Nice planet. We'll take it.
Название: Don’t keep him waiting
Фан-дом: 30STM
Автор: Reno
Категория: RPS, drama, romance
Рейтинг: R
Пейринг: Мэтт/Джаред
Предупреждение: возможно, идея покажется несколько расплывчатой, но, уверяю вас, она здесь присутствует.
От автора: нашло на меня что-то после множества тщетных попыток слепить рассказ из остатков вдохновения по SPN, и я написала по марсам. Такое неторопливое, вобравшее в себя впечатления последних дней – разрозненные, возможно, накрепко связанные с головной болью и постоянно преследующим меня запахом бензина.
Спасибо за внимание
Читать дальше
Наверное, это просто случилось в неподходящем месте и в неподходящее время.
А, может быть, он надломился, как сухая ветка в бурю, под непосильным для одного грузом тревог и забот, гораздо более важных, чем всё его существование. Пожалуй, вышло слишком уж неожиданно, но он и так подозревал, что готовился к этому, тем не менее, дольше, чем дело того требовало. День за днём его собственная уязвимая гордость и хрупкое самоуважение таяли, как ни странно, делая его сильнее, делая его свободнее и предприимчивее. Казалось бы, всего пару часов назад он бы ещё сомневался, но по прошествии этого времени и разбитой вдребезги жалкой и маленькой секунды, одного лишь мгновения, подкреплённого дуновением ветра, шёпотом листвы и ломкой, высушенной солнцем травы, ему вдруг стало казаться, что ничего проще и легче уже быть не может. Пожалуй, самообман и самоубеждение оказывают по истине колоссальное воздействие на сознание человека. По сути, ты можешь заверить себя даже в том, что тяжело и неизлечимо болен, и сдохнуть с полным на то право, в чём бы ни была причина летального исхода – в реальном ли заболевании или же собственной непроходимой глупости.
Так или иначе...
Так или иначе, ему убедить себя в собственной правоте было легче, чем кому-либо ещё. Иначе бы эта тонкого картона прямоугольная карточка не привлекла его внимание в одном из магазинчиков города. Целый стенд пустых обещаний, лицемерных поздравлений и слишком уж правдиво-печальных шуток. Пейзажи, великолепнейший до ужаса Скэблэнд, весь изрезанный каньонами и круглыми, пару метров в диаметре, озерками, улыбающиеся малютки в розовом тюле, девушки в бикини и много, пожалуй, даже слишком много цветов.
И лишь одна – такая простая, незамысловатая, как и всё его существо, многогранная, глубокая до бесконечности, как сама его сущность, осторожная и до робости скромная, спокойная и немного равнодушная – простая почтовая открытка в белой рамке с бездной тьмы в центре. Наверное, Чёрный квадрат расскажет о главном лишь тому, кто готов его слушать, и этот клочок бумаги, для создания которого был вырублен, кажется, целый лес, скрывал в себе так много тупого отчаяния, что он, улыбнувшись едва заметно, слишком бледно и бесцветно, осторожно высвободил карточку из тесного плена металлических скоб и совершенно машинально, не претендуя на роль пресловутого воришки яблок, сунул во внутренний карман куртки. Наверное, весь этот магазин был свидетелем похищения, но женщины у кассы так опасливо и неуверенно пожали плечами, качнули головами, отвернувшись синхронно, словно тряпичные безвольные куклы в умелых руках, словно игроки в водное поло на пенсии, инстинкт которых заставляет их чтить и верить в командный дух даже после полного поражения. Продавщицы всё так же мило улыбались, старательно скаля зубы, словно бы боялись, что сейчас он неторопливым убийственно-хладнокровным движением вынет из кармана пистолет и перестреляет всех вокруг. Охранник проговорил что-то замогильным голосом, прижавшись губами к пластмассовой решётке рации, и все они – невольные очевидцы, запуганные вероятностью резни и террора в этом заштатном городке, островке спокойствия, где никогда ничего не происходит, отпустили его с миром, позволили уйти восвояси, хотя мелкие кражи в наше время – всё ещё событие. И это могло бы стать сенсацией: местный житель грабит супермаркет. Могло бы всколыхнуть болото общественной жизни, породив массу разговоров и пересудов. Возможно, кто-то крадёт от скуки, из вежливости, в целях соблюдения безопасности. Он просто не желает причинять вред кому бы то ни было. Ведь кто знает, чем бы этот человек занялся, не будь у него такой жизненно необходимой возможности стащить пачку жевательной резинки. Ударился бы в сатанизм? Увлёкся бы жертвоприношением... Завяз бы в мировой паутине навек.
Он прошёл наискосок, чтобы сократить путь, через парк и каменный мостик, постояв пару минут над водой, обшаривая карманы в поисках ручки или огрызка карандаша. Постучал в задумчивости пальцами по холодным перилам, выудив, наконец, старый маркер – зелёный, как тропическая ядовитая лягушка.
Не нужно думать слишком долго, всё и так в голове – и на тысячах убогих черновиков, и в подъездах старых домов, на бетонных заборах, на скамьях во дворе, на жёлтых стикерах и на форзаце недавно прочитанной книги. Это заклинание, молитва и, кажется, девяносто девять процентов из ста – нервное напряжение.
Что-то волнующе-горькое, с привкусом мармелада.
«Я приеду»
Тяжёлые раскаты грома напоминали о барабанах Шеннона, только вот теперь по ним лупил какой-то не в меру отважный исполин, который, пожалуй, не знал, что в гневе старший Лето страшен, и ничто не может разозлить его сильнее, чем захват в заложники блестяще собранной ударной установки каким-то неудачником, у которого руки не из того места растут.
- Впечатляет, - проговорил Джаред, прикрыв рукой голову, чтобы добежать до входа в здание.
- Что там у тебя? – голос брата в трубке мобильного исказили помехи: погода была слишком уж буйной, словно пациент психиатрической клиники, у которого случился рецидив. – Ну?
- Дождь, - коротко и ясно – просто времени сейчас нет на разговоры, да и внутри всё сжимается от одной только мысли.
- Это я и без тебя знаю, - ворчливо откликнулся Шенн, чертыхнувшись: металлический звон стал бесспорным доказательством того, что удача ускользнула от старшего Лето вместе с железной суповой миской, так ловко выскользнувшей из его рук. – Что делать собираешься?
Было бы забавно, если бы не это место и не это время – совершенно иное, для шуток непригодное.
- Ждать.
Поток людей направился к выходам с вокзала, а Джей в который раз подивился тому, что Мэтт не воспользовался машиной или самолётом – к чему эти доисторические железнодорожные переезды?
- Он разве летать боится? – чтобы узнать это, нужно лишь открыть огромную толстую энциклопедию «Жизнь Мэттью Воктера» в последнем издании и, пролистав пару десятков страниц, убедиться, что дело вовсе не в этом. Скорее, в спешно позабытом.
- Чего?
- Да так. Проехали.
Романтики ему захотелось. Деревянные коттеджи, старинные телефонные аппараты, обветшалые почтовые отделения где-нибудь в самой глубинке. В Индиане. И бесконечно-нудный, но такой успокаивающий перестук колёс. Ритм движения, сонный, тягучий, механическая колыбельная, баюльная песня...
- Наверное, надеялся опомниться, - высказался старший Лето задумчиво, так что Джаред даже не сразу обратил внимание на эту его неожиданно-точную реплику. – Бинго.
Долгий путь – пусть даже и пара-тройка дней от Восточного побережья к Западному в этом до странности неопределённом состоянии, когда ты движешься относительно земли, находясь при этом в тесной и неразрывной связи с полым коробом вагона, несущего сквозь день и ночь, и сомнения твоё тело, оказавшееся во временной петле, в петле прихотливой реальности, когда ты не здесь, но и не там – ты нигде. Между. Не на работе, но и не в отпуске. Не дома и не в гостях. Где-то в ином измерении. В параллелях и зазеркалье, наверное, даже в вечности. И это отражение в оконном стекле на фоне гор, сменяющих грозные реки, остаётся неизменным на протяжении долгих часов.
Время для раздумий зарезервировано – от 5.30 утра понедельника до 3.06 после полудня среды. Или же любое другое – на ваш вкус. Наверное, есть даже те, кто выбирает поезда именно для этого – чтобы иметь возможность сбежать – читай, выйти на любой станции и повернуть назад, к дому. Позволить себе быть трусом. Стать чуть более слабохарактерным. В самолёте такой возможности не представится. Самолёт – это скорость, но без души, без важной неторопливости. Это уверенность в себе и апломб. Поезд – это каприз. Ожидание и в некоторой степени мука. Запрятанный на дно сумки мобильный. Стабильность и гибкий график собственного существования.
- Угадал, - лишь для того, чтобы закрепить собственный успех.
- Пожалуй, - Джаред осторожно смял в руке открытку, так что картонный край врезался в ладонь. – Я просто не понимаю...
«...что я здесь делаю»
- ...почему он не указал дату своего приезда. Это же глупо, по крайней мере! Когда прикажете мне его ждать?!
Ты готов ждать его всегда.
Изматывающе. Прошло всего пять минут, но, кажется, что он уже успел сойти на какой-нибудь крошечной станции в Пуэбло и свалить ко всем чертям домой. Скорее всего, так он и сделал. По-другому и быть не может. Он должен был повернуть назад и отказаться от этой встречи. Зачем? Бесполезно.
- Ты всё ещё там? – Шеннону сложно было бы понять, что значит это сильнейшее головокружение, которое почти сбивает с ног, стоит лишь представить себе эту гребаную встречу, расписать в красках, нарисовать в абстракции. Видите, эти яркие пятна – люди, они слишком любопытны, чтобы пройти мимо такого зрелища, они толпятся вокруг двоих мужчин, вот этих серых линий, которые любят и ненавидят так сильно, что, пожалуй, могли бы задушить друг друга в этих объятиях – совершенно намеренно. И всё эти краски – петушиные бои цветов – не в силах описать происходящее. Красные пушистые шары кругом – это не лампы вокзала, не литые колёса поездов, это всего лишь волнение рассыпалось крошками по полу, и белые голуби, спустившиеся откуда-то с крыш, так радостно подбирают частички чужого счастья. Наверное, было бы слишком сложно говорить об этом со старшим Лето. – Какая выдержка.
Джаред усмехнулся, бросив взгляд на огромное табло: поезд из его города задерживался в пути.
- Но, если подумать, таких сегодня будет ещё штук пять, не меньше. Не уверен, что тебе удастся дождаться их все.
Сомнение лишь придаёт сил. Это шутливое сомнение, немного фальшивое, потому что весь этот разговор – большая ширма, за которой спрятался неистовый ураган чувств. Даже сердце с каждой минутой стучит всё сильнее, а воздух искрится, густеет и уже почти не пригоден для дыхания.
- Я знаю, ты тоже, - так бывает, когда отдельная фраза вырывается на поверхность, разбив связную цепь рассуждений, и кажется до крайности нелепой, и улыбка цветёт, словно малиновый куст, невзрачными белыми лепестками, которые станут сладкими ягодами, ароматными, сочными.
- Я тоже, - признался старший Лето, роняя кружку, которая с глухим звуком, ударившись об угол стола, раскололась надвое. – И мне приходится расплачиваться за это.
Наверное, он перебил уже большую часть посуды.
Они делят всё пополам. И это предвкушение встречи – тоже.
Пытаться отыскать в непроходимой толпе родное лицо – пустое занятие. Это вам не аккуратный аэропорт, где людей выпускают на волю строго дозировано, и, имея при себе большую табличку с именем, ты можешь спокойно стоять и ждать, когда нужный тебе человек, пройдя полсотни метров, с радостным удивлением разглядит этот предмет искусства. Вокзал – это живая и настоящая давка, ненормальное веселье, карманники и неизменная тяжесть багажа. Такси везде, куда только можно протиснуться, потерянные люди и вещи, водоворот событий и вежливо-утомлённые проводницы. Это сеть из металла и дерева, красный кирпич стен и, наконец, встречи – множество встреч и прощаний, и слёз, и тоски, и пряного дыма. То, что разлучает людей.
Забыв о телефоне и брате, Джаред протиснулся к самым вагонам, совершенно не представляя, каким образом ему удастся выяснить, в каком из этих металлических ящиков находится Воктер, и здесь ли он вообще.
- Положись на интуицию, - пробормотал Шеннон на другом конце невидимого электрического сигнала, но младший Лето не услышал его. Ловко маневрируя в этом живом потоке, он, поскользнувшись, потерял равновесие, но плотное кольцо тел уберегло его от падения.
- Мне это даже нравится, - теперь их разговор – не обмен репликами, лишь шум многоликой толпы. – Особое очарование...
- Не пропусти, - даже с использованием мегафона Шеннон не смог бы докричаться до брата, так что эта фраза вышла спокойной и, скорее, призванной лишь исполнить роль совета-предупреждения. Этакий дорожный знак, надёжно запрятанный в густой кроне дерева, как это часто бывает.
Он бы не пропустил. Даже в этой толпе, где никому нет дела до тех, кто слишком растерян, чтобы остаться на месте и переждать бурю. Он бы не пропустил, будь там тот, кого Джей искал. Один раз он был почти уверен в том, что Мэтт приехал, да, вон тот высокий парень с короткими светлыми волосами и сумкой, ремень которой небрежно переброшен через плечо, он должен быть Воктером, он просто не имеет права быть кем-то другим!
- Мэтт! – эти глухие стены из металла и дыхания десятков людей поглощают звуки так раздражающе-идеально, словно пластиковые окна последнего поколения. – Воктер! Стой!
Он не оглянулся, не остановился, отвернувшись демонстративно, чтобы прочувствовать это ощущение неожиданного единения ещё острее, добавить немного болезненной радости. Не замедлил шаг, не запнулся, не узнал. Это был не Мэтт, а какой-то совершенно незнакомый мужчина, который обладал таким вот счастливым преимуществом перед всеми прочими людьми – был немного похож на бывшего басиста, который сорвался с места, бросил свою приёмную семью в Angels&Airways и решил вдруг устроить столь нелепое свидание без даты и ориентиров, без габаритных огней и семафоров, без расписаний отправки и прибытия. Просто эфемерная, почти виртуальная, почти невозможная, случайная встреча на удачу – если повезёт.
- Может быть, он и не хотел этого вовсе, - пробормотал младший Лето. – Просто пытался доказать что-то самому себе.
- Что, Джей?
Перрон почти опустел: это временное перемирие, небольшая передышка перед тем, как сюда хлынут толпы иных, тех, кто собирается провести отпуск где-то во Флориде или же отправиться по делам в Нью-Йорк.
- Ничего.
- Но ведь это не значит...
- Нет. Я буду ждать пока что. Ты ведь знаешь, где меня найти.
Оставалось не более четырёх поездов: младший Лето специально просмотрел график – рейс Ричмонд - Санта-Фе – Лос-Анджелес был отменён, так что в этом направлении охота откладывалась.
С удивлением обнаружив, что даже в давешней толчее он умудрился не потерять помятую открытку, Джаред ещё раз проглядел короткий текст, решительно перечёркнутый красноватой печатью с чётко проставленной датой отправки. Просто, чтобы подбодрить собственную надежду. Девятнадцатое сентября. Не так уж много времени прошло.
- Нет... не надо. Джей, не здесь, - наверное, сопротивляться было бесполезно, но Мэтт не терял надежды.
Это был центр Лос-Анджелеса, не пригород, не трущобы, не городская свалка, а абсолютная в своей урбанистической красоте Гранд авеню, вместившая в себя сотни тысяч людей всех мастей и народностей. Чёрные, белые, шоколадные и желтолицые. Оживлённые – молчаливые, возбуждённые – хладнокровные и все – пожалуй, большая часть - чуть утомлённые жарким калифорнийским солнцем. Эти глаза – раскосые, миндалевидные, зелёные, словно гранит в музее камней и пород, синие, как бирюза или же совсем чёрные, внимательные, ищущие – их взгляд повсюду. Всё, что нужно человеку в сердце американского мира...
- Разве может быть что-то романтичнее, чем поцелуй в лос-анджелесской толчее и сутолоке, где людям нет дела до происходящего, а эта духота в разгаре сентября – словно насмешка над каждым из нас? – этот вопрос тонет в жарком аромате лёгкой туалетной воде – на Гранд авеню всё пропитано фальшивым шармом.
- Как насмешка, - то, что удерживает мозг.
- Нет, это чудо на самом деле, - серьёзно проговорил Джаред, хотя в его глазах было что-то иное – озорные искры и тепло. – Ты – какое-то чудо. О чём я только что говорил?
Воктер улыбнулся чуть неуверенно, осознав, что его память не посчитала нужным задержать пару последних мгновений в сознании.
- Романтичный поцелуй? – с надеждой проговорил он. На удачу.
- Да, - вздохнул Джей, покачав головой. – Точно.
Они прошли вниз по улице, не обращая внимания на тех самых свидетелей, что ещё смотрели на них с непонятной для Мэтта досадой. Заносчивой обречённостью.
- Что, завидуют? – усмехнулся младший Лето, стараясь быть до крайности циничным. Не всегда у него получалось, но в данный момент вышло просто превосходно, так что Воктер остановился – не резко, постепенно и почти незаметно для себя самого. – Как жаль.
Мэтт взглянул на младшего Лето с улыбкой, напоминавшей о мягком сиянии фонарей, которое отражается в лужах после дождя. Размытый, утративший чёткие очертания бархатный свет.
- Что? – Джаред замер, глядя на друга снизу вверх с такой отчаянной уверенностью в себе, что будь на месте Воктера кто-то другой, незнакомый с привычками и манерами младшего Лето, то он непременно спасовал бы. Предпочёл бы уйти от ответа. Перевёл бы тему. Отвёл бы взгляд – Что ты на меня так смотришь?
Вздорный мальчишка, дерзкий. Но в меру.
- Люблю, наверное, - со смехом пожал плечами Мэтт. – Запрещено законом?
- Вовсе нет, - неловко дёрнул плечом младший Лето, отвернувшись. – С чего бы?
Басист хмыкнул, неожиданно притянув к себе Джея, зарывшись лицом в его волосы, целуя в затылок так нежно, словно он был его собственным ребёнком. Ребёнком, который отчаянно вырывался из этих импровизированных объятий, пытаясь выскользнуть из кольца рук, выбраться. Мэтт прижал его к себе ещё сильнее, не глядя на людей вокруг, просто чувствуя что-то похожее на грусть или же оттенённую печалью радость, словно грейпфрутовый сок, в котором контраст вкусов – главная составляющая, залог природной уникальности.
- Все... смотрят, - тихо проговорил Джаред, когда они замерли, словно скульптурная группа в стиле модерн. – Мэтт.
Это прозвучало так... беспомощно, что Воктер тут же вспомнил, где он, собственно, находится – в самом центре Лос-Анджелеса, где всякое, конечно, может произойти, но даже у этого города есть предел терпению и выдержке. Это вам не Нью-Йорк – один из самых сумасшедших мест на планете. Всё-таки.
- Это что, твоя страшная месть? – они свернули на улицу Надежды, Джаред вновь стал самим собой – всего лишь семь минут – и всё встало на свои места. Вот так просто. – Не впечатляет.
Наверное, у него лишь одно оружие – слова. Иногда к ним прибавляется тяжёлая артиллерия – опрометчивые поступки. Танки, пушки, огнемёты в одном флаконе.
- Да ну? – недоверчиво.
- Нет, - упрямо.
- Здесь тоже полно зрителей. Могу повторить, - совершенно спокойно проговорил Мэтт, чуть наклонив голову. Нет, он не смог бы. Это было лишь внезапным импульсом, каким-то странным решением, которое сознание приняло само, без какого-либо вмешательства разума.
- Легко, - остановился рядом с витриной Джаред, глядя на Воктера с вызовом. Закушенная нижняя губа выдавала его – он чуть волновался. Или же просто ненавидел ждать.
- Легко, - в тон ему повторил Мэтт, кивнув своему отражению в стекле.
Наверное, он заразился вирусом опрометчивости от младшего Лето.
- Джей, - с чуть большей настойчивостью.
Джаред очнулся в мутных сумерках зала ожидания, где так неудачно заснул сразу же после очередного шумного прибытия.
- Что? – он выпрямил порядком затёкшие ноги, пытаясь сообразить, что происходит. – Мэтт приехал?
Шеннон покачал головой.
- Нет, бро, и, думаю, сегодня его уже нет смысла ждать.
- Но, - младший Лето нахмурился, глядя в глаза брату, - есть ещё один поезд, полуночный. Прибывает...
Шеннон пожал плечами, не зная, нужно ли ему спорить с ним или же стоит оставить всё, как есть.
- ...в 12.05.
- Полтора часа, - задумчиво проговорил Шеннон, глядя на огромный циферблат на противоположной стене зала. – Джей.
- Всего-то, - стараясь выглядеть бодрым и отдохнувшим, отозвался тот. – Не проблема. Да, бро?
Старший Лето, вздохнув, кивнул.
Он прошёл вдоль ряда одинаковых кресел с мрачноватой тёмно-красной обивкой, присев слева от брата. Поблизости никого не было. В правом углу, рядом с грудой сломанных стульев, устроилась большая, словно волк, овчарка, у самой двери дремали две женщины средних лет с большими зонтами у ног: вода уже успела высохнуть, и ткань натянулась до предела на спицах металлического каркаса. Чёрная на одном, красная шотландка на другом. И пустота, окрашенная ночной тишиной.
- Не думал, - чуть приглушённо начал Шеннон спустя несколько минут, - что ты всё так быстро решишь.
Джаред молчал, и старшему Лето на миг показалось, что брат снова уснул, грезя о предстоящей встрече, но тот, кашлянув, окинул Шеннона внимательным взглядом.
- Я имею в виду, - пожал плечами старший Лето, - ты был так зол. Я даже немного испугался.
- За него? – спросил Джей, чуть улыбнувшись: ему самому было теперь странно слышать о чём-то подобном. Ничего сейчас он не хотел бы так сильно, как увидеть этого человека, так бесцеремонно ускользнувшего от него. Сбежавшего от него в этой абсурдной попытке сохранить собственное чувство в целости и сохранности. Уберечь от перемен. Последнее желание проговорённого к любви.
- За тебя, балда, - усмехнулся Шеннон, приобняв брата за плечи. – Мэтт – он сильный. Он бы всё равно...
- Сильнее меня?
- Очень может быть, - вздохнул старший Лето. – Этого тебе никто точно не скажет. И всё же, Джаред, ты даже не сомневался.
Тот зевнул, отвернувшись на миг, чтобы проследить взглядом за едва заметной в неестественно тусклом свете ламп дневного света трещиной, прорезавшей мрамор стены как раз над рядом мусорных корзин.
- Я всего лишь представил себе, - прошептал он, прикрыв глаза, - какой будет эта встреча.
Непростой. Противоречивой. Неоднозначной.
Взгляд – как лезвие ножа.
Пустота между ними – метры бетонной ленты вдоль чёрного провала железнодорожного полотна. Пейзаж электропроводов и стальных перегородок - суровая реальность. Правдивой. Честной. И уж точно тихой, почти незаметной для посторонних. Созданной и важной лишь для двоих.
Если в один из дней он возникнет на этой платформе, такой же невозмутимо–застенчивый, наверное, Джареду будет легко его простить. Просто потому, что себе он пообещал это уже давным-давно, а Воктеру лишь оставалось приехать и удостовериться во всём лично.
- Как у Джека и Энниса в Горбатой горе, - усмехнулся Шеннон, вспомнив жаркую встречу, которая порой напоминала ему о спокойных часах расставания и урагане воссоединения – сеансах жизни в их команде.
Джаред бросил на него полный непонимания взгляд, думая о своём.
- Это фильм такой, – на всякий случай уточнил старший Лето.
- Нет, - проговорил Джей. – Совсем не так.
Ему вдруг показалось, что всё могло бы быть по-другому. Единственное, о чём он не подумал – что произошло бы после.
- Он такой, какой есть, - пробормотал Мэтт, рассеянно потирая переносицу, словно поправлял очки: эта привычка вдруг возникла, не желая исчезать даже с приходом таких эгоистично-контактных линз. – И я люблю его.
Наверное, это стало бы нормой для Лето, Воктера и всех тех, кто окружал их в жизни – знакомых, друзей, работников студии и сцены. То, что существовало между ними. Безусловно и очевидно. Пожалуй, стало бы, и многим пришлось бы это принять.
- Так просто, что даже и говорить не о чём, - улыбнулся Шеннон, пробегая глазами какой-то счёт, пришедший на имя Джареда. – И на что деньги уходят?
- Обычно, на наши сумасшедшие обеды, - откликнулся Томо, который так удобно устроился на диване у окна. – Думаю, пора завязывать с креветками в соусе из белого вина.
Старший Лето усмехнулся, бросив на друга полный игривого осуждения взгляд.
- Тебе только дай захватить кухню – и вот результат: все сбережения оказываются потраченными на экзотические приправы и соевый соус. Ну, скажи, зачем тебе вдруг понадобилось готовить суши в домашних условиях, когда было бы гораздо удобнее и дешевле заказать их в ресторане?
Томо покачал головой с видом, красноречиво намекающим на то, что он не собирается открывать тайну.
- Это секрет, - спустя пару минут сказал он, едва слышно вздохнув.
- Какая глупость, - пробормотал Мэтт, погружённый в свои мысли.
Старший Лето взглянул на него, но не сказал ни слова. Вместо этого он поднялся на ноги и пересёк гостиную, чтобы усесться рядом с Томо, который немного отодвинулся, предоставив другу чуть больше места.
- Если не объяснишь, в чём тут дело, я буду щекотать тебя, пока ты не сознаешься, - заявил Шенн, у которого, очевидно, настроение было куда лучше, чем у кого бы то ни было, хотя погода в последние несколько дней оставляла желать лучшего.
И он не замедлил привести угрозу в действие, так что Томо отпрянул, едва не свалившись с дивана. Поднялась не лишённая шумного веселья возня.
- Он сделал это специально для тебя, разве не ясно? – с неожиданным раздражением проговорил Воктер, вскочив так поспешно, что стул, опасно накренившись, грозился свалиться на пол вместе со всеми вещами, устроенными на его спинке – парой маек Джареда и курткой Мэтта. – Приготовил это чёртово суши! Как мило с его стороны!
Пожалуй, этот грубоватый тон был не слишком уместен в данной ситуации, но Воктер, кажется, был встревожен, взволнован той неожиданной мыслью, которая возникла в его голове. Немного пугающей мыслью, уж слишком смелой и радикальной. Наверное, просто случилось в неподходящем месте и в неподходящее время.
Не обращая внимания на вытянувшиеся лица друзей, Мэтт распахнул дверь, остановившись на миг, глядя в глаза погружённому в сумрак коридору. На границе желтовато-домашнего света и неуютной вечерней темноты ему вдруг стало страшно – до дрожи, словно при лихорадке, до тошноты. Наверное, глупостью было позволять себе быть слабым, можно было бы справиться с этой тревогой и тогда всё завершилось бы гораздо удачнее. Но в тот момент, когда ты мчишься в поезде жизни по невидимым рельсам, уходящим в неизвестность, кажется, нет ничего проще, чем просто остановить вагон и сойти на знакомой станции.
- Я бы хотел исчезнуть, - неожиданно для самого себя проговорил Мэтт, не решаясь сделать шаг и, кажется, уйти прямо сейчас, без промедлений.
За спиной живая тишина копошилась, изменчивая, как рябь на воде. За спиной живая тишина пересыпала горсть песка из ладони в ладонь, переливала кристально-чистую воду откровения в бездонный кувшин, так что её плеск вторил шуму дождя за окном. За спиной они переговаривались без слов – незаконченными жестами, прерванными на середине взглядами.
- Просто раствориться. Вот так, - он всё-таки сделал это – шагнул в зыбкую тьму, не оглядываясь, не пытаясь в страшной спешке нашарить квадрат переключателя на стене, не ощущая себя и почти не ориентируясь в пространстве.
Странное желание. Странное, хотя и вполне объяснимое.
Желание остановить мгновение, остановить саму жизнь, сохранить в себе эти чувства, словно фотокарточку. В какой-то момент ему вдруг показалось, что мир слишком быстро меняется – а вместе с ним и Джаред. Мэтту вовсе не хотелось бежать за ним в тщетной попытке догнать, схватить за руку и никогда больше не отпускать. Это ощущение пришло по собственной инициативе, ощущение того, что от него ускользает нечто важное, необходимое Воктеру для счастливого существования. Младший Лето не пытался обогнать его, не хотел быть лучше или хуже, не хотел, но почему-то всё равно был быстрее, словно желал заполучить бесконечность в своём стремлении к совершенству. Всё выходило спонтанно, но осознание этого факта не приносило облегчения. И Мэтту понадобилось совсем не много времени, чтобы понять это. Поначалу ему хотелось убежать. Чуть позже – остановиться. И лишь затем – исчезнуть. С одной лишь целю – сохранить и сберечь себя и Джареда такими, какими они были когда-то, не прислушиваясь к тому настоящему, которое так спешило стать будущим.
Это было странным желанием – в то время. После оно стало вполне адекватной реальностью, пусть и с досадной примесью тяжёлого металла горечи, которая саднила, как полузажившая рана.
Дикое несоответствие былого приходящему.
Схема оказалась до безумия простой.
Закрыть глаза, глубокий вдох, открыть глаза – и ты дома. Закрыть глаза, согласно инструкции, открыть – и ты на вокзале. Вот такое плодотворное времяпрепровождение. Часы становятся минутами, и ты даже не знаешь, какой сегодня день и сколько времени прошло с того момента, когда смысл слов «сон», «пища», «сознание» был таким чётким и ясным, словно золотисто-солнечное небо за пыльным окном вокзально-безнадёжного бытия.
Шеннону бы это не понравилось.
Наверное, это даже хорошо, что он, проводя здесь, на платформе перед бесконечными в переплетении судеб путями железнодорожного полотна, большую часть своего времени, знает слишком мало для того, чтобы критически оценивать ситуацию. А так – старший Лето готов лишь поддержать, почти бездумно, но не больше. В этом его суть, и слава Богу. Пусть твердит, что слишком бесполезно проводить здесь дни и ночи, самые тёмные, самые одинокие ночи, какими только можно похвастаться в закрытом сообществе несчастных и отверженных. Пессимизм – это неприлично, неуместно и неправильно, когда ты полон надежд и ожиданий. И иллюзий – хрупких, как стекло, тонких, словно пищевая плёнка, и эфемерных.
- Я ведь больше не злюсь на тебя, не виню ни в чём, - прошептал Джаред, с лёгкой улыбкой глядя на всех тех людей, до которых ему никогда не удавалось добраться – промежуточных знакомых, одноразовых друзей. Они осматривались, покупали пиво и чипсы в убогих вокзальных ларьках, не подозревая о том, что там, за кирпичной кладкой стен раскинулся огромный город, город дорог и ночной иллюминации, город бедности и тщеславия. Им не было дела до того, насколько грандиозны и уродливы его строения, бесценны и обесценены людские души. У них просто закончился кофе и сигареты, служившие отличным подспорьем к долгим ночным разговорам. Если поезда всё ещё существуют, значит, кому-то они нужны. Пусть даже и как средство борьбы с одиночеством. – Приезжай ко мне, Мэтт, приезжай, я ведь так тебя жду. Не возвращайся – нет, это, пожалуй, уже не возможно, да я и не в праве требовать от тебя чего-то подобного, просто сделай так, чтобы я не изнывал больше в этом ожидании, не терялся в потоке людей, не пытался идти против течения.
- Это, может быть, не моё дело, - знакомый голос обернулся Томо, высоким и тёмноволосым, почти понимающе-заботливым, если бы не его мягкая неуверенность, которую кто-то мог бы с лёгкостью и недальновидностью принять за обидчивость и непредприимчивость, - но Шенн...
Джаред покачал головой.
- Он не смог прийти, - словно бы младший Лето вдруг загремел в больницу, а они – его лучшие друзья (ну, так уж вышло) – навещали его каждый день по очереди – и даже составили график дежурств. И вот сейчас у старшего брата возникло неотложное дело, и Томо пришлось заменить его, возникнув как по мановению волшебной палочки совсем рядом, так близко, что Джей отчётливо чувствовал тепло его ладони на собственном плече. Они всё пытались утешить его, ободрить. Наверное, лучшее, что Шенн мог бы придумать – это предоставить всё времени и терпению младшего Лето. Так или иначе, конец подошёл бы первому или же второму. – Это всё из-за...
Наличие причины – важный фактор. Правда, отвлёкшись на миг, чтобы проследить взглядом за парнем, весьма отдалённо напоминающим Мэтта, Джаред всё благополучно прослушал.
- ...поэтому именно я должен тебе кое-что рассказать.
Такие вот фразы – гарантия неумолимого предчувствия беды.
- Сегодня утром звонила Либби, она была так смущена и долго и невнятно оправдывалась, хотя Шенн и не мог толком понять, в чём дело.
Кубик-рубик почти собран – осталось лишь пару раз развернуть его грани – и вот он во всей красе. Красный, жёлтый, голубой. Такой аляпавато-яркий и нелепый.
- Она говорила о какой-то открытке, похоже, той самой, что ты получил недавно.
Живописно измятая, но всё ещё живая, она была тщательно заперта в нижнем ящике стола в глубине комнаты. На вечную память.
- Она сказала, что ей досталось от мужа, когда вместе с ворохом писем она случайно отправила и эту картонную карточку с изображением ничего на оборотной стороне.
- Это чёрный прямоугольник, - рассеянно проговорил Джаред, скорее для себя самого, чем для друга.
Томо машинально кивнул, и темп его речи ускорился, словно он, сам того не желая, начал волноваться, краем сознания уловив изменения, произошедшие с младшим Лето: он улыбался, словно человек, которого крупно подставили.
- Либби... – проговорил гитарист, - ей так жаль. Кажется, Мэтт вовсе и не собирался посылать письмо. Она сказала, что он купил открытку, но... Она просит прощения за эту ошибку.
- Как мило с её стороны, - пробормотал Джей, всё ещё ухмыляясь. – Отличный вышел бы сувенир.
- Её голос так дрожал, что Шенн уж подумал, не случилось ли чего с Воктером.
- Да что ты, - саркастично протянул Лето, - и что с ним может произойти? Наверное, ему живётся не так уж и плохо, если такие вот открытки попадают вдруг в общую стопку писем, написанных его женой для многочисленных родственников.
- Это были отчёты в местный банк по кредиту, - вяло возразил Томо, понимая теперь, что давешняя тревога не была безосновательной. Кажется, Джаред слегка разошёлся.
Усмешка скривила его чуть побледневшие губы.
- Это забавно, по крайней мере, - сказал младший Лето, поднявшись, оглядывая всё вокруг так, словно весь этот чёртов вокзал принадлежал лишь ему одному, и сейчас он был намерен снести скучное здание, чтобы устроить себе небольшую разминку. – То, насколько я доверчив.
А ведь всего пару минут назад он представлял, как тяжело дались Воктеру эти два слова. «Я приеду». Возможно, он мог бы раздумывать часами, теребя карандаш, выводя причудливые линии, сомневаясь и одновременно радуясь тому, что перебороть себя оказалось не так уж и сложно. Словно в этой короткой фразе заключалось что-то столь важное, какой-то ключевой момент, который смог бы стать достойным завершением их странной истории, оборвавшейся вот так, безо всякого внятного предупреждения. И по прошествии времени он вдруг вновь решился взять в руки листок бумаги и нарисовать что-то подозрительно сильно напоминающее надежду на примирение. Словно хирург, бросивший на произвол судьбы своего пациента со вспоротым животом, неожиданно вернувшись, вновь взял в руки скальпель и завершил начатое. Только вот за это время в рану успела попасть инфекция, а скорый на расправу сепсис благополучно добился того, чтобы больной скончался на операционном столе. Как жаль.
- Как жаль, что ему не удалось, - кивнув Томо, спокойно проговорил младший Лето. – Зря, получается, я так в него верил.
Зря.
Теперь уйти и вернуться домой казалось единственно правильным и самым простым, примитивным решением. Попытка номер N не увенчалась успехом, хотя... Это было, пожалуй, окончательной капитуляцией, а вовсе не стремлением найти решение.
Всё ещё смеясь над собой и собственной наивностью, Джаред толкнул дверь и вдохнул бензиновые пары большого города, словно это был свежий горный воздух, чувствуя себя рождённым заново. Сбежавшим из колонии особо строгого режима. Вольноотпущенником.
Он чувствовал себя таким свободным, разочарованным и злым, что был почти готов расхохотаться к ужасу прохожих, стать немного более сумасшедшим, разбить витрину магазина или же заняться несанкционированной раздачей автографов.
- Ну, разве не глупость?
Томо, кажется, не спешил покидать здание вокзала, отчего-то всё ещё находясь на границе между мраморной плиткой и асфальтом. Словно это было важно для него.
- Ну, уж нет, - покачал головой Джаред. – Я туда не вернусь. Мне было достаточно последних...
- Двух недель, - подсказал Милишевич. – Имеет это для тебя значение?
Младший Лето пожал плечами.
- Две недели беспробудного бдения. И ни капли жалости к прошедшему?
- Ни капли к бесцельно потраченному времени, - кивнул Джаред.
- Но это не одно и то же. Это словно... некий показатель того, что тебе есть до этого дело.
- Нет.
- Не спорь, Джей.
- Только не с тобой. Я могу спорить с Шенном, потому что единственная его цель – заставить меня понять, насколько всё осталось прежним. Но это лишь его мнение. Просто в данном вопросе он на стороне Воктера, а ты занимаешь нейтральную позицию.
- За это время, - перебил его Томо, - ты так и не понял, что он прав? Ведь ты не мог не задуматься над тем, что происходит и что каждый день правит тобой, отрывая от повседневной жизни. За это время вокзал почти успел стать твоим вторым домом. Неужели, этого недостаточно для того, чтобы ты признал себя убеждённым?
- В чём это? – с вызовом осведомился Джаред.
- Мир может меняться, но то, что связывает тебя и Мэтта – нет.
Младший Лето прикрыл на миг глаза, готовый опровергнуть это смелое утверждение, но гитарист опередил его.
- Ведь он написал это. Собственноручно вывел знакомый адрес. Он купил эту чёртову открытку, и уже не важно – сам ли он отправил её или же это сделала Либби. Всё дело в том, что так случилось. И, возможно, не только волей случая.
- Ты думаешь, - проговорил Джаред, надеясь, что это правда – такая отчаянная и немного неуклюжая, но всё же – такая ложь и истина в одном флаконе, - что она сделала это нарочно?
Просто прочла и решила, что у неё есть свои причины, чтобы напомнить одному далёкому человеку о другом, точно таком же далёком, но вполне реальном и живом, всё ещё мечтающем о своём счастье.
- Она не могла, - улыбнулся младший Лето. – Слишком просто и сложно одновременно, по крайней мере, для этой женщины.
- Об этом мы всё равно не узнаем, - констатировал Томо. – Но ведь так думать гораздо приятнее.
И это так, пожалуй. Словно вместо точки, оборвавшей провода электропередач, многоточие стало почти спасением.
- Так или иначе, он не приедет, - пусть это пока не стало окончательным приговором, но однажды придёт письмо, в котором все ответы, и просьбы, и упрёки сольются воедино – как будто даже в этом чуть рваном неровном почерке сожаление и гордость идут рука об руку. Бесконечная история.
Он не приедет...
- Мне кажется, что между вами всё уже решено, - так уверенно и совершенно нетипично для Милишевича, что возникает вопрос, откуда в нём возникло это желание помочь?
- На кого ты работаешь? – шутливо поинтересовался Джаред, пытаясь протянуть время, но эта фраза осталась без внимания. Во взгляде Томо было что-то иное, возникшее в его сознании не так уж давно. Всё меняется, но только не...
- Поезжай к нему сам. Не заставляй его ждать.
22 августа 2008
Фан-дом: 30STM
Автор: Reno
Категория: RPS, drama, romance
Рейтинг: R
Пейринг: Мэтт/Джаред
Предупреждение: возможно, идея покажется несколько расплывчатой, но, уверяю вас, она здесь присутствует.
От автора: нашло на меня что-то после множества тщетных попыток слепить рассказ из остатков вдохновения по SPN, и я написала по марсам. Такое неторопливое, вобравшее в себя впечатления последних дней – разрозненные, возможно, накрепко связанные с головной болью и постоянно преследующим меня запахом бензина.
Спасибо за внимание
Читать дальше
Наверное, это просто случилось в неподходящем месте и в неподходящее время.
А, может быть, он надломился, как сухая ветка в бурю, под непосильным для одного грузом тревог и забот, гораздо более важных, чем всё его существование. Пожалуй, вышло слишком уж неожиданно, но он и так подозревал, что готовился к этому, тем не менее, дольше, чем дело того требовало. День за днём его собственная уязвимая гордость и хрупкое самоуважение таяли, как ни странно, делая его сильнее, делая его свободнее и предприимчивее. Казалось бы, всего пару часов назад он бы ещё сомневался, но по прошествии этого времени и разбитой вдребезги жалкой и маленькой секунды, одного лишь мгновения, подкреплённого дуновением ветра, шёпотом листвы и ломкой, высушенной солнцем травы, ему вдруг стало казаться, что ничего проще и легче уже быть не может. Пожалуй, самообман и самоубеждение оказывают по истине колоссальное воздействие на сознание человека. По сути, ты можешь заверить себя даже в том, что тяжело и неизлечимо болен, и сдохнуть с полным на то право, в чём бы ни была причина летального исхода – в реальном ли заболевании или же собственной непроходимой глупости.
Так или иначе...
Так или иначе, ему убедить себя в собственной правоте было легче, чем кому-либо ещё. Иначе бы эта тонкого картона прямоугольная карточка не привлекла его внимание в одном из магазинчиков города. Целый стенд пустых обещаний, лицемерных поздравлений и слишком уж правдиво-печальных шуток. Пейзажи, великолепнейший до ужаса Скэблэнд, весь изрезанный каньонами и круглыми, пару метров в диаметре, озерками, улыбающиеся малютки в розовом тюле, девушки в бикини и много, пожалуй, даже слишком много цветов.
И лишь одна – такая простая, незамысловатая, как и всё его существо, многогранная, глубокая до бесконечности, как сама его сущность, осторожная и до робости скромная, спокойная и немного равнодушная – простая почтовая открытка в белой рамке с бездной тьмы в центре. Наверное, Чёрный квадрат расскажет о главном лишь тому, кто готов его слушать, и этот клочок бумаги, для создания которого был вырублен, кажется, целый лес, скрывал в себе так много тупого отчаяния, что он, улыбнувшись едва заметно, слишком бледно и бесцветно, осторожно высвободил карточку из тесного плена металлических скоб и совершенно машинально, не претендуя на роль пресловутого воришки яблок, сунул во внутренний карман куртки. Наверное, весь этот магазин был свидетелем похищения, но женщины у кассы так опасливо и неуверенно пожали плечами, качнули головами, отвернувшись синхронно, словно тряпичные безвольные куклы в умелых руках, словно игроки в водное поло на пенсии, инстинкт которых заставляет их чтить и верить в командный дух даже после полного поражения. Продавщицы всё так же мило улыбались, старательно скаля зубы, словно бы боялись, что сейчас он неторопливым убийственно-хладнокровным движением вынет из кармана пистолет и перестреляет всех вокруг. Охранник проговорил что-то замогильным голосом, прижавшись губами к пластмассовой решётке рации, и все они – невольные очевидцы, запуганные вероятностью резни и террора в этом заштатном городке, островке спокойствия, где никогда ничего не происходит, отпустили его с миром, позволили уйти восвояси, хотя мелкие кражи в наше время – всё ещё событие. И это могло бы стать сенсацией: местный житель грабит супермаркет. Могло бы всколыхнуть болото общественной жизни, породив массу разговоров и пересудов. Возможно, кто-то крадёт от скуки, из вежливости, в целях соблюдения безопасности. Он просто не желает причинять вред кому бы то ни было. Ведь кто знает, чем бы этот человек занялся, не будь у него такой жизненно необходимой возможности стащить пачку жевательной резинки. Ударился бы в сатанизм? Увлёкся бы жертвоприношением... Завяз бы в мировой паутине навек.
Он прошёл наискосок, чтобы сократить путь, через парк и каменный мостик, постояв пару минут над водой, обшаривая карманы в поисках ручки или огрызка карандаша. Постучал в задумчивости пальцами по холодным перилам, выудив, наконец, старый маркер – зелёный, как тропическая ядовитая лягушка.
Не нужно думать слишком долго, всё и так в голове – и на тысячах убогих черновиков, и в подъездах старых домов, на бетонных заборах, на скамьях во дворе, на жёлтых стикерах и на форзаце недавно прочитанной книги. Это заклинание, молитва и, кажется, девяносто девять процентов из ста – нервное напряжение.
Что-то волнующе-горькое, с привкусом мармелада.
«Я приеду»
Тяжёлые раскаты грома напоминали о барабанах Шеннона, только вот теперь по ним лупил какой-то не в меру отважный исполин, который, пожалуй, не знал, что в гневе старший Лето страшен, и ничто не может разозлить его сильнее, чем захват в заложники блестяще собранной ударной установки каким-то неудачником, у которого руки не из того места растут.
- Впечатляет, - проговорил Джаред, прикрыв рукой голову, чтобы добежать до входа в здание.
- Что там у тебя? – голос брата в трубке мобильного исказили помехи: погода была слишком уж буйной, словно пациент психиатрической клиники, у которого случился рецидив. – Ну?
- Дождь, - коротко и ясно – просто времени сейчас нет на разговоры, да и внутри всё сжимается от одной только мысли.
- Это я и без тебя знаю, - ворчливо откликнулся Шенн, чертыхнувшись: металлический звон стал бесспорным доказательством того, что удача ускользнула от старшего Лето вместе с железной суповой миской, так ловко выскользнувшей из его рук. – Что делать собираешься?
Было бы забавно, если бы не это место и не это время – совершенно иное, для шуток непригодное.
- Ждать.
Поток людей направился к выходам с вокзала, а Джей в который раз подивился тому, что Мэтт не воспользовался машиной или самолётом – к чему эти доисторические железнодорожные переезды?
- Он разве летать боится? – чтобы узнать это, нужно лишь открыть огромную толстую энциклопедию «Жизнь Мэттью Воктера» в последнем издании и, пролистав пару десятков страниц, убедиться, что дело вовсе не в этом. Скорее, в спешно позабытом.
- Чего?
- Да так. Проехали.
Романтики ему захотелось. Деревянные коттеджи, старинные телефонные аппараты, обветшалые почтовые отделения где-нибудь в самой глубинке. В Индиане. И бесконечно-нудный, но такой успокаивающий перестук колёс. Ритм движения, сонный, тягучий, механическая колыбельная, баюльная песня...
- Наверное, надеялся опомниться, - высказался старший Лето задумчиво, так что Джаред даже не сразу обратил внимание на эту его неожиданно-точную реплику. – Бинго.
Долгий путь – пусть даже и пара-тройка дней от Восточного побережья к Западному в этом до странности неопределённом состоянии, когда ты движешься относительно земли, находясь при этом в тесной и неразрывной связи с полым коробом вагона, несущего сквозь день и ночь, и сомнения твоё тело, оказавшееся во временной петле, в петле прихотливой реальности, когда ты не здесь, но и не там – ты нигде. Между. Не на работе, но и не в отпуске. Не дома и не в гостях. Где-то в ином измерении. В параллелях и зазеркалье, наверное, даже в вечности. И это отражение в оконном стекле на фоне гор, сменяющих грозные реки, остаётся неизменным на протяжении долгих часов.
Время для раздумий зарезервировано – от 5.30 утра понедельника до 3.06 после полудня среды. Или же любое другое – на ваш вкус. Наверное, есть даже те, кто выбирает поезда именно для этого – чтобы иметь возможность сбежать – читай, выйти на любой станции и повернуть назад, к дому. Позволить себе быть трусом. Стать чуть более слабохарактерным. В самолёте такой возможности не представится. Самолёт – это скорость, но без души, без важной неторопливости. Это уверенность в себе и апломб. Поезд – это каприз. Ожидание и в некоторой степени мука. Запрятанный на дно сумки мобильный. Стабильность и гибкий график собственного существования.
- Угадал, - лишь для того, чтобы закрепить собственный успех.
- Пожалуй, - Джаред осторожно смял в руке открытку, так что картонный край врезался в ладонь. – Я просто не понимаю...
«...что я здесь делаю»
- ...почему он не указал дату своего приезда. Это же глупо, по крайней мере! Когда прикажете мне его ждать?!
Ты готов ждать его всегда.
Изматывающе. Прошло всего пять минут, но, кажется, что он уже успел сойти на какой-нибудь крошечной станции в Пуэбло и свалить ко всем чертям домой. Скорее всего, так он и сделал. По-другому и быть не может. Он должен был повернуть назад и отказаться от этой встречи. Зачем? Бесполезно.
- Ты всё ещё там? – Шеннону сложно было бы понять, что значит это сильнейшее головокружение, которое почти сбивает с ног, стоит лишь представить себе эту гребаную встречу, расписать в красках, нарисовать в абстракции. Видите, эти яркие пятна – люди, они слишком любопытны, чтобы пройти мимо такого зрелища, они толпятся вокруг двоих мужчин, вот этих серых линий, которые любят и ненавидят так сильно, что, пожалуй, могли бы задушить друг друга в этих объятиях – совершенно намеренно. И всё эти краски – петушиные бои цветов – не в силах описать происходящее. Красные пушистые шары кругом – это не лампы вокзала, не литые колёса поездов, это всего лишь волнение рассыпалось крошками по полу, и белые голуби, спустившиеся откуда-то с крыш, так радостно подбирают частички чужого счастья. Наверное, было бы слишком сложно говорить об этом со старшим Лето. – Какая выдержка.
Джаред усмехнулся, бросив взгляд на огромное табло: поезд из его города задерживался в пути.
- Но, если подумать, таких сегодня будет ещё штук пять, не меньше. Не уверен, что тебе удастся дождаться их все.
Сомнение лишь придаёт сил. Это шутливое сомнение, немного фальшивое, потому что весь этот разговор – большая ширма, за которой спрятался неистовый ураган чувств. Даже сердце с каждой минутой стучит всё сильнее, а воздух искрится, густеет и уже почти не пригоден для дыхания.
- Я знаю, ты тоже, - так бывает, когда отдельная фраза вырывается на поверхность, разбив связную цепь рассуждений, и кажется до крайности нелепой, и улыбка цветёт, словно малиновый куст, невзрачными белыми лепестками, которые станут сладкими ягодами, ароматными, сочными.
- Я тоже, - признался старший Лето, роняя кружку, которая с глухим звуком, ударившись об угол стола, раскололась надвое. – И мне приходится расплачиваться за это.
Наверное, он перебил уже большую часть посуды.
Они делят всё пополам. И это предвкушение встречи – тоже.
Пытаться отыскать в непроходимой толпе родное лицо – пустое занятие. Это вам не аккуратный аэропорт, где людей выпускают на волю строго дозировано, и, имея при себе большую табличку с именем, ты можешь спокойно стоять и ждать, когда нужный тебе человек, пройдя полсотни метров, с радостным удивлением разглядит этот предмет искусства. Вокзал – это живая и настоящая давка, ненормальное веселье, карманники и неизменная тяжесть багажа. Такси везде, куда только можно протиснуться, потерянные люди и вещи, водоворот событий и вежливо-утомлённые проводницы. Это сеть из металла и дерева, красный кирпич стен и, наконец, встречи – множество встреч и прощаний, и слёз, и тоски, и пряного дыма. То, что разлучает людей.
Забыв о телефоне и брате, Джаред протиснулся к самым вагонам, совершенно не представляя, каким образом ему удастся выяснить, в каком из этих металлических ящиков находится Воктер, и здесь ли он вообще.
- Положись на интуицию, - пробормотал Шеннон на другом конце невидимого электрического сигнала, но младший Лето не услышал его. Ловко маневрируя в этом живом потоке, он, поскользнувшись, потерял равновесие, но плотное кольцо тел уберегло его от падения.
- Мне это даже нравится, - теперь их разговор – не обмен репликами, лишь шум многоликой толпы. – Особое очарование...
- Не пропусти, - даже с использованием мегафона Шеннон не смог бы докричаться до брата, так что эта фраза вышла спокойной и, скорее, призванной лишь исполнить роль совета-предупреждения. Этакий дорожный знак, надёжно запрятанный в густой кроне дерева, как это часто бывает.
Он бы не пропустил. Даже в этой толпе, где никому нет дела до тех, кто слишком растерян, чтобы остаться на месте и переждать бурю. Он бы не пропустил, будь там тот, кого Джей искал. Один раз он был почти уверен в том, что Мэтт приехал, да, вон тот высокий парень с короткими светлыми волосами и сумкой, ремень которой небрежно переброшен через плечо, он должен быть Воктером, он просто не имеет права быть кем-то другим!
- Мэтт! – эти глухие стены из металла и дыхания десятков людей поглощают звуки так раздражающе-идеально, словно пластиковые окна последнего поколения. – Воктер! Стой!
Он не оглянулся, не остановился, отвернувшись демонстративно, чтобы прочувствовать это ощущение неожиданного единения ещё острее, добавить немного болезненной радости. Не замедлил шаг, не запнулся, не узнал. Это был не Мэтт, а какой-то совершенно незнакомый мужчина, который обладал таким вот счастливым преимуществом перед всеми прочими людьми – был немного похож на бывшего басиста, который сорвался с места, бросил свою приёмную семью в Angels&Airways и решил вдруг устроить столь нелепое свидание без даты и ориентиров, без габаритных огней и семафоров, без расписаний отправки и прибытия. Просто эфемерная, почти виртуальная, почти невозможная, случайная встреча на удачу – если повезёт.
- Может быть, он и не хотел этого вовсе, - пробормотал младший Лето. – Просто пытался доказать что-то самому себе.
- Что, Джей?
Перрон почти опустел: это временное перемирие, небольшая передышка перед тем, как сюда хлынут толпы иных, тех, кто собирается провести отпуск где-то во Флориде или же отправиться по делам в Нью-Йорк.
- Ничего.
- Но ведь это не значит...
- Нет. Я буду ждать пока что. Ты ведь знаешь, где меня найти.
Оставалось не более четырёх поездов: младший Лето специально просмотрел график – рейс Ричмонд - Санта-Фе – Лос-Анджелес был отменён, так что в этом направлении охота откладывалась.
С удивлением обнаружив, что даже в давешней толчее он умудрился не потерять помятую открытку, Джаред ещё раз проглядел короткий текст, решительно перечёркнутый красноватой печатью с чётко проставленной датой отправки. Просто, чтобы подбодрить собственную надежду. Девятнадцатое сентября. Не так уж много времени прошло.
- Нет... не надо. Джей, не здесь, - наверное, сопротивляться было бесполезно, но Мэтт не терял надежды.
Это был центр Лос-Анджелеса, не пригород, не трущобы, не городская свалка, а абсолютная в своей урбанистической красоте Гранд авеню, вместившая в себя сотни тысяч людей всех мастей и народностей. Чёрные, белые, шоколадные и желтолицые. Оживлённые – молчаливые, возбуждённые – хладнокровные и все – пожалуй, большая часть - чуть утомлённые жарким калифорнийским солнцем. Эти глаза – раскосые, миндалевидные, зелёные, словно гранит в музее камней и пород, синие, как бирюза или же совсем чёрные, внимательные, ищущие – их взгляд повсюду. Всё, что нужно человеку в сердце американского мира...
- Разве может быть что-то романтичнее, чем поцелуй в лос-анджелесской толчее и сутолоке, где людям нет дела до происходящего, а эта духота в разгаре сентября – словно насмешка над каждым из нас? – этот вопрос тонет в жарком аромате лёгкой туалетной воде – на Гранд авеню всё пропитано фальшивым шармом.
- Как насмешка, - то, что удерживает мозг.
- Нет, это чудо на самом деле, - серьёзно проговорил Джаред, хотя в его глазах было что-то иное – озорные искры и тепло. – Ты – какое-то чудо. О чём я только что говорил?
Воктер улыбнулся чуть неуверенно, осознав, что его память не посчитала нужным задержать пару последних мгновений в сознании.
- Романтичный поцелуй? – с надеждой проговорил он. На удачу.
- Да, - вздохнул Джей, покачав головой. – Точно.
Они прошли вниз по улице, не обращая внимания на тех самых свидетелей, что ещё смотрели на них с непонятной для Мэтта досадой. Заносчивой обречённостью.
- Что, завидуют? – усмехнулся младший Лето, стараясь быть до крайности циничным. Не всегда у него получалось, но в данный момент вышло просто превосходно, так что Воктер остановился – не резко, постепенно и почти незаметно для себя самого. – Как жаль.
Мэтт взглянул на младшего Лето с улыбкой, напоминавшей о мягком сиянии фонарей, которое отражается в лужах после дождя. Размытый, утративший чёткие очертания бархатный свет.
- Что? – Джаред замер, глядя на друга снизу вверх с такой отчаянной уверенностью в себе, что будь на месте Воктера кто-то другой, незнакомый с привычками и манерами младшего Лето, то он непременно спасовал бы. Предпочёл бы уйти от ответа. Перевёл бы тему. Отвёл бы взгляд – Что ты на меня так смотришь?
Вздорный мальчишка, дерзкий. Но в меру.
- Люблю, наверное, - со смехом пожал плечами Мэтт. – Запрещено законом?
- Вовсе нет, - неловко дёрнул плечом младший Лето, отвернувшись. – С чего бы?
Басист хмыкнул, неожиданно притянув к себе Джея, зарывшись лицом в его волосы, целуя в затылок так нежно, словно он был его собственным ребёнком. Ребёнком, который отчаянно вырывался из этих импровизированных объятий, пытаясь выскользнуть из кольца рук, выбраться. Мэтт прижал его к себе ещё сильнее, не глядя на людей вокруг, просто чувствуя что-то похожее на грусть или же оттенённую печалью радость, словно грейпфрутовый сок, в котором контраст вкусов – главная составляющая, залог природной уникальности.
- Все... смотрят, - тихо проговорил Джаред, когда они замерли, словно скульптурная группа в стиле модерн. – Мэтт.
Это прозвучало так... беспомощно, что Воктер тут же вспомнил, где он, собственно, находится – в самом центре Лос-Анджелеса, где всякое, конечно, может произойти, но даже у этого города есть предел терпению и выдержке. Это вам не Нью-Йорк – один из самых сумасшедших мест на планете. Всё-таки.
- Это что, твоя страшная месть? – они свернули на улицу Надежды, Джаред вновь стал самим собой – всего лишь семь минут – и всё встало на свои места. Вот так просто. – Не впечатляет.
Наверное, у него лишь одно оружие – слова. Иногда к ним прибавляется тяжёлая артиллерия – опрометчивые поступки. Танки, пушки, огнемёты в одном флаконе.
- Да ну? – недоверчиво.
- Нет, - упрямо.
- Здесь тоже полно зрителей. Могу повторить, - совершенно спокойно проговорил Мэтт, чуть наклонив голову. Нет, он не смог бы. Это было лишь внезапным импульсом, каким-то странным решением, которое сознание приняло само, без какого-либо вмешательства разума.
- Легко, - остановился рядом с витриной Джаред, глядя на Воктера с вызовом. Закушенная нижняя губа выдавала его – он чуть волновался. Или же просто ненавидел ждать.
- Легко, - в тон ему повторил Мэтт, кивнув своему отражению в стекле.
Наверное, он заразился вирусом опрометчивости от младшего Лето.
- Джей, - с чуть большей настойчивостью.
Джаред очнулся в мутных сумерках зала ожидания, где так неудачно заснул сразу же после очередного шумного прибытия.
- Что? – он выпрямил порядком затёкшие ноги, пытаясь сообразить, что происходит. – Мэтт приехал?
Шеннон покачал головой.
- Нет, бро, и, думаю, сегодня его уже нет смысла ждать.
- Но, - младший Лето нахмурился, глядя в глаза брату, - есть ещё один поезд, полуночный. Прибывает...
Шеннон пожал плечами, не зная, нужно ли ему спорить с ним или же стоит оставить всё, как есть.
- ...в 12.05.
- Полтора часа, - задумчиво проговорил Шеннон, глядя на огромный циферблат на противоположной стене зала. – Джей.
- Всего-то, - стараясь выглядеть бодрым и отдохнувшим, отозвался тот. – Не проблема. Да, бро?
Старший Лето, вздохнув, кивнул.
Он прошёл вдоль ряда одинаковых кресел с мрачноватой тёмно-красной обивкой, присев слева от брата. Поблизости никого не было. В правом углу, рядом с грудой сломанных стульев, устроилась большая, словно волк, овчарка, у самой двери дремали две женщины средних лет с большими зонтами у ног: вода уже успела высохнуть, и ткань натянулась до предела на спицах металлического каркаса. Чёрная на одном, красная шотландка на другом. И пустота, окрашенная ночной тишиной.
- Не думал, - чуть приглушённо начал Шеннон спустя несколько минут, - что ты всё так быстро решишь.
Джаред молчал, и старшему Лето на миг показалось, что брат снова уснул, грезя о предстоящей встрече, но тот, кашлянув, окинул Шеннона внимательным взглядом.
- Я имею в виду, - пожал плечами старший Лето, - ты был так зол. Я даже немного испугался.
- За него? – спросил Джей, чуть улыбнувшись: ему самому было теперь странно слышать о чём-то подобном. Ничего сейчас он не хотел бы так сильно, как увидеть этого человека, так бесцеремонно ускользнувшего от него. Сбежавшего от него в этой абсурдной попытке сохранить собственное чувство в целости и сохранности. Уберечь от перемен. Последнее желание проговорённого к любви.
- За тебя, балда, - усмехнулся Шеннон, приобняв брата за плечи. – Мэтт – он сильный. Он бы всё равно...
- Сильнее меня?
- Очень может быть, - вздохнул старший Лето. – Этого тебе никто точно не скажет. И всё же, Джаред, ты даже не сомневался.
Тот зевнул, отвернувшись на миг, чтобы проследить взглядом за едва заметной в неестественно тусклом свете ламп дневного света трещиной, прорезавшей мрамор стены как раз над рядом мусорных корзин.
- Я всего лишь представил себе, - прошептал он, прикрыв глаза, - какой будет эта встреча.
Непростой. Противоречивой. Неоднозначной.
Взгляд – как лезвие ножа.
Пустота между ними – метры бетонной ленты вдоль чёрного провала железнодорожного полотна. Пейзаж электропроводов и стальных перегородок - суровая реальность. Правдивой. Честной. И уж точно тихой, почти незаметной для посторонних. Созданной и важной лишь для двоих.
Если в один из дней он возникнет на этой платформе, такой же невозмутимо–застенчивый, наверное, Джареду будет легко его простить. Просто потому, что себе он пообещал это уже давным-давно, а Воктеру лишь оставалось приехать и удостовериться во всём лично.
- Как у Джека и Энниса в Горбатой горе, - усмехнулся Шеннон, вспомнив жаркую встречу, которая порой напоминала ему о спокойных часах расставания и урагане воссоединения – сеансах жизни в их команде.
Джаред бросил на него полный непонимания взгляд, думая о своём.
- Это фильм такой, – на всякий случай уточнил старший Лето.
- Нет, - проговорил Джей. – Совсем не так.
Ему вдруг показалось, что всё могло бы быть по-другому. Единственное, о чём он не подумал – что произошло бы после.
- Он такой, какой есть, - пробормотал Мэтт, рассеянно потирая переносицу, словно поправлял очки: эта привычка вдруг возникла, не желая исчезать даже с приходом таких эгоистично-контактных линз. – И я люблю его.
Наверное, это стало бы нормой для Лето, Воктера и всех тех, кто окружал их в жизни – знакомых, друзей, работников студии и сцены. То, что существовало между ними. Безусловно и очевидно. Пожалуй, стало бы, и многим пришлось бы это принять.
- Так просто, что даже и говорить не о чём, - улыбнулся Шеннон, пробегая глазами какой-то счёт, пришедший на имя Джареда. – И на что деньги уходят?
- Обычно, на наши сумасшедшие обеды, - откликнулся Томо, который так удобно устроился на диване у окна. – Думаю, пора завязывать с креветками в соусе из белого вина.
Старший Лето усмехнулся, бросив на друга полный игривого осуждения взгляд.
- Тебе только дай захватить кухню – и вот результат: все сбережения оказываются потраченными на экзотические приправы и соевый соус. Ну, скажи, зачем тебе вдруг понадобилось готовить суши в домашних условиях, когда было бы гораздо удобнее и дешевле заказать их в ресторане?
Томо покачал головой с видом, красноречиво намекающим на то, что он не собирается открывать тайну.
- Это секрет, - спустя пару минут сказал он, едва слышно вздохнув.
- Какая глупость, - пробормотал Мэтт, погружённый в свои мысли.
Старший Лето взглянул на него, но не сказал ни слова. Вместо этого он поднялся на ноги и пересёк гостиную, чтобы усесться рядом с Томо, который немного отодвинулся, предоставив другу чуть больше места.
- Если не объяснишь, в чём тут дело, я буду щекотать тебя, пока ты не сознаешься, - заявил Шенн, у которого, очевидно, настроение было куда лучше, чем у кого бы то ни было, хотя погода в последние несколько дней оставляла желать лучшего.
И он не замедлил привести угрозу в действие, так что Томо отпрянул, едва не свалившись с дивана. Поднялась не лишённая шумного веселья возня.
- Он сделал это специально для тебя, разве не ясно? – с неожиданным раздражением проговорил Воктер, вскочив так поспешно, что стул, опасно накренившись, грозился свалиться на пол вместе со всеми вещами, устроенными на его спинке – парой маек Джареда и курткой Мэтта. – Приготовил это чёртово суши! Как мило с его стороны!
Пожалуй, этот грубоватый тон был не слишком уместен в данной ситуации, но Воктер, кажется, был встревожен, взволнован той неожиданной мыслью, которая возникла в его голове. Немного пугающей мыслью, уж слишком смелой и радикальной. Наверное, просто случилось в неподходящем месте и в неподходящее время.
Не обращая внимания на вытянувшиеся лица друзей, Мэтт распахнул дверь, остановившись на миг, глядя в глаза погружённому в сумрак коридору. На границе желтовато-домашнего света и неуютной вечерней темноты ему вдруг стало страшно – до дрожи, словно при лихорадке, до тошноты. Наверное, глупостью было позволять себе быть слабым, можно было бы справиться с этой тревогой и тогда всё завершилось бы гораздо удачнее. Но в тот момент, когда ты мчишься в поезде жизни по невидимым рельсам, уходящим в неизвестность, кажется, нет ничего проще, чем просто остановить вагон и сойти на знакомой станции.
- Я бы хотел исчезнуть, - неожиданно для самого себя проговорил Мэтт, не решаясь сделать шаг и, кажется, уйти прямо сейчас, без промедлений.
За спиной живая тишина копошилась, изменчивая, как рябь на воде. За спиной живая тишина пересыпала горсть песка из ладони в ладонь, переливала кристально-чистую воду откровения в бездонный кувшин, так что её плеск вторил шуму дождя за окном. За спиной они переговаривались без слов – незаконченными жестами, прерванными на середине взглядами.
- Просто раствориться. Вот так, - он всё-таки сделал это – шагнул в зыбкую тьму, не оглядываясь, не пытаясь в страшной спешке нашарить квадрат переключателя на стене, не ощущая себя и почти не ориентируясь в пространстве.
Странное желание. Странное, хотя и вполне объяснимое.
Желание остановить мгновение, остановить саму жизнь, сохранить в себе эти чувства, словно фотокарточку. В какой-то момент ему вдруг показалось, что мир слишком быстро меняется – а вместе с ним и Джаред. Мэтту вовсе не хотелось бежать за ним в тщетной попытке догнать, схватить за руку и никогда больше не отпускать. Это ощущение пришло по собственной инициативе, ощущение того, что от него ускользает нечто важное, необходимое Воктеру для счастливого существования. Младший Лето не пытался обогнать его, не хотел быть лучше или хуже, не хотел, но почему-то всё равно был быстрее, словно желал заполучить бесконечность в своём стремлении к совершенству. Всё выходило спонтанно, но осознание этого факта не приносило облегчения. И Мэтту понадобилось совсем не много времени, чтобы понять это. Поначалу ему хотелось убежать. Чуть позже – остановиться. И лишь затем – исчезнуть. С одной лишь целю – сохранить и сберечь себя и Джареда такими, какими они были когда-то, не прислушиваясь к тому настоящему, которое так спешило стать будущим.
Это было странным желанием – в то время. После оно стало вполне адекватной реальностью, пусть и с досадной примесью тяжёлого металла горечи, которая саднила, как полузажившая рана.
Дикое несоответствие былого приходящему.
Схема оказалась до безумия простой.
Закрыть глаза, глубокий вдох, открыть глаза – и ты дома. Закрыть глаза, согласно инструкции, открыть – и ты на вокзале. Вот такое плодотворное времяпрепровождение. Часы становятся минутами, и ты даже не знаешь, какой сегодня день и сколько времени прошло с того момента, когда смысл слов «сон», «пища», «сознание» был таким чётким и ясным, словно золотисто-солнечное небо за пыльным окном вокзально-безнадёжного бытия.
Шеннону бы это не понравилось.
Наверное, это даже хорошо, что он, проводя здесь, на платформе перед бесконечными в переплетении судеб путями железнодорожного полотна, большую часть своего времени, знает слишком мало для того, чтобы критически оценивать ситуацию. А так – старший Лето готов лишь поддержать, почти бездумно, но не больше. В этом его суть, и слава Богу. Пусть твердит, что слишком бесполезно проводить здесь дни и ночи, самые тёмные, самые одинокие ночи, какими только можно похвастаться в закрытом сообществе несчастных и отверженных. Пессимизм – это неприлично, неуместно и неправильно, когда ты полон надежд и ожиданий. И иллюзий – хрупких, как стекло, тонких, словно пищевая плёнка, и эфемерных.
- Я ведь больше не злюсь на тебя, не виню ни в чём, - прошептал Джаред, с лёгкой улыбкой глядя на всех тех людей, до которых ему никогда не удавалось добраться – промежуточных знакомых, одноразовых друзей. Они осматривались, покупали пиво и чипсы в убогих вокзальных ларьках, не подозревая о том, что там, за кирпичной кладкой стен раскинулся огромный город, город дорог и ночной иллюминации, город бедности и тщеславия. Им не было дела до того, насколько грандиозны и уродливы его строения, бесценны и обесценены людские души. У них просто закончился кофе и сигареты, служившие отличным подспорьем к долгим ночным разговорам. Если поезда всё ещё существуют, значит, кому-то они нужны. Пусть даже и как средство борьбы с одиночеством. – Приезжай ко мне, Мэтт, приезжай, я ведь так тебя жду. Не возвращайся – нет, это, пожалуй, уже не возможно, да я и не в праве требовать от тебя чего-то подобного, просто сделай так, чтобы я не изнывал больше в этом ожидании, не терялся в потоке людей, не пытался идти против течения.
- Это, может быть, не моё дело, - знакомый голос обернулся Томо, высоким и тёмноволосым, почти понимающе-заботливым, если бы не его мягкая неуверенность, которую кто-то мог бы с лёгкостью и недальновидностью принять за обидчивость и непредприимчивость, - но Шенн...
Джаред покачал головой.
- Он не смог прийти, - словно бы младший Лето вдруг загремел в больницу, а они – его лучшие друзья (ну, так уж вышло) – навещали его каждый день по очереди – и даже составили график дежурств. И вот сейчас у старшего брата возникло неотложное дело, и Томо пришлось заменить его, возникнув как по мановению волшебной палочки совсем рядом, так близко, что Джей отчётливо чувствовал тепло его ладони на собственном плече. Они всё пытались утешить его, ободрить. Наверное, лучшее, что Шенн мог бы придумать – это предоставить всё времени и терпению младшего Лето. Так или иначе, конец подошёл бы первому или же второму. – Это всё из-за...
Наличие причины – важный фактор. Правда, отвлёкшись на миг, чтобы проследить взглядом за парнем, весьма отдалённо напоминающим Мэтта, Джаред всё благополучно прослушал.
- ...поэтому именно я должен тебе кое-что рассказать.
Такие вот фразы – гарантия неумолимого предчувствия беды.
- Сегодня утром звонила Либби, она была так смущена и долго и невнятно оправдывалась, хотя Шенн и не мог толком понять, в чём дело.
Кубик-рубик почти собран – осталось лишь пару раз развернуть его грани – и вот он во всей красе. Красный, жёлтый, голубой. Такой аляпавато-яркий и нелепый.
- Она говорила о какой-то открытке, похоже, той самой, что ты получил недавно.
Живописно измятая, но всё ещё живая, она была тщательно заперта в нижнем ящике стола в глубине комнаты. На вечную память.
- Она сказала, что ей досталось от мужа, когда вместе с ворохом писем она случайно отправила и эту картонную карточку с изображением ничего на оборотной стороне.
- Это чёрный прямоугольник, - рассеянно проговорил Джаред, скорее для себя самого, чем для друга.
Томо машинально кивнул, и темп его речи ускорился, словно он, сам того не желая, начал волноваться, краем сознания уловив изменения, произошедшие с младшим Лето: он улыбался, словно человек, которого крупно подставили.
- Либби... – проговорил гитарист, - ей так жаль. Кажется, Мэтт вовсе и не собирался посылать письмо. Она сказала, что он купил открытку, но... Она просит прощения за эту ошибку.
- Как мило с её стороны, - пробормотал Джей, всё ещё ухмыляясь. – Отличный вышел бы сувенир.
- Её голос так дрожал, что Шенн уж подумал, не случилось ли чего с Воктером.
- Да что ты, - саркастично протянул Лето, - и что с ним может произойти? Наверное, ему живётся не так уж и плохо, если такие вот открытки попадают вдруг в общую стопку писем, написанных его женой для многочисленных родственников.
- Это были отчёты в местный банк по кредиту, - вяло возразил Томо, понимая теперь, что давешняя тревога не была безосновательной. Кажется, Джаред слегка разошёлся.
Усмешка скривила его чуть побледневшие губы.
- Это забавно, по крайней мере, - сказал младший Лето, поднявшись, оглядывая всё вокруг так, словно весь этот чёртов вокзал принадлежал лишь ему одному, и сейчас он был намерен снести скучное здание, чтобы устроить себе небольшую разминку. – То, насколько я доверчив.
А ведь всего пару минут назад он представлял, как тяжело дались Воктеру эти два слова. «Я приеду». Возможно, он мог бы раздумывать часами, теребя карандаш, выводя причудливые линии, сомневаясь и одновременно радуясь тому, что перебороть себя оказалось не так уж и сложно. Словно в этой короткой фразе заключалось что-то столь важное, какой-то ключевой момент, который смог бы стать достойным завершением их странной истории, оборвавшейся вот так, безо всякого внятного предупреждения. И по прошествии времени он вдруг вновь решился взять в руки листок бумаги и нарисовать что-то подозрительно сильно напоминающее надежду на примирение. Словно хирург, бросивший на произвол судьбы своего пациента со вспоротым животом, неожиданно вернувшись, вновь взял в руки скальпель и завершил начатое. Только вот за это время в рану успела попасть инфекция, а скорый на расправу сепсис благополучно добился того, чтобы больной скончался на операционном столе. Как жаль.
- Как жаль, что ему не удалось, - кивнув Томо, спокойно проговорил младший Лето. – Зря, получается, я так в него верил.
Зря.
Теперь уйти и вернуться домой казалось единственно правильным и самым простым, примитивным решением. Попытка номер N не увенчалась успехом, хотя... Это было, пожалуй, окончательной капитуляцией, а вовсе не стремлением найти решение.
Всё ещё смеясь над собой и собственной наивностью, Джаред толкнул дверь и вдохнул бензиновые пары большого города, словно это был свежий горный воздух, чувствуя себя рождённым заново. Сбежавшим из колонии особо строгого режима. Вольноотпущенником.
Он чувствовал себя таким свободным, разочарованным и злым, что был почти готов расхохотаться к ужасу прохожих, стать немного более сумасшедшим, разбить витрину магазина или же заняться несанкционированной раздачей автографов.
- Ну, разве не глупость?
Томо, кажется, не спешил покидать здание вокзала, отчего-то всё ещё находясь на границе между мраморной плиткой и асфальтом. Словно это было важно для него.
- Ну, уж нет, - покачал головой Джаред. – Я туда не вернусь. Мне было достаточно последних...
- Двух недель, - подсказал Милишевич. – Имеет это для тебя значение?
Младший Лето пожал плечами.
- Две недели беспробудного бдения. И ни капли жалости к прошедшему?
- Ни капли к бесцельно потраченному времени, - кивнул Джаред.
- Но это не одно и то же. Это словно... некий показатель того, что тебе есть до этого дело.
- Нет.
- Не спорь, Джей.
- Только не с тобой. Я могу спорить с Шенном, потому что единственная его цель – заставить меня понять, насколько всё осталось прежним. Но это лишь его мнение. Просто в данном вопросе он на стороне Воктера, а ты занимаешь нейтральную позицию.
- За это время, - перебил его Томо, - ты так и не понял, что он прав? Ведь ты не мог не задуматься над тем, что происходит и что каждый день правит тобой, отрывая от повседневной жизни. За это время вокзал почти успел стать твоим вторым домом. Неужели, этого недостаточно для того, чтобы ты признал себя убеждённым?
- В чём это? – с вызовом осведомился Джаред.
- Мир может меняться, но то, что связывает тебя и Мэтта – нет.
Младший Лето прикрыл на миг глаза, готовый опровергнуть это смелое утверждение, но гитарист опередил его.
- Ведь он написал это. Собственноручно вывел знакомый адрес. Он купил эту чёртову открытку, и уже не важно – сам ли он отправил её или же это сделала Либби. Всё дело в том, что так случилось. И, возможно, не только волей случая.
- Ты думаешь, - проговорил Джаред, надеясь, что это правда – такая отчаянная и немного неуклюжая, но всё же – такая ложь и истина в одном флаконе, - что она сделала это нарочно?
Просто прочла и решила, что у неё есть свои причины, чтобы напомнить одному далёкому человеку о другом, точно таком же далёком, но вполне реальном и живом, всё ещё мечтающем о своём счастье.
- Она не могла, - улыбнулся младший Лето. – Слишком просто и сложно одновременно, по крайней мере, для этой женщины.
- Об этом мы всё равно не узнаем, - констатировал Томо. – Но ведь так думать гораздо приятнее.
И это так, пожалуй. Словно вместо точки, оборвавшей провода электропередач, многоточие стало почти спасением.
- Так или иначе, он не приедет, - пусть это пока не стало окончательным приговором, но однажды придёт письмо, в котором все ответы, и просьбы, и упрёки сольются воедино – как будто даже в этом чуть рваном неровном почерке сожаление и гордость идут рука об руку. Бесконечная история.
Он не приедет...
- Мне кажется, что между вами всё уже решено, - так уверенно и совершенно нетипично для Милишевича, что возникает вопрос, откуда в нём возникло это желание помочь?
- На кого ты работаешь? – шутливо поинтересовался Джаред, пытаясь протянуть время, но эта фраза осталась без внимания. Во взгляде Томо было что-то иное, возникшее в его сознании не так уж давно. Всё меняется, но только не...
- Поезжай к нему сам. Не заставляй его ждать.
22 августа 2008
@музыка: Accent-Run through the night
-
-
27.08.2008 в 19:06-
-
28.08.2008 в 17:04Спасибо! я так рада, что тебе понравилось! я старалась создать подходящую атмосферу, потому что в те дни, когда печатала, ждала свою подругу, которая возвращалась из путешествия, и вот так же сидела в ожидании, смотрела на телефон и табло=))
-
-
30.08.2008 в 17:32что в очередной раз, я услышу историю о том, как не могут люди из разных эпох сосуществовать вместе.
но этого не произошло. точнее, не этот аспект выделили.
хотя очень неровно даны отношения с Либби - эта маленькая вселенная, развернутая внутри группы, внутри стен студии, все знают об отношениях Джареда и Мэтта, словно не существовало предыдущих десяти лет, в которых, так или иначе, фигурировала Либби.
но к счастью, оно не идет в разлад с местом, где разворачиваются события.
Томо вдруг обретает значение внутримасштабное, грандиозное, его слова, которые по идее, уже сотни раз должны были прозвучать в душах обоих, но по каким то причинам этого не произошло.
Мне очень нравится нематериальная реальность, которая может иметь место в любой из параллельных мирков, и так же может случиться сегодня.
Вчера.
Завтра.
Словно какая то зыбкая надежда, на живость чувств, на встречу.
Больше всего, легло в сердце, мучительно-долгое ожидание этих слов, косвенно, но дающих обещание – он ждет.
И это главное.
Большое спасибо за проделанную работу.
Не нашлось слов сказать больше, больше того, что произошло внутри, но я надеюсь, ты поймешь.
Еще раз, большое спасибо.
-
-
30.08.2008 в 20:43оборвалось.
из-за настроения, из-за... пустых надежд.
ждёшь-ждёшь-ждёшь.
бесконечно.
странно.
Сьюз
-
-
01.09.2008 в 18:16Спасибо за внимание! Я, конечно, не могу знать действительную причину уходя Мэтта из группы, но это, наверное, даже и не так важно, когда есть надежда на возвращение - пусть смутная, зыбкая, но вполне оправдывающая это ожидание, которое почти готово стать изматывающим, но неожиданно обращается чём-то иным, обещанием вернуться и справить то, что всё ещё можно изменить. И, кажется, все по мере сил содействуют этому - невольно или вполне осознанно. И это оправдывает желание ждать, желание продолжать.
Сьюз!
надеюсь, что тебе всё-таки понравилось, хотя, возможно, это не такая уж выдающаяся работа, но это чувство ожидания, пожалуй, знакомо всем или же очень многим. Оно, подкреплённое надеждой, становится всё-таки не таким пустым, как можно было бы подумать. Бесконечным, но значимым, как маленькая жизнь.
Спасибо!
-
-
01.09.2008 в 18:54вообще сам фик странный. для меня.
оно твоё, но далеко от моих восприятий, без понятия, почему, обычно всё легче. я похоже запуталась во всём этом.
Неважно, просто, наверное, стоит прочитать чуть-чуть позже, под другую музыку и с другим настроением, со свежим взглядом)
Спасибо тебе за творчество)
Сьюз
-
-
03.09.2008 в 00:42да, как ни странно, но человеку свойсвтенно ждать и надеяться, мириться и противостоять...
спасибо, за такие чудесные произведения, которые помогают с жить с этим.
Гость.
-
-
03.09.2008 в 18:31честно говоря, я уже немного запуталась в тех, гостях, которые здесь бывают, так что сразу же прошу прощение, если не удалось узнать сразу - это просто сложно в условиях интернета.
Человек - такое протитворечивое существо. То он ждёт, то бросает, то обвиняет, то сожалеет. Беит - в вечном поиске, и останавливается - в долгом ожидании. И всё это одновременно. Так странно, что нам легко запутаться в собственных ощущениях, но с подобным темпом в жизни большинство из нас справляются. И лишь передышка - необходимость остановиться и подумать - даёт нам возможность понять, что же мы упустили.
-
-
08.09.2008 в 11:12*Скачет вокруг компа и хлопает в ладоши*
Я так рада,так рада. Читала все твои Произведения про Марсов. Извини, никогда не комментила. Просто заходила с мобильного и было проблематично что-то писать.
Скопировала себе на диск сие творение,буду вечером наслаждаться.Когда соберусь с мыслями - напишу свое мнение))
А вообще,Юля,Вы молодец.
-
-
08.09.2008 в 18:57счастлива, что даже само наличие этого фанфика послужило причиной такой буре эмоций!=) рада, что моё творчество тебе по душе и очень жду комментариев. Спасибо за твоё внимание и похвалу! Я буду и дальше стараться радовать читателей новыми рассказами - тем более что мне тоже доставляет огромное удовольствие творить и общаться с читателями!
Благодарю!
-
-
09.09.2008 в 12:17А теперь я постараюсь описать свои эмоции от того, что зацепилось за сознание.
Всегда мечтала услышать его мэссэдж:
Чёрный квадрат расскажет о главном лишь тому, кто готов его слушать
Яркое сравнение. Позабавило.
погода была слишком уж буйной, словно пациент психиатрической клиники, у которого случился рецидив.
-
-
09.09.2008 в 12:17Самолёт – это скорость, но без души, без важной неторопливости. Это уверенность в себе и апломб. Поезд – это каприз.
Сколько же свободы должно быть в человеке, чтобы так поступить? Хотя, думаю, и не только свободы, сколько детской наивности, искренности, веры в мечту, может еще и непосредственности.
Это был не Мэтт, а какой-то совершенно незнакомый мужчина, который обладал таким вот счастливым преимуществом перед всеми прочими людьми – был немного похож на бывшего басиста, который сорвался с места, бросил свою приёмную семью в Angels&Airways и решил вдруг устроить столь нелепое свидание без даты и ориентиров, без габаритных огней и семафоров, без расписаний отправки и прибытия. Просто эфемерная, почти виртуальная, почти невозможная, случайная встреча на удачу – если повезёт.
-
-
09.09.2008 в 12:17Басист хмыкнул, неожиданно притянув к себе Джея, зарывшись лицом в его волосы, целуя в затылок так нежно, словно он был его собственным ребёнком. Ребёнком, который отчаянно вырывался из этих импровизированных объятий, пытаясь выскользнуть из кольца рук, выбраться. Мэтт прижал его к себе ещё сильнее, не глядя на людей вокруг, просто чувствуя что-то похожее на грусть или же оттенённую печалью радость, словно грейпфрутовый сок, в котором контраст вкусов – главная составляющая, залог природной уникальности.
Не совсем поняла что это, может все-таки прИговоренного к любви?
Последнее желание проговорённого к любви.
Вот это, я думаю, и есть основной мотив поступка твоего Мэтта.
Младший Лето не пытался обогнать его, не хотел быть лучше или хуже, не хотел, но почему-то всё равно был быстрее, словно желал заполучить бесконечность в своём стремлении к совершенству.
...и плюс это тоже.
сохранить и сберечь себя и Джареда такими, какими они были когда-то, не прислушиваясь к тому настоящему, которое так спешило стать будущим.
-
-
09.09.2008 в 12:20или же заняться несанкционированной раздачей автографов.