечно.
- Были вместе в школе последний год, прошлый, вместе курили траву и порошки нюхали – до того момента, пока не подрались.
Да, тот случай Дин помнил хорошо.
- Потом я тебя ни разу не видел. Говорили, будто родители упекли тебя в наркологическую клинику...
- Родители? – это слово было непривычным, в первую очередь из-за своей невообразимой формы множественного числа. У Дина не могло быть «родителей», у них с Сэмом был отец. Который умер.
Джордж кивнул.
- Миссис Хард сказала так на совете в школе – что больше ты не будешь никуда ходить, что ты отправлен в какой-то реабилитационный центр.
- Наркоман, значит, - усмехнулся старший Винчестер. – А знаешь, я ведь могу тебя здесь и прирезать, чтобы ты не разболтал всем о том, что видел меня...
Дин сам ужаснулся этих слов – они вырвались помимо воли, но сейчас не мог ничего изменить.
Джордж отступил на шаг, но, похоже, не был слишком испуган.
- Ты идиот, - проговорил он, засовывая руки глубоко в карманы. – Ты сбежал день-два назад. Выдрал трубки с лекарствами и обезболивающим из своих вен – готов поспорить, дыры в плоти ещё не зажили.
Дин коснулся ладонью сгиба локтя. Затем торопливо закатал махровый рукав. Кожа там была синяя, тёмная, словно омертвевшая – многочисленные следы от медицинских игл россыпью красноватых точек пятнали кожу. Некоторые из них были похожи на мелкие язвы.
Майкл поморщился, созерцая это малоприятное зрелище, потом не выдержал и отвернулся.
- Неужели, тебя до сих пор не ломало, парень? – поинтересовался он, пиная мелкий камень, который стукнул по стене сарая, гулко отдаваясь эхом внутри. – Неужели, не чувствовал этого? Такой резкий переход от медикаментозной поддержки к полной свободе.
Это было похоже на правду. Вроде бы. Та боль – сильнейшая, скручивающая тело боль – могла быть... Но тогда почему, как он оказался в «Импале», если был в клинике?..
Это путалось, как непослушные верёвки вьются, словно змеи...
- Больше ничего. Конец! – развёл руками Джордж. – Ты не выходил за пределы клиники весь последний год.
Дин на миг закрыл глаза. Реальность дробилась под веками на мелкие острые осколки.
- Но где тогда Сэм? - он всё равно не понимал. Он не мог заставить себя осознать всё происходящее.
- У тебя никогда не было брата, Стив, - покачал головой Джордж.
- Но ведь ты тогда, - беспомощно протянул Дин. – Ты тогда сказал, что приучишь и Сэма к этой дряни, в тот день, когда я тебя избил. Разве не поэтому я на тебя набросился?!
Последняя ниточка, слишком тонкая, чтобы не поддаться силе этого острого воображаемого лезвия.
- Тогда ты просто хотел получить наркоту бесплатно, - безжалостно отрезал Джордж. – Я не знаю, кто такой Сэм, но...
- Я понял, - деревянным голосом прервал его Дин.
- У меня сейчас есть немного порошка, - начал парень, - если начнётся, после того...
- Давай сюда, - с неожиданной агрессией рявкнул Дин. – Ну же!
- Ладно, бери, всё равно тут сейчас с этим проблем нет... - Он положил на протянутую ладонь четыре или пять целлофановых шуршащих пакетиков. – Главное, не переборщи...
Но Дин его уже не слышал – он шёл, спотыкаясь, по дороге, которая вела к дому – бывшему, наверное – его образ сохранился в сознании, даже промелькнул пару раз в придуманной им реальности. Там, вроде бы, должны быть какие-то родители. Они, конечно, отправят его назад, но, по крайней мере, можно будет убедиться в отсутствии младшего заноза-в-заднице брата, Сэма, которого никогда не существовало по-настоящему.
6.
Далеко идти не пришлось – знакомые очертания дома рывками вырывались из липкой подступающей темноты. Те самые стены – и они сыграли свою роль в наложении реальностей, в перекрёсте, всё это сложилось в голове Дина, спаялось под воздействием наркотиков намертво, так что теперь и не разорвать.
Тот самый дом, в котором он, казалось, так давно выдумал для себя, что он – мифический охотник за нечистью (где только вычитал о таких?), что у него есть брат, именно здесь, где-то в мансарде под самой крышей он придумал целый мир для себя, чтобы убежать из этого. Тогда была сильная гроза, дом был пуст и неприветлив. Размытые тени метались по стенам в припадке воображаемого сумасшествия. Дом был пуст. Почему его родители, если они действительно существуют, бросили его тогда? Было неимоверно страшно, и порошок помог – расслабленное сознание вздохнуло свободнее, одним лёгким движением поправило перо на шляпе художника и решительно взялось за кисть. У маленького круглого чердачного окошка стоял мольберт. Кисть скользила по белому листу, оставляя синие и черные линии, которые складывались в голове Дина в целостную картину другого мира. Это было спасением, это было его собственной жизнью, где всё подчинялось его желаниям. Там был Джон – отец, которого не стало. Дин поморщился, вспоминая. Когда в больнице он лежал при смерти, почему он так отчаянно желал, чтобы произошло что-то страшное? Может быть, именно в этот момент в настоящем родители пришли к соглашению отправить сына в это жуткое место, где перемешаны злоба и отчаяние, и тошнотворный запах медикаментов? Поэтому он так ненавидел их, каким-то образом эта ненависть перешла на Джона – и он умер. Потому что так захотел Дин.
Имя. Ключ к душе человека. Сколько бы времени не прошло в этой реальности – год, два – старший Винчестер прожил в своём воображении целых двадцать шесть лет с именем Дин, оно вросло в его плоть, оно кровью пульсировало в венах, и немое безликое слово «Стивен» теперь мало что означало.
Сэм. И любовь, и боль, и ещё куча всякой чепухи и мелко порезанной бумаги, смешанной с серой ясностью осеннего неба.
Дом, наконец, был здесь целиком и полностью – в круге света фонаря. Слепые окна заколочены чуть подгнившими досками, крыльцо завалено прошлогодними листьями и влажными окурками. Четыре стеклянные ячейки двери заляпаны подсохшей грязью.
- Эй!! – вдохнув побольше воздуха, закричал Дин, хотя и понимал, что здесь давно никто не живёт. – Отзовитесь, чёрт побери!!!!
Эхо робко стукнуло внутри пустого мёртвого каркаса, тревожа застоявшийся воздух.
Дин поднялся по крыльцу, глядя на чёрное дерево двери, как будто кто-то давным-давно развёл здесь большой костёр, а потом хорошенько прибрал за собой, оставив только эти странные метки. Дверь совсем не казалась надёжной, поэтому выбить её одним ударом ноги не составило большого труда.
При беглом осмотре гостиной создавалось впечатление, что хозяева покидали своё место жительства в страшной спешке – вся мебель осталась на своих местах, пыльная и печальная. В камине ещё находились острые клиновидные бархатно-чёрные угли, словно всего пару часов назад люди готовили еду над этим ехидным, хитрым, живым огнём.
Дин прошёл по старому ковру, который гасил любой шум благодаря толщине ворса и степени загрязнённости.
Две лестницы вели на второй этаж, но лезть туда совсем не хотелось, особенно когда старший Винчестер увидел в самом углу коридора высокий – в потолок – шкаф с множеством полок, на которых поблескивали треснутыми стёклами маленькие и большие рамки с фотографиями. По правую сторону от шкафа висело прямоугольное зеркало с отломанным левым нижним углом. Осколки хрустели под ногами, как старые кости крыс в канализационных переходах, где обитал оборотень...
Позади Дина отражался тёмный коридор, так что его белое лицо как будто даже светилось нездоровой зеленью. От этого было немного жутко, но, глядя в зеркало, Дин отметил, что похож на Сэма – он вылепил его «по собственному образу и подобию». Было странно созерцать в куске стекла лицо человека, которого ты привык видеть рядом с собой, но не в себе самом. Это было странно и нелепо, словно кто-то нарисовал маску, закрыв ею истинное лицо Дина, поставил старшего Винчестера на табуретку, что бы он казался выше...
Вслепую протянув руку, Дин нашарил первую попавшуюся рамку и рукавом стёр пыльный слой. На фотографии была запечатлена супружеская пара – они стояли, тесно прижавшись друг к другу, женщина улыбалась, сложив руки на огромном круглом животе – месяц так пятый.
Мать его напоминала Элен, только намного младше. Такие же светло-каштановые волосы и строгие тёмные глаза. Но сейчас в её взгляде была доброта. Очень похоже. Всё-таки память не покидала его даже в моменты, когда в наркологической клинике отключали электричество, и питательная жидкость не проникала в его вены.
Его отец выглядел, как Бобби, который сбросил лет пять-шесть. Он старался выглядеть не слишком довольным жизнью, но у него это плохо получилось – солнце, подсвечивающее фотографию изнутри, стирало любые негативные эмоции на его лице свои пушистыми лучами.
Всё так причудливо переплелось – все эти прототипы, эти образы – они кочевали из одной реальности в другую, не обращая внимания на законы, на привычки... Лица родителей отпечатались на той самой глупой картинке, нарисованной размытыми акварельными красками, от которых бумага вздувалась пузырями.
Только его лица не было в созданной им реальности – он смял собственный образ, он выбросил свою фотографию в виртуальный мусорный ящик где-то в районе собственной печени.
Если бы чёртово тело не решило за разум – никакого побега из клиники бы не было, сейчас он точно так же покоился бы мёртвым грузом на своей больничной койке, без сознания, может быть, или же в этой мутной воде проклятой реальности, которую он ненавидел – всё одно. Мог бы перебороть боль стальных укусов игл, мог бы не обращать внимания на жидкость в венах, разбавляющую кровь. Мог бы навсегда погрузиться в созданный собственным воображением мир, мог умереть в этой клинике и даже не заметить этого – всё равно всё осталось бы на своих местах – и «Импала», и Сэм, и бесконечная дорога к постоянно отдаляющемуся горизонту...
Дин на миг зажмурился, чувствуя внезапную тошноту пополам с горечью в горле, где жгучая слюна мешалась с едким желудочным соком и неожиданными слезами. Он просто чувствовал себя раздавленной мухой, на которую опустилась карающая длань в виде туго свернутой утренней газеты. Ещё свежая типографская краска пачкала ладони. Тяжело облокотившись о старый шкаф, он постоял так несколько минут, стараясь усмирить бурю в желудке. Подошвы ботинок скользнули по влажному дереву, шкаф поехал в сторону, сталкиваясь с зеркалом, которое упало на пол, расколовшись ровно посередине. Старший Винчестер сполз вниз, сжимая ладонями голову, почти в голос умоляя, чтобы эта боль ушла.
На улице вздохнул вечерний ветер, шлёпнул по подсыхающим лужам, стукнул невидимыми пальцами в оконное стекло.
В каждом доме есть аптечка – маленький шкафчик, который висит на стене в ванной или кухне, с красным, малиновым или даже чёрным крестом на дверце. С защёлкой, ручкой, задвижкой. С полками, крючками или вообще без всего. Там люди сваливают в кучу бинты, вату и мерзко воняющие мази, похожие на застывающий гной. Туда они аккуратно укладывают белые кружки лейкопластыря и бутылочки с тёмно-коричневым йодом. Именно там хранят аспирин и градусники – несколько, на случай, если один разобьётся и серебристый ртутный шарик проворно укатится под кухонную раковину. О нём забудут, а он будет понемногу испаряться, отравляя жителей дома, свои едким дымком примешиваясь к воздуху, проникая в каждый уголок, используя для медленного захвата территории каждую щель. А потом начинаются необъяснимые недомогания, переходящие в серьёзный заболевания. Дом пустеет. Его считают проклятым, несчастливым или просто «плохим». Его бросают в одночасье.
Дин с трудом поднялся на ноги, чтобы дойти до ванной. Это было где-то здесь, совсем недалеко – он помнил это место, его образ порой проступал в вязком бреду. Шкафчик с крестом висел как раз над старой стиральной машинкой, представляющей собой круглую высокую коробку, словно уменьшенную копию какой-нибудь башни.
Здесь не было мазей или йода, только старая грязная марля, которая, словно паутина, свисала с угла чуть приоткрытой дверцы, высохшая зелёнка в маленьком бутыльке и несколько использованных шприцов с проржавевшими иглами.
Словно под гипнозом Дин протянул руку, пальцами сгребая всё в кучу, в грязный спутанный клубок, чувствуя тупые уколы гнутых игл. Это могло быть именно тем, чем нужно. В угле на полке валялся смятый коробок спичек. Ложку – стандартную, скучную, вероятно, украденную из больничной столовой, Дин обнаружил в кармане халата. Теперь кажется, всё.
За окном громыхнуло, и старший Винчестер невольно вздрогнул, вспоминая давние грозы, сверкающие молнии и прискорбный факт отсутствия громоотвода около его бывшего дома.
За окном громыхнуло и залилось слезами невнятного цвета небо.
Земля стала чёрной-чёрной, жидкой, она задышала, словно древнее болото или зыбучие пески пустыни. Это мёртвый дом не принимал Дина за своего, он равнодушно косился на старшего Винчестера разбитым зеркалом и гнутыми перилами лестниц. Чужак в доме! Прогоните его, вытолкните в этот ливень, пусть стоит там, как самый последний неудачник, и глотает эту кислотную воду с привкусом бензина.
Желудок, казалось, кишел изнутри муравьями, или червями... чем-то живым, пребывающим в постоянном и раздражающем движении.
В воображении возможно всё – даже отсутствие побочных действий наркотиков. Там никогда не плавило кости и мозг, там никогда не ударяло под колени обрубком стальной трубы. Этот кокон – оболочка, спасающая от всех бед, кроме слишком частой тошноты – её нет на самом деле. Не существует этого щита от бедствий, но тогда почему сознание обставило всё так, что Дин действительно поверил – его тело было слишком отдельно от всего остального, оно было ненужным грузом всегда – все эти годы. Он не может управлять своими руками с такой же лёгкостью, как манипулировать собственным разумом. Почему бы не...?
Это был уже не ливень – нет! Это был просто единый поток воды, не разделённый воздушными струями, не разбитый на острые стекловидные капли. Полупрозрачная хрустальная стена. Неровная, сбитая местами, проколотая насквозь ветвями деревьев и заострёнными концами досок покосившегося забора. Только ведь можно легко представить, что этого дождя нет – сейчас, именно в этот момент здесь, перед домом нет воды, нет грязи и луж. И дома тоже нет. Сейчас он, Дин, стоит посреди пустынной равнины, сжимая в руках старый шприцы с остатками кикой-то жидкости внутри их пластиковых ненадёжных тел. В одном даже плескалось немного рыжеватой крови.
Дом не желал сдаваться – грубо и бескомпромиссно возник за спиной враждебной громадой – вместе с чёртовым крыльцом и вернувшимся ливнем.
Старший Винчестер морщиться, но всё равно отмахивается от наступающих стен и похожей на огромный рот щели между ступенями. Он достаёт спички и ложку, набирает в неё немного грязноватой воды, ссыпает весь недавно полученный от Джорджа порошок, ожидая, когда тот спокойно осядет на металлическом дне. Затем чиркает спичкой, подогревая смесь... Деревянная палочка слишком быстро догорает, но Дин замечает это только после того, как тускнеющий синеватый огонёк впивается ему под ногти, оставляя полукруглую выемку на белой пластинке.
- Чёрт, - шипит старший Винчестер, но потом просто зажигает новую спичку.
Порошок растворяется, он тает в выемке ложки, превращая обычную дождевую воду в святую... Мозг на миг переключается на другое – святая вода – полезная штука! Но Дин резко осаждает самого себя.
У одного из шприцов игла более или менее прямая и совсем не такая ржавая, как у остальных. Всё лишнее летит на землю, в том числе и комья пыли, от которых ладони кажутся мыльными.
Сколько всякой гадости может собраться на этом крошечном кончике иглы после длительного хранения в совершенно неприемлемых условиях? А при условии, что этим шприцом уже когда-то пользовались?
Руки немного дрожали, когда Дин подцепил самым кончиком синеватую ороговевшую кожу в сгибе локтя – такое ощущение, что разрываешь на куске влажный пожелтевший от времени поролон. Его кожа – это чешуя крокодила, это старый ковролин в одном из номеров опостылевших мотелей, это гладкое покрытие сидений «Импалы»... Игла входит в плоть с трудом, цепляя мельчайшими рыжеватыми неровностями изнутри, отчего капли крови выступают так стремительно, что становится страшновато. Теперь надо просто впустить эту жидкость в своё тело – оно уже не сопротивляется, хотя Дин и осознаёт, что доза может быть слишком большой. Нет, даже не осознаёт – он просто надеется на это, верит всей душой, шепчёт про себя – пусть всё будет именно так, пусть не иначе!
Вода слишком холодная – вена на своём протяжении от запястья до лиловой области на миг проступает тёмно-синим, руку дёргает немного, пока это только проверка его собственной чувствительности – и чужеродная ледяная змейка начинает своё путешествие, прокрадываясь внутри предплечья, замирая на миг внутри плечевой мышцы, почти ощутимо прорываясь сквозь ткани.
Дин садится на чёрную влажную после дождя землю и закрывает глаза. И внезапно понимает, что именно сейчас – в этот момент – вокруг, везде, во всех уголках этого штата, этой страны зарождается первыми тёплыми порывами ветра весна. Именно сейчас раскрываются почки на деревьях, являя благостному солнечному свету блестящие зелёный листочки. Весна... Он никогда не обращал внимания на даты и дни – всё, что может быть важным для Дина Винчестера – это «погода назавтра» и «а где бы можно перекусить?» Только теперь весна заставила его разглядеть всё, что происходит – это зарождение новой жизни, на которую ему плевать. Его собственная принадлежит только ему, и Дин действительно знает, как распорядиться таким «богатством». Весна улыбается прямо ему в лицо, она смеётся весело и заразительно, она протягивает ему руки и предлагает радоваться вместе, только старший Винчестер отмахивается, чувствуя ладонью всю грязь этого времени года – льёт дождь, и всё вокруг похоже на растаявшую плитку горького шоколада.
Именно эта весна здесь отнимает все силы – уж слишком она прозрачно намекает, что беда одного человека ничтожна перед буйной радостью всего остального мира. А ещё – она похожа на больничную палату – чёрный вязкий пол, который словно качается при любой попытке добрести от койки до занавешенного окна. Она вспухает гигантскими пузырями и сопротивляется движению. Это бесцветное небо – белый больничный потолок. Эти шершавые стволы деревьев – непостоянные стены здания, о котором теперь и вспоминать-то не хочется. Это чёрно-белая весна, она хуже самой глухой, беспробудной и безнадёжной осени, она никогда рядом не стояла с холодной и чистой зимой, а что уж говорить о лете... Это монохромный кадр, который отпечатывается на сетчатке глаза и не даёт покоя по ночам, мешая спать. В тот раз – когда Дин впервые открыл глаза в комнате в наркологической клинике – тогда тоже была весна. Эта чёртова адская весна, такая же чёрно-белая, такая же беззаботно-равнодушная, такая же эгоистичная.
Чёрное, белое, и снова тёмная полоса... Старший Винчестер подтянул колени к груди, сворачиваясь в клубок, не обращая внимания на грязь, прилипшую к хлопковым штанинам брюк и обильно пропитавшую рукава халата. Это совсем не его одежда, и это не его забота – вообразить можно всё, что угодно – даже крутые джинсы от известной марки. Но нет: всё, что ему сейчас нужно – надёжная кожа привычной куртки, грубая, чуть вытертая ткань джинсов, массивные ботинки. Сэм. И никакой грязи. И никакой весны. Пусть уж лучше будет осень.
- Эй, парень, как ты? – прохрипел Дин, всё ещё чувствуя, как в лёгких хлюпает вода, словно внутрь него забралась огромная жаба, квакающая теперь без устали уныло и монотонно.
Сэм сел, кашляя, смахивая с лица прозрачные капли.
- Нормально, - снова натужный кашель. – Что с машиной?
«Импалу» вынесло на пологий берег недалеко от них – корпус сильно пострадал, но ничего такого, с чем Дин бы не справился, не было.
- Нам придётся её просушить, - усмехнувшись, ответил старший Винчестер, поднимаясь на ноги.
Ветер был холодным, осенним. Возможно, через некоторое время его тело найдут в старом саду у покинутого всеми дома – только всё будет здесь и сейчас так, как хочет он. Они починят машину, они отправятся в путь.
А полосатая, как зебра, весна пусть беснуется до изнеможения.
17 октября 2007
@темы: Фанфикшн, Супернатуралы
-
-
17.10.2007 в 21:59*выдохнула*
-
-
17.10.2007 в 22:04-
-
17.10.2007 в 23:37А еще мне в последнее время все больше нравиться AU. У тебя оно получилось очень и очень превосходное. На такую концовку я не рассчитывала, ты прям, как Хичкок, такая непредсказуемая развязка у фика. Хотя назвать это фиком язык не поворачивается, это слишком серо для этого произведения- шедевр, я это сказала раньше и не ошиблась.
А еще самое смешное, что у меня есть недописанный фик, где Дин - наркоман, и сейчас я просто безумно рада, что его не дописала. Потому, что так описать все искаженное восприятие человека находящего под кайфом, можешь только ты.
А НЦ сцена, это вообще что-то невообразимое, я просто не знала, как реагировать, так подробно и откровенно, что временами даже немного подташнивало. Это чувство меня преследовало весь фик. Это не оттого , что мне не понравилось, просто такая атмосфера всей этой жути, какая-то виртуальная реальность и вся эта неприглядная действительность, с рвотой, желчью и т.п. Было ощущение, как от просмотра фильма " На игле", с одной стороны весело, с другой жутко , с третьей противно, с четвертой интересно.
Блин, я еще долго буду разглагольствовать, если меня не остановить)). Поэтому заканчиваю.
Теперь я понимаю, почему ты так долго писала этот фик и старалась не отвлекаться. То, что ты сотворила, просто потрясает и я до сих пор под впечатлением.
Спасибо родная за это чудо и за то, что ты есть!!!!!!!
-
-
18.10.2007 в 05:23ну, это ведь как сказать=)) Сэма по моей теории вообще никогда не существовало, Дин - в реальности Стивен - умер, хотя его сознание всё-таки нарисовало себе всё ещё раз... короче, духовно они точно живы=)
Гость
да, я садистка. моральная. и вообще=)) не знаю, что на меня так влияет - книги, пожалуй, да и всё. людей, которые бы толкали меня на написание подобного, вокруг меня нет, поскольку вряд ли бы они поняли, что у меня слегка мозги повёнуты=)
с депрессией стараюсь бороться и даже поняла, что всё из-за универа - просто учиться не могу=) а ещё иногда бывает состояние - не хочется ничего. а, ладно, когда-нибудь пройдёт=)
спасибо огромное за отзыв=) Удачи и хорошего настроения!
daka
основной ответ оставила на сайте, но поблагодарю ещё тысячу раз=)) спасибо ! спасибо! ( и так ещё 998 раз=)))) не забывай меня, заходи в гости=))
-
-
18.10.2007 в 05:25-
-
18.10.2007 в 05:28буду ждать твоего отзыва=)
я других братиков не забросила, просто мне надо вдохновение, что бы и про них написать... а оно-вдохновение-где-то ходит, далеко отсюда=))
-
-
18.10.2007 в 23:17-
-
18.10.2007 в 23:44-
-
19.10.2007 в 01:04Конечно не забуду))))). Как же, этого не будет никогда)). Ты только побольше радуй меня своим творчеством)))))). И про чибиков больше пиши( я от тебя не отстану))).
Я тебя обажаю!!!!!!!!!!
-
-
19.10.2007 в 19:38знаю, что прозвучит глупо=) - никогда не смотрела Баффи. нет, конечно, слышала, но не смотрела=)) знаю, что оптимизмом не белщу - хотя вот следующий фанф точно будет лёгким и немного уморным=))
Leks
я рада тебе=)) и буду ждать отзыва=) на английском читаю, если не сильно закручен литературный язык. просто это пока сложновато для меня. а если средний уровень - то пожалуйста, могу даже перевести. у меня вот сейчас в планах перевод одного фанфика - он депрессивный, но мне понравился
daka
оо, это приятно=)) насчёт чибиков - пока не обещаю, но через некоторое время точно будет J2 =)) надеюсь, ты не разочаруешься+)
-
-
20.10.2007 в 20:47Почему спрашивала насчет английского. Время от времени попадаються хорошие вещи на английском, могу порекомендовать чего-нибудь для вдохновения. Leks
-
-
21.10.2007 в 18:26да, такого быть не может=)) но я сделала так, чтобы это произошло - пусть даже и в моём воображении. надеюсь, никому и никогда такого не доведётся испытать. буду пытаться вернуться в оптимистичность, хотя иногда это хреново выходит. сейчас начала один довольно-таки оптимистичный (пока=))) фик - думаю, продержусь до конца=)) спасибо за отзыв!
-
-
22.10.2007 в 13:06Фик такой ммм...тяжелый. Напомнил мне "Реквием по мечте". Мммм....
Но мне понравилось, очень!!
и рпс твой новый тоже))) Хотя я мало читала рпс, но всё же люблю эту парочку. А всё из-за одного потрясающего фика про колледж.
Вот бы Крипке что-нить подобное снял
-
-
22.10.2007 в 18:13да я вот уже тоже поняла, что этот фик вышел уж совсем чёрным=) теперь стремлюсь к позитиву=)) я по SPN вообще редко RPS пишу, а тут вдруг захотелось опять=) спасибо, что прочла!
-
-
22.10.2007 в 18:49-
-
23.10.2007 в 05:33спасибо=)) надеюсь, не сильно подпортила этим фиком тебе настроение=)
-
-
25.03.2008 в 20:22-
-
28.03.2008 в 18:20Спасибо! Трудно сказать... возможно, Sirius Sol а, вот, вспомнила! Любимый из написанный мною рассказов - Синдром опадающих листьев. Кажется, это тоже жёстко=) с лёгкостью найдёшь его здесь, на моём дневнике=)
-
-
23.05.2012 в 21:31Reno89, спасибо огромное за этот фик. Он шедеврален.
-
-
01.06.2012 в 07:19оо, как приятно, спасибо огромное!! Так давно, казалось бы, написан рассказ, а отзывы приходят до сих пор, меня это невероятно радует и вдохновляет=)) И поддерживает! Теперь с самого утра отличное настроение, благодарю!=)