Nice planet. We'll take it.
Название: Уязвимый
Автор: Reno
Фэндом: TOS
Жанр: хм... drama? angst? romance? Сложно сказать...
Рейтинг: R
Пейринг: K/S
Дисклеймер: не претендую
Предупреждения: 1)знание материала далеко не совершенно
2) много слов
3) определённо, не всё здесь логично
Благодарность: особое вдохновение подарили мне клип на песню «Мы никогда не умрём», фанфик Мэтти «Чёрный ферзь белого короля» и ещё вот эта потрясающая вещь автора Луче Чучхе «Такахе», которая вызвала у меня самые противоречивые чувства.
От автора: Как-то раз у меня возникла мысль, которая начала развиваться после просмотра серии «Пасынки Платона». Доктор МакКой говорил, что «из вулканца нельзя выжимать эмоции – он может погибнуть». Спасибо за идею, док.
Спасибо за внимание.
Читать дальше
Перебравшись поближе к пустующему капитанскому креслу, Спок привычно устроил руку на мягкой спинке, оглядевшись - вокруг царила неторопливая ночная суета, когда сон забирал в плен лучших членов экипажа "Энтерпрайз", и на мостике оставались лишь те, кто мужественно нес вахту, следя за жизнедеятельностью корабля. В такое время на Вулкане властвовала густая багровая тьма, а медная вулканская звезда тонула среди скал, врезаясь острым, как бритва, краем в пустынную плоть. В такое время на Земле цвели восхитительные закаты - малиновые и фисташковые, почти прозрачные, как воды ручья, пронизанные тысячами золотых стрел, и Солнце с разбегу ныряло в стремительно темнеющий океан. Какой из этих миров казался Споку более привлекательным? По истине, сложный вопрос. Зов Вулкана был грозным, трубным, гулким, он отдавался эхом внутри, горел огнём в крови и вытравлял в камне прописанные за тысячу лет неизменные правила.
Земля не звала, она тихо говорила с ним шелестом листвы своих деревьев, переливами певчих птиц, звоном песка на ветру и шёпотом волн. В морских раковинах, поднятых с самого дна вечного моря, ненавязчиво звучал голос Земли.
В космосе царило молчание.
Космос был нем.
В космосе властвовал вакуум.
Космос был глух.
И он великодушно и щедро делился глухотой со старшим помощником.
Спок осторожно провёл пальцами по тёплой кожаной спинке кресла – оно, пожалуй, знало о капитане гораздо больше, чем любой из его подчинённых. Оно знало о волнении, страхе, отчаянии, тщательно запрятанном глубоко внутри. Оно чувствовало напряжённые резкие прикосновения к кнопкам и стук человеческого сердца. Оно ловило каждую мысль и выжимало её, словно сочный плод, до последней капли. Какое эмоциональное кресло. Оно пыталось скрыть множество фактов о капитане, но вело себя, скорее, так, словно только и хотело, что рассказать о нём всем и каждому.
Кресло, как и вся «Энтерпрайз», с почтением перенимало черты человека, способного управиться со стремительной мощью именно в силу своей природы. Непостоянной, порой нелогичной и бесконечно земной, настоящей. Капитан всегда знал, кто он есть и в чём его предназначение.
Он мог бы объяснить и старшему помощнику, если бы тот внезапно и непоследовательно изъявил такое желание.
Спок долгое время стремился изжить свою человеческую сущность, усмирить её, упокоить навеки, но никогда не задумывался об обратном. Логика была и оставалась для него мерилом Вселенной. Даже когда появился Джим.
Оставив капитанский мостик на попечение привычных к жёсткому режиму пилотов и навигаторов, старший помощник отправился к себе и, проходя мимо каюты капитана, услышал сонное:
- Спок...
В дверях стоял Кирк – в форменных штанах, но без рубашки.
- У вас осталось ещё два часа, пятнадцать минут и...
- Спок.
- Используйте время разумно, капитан, вы, как никто, знаете, чего может стоить минута промедления и опоздания. И как выигранное мгновение предопределяет исход битвы.
Джим смотрел на него странным пустым взглядом, а Спок не знал, что отражается в его собственных глазах в ответ на эту полустёртую безмолвную мольбу. Вопреки тому, что даже в ночные часы коридоры и палубы патрулировались, а в инженерном отсеке движение и организованный хаос не прекращались ни на минуту, они вдруг за многие дни оказались один на один, вынужденные держать взгляд друг друга, гнуться под прессом этого взгляда в попытке выстоять.
- Мне не заснуть, - проговорил, наконец, Кирк, прежде чем, накинув на плечи свитер тонкой вязки, шагнуть навстречу Споку. Тот чуть отстранился, позволяя ему пройти.
Джим замер на миг, вздохнув глубоко до боли, и резко нажал кнопку вызова лифта.
- Я буду там, где и должен быть капитан, - негромко заметил он, натягивая форменный золотистый. Будто давал подсказку.
Дверцы лифта бесшумно сомкнулись за ним.
Спок чуть помедлил, а после зашагал по коридору, надеясь, что несколько часов сна и медитации позволят ему упорядочить теряющее разумную организацию сознание.
Послеобеденный звездолёт словно вымер. В этот неурочный час в кают-компании не было никого – только они, и от этого становилось не по себе. «Не по себе» для Спока могло означать что угодно, кроме истинного, поскольку подлинного эквивалента данному состоянию ему найти не удалось. Начальное далёкое глухое беспокойство в преддверии лихорадки пон-фарра могло бы сравниться с этим человеческим ощущением... Нет, смешивать два этих мира! Лишь смертельно оскорблять каждый из них.
Джеймс Т. Кирк стоял против него... на коленях. Его руки тянулись к Споку, он мучительно долго молчал, но в этом безмолвии слышался отголосок его горячих, проникновенных, невозможных по сути слов, последовательности букв единого земного алфавита, кодировки, которую Спок воспринимал, поскольку старательно изучал основные языки Федерации, но смысл... Как бы он ни старался, как бы ему не хотелось понять – он не мог – до конца, до той пропасти-глубины, что они могли за собой скрывать. Он знал более ста тысяч подобных единиц, но порой сознание отторгало их, вносило сумбур в строгую организацию разума, сбивало с толку.
Спок знал, что должен преодолеть оцепенение. Должен действовать. И в первую очередь необходимо было поднять капитана на ноги, иначе – войди неожиданный запоздалый лейтенант – и ничем хорошим дело не кончится. Слухи и домыслы – неминуемое искушение даже для самого дисциплинированного человеческого разума. Старший помощник крепко ухватил Кирка под руки, осторожно потянув вверх и на себя. Джим упрямо вцепился в него, потянув, в свою очередь, вниз, но вулканец превосходил по силе любого из представителей рода человеческого, так что ему не составило труда совладать с капитаном. Он мягко прислонил Джима к стене, а после и вовсе усадил его на низкую велюровую кушетку, оставшись стоять рядом.
Мысли путались.
Осознание этого заставляло дышать тяжело и неправильно, реакции тела грозились взять верх над законами разума, что было непозволительно. То, что произошло... или всё ещё происходило, не укладывалось в рамки логических объяснений.
- Ты ведь знал, что когда-нибудь я не выдержу. И всё же надеялся этого избежать, - внезапно проговорил Джим – его голос был хриплым, шершавым. Будто он провёл несколько дней в вулканской пустыне без пищи и воды. Немногим удалось бы там выжить, но выживший, несомненно, постигал выкованные в огне тайны мироздания, познавал глубокую первородную мудрость Вулкана.
Самому Кирку казалось, что у него начинается жар.
Жар, определённо, имел свой источник. Он растекался по телу от основания шеи, будто солнечный луч с далёкой Земли настиг капитана в этом глубоком космосе, подкрался со спины, а теперь забавлялся, как блик-зайчик, порождая безумие. С некоторым усилием Джим отвернулся от старшего помощника, переведя взгляд на... его руку, устроенную на плече Кирка. И кто же из них упустил нечто важное?
Спок мгновенно отдёрнул ладонь, сжав руку в кулак и тут же вновь раскрыв пальцы, словно обжёгся эдемской кислотой, на его лице отразилась очевидная для Джима борьба. Старший помощник стремительно развернулся, едва не столкнувшись со слишком медленными для успешного завершения его манёвра автоматическими дверями.
И Джим точно знал, что даже если он отдаст Споку приказ оставаться на месте, тот всё равно нарушит его – пусть и под страхом смерти.
Почти бегом минуя с десяток запертых дверей, Спок широким шагом мерил свою каюту от стены до стены – и обратно.
На самом деле – и как это ни странно – старший помощник капитана отчего-то всегда был уверен, что тем, кто не выдержит, окажется, в конце концов, он сам.
Доктор МакКой заправлял жизнью в медицинском отсеке, что само по себе было непросто, однако порой капитан Кирк полагал, что этого недостаточно – и прибавлял к больным и страждущим себя-симулянта, удачно маскирующегося под особо тяжелого пациента.
- Я не специалист в психологии, - заявил доктор, когда Джим в очередной раз возник в дверях лазарета. – И уж тем более в вулканской.
Кирк пожал плечами, признавая такой расклад. Ему просто нужно было поговорить.
- Капитан, - обратился к нему Боунс, так что Кирк окинул друга полным недоумения взглядом. МакКой, чуть улыбнувшись, продолжил, - Джим, не кажется ли тебе, что именно в этот момент офицерам на мостике очень не хватает капитана и его ценных указаний?
Кирк молча качнул головой. Там, где неизменно пребывал старший помощник, катаклизмам и катастрофам не было места.
В лаборатории за стенкой кто-то звучно задел стенд с пустыми пробирками, и они зазвенели тревожно и неспокойно.
- Что если он не понимает? – рассеянно пробормотал Джим, будто продолжая некий незаконченный разговор. – Не понимает того, что я говорю, моих действий – не понимает...
- Ты весьма однозначен и откровенен, Джим, - возразил Боунс. – Тебя сложно не понять.
Кирк с досадой воззрился на доктора.
- Для тебя – возможно, но Спок...
- Ты хочешь сказать, что в силу своего происхождения нашему инопланетному другу чуждо... что? – вопросительно глянул МакКой на Кирка.
- Способность... возможность... – сбивчиво пробормотал тот.
Доктор задумался.
- Я всегда считал, что попытка вызвать эмоции у вулканца закончится неудачей. Более того, это может серьёзно навредить представителю столь... сдержанной расы. Вспомнить хотя тот случай с «последователями Платона».
- То есть, Боунс, ты думаешь, что Спок намеренно оставляет мои действия без ответа?
- Я думаю, Джим, что он прекрасно осознаёт, какую опасность может таить в себе сама возможность эмоционального перегрева, назовём это так. Как выяснилось, инстинкт самосохранения – повсеместное явление в нашей галактике. Ни одно существо, хоть сколько-нибудь напоминающее вулканца по уровню интеллекта и самоконтроля, не станет добровольно разрушать себя, а уж будучи при этом осведомлённым – тем более.
- Судя по твоим словам, люди к этой категории не относятся, - криво усмехнулся Кирк, зная наперёд, чем закончится весь этот разговор.
МакКой только руками развёл.
- Прости, что не могу тебе помочь. Как я уже и сказал...
Ну, вот, пожалуйста.
- ...я простой сельский врач, а не специалист в вулканской психологии. Как и в человеческой.
Люди... Кирку сложно было непредвзято судить представителей собственной расы. Но склонность к поступкам, которые вносили лишь больший сумбур в мысли и подначивали к новым, неразумным и необдуманным, была и оставалась одной из главных характеристик человечества.
- МакКой, я искренне сожалею о том, что именно мне приходится сообщать вам эту неприятную новость, - чуть улыбнулся Кирк. – Вы – чертовски предсказуемы, мой дорогой Боунс!
МакКой покачал головой в притворной досаде. Как будто у него других дел не было...
А Джим, отсмеявшись, на подступах к собственной каюте осознал, что этот разговор, в сущности, не принёс ему облегчения. Скорее, дал дополнительную порцию пищи для размышлений. И – новый повод для тревоги.
Старший помощник задумчиво вертел в пальцах стальной стилус от электронного блокнота, неожиданно заметив, как причудливо гнётся металл под его прикосновениями. Как бы он ни старался обуздать эмоции, сильнейший приступ волнения вывел из строя тонкую систему передач сигналов и импульсов, оповещавших о той или иной неполадке в душевном спокойствии и гармонии. Человеческому чувству удалось обойти форпосты и пробраться в реальность незаметно для Спока. Разглядывая покалеченный стилус, старший помощник капитана раздумывал о том, чего не мог знать заранее. Вот уже десять дней назойливые мысли не оставляли его. Даже если бы анализ вероятностей показал неизбежность именно той, что стала причиной неподобающего поведения и капитана, и самого Спока – возникновение мыслей о подобных расчётах было заведомо невозможным. А там, где нет мысли, идеи – там нет и всего прочего, ибо цепочка событий не может существовать при всяком отсутствии начала.
Со времени последней медитации прошло не более часа, но благодатное её воздействие стремительно теряло силу, а погружаться в транс вновь за столь короткий период могло быть опасно. В течение всех этих дней после происшествия в кают-компании Спок увеличил число медитаций в два раза, тщетно надеясь, что результат не заставит себя ждать. А стало лишь хуже. Согнутый в спираль металл лишний раз доказывал это.
Но самым неуместно ужасным казался Споку тот факт, что время для него отчего-то разделилось на «до» и «после» неожиданной эмоциональной атаки капитана, а это, несомненно, указывало на важность события лично для старшего помощника и нелогичную ценность реакций, последовавших за ним.
Ложь сама по себе оставалась за пределами логики. Лгать себе было бы неразумно. Коленопреклонённый Кирк продолжал делить существование надвое, волнуя кровь.
«До» он появлялся в столовой, когда там уже никого, кроме вдумчиво поглощающего салат старшего помощника, не было. Кирк подозрительно точно угадывал, когда ему следует прийти, чтобы застать Спока и не застать всех остальных. И, уж конечно, он усаживался за тот же стол напротив старпома, втягивая Спока в «непринуждённый» разговор.
«До» часы вахты капитана и старшего помощника непозволительно часто совпадали – в нарушение всех разумных правил Звёздного Флота, согласно которым на мостике в ночное время должен был присутствовать хотя бы один старший офицер или же сам капитан, а получалось так, что в наличии были оба – или же никого. Серьёзный проступок.
«После» Спок справедливо мог ожидать и худшего. Всё вышеперечисленное было сравнительно легко пережить и объяснить. Гораздо больше старшего помощника страшили непредсказуемые действия, к которым всегда был склонен капитан Кирк. Старшему помощнику так до сих пор и не удалось целиком разобраться в том, что он чувствовал (и чувствовал ли вообще?), когда Джим... Воспоминание вызвало волну нестабильности, прокатившуюся вдоль позвоночника.
«После» оставалось неопределённым.
Капитан Кирк с безмятежным видом управлял кораблём. Пожалуй, никто, кроме, разве что, Боунса и, конечно и неизбежно, мистера Спока и не подозревал, что настроение у Джеймса было далеко не таким радужным и безоблачным, как могло бы показаться. Капитан ждал. Ожидание было утомительным, но, пожалуй, оно того стоило – при любом раскладе. Он знал, что сделал рискованный шаг, кажется, куда более рискованный, чем планировал, а теперь мог не спать по ночам, воображая наиболее губительные последствия собственной спешки.
Спок оставался на своём месте – в прямом и переносном смысле. Он всё так же проводил большую часть свободного времени в уединении запертой каюты и всё так же смотрел на Джима – немного задумчиво, немного неопределённо, так что порой капитану это неимоверно досаждало. Он положительно не понимал, как можно держаться уже почти две недели, не предпринимая, казалось бы, ничего, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.
- Так что вы думаете об этом, мистер Спок? – как-то, не выдержав, обратился Кирк к своему старшему помощнику в преддверии конца очередной ночной вахты – Ухура патрулировала молчаливый пустой эфир, мистер Сулу держал руку на пульсе «Энтерпрайз». Корабль бороздил безбрежный океан тишины и мнимого обманчивого покоя.
- Считаю разумным положить этому конец, капитан.
Джим поднялся из кресла и подошёл к занятому расчётами старшему помощнику, который как будто и не обратил внимания, сверяя данные.
- Чему это, Спок?
Тот оторвался на миг от рябящих в глазах цифр и повернулся к Джиму, окинув его долгим внимательным взглядом.
- Дисбаланс в правом верхнем инженерном отсеке, стоит сообщить об этом мистеру Скотту.
- Но... почему, Спок?
Старший помощник едва заметно нахмурился – всего лишь крошечное движение, но обычно невозмутимое выражение его лица изменилось. Джим облокотился о мерцающий разноцветными огоньками пульт.
- Это было бы логично, капитан, если только вы не преследуете цель вывести из строя одну из важнейших систем «Энтерпрайз».
Чёртов эзопов язык!
- Вы ведь знаете, мистер Спок, насколько мне дорог корабль, - негромко заметил Кирк.
Ещё одно красноречивое движение бровей.
- Я в этом не сомневаюсь, - кивнул старший помощник, чувствуя, что на самых кончиках пальцев затаилась губительная для разума дрожь – словно корпус корабля завибрировал под порывом жаркого космического ветра. Эта дрожь постепенно усиливалась, дрожь в пальцах, дрожь в запястьях – почти незаметная, но вполне ощутимая для вулканского сознания.
Он становился опасным – прямо сейчас, с каждой минутой – всё ближе.
Спок осознавал, что этому человеку – порывистому, страстному, решительному и непоколебимому, как скала – ничего не стоит выбить его из колеи. Старший помощник привык относиться к капитану, как к другу, привык к тому, что мог доверять Кирку чуть больше, чем всем остальным, но теперь вдруг почувствовал себя беззащитным перед этим земным хрупким, ломким созданием, тело которого он мог бы перемолоть в считанные мгновения. Неуверенность порождала страх, страх давал жизнь отчаянию, отчаяние поджигало фитиль ярости.
Автоматические двери открылись, впуская на мостик новую группу.
- Ваша вахта закончена, - заметил Джим, чуть улыбнувшись. Вряд ли он подозревал о мыслях и ощущениях своего старшего помощника. По крайней мере, в этом Спок всё ещё мог быть уверенным.
- Как и ваша, капитан.
Уйти нужно было немедленно. Во избежание последствий.
- Раз уж мы оба свободны, мистер Спок, позвольте проводить вас до каюты, ведь нам всё равно по пути.
По правде говоря, вулканец мог бы расценить это как попытку вторжения в личное пространство, но, к некоторому облегчению Кирка, он лишь благосклонно кивнул, хотя этот жест мог бы скрывать за собой слишком многое – или же оставаться данью вежливости.
Слишком рискованно.
Навстречу им, отдав честь, прошли сержант Трой и младший лейтенант Хавок. Джим пожелал им удачной работы, а Спок лишь кивнул.
Старший помощник чуть обогнал капитана, когда они спустились на лифте к каютам членов экипажа – и нажал на плоскую круглую кнопку на металлической прямоугольной панели.
- Медитация ждёт? – шутливо поинтересовался Кирк, хотя смеяться ему хотелось бы в последнюю очередь. Упругое, как горячий воздух, напряжение давило, а возникший этой ночью беззаботный образ преследовал, липнув к ладоням, и не желал уходить.
Главное - сохранять спокойствие.
- Отчего же, - не оборачиваясь, проговорил Спок. – Сон также неплохо влияет на мозг, улучшая умственную деятельность.
- Верно, - рассеянно пробормотал Кирк, определённо зная, что это ускользающее от него ощущение – предвестник удачливой опрометчивости в решениях и поступках. Такое чувство возникало в особые моменты, когда он отдавал приказ открыть огонь по неизвестному судну, не выходившему на связь, или же сдать «Энтерпрайз». Реальность истаивала дымком жидкого азота из системы охлаждения, реальность затягивало полупрозрачной плёнкой, реальность словно бы отступала на задний план. И тогда в сознании возникал чёткий план действий – безусловно, сумасшедший и, уж конечно, никуда не годный на первый взгляд. Так всегда и бывало – и всё завершалось неизбежной победой. Одно лишь предвкушение этого могло заставить капитана решиться на сумасбродство.
Двери открылись – внутри было совсем темно. Споку не нравилась автоматика, сопряжённая с механизмом, управляющим дверьми, который включал свет всякий раз, когда хозяин каюты входил в помещение, и выключал, когда он покидал его. Поэтому Скотти великодушно отключил назойливый механизм. Всё, что осталось, это тумблер у стены, до которого ещё нужно было добраться.
Спина Спока, затянутая в синий форменный, была совсем близко – ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, и, осторожно подтолкнув старшего помощника, Кирк шагнул за ним в темноту.
Металлическая спираль стилуса оказалась утоплена в стенное покрытие – на поверхности остался лишь обутый в чёрный полимер кончик. Спок с интересом учёного, обнаружившего новый вид жизни на пустынной планете, рассматривал бледные беспорядочные изумрудно-зелёные метки, проступившие на ребре ладони. Разум блокировал боль, позволяя сознанию беспрепятственно анализировать случившееся. Обстановка каюты не изменилась – основные её и наиболее важный элементы оставались на своих местах. Тот, кто вошёл бы в комнату, вряд ли заметил бы перемены – отчасти из-за того, что доступ в каюту старшего помощника капитана был открыт очень немногим, отчасти потому, что порядок в этом помещении царил повсеместный. Однако теперь, окинув внимательным взглядом аккуратную комнату, Спок нахмурился. Он не задумывался над тем, что реакции его куда более предсказуемы, чем у любого из людей, но он мог объяснить, почему цилиндр стакана из репродуктора потерял всю правильность своей формы, почему матовая поверхность столешницы прогнулась уродливой воронкой... Эмоции требовали выхода, но выход существовал лишь в силе. Силе удара.
Иной способ их выражения оставался слишком уж человеческим, и дотянуться до него не представлялось возможным. Словно вулканская природа находилась в нём по одну сторону бездонного провала, а земная – по другую.
Чувство собственного достоинства никогда не считалось слабостью ни в его мире, ни в любом другом, но именно оно стало Ахиллесовой пятой Спока в борьбе с человеком. С самим собой. С двойной сущностью. Как сложно было ему справиться с незнакомым, непознанным состоянием незащищённости, граничащим с унизительным для вулканца осознанием собственной слабости перед лицом существа, уступающего ему и в силе, и в ясности ума. Гордость, привитая на генетическом уровне, воспитанная веками, никогда не сдавалась – под градом ли насмешек, в одиночестве ли изгнания, а теперь отчего-то тело лихорадило лишь при мысли о том, что гордость может быть сломлена, обращена против её хранителя и стража. Разум владел телом, и разум же мог тело погубить.
- Я знаю, что разрешения ты мне не давал, - быстро проговорил Кирк – двери закрылись, отрезав тот тусклый полуночный свет, который давали круглые лампочки, встроенные в стены в полуметре от пола. Спок молчал. В потёмках создавалось впечатление, что его здесь и не было. – И я прошу прощения за это.
Джим протянул вперёд руки наугад, натолкнувшись на старшего помощника, выражения лица которого он видеть не мог. Зато почти мгновенно почувствовал, как сильные – невероятно сильные – пальцы сомкнулись на его запястьях, ощутимо сжав.
- Спок, - прошептал Кирк – боль была терпимой, но что если она вдруг стала бы гораздо интенсивнее?
- Что вам нужно, капитан? – услышал он в ответ – но хватка не ослабла.
- Ты знаешь, Спок. Ты в состоянии это понять.
В ладони просачивался обескровленный холод. Джим попытался вырваться, но пальцы у Спока были словно стальными – Кирк, несомненно, понимал, насколько сила вулканца превосходит человеческую, но теперь вдруг почувствовал себя совсем нехорошо.
- Я сомневаюсь в этом, капитан, - Кирку показалось, или его старший помощник действительно прерывисто вздохнул?
Они противостояли друг другу – словно враги, и мысль эта была далека от приятной. Кирк старался не думать о том, что говорил Боунс, о том, каким наигранно равнодушным казался ему старший помощник. Он вообразил, что под маской скрывается сдержанная осторожность. Возможно ли, что там копился гнев?
А понимал ли он вулканца? Ему нравилось так думать.
Спок, наконец, отпустил капитана. Джим потёр онемевшие ладони.
- Не о чём беспокоиться, - пробормотал он, удивляясь тому, что до сих пор не внял настойчивым просьбам внутреннего голоса, требующего создать безопасную дистанцию, возможно, уйти, по крайней мере, добравшись вслепую до выключателя, всё исправить... или же усугубить.
- Не о чём... капитан? Я не был бы столь уверен.
Он отступил – даже с завязанными глазами Кирк это бы ощутил – вокруг плотным сгустком собралась пустота. Каюта была небольшой, но в темноте казалась необъятной, бесконечной, как космос.
- Разве я могу что-то сделать? – продолжил Спок, ни к кому конкретно не обращаясь – даже при наличии Джима в непосредственной близости – и его голос звучал эхом в этой пустоте – отрешённый, повсеместный. В нём слились воедино и трубный зов Вулкана, и лепет Земли – так невероятно и неразрывно, что по телу бежали мурашки.
Человеческие чувства не находили выхода – они оставались запечатанными внутри, сдерживаемые вулканской природой, а сила... Сила существовала сама по себе, внезапно потеряв всякую ценность. Спок чувствовал себя совершенно беспомощным..
- Ты можешь, - уверенно проговорил Джим, хотя и чувствовал себя престранно. В темноте говорить было легче, сложнее – контролировать сказанное.
- Я не знаю, с чего начать, капитан.
Слова казались простыми и понятными, но они стремительно теряли значение, не выражая больше того важного, что хотел бы почувствовать Кирк.
- Для начала... держитесь за руку, мистер Спок.
Предельно осторожно, не позволяя вулканской стороне сущности взять верх. Он хотел сделать это по-человечески.
- Иначе дело закончится синяками да шишками, если кто-нибудь из нас упадёт.
Спок хотел избавиться от людской эмоциональности, зная о Колинаре, но как же ему было избавиться от вулканской холодности? Какой ритуал соблюсти? Этого вулканец не мог знать, и теперь вопрос мучил его, как ни один другой, потому что ответа на него не было и не обнаружилось бы. Впервые он испытал подлинное, человеческое - в этом он был абсолютно уверен - отчаяние, касаясь Джима, которому хотел бы подарить всё то тепло, что ему далось бы наскрести в собственной душе и которого катастрофически не хватало. Впервые в жизни ему хотелось спустить эмоции с короткого поводка, снять удушающие их ошейники, позволить вырваться на свободу. Освободить себя. И это желание оказалось настолько сильным, что противостоять ему было невозможно, не хотелось. И Споку стало страшно. Потому что разум его не был готов к подобному взрыву, он мог бы погибнуть или лишиться рассудка, пытаясь высказать то, что потоком лавы жгло его изнутри.
Никогда прежде он ещё не отрицал столь истово свою вулканскую природу.
История Вулкана, как и история иной большой и населённой разумными существами планеты, была богатой и длинной, в ней жили свои правители, её творили свои герои, варварские племена дробили её на века и тысячелетия, новые поколения смиряли свои страсти и преклонялись перед мудрецами.
Спок знал, что превосходство разума над эмоциями помогло вулканцам в создании расы высокоорганизованных существ, для которых ярость войны и огонь битвы не были самоцелью. Войны закончились, настала пора мира.
Но кое-что до сих пор оставалось для Спока загадкой. Укрытая трепещущим зелёным ковром листвы и шёлком водной глади Земля была идеальной для человека – ценителя красоты, поэта, любовника, подверженного самым разным, порой полярным эмоциям. Земля оплакивала дождями умерших, а солнце дарило тепло и радость живым, Земля исподволь воздействовала на души, на состояние своих подопечных – грубых и жестоких, ранимых и романтичных, расчётливых и трогательно заботливых. Но Спок не представлял себе, воинственные предки ли его обратили Вулкан в вечную бескрайнюю пустыню, или же сам жар кипящих источников и сухой вездесущий песок вырезали из камня этих величественных существ – представителей его рода, черты которых были правильными и строгими, жёсткими, непреклонными. Создали ли они Вулкан таким, каким он и остался, или же сама планета по собственным меркам выкроила своих сыновей?
Человек сотни лет причинял вред Земле, грозный Вулкан мог покарать своих обидчиков в любой час.
В чём суть двух этих миров? Мог бы их союз стать по истине идеальным для всей Галактики?
Свет помог бы начать с малого.
- Что ты ощущаешь?
Спок, как и всегда, сидел прямо – неестественно прямо для человека, наверное, Кирк бы так не смог. Но вместе с тем его привычная поза выдавала всё то напряжение, что долгое время копилось внутри, и скрыть этого не смогло бы даже привычное строго-отстранённое выражение лица.
- Это... сложно объяснить, - пробормотал Спок, глядя прямо в глаза Джиму. – Я близок к тому, чтобы испытать незнакомое чувство.
Так уязвимо.
Тот вновь коснулся его впалой щеки, очертил пальцем высокую острую скулу, едва коснулся мочки уха, провёл по гладким чёрным волосам.
- Это определённо приятное ощущение, - закрыв для верности глаза, проговорил Спок. Кирк усмехнулся, наклонившись чуть ближе.
Теперь, когда тёмно-карий, почти чёрный взгляд оставил его, он почувствовал себя гораздо увереннее, почти сразу же позабыв о той неловкости, что была ему чужда от природы, но возникала против воли капитана, когда он оставался наедине со своим старшим помощником.
- По крайней мере, - пробормотал Джим.
- Более чем приятное, - выдохнул Спок, кажется, и не пытаясь найти иное, возможно, более яркое слово. Это отнимало слишком много сил.
- И это всё? – осведомился Кирк, поддразнивая вулканца. – Спок, в ваших словах нет ничего необычного.
Чуть ближе.
- Мне сложно, капитан, - заметил старший помощник. – Вы должны понимать это...
- Джим. Зовите уже меня Джим. Сейчас в этом нет ничего предосудительного. Ситуация далека от формальной.
Кирк искренне надеялся, что Споку пока не удалось его раскусить – по движению ли потревоженного воздуха или всего более нескольких дюймов, когда капитан, будучи человеком решительным, подался вперёд, стремительно сокращая ничтожное расстояние...
Вот что действительно поражало Кирка: Спок умудрялся хмуриться и улыбаться одновременно, на самом деле испытавая оба состояния сразу - что нетипично для эмоционально зависимых существ. Он будто смотрел против солнца, пытаясь скрыться от слепящего света, и этот контраст, который Кирк наблюдал совсем не часто, в свою очередь был подобен сияющей в бесконечной черноте космоса звезде.
Джим замер, чувствуя, как бешено колотится сердце, понимая, что в чём-то он только что проиграл. В открытых глазах Спока горел незнакомый ему огонёк.
- Такая реакция, - тот осторожно коснулся груди капитана, устроив ладонь против комка мышц, грозившегося выпрыгнуть наружу, разорваться на части, - для меня была бы губительна.
Его сердце до сих пор билось спокойно и ровно, и этого, к счастью, ничто не в силах было изменить.
- Но ведь не это важно, - пробормотал Кирк, чувствуя себя песчинкой в той буре, что должна была бушевать внутри этого невозмутимого, невозможно невыразимого вулканца. Он почти чувствовал её, просто пока не умел читать знаки, понимать проявления.
- Нет, - твёрдо проговорил старший помощник, а ещё – офицер по науке, переместив потяжелевшую ладонь на затылок капитана. – Не важно. Важно что-то другое, но пока у меня не было возможности объяснить.
Он осторожно коснулся уголка губ Джима, пробуя новое ощущение на вкус, оценивая его. А затем неожиданно и порывисто поцеловал почти по-настоящему, так что Кирк поначалу попытался вырваться – от неожиданности. Вокруг него была сила – замкнутое кольцо рук, из которого не так-то просто было выбраться. Но как только Джим перестал сопротивляться – тепло стало мягким, как подтаявший воск, нестрашным, неопасным. Если ты много превосходишь по силе того, чья безопасность для тебя превыше всего – тебе придётся научиться вулканской сдержанности. Воспитать её в себе.
Спок целовал... властно. Словно компенсировал собственные страхи, будто мстил за них. Такого капитан Кирк не испытывал никогда. Он привык действовать сам, а не становиться объектом действия, но сейчас... Сейчас говорить о задетом самолюбии было бы неуместно. Даже о гордости можно было не упоминать.
Вулканец чувствовал, что выходит за пределы возможной эмоциональной нагрузки. Он чувствовал себя «Энтерпрайз», у которой горят один за другим литиевые кристаллы, а мощность так не превосходит самой примитивной.
Он надеялся, что мелдинг поможет ему, и «транслировал» образы раз за разом – «привязанность», «любовь», «желание» - в непрерывной передаче информации, хотя, пожалуй, не воспринимал и половины смысла каждого из них. Естественно, человеческого смысла. Его сознание словно заходилось в крике, хриплом, неистовом, но этот поток был односторонним, текущим лишь в одном направлении, не облегчая его положения. И каждый образ был подобен удару молотка, вгоняющего в землю сваю – такую ментальную силу вкладывал в них Спок. Низкий стон, разорвавший контакт, выбросил его почти обессиленным в реальность, в хваткие, тянущие куда-то вверх объятия Кирка.
Его собственный стон.
Глаза Спока были закрыты, он дышал тяжело и хрипло, и ноги его подгибались, а пальцы упрямо скользили по плечам и рукам Джима, пытаясь удержать на весу всё тело. На бледной коже выступили бисеринки пота, и Кирк, памятуя об ощущениях прошлых минут, коснулся его солоноватых губ в ответном осторожном жесте...
- Спок! Спок, как ты себя чувствуешь?
Тот с некоторым трудом заставил себя открыть глаза.
- Мне следовало бы учесть хрупкость человеческого сознания, прежде чем...
- Кажется, это ты едва на ногах стоишь, а не я.
Тот неопределённо качнул головой, будто не верил очевидному, но был почти готов сдаться.
- Вы можете оценить своё состояние, капитан?
- Всё в порядке, - проговорил Джим, впервые по-настоящему пожалев, что не знает пусть даже и труднопроизносимого имени старшего помощника. Спок явно пытался отвлечь его внимание от собственного бессилия.
- Это понятие лишено конкретики...
Так уязвимо.
- Я в порядке, Спок. Я чувствую себя совершенно нормально.
Для человека, подумал Кирк. Люди – куда более гибкие существа, чем вулканцы.
Может ли придуманное унижение и воображаемая беззащитность довести лучшего из старших помощников до лазарета?
На мостике жизнь, вероятно, шла своим чередом. Чётко выверенная приборами ночь подошла к концу, новый день обещал новые заботы.
Капитан Джеймс Кирк сидел в кресле, весьма удобно устроившись. Даже в больничном отсеке, отрезанном, казалось бы, от лишённого приятной для человека нелогичности мира, он чувствовал каждый нерв этого корабля, отзывался на его боль и радость. Как странно, что он приписывал «Энтерпрайз» вполне человеческие черты.
Не взирая на все запреты и рекомендации доктора МакКоя, тарший помощник незаметно приподнялся с кровати по правую руку от Кирка, наклонившись к нему.
- Я вас слушаю, мистер Спок, - подмигнул ему капитан. Во взгляде вулканца сквозила неуверенность.
- Возможно, этот вопрос покажется вам странным, капитан... Джим.
Тот нетерпеливо повёл плечами.
- Говори же!
- Есть ли такой ритуал у землян, который позволил бы освободиться... от вулканских оков?
Спок сформулировал его, как смог – потому что других ориентиров в образчиках сдержанности и самоконтроля у него не было, но Кирк понял, чуть улыбнувшись – этот вопрос не был странным, просто ответ на него мог бы показаться мистеру Споку неудовлетворительным.
- Ещё бы, - врать было бы нелогично. А он и не врал.
Старший помощник помолчал, раздумывая над тем, есть ли смысл в дальнейшем получении информации.
- У ритуала есть название, капитан?
Джим едва сдержал усмешку.
- Я позабыл его, мистер Спок, извините.
- Но он существует?
- Несомненно, мистер Спок. В этом вы могли хотя бы отчасти убедиться не далее как прошлой ночью. Но потрудитесь объяснить причину.
- Эмоции... - негромко проговорил Спок. - Столь уязвимое состояние для вулканца – почти оскорбление. В постоянном же аспекте – расстройство важнейших систем и, как результат, частичная или полная потеря способностей к разумному восприятию действительности...
- Неужели, вы только что признали, что в чём-то представители вашей расы уступают человечеству?
- Я не совсем вас понимаю, капитан.
- Вы говорите о том, что залог сохранения рассудка для человека – эмоции. Точнее, возможность их выражать, чем вулканцы – увы! – обделены.
Старший помощник стремительно вернулся на своё место, порываясь отвернуться к стене, чтобы не видеть капитана, совершенно довольного собой.
Джеймс Т. Кирк смотрел ему в спину, понимая, что столь искреннее признание стоило Споку не меньше, чем когда-то ему, капитану, его собственное. От осознания этого сердце стучало быстрее, быстрее, быстрее... И было ему хорошо. Новая мысль, как тайна, бередила душу – и воодушевляла.
- Нет уж, мистер Спок, - пробормотал Кирк невнятно, так, чтобы Спок услышал его или же нет – по собственному желанию, - оставайтесь-ка лучше таким, какой вы и есть.
30 июля 2009
Автор: Reno
Фэндом: TOS
Жанр: хм... drama? angst? romance? Сложно сказать...
Рейтинг: R
Пейринг: K/S
Дисклеймер: не претендую
Предупреждения: 1)знание материала далеко не совершенно
2) много слов
3) определённо, не всё здесь логично
Благодарность: особое вдохновение подарили мне клип на песню «Мы никогда не умрём», фанфик Мэтти «Чёрный ферзь белого короля» и ещё вот эта потрясающая вещь автора Луче Чучхе «Такахе», которая вызвала у меня самые противоречивые чувства.
От автора: Как-то раз у меня возникла мысль, которая начала развиваться после просмотра серии «Пасынки Платона». Доктор МакКой говорил, что «из вулканца нельзя выжимать эмоции – он может погибнуть». Спасибо за идею, док.
Спасибо за внимание.
Читать дальше
Перебравшись поближе к пустующему капитанскому креслу, Спок привычно устроил руку на мягкой спинке, оглядевшись - вокруг царила неторопливая ночная суета, когда сон забирал в плен лучших членов экипажа "Энтерпрайз", и на мостике оставались лишь те, кто мужественно нес вахту, следя за жизнедеятельностью корабля. В такое время на Вулкане властвовала густая багровая тьма, а медная вулканская звезда тонула среди скал, врезаясь острым, как бритва, краем в пустынную плоть. В такое время на Земле цвели восхитительные закаты - малиновые и фисташковые, почти прозрачные, как воды ручья, пронизанные тысячами золотых стрел, и Солнце с разбегу ныряло в стремительно темнеющий океан. Какой из этих миров казался Споку более привлекательным? По истине, сложный вопрос. Зов Вулкана был грозным, трубным, гулким, он отдавался эхом внутри, горел огнём в крови и вытравлял в камне прописанные за тысячу лет неизменные правила.
Земля не звала, она тихо говорила с ним шелестом листвы своих деревьев, переливами певчих птиц, звоном песка на ветру и шёпотом волн. В морских раковинах, поднятых с самого дна вечного моря, ненавязчиво звучал голос Земли.
В космосе царило молчание.
Космос был нем.
В космосе властвовал вакуум.
Космос был глух.
И он великодушно и щедро делился глухотой со старшим помощником.
Спок осторожно провёл пальцами по тёплой кожаной спинке кресла – оно, пожалуй, знало о капитане гораздо больше, чем любой из его подчинённых. Оно знало о волнении, страхе, отчаянии, тщательно запрятанном глубоко внутри. Оно чувствовало напряжённые резкие прикосновения к кнопкам и стук человеческого сердца. Оно ловило каждую мысль и выжимало её, словно сочный плод, до последней капли. Какое эмоциональное кресло. Оно пыталось скрыть множество фактов о капитане, но вело себя, скорее, так, словно только и хотело, что рассказать о нём всем и каждому.
Кресло, как и вся «Энтерпрайз», с почтением перенимало черты человека, способного управиться со стремительной мощью именно в силу своей природы. Непостоянной, порой нелогичной и бесконечно земной, настоящей. Капитан всегда знал, кто он есть и в чём его предназначение.
Он мог бы объяснить и старшему помощнику, если бы тот внезапно и непоследовательно изъявил такое желание.
Спок долгое время стремился изжить свою человеческую сущность, усмирить её, упокоить навеки, но никогда не задумывался об обратном. Логика была и оставалась для него мерилом Вселенной. Даже когда появился Джим.
Оставив капитанский мостик на попечение привычных к жёсткому режиму пилотов и навигаторов, старший помощник отправился к себе и, проходя мимо каюты капитана, услышал сонное:
- Спок...
В дверях стоял Кирк – в форменных штанах, но без рубашки.
- У вас осталось ещё два часа, пятнадцать минут и...
- Спок.
- Используйте время разумно, капитан, вы, как никто, знаете, чего может стоить минута промедления и опоздания. И как выигранное мгновение предопределяет исход битвы.
Джим смотрел на него странным пустым взглядом, а Спок не знал, что отражается в его собственных глазах в ответ на эту полустёртую безмолвную мольбу. Вопреки тому, что даже в ночные часы коридоры и палубы патрулировались, а в инженерном отсеке движение и организованный хаос не прекращались ни на минуту, они вдруг за многие дни оказались один на один, вынужденные держать взгляд друг друга, гнуться под прессом этого взгляда в попытке выстоять.
- Мне не заснуть, - проговорил, наконец, Кирк, прежде чем, накинув на плечи свитер тонкой вязки, шагнуть навстречу Споку. Тот чуть отстранился, позволяя ему пройти.
Джим замер на миг, вздохнув глубоко до боли, и резко нажал кнопку вызова лифта.
- Я буду там, где и должен быть капитан, - негромко заметил он, натягивая форменный золотистый. Будто давал подсказку.
Дверцы лифта бесшумно сомкнулись за ним.
Спок чуть помедлил, а после зашагал по коридору, надеясь, что несколько часов сна и медитации позволят ему упорядочить теряющее разумную организацию сознание.
Послеобеденный звездолёт словно вымер. В этот неурочный час в кают-компании не было никого – только они, и от этого становилось не по себе. «Не по себе» для Спока могло означать что угодно, кроме истинного, поскольку подлинного эквивалента данному состоянию ему найти не удалось. Начальное далёкое глухое беспокойство в преддверии лихорадки пон-фарра могло бы сравниться с этим человеческим ощущением... Нет, смешивать два этих мира! Лишь смертельно оскорблять каждый из них.
Джеймс Т. Кирк стоял против него... на коленях. Его руки тянулись к Споку, он мучительно долго молчал, но в этом безмолвии слышался отголосок его горячих, проникновенных, невозможных по сути слов, последовательности букв единого земного алфавита, кодировки, которую Спок воспринимал, поскольку старательно изучал основные языки Федерации, но смысл... Как бы он ни старался, как бы ему не хотелось понять – он не мог – до конца, до той пропасти-глубины, что они могли за собой скрывать. Он знал более ста тысяч подобных единиц, но порой сознание отторгало их, вносило сумбур в строгую организацию разума, сбивало с толку.
Спок знал, что должен преодолеть оцепенение. Должен действовать. И в первую очередь необходимо было поднять капитана на ноги, иначе – войди неожиданный запоздалый лейтенант – и ничем хорошим дело не кончится. Слухи и домыслы – неминуемое искушение даже для самого дисциплинированного человеческого разума. Старший помощник крепко ухватил Кирка под руки, осторожно потянув вверх и на себя. Джим упрямо вцепился в него, потянув, в свою очередь, вниз, но вулканец превосходил по силе любого из представителей рода человеческого, так что ему не составило труда совладать с капитаном. Он мягко прислонил Джима к стене, а после и вовсе усадил его на низкую велюровую кушетку, оставшись стоять рядом.
Мысли путались.
Осознание этого заставляло дышать тяжело и неправильно, реакции тела грозились взять верх над законами разума, что было непозволительно. То, что произошло... или всё ещё происходило, не укладывалось в рамки логических объяснений.
- Ты ведь знал, что когда-нибудь я не выдержу. И всё же надеялся этого избежать, - внезапно проговорил Джим – его голос был хриплым, шершавым. Будто он провёл несколько дней в вулканской пустыне без пищи и воды. Немногим удалось бы там выжить, но выживший, несомненно, постигал выкованные в огне тайны мироздания, познавал глубокую первородную мудрость Вулкана.
Самому Кирку казалось, что у него начинается жар.
Жар, определённо, имел свой источник. Он растекался по телу от основания шеи, будто солнечный луч с далёкой Земли настиг капитана в этом глубоком космосе, подкрался со спины, а теперь забавлялся, как блик-зайчик, порождая безумие. С некоторым усилием Джим отвернулся от старшего помощника, переведя взгляд на... его руку, устроенную на плече Кирка. И кто же из них упустил нечто важное?
Спок мгновенно отдёрнул ладонь, сжав руку в кулак и тут же вновь раскрыв пальцы, словно обжёгся эдемской кислотой, на его лице отразилась очевидная для Джима борьба. Старший помощник стремительно развернулся, едва не столкнувшись со слишком медленными для успешного завершения его манёвра автоматическими дверями.
И Джим точно знал, что даже если он отдаст Споку приказ оставаться на месте, тот всё равно нарушит его – пусть и под страхом смерти.
Почти бегом минуя с десяток запертых дверей, Спок широким шагом мерил свою каюту от стены до стены – и обратно.
На самом деле – и как это ни странно – старший помощник капитана отчего-то всегда был уверен, что тем, кто не выдержит, окажется, в конце концов, он сам.
Доктор МакКой заправлял жизнью в медицинском отсеке, что само по себе было непросто, однако порой капитан Кирк полагал, что этого недостаточно – и прибавлял к больным и страждущим себя-симулянта, удачно маскирующегося под особо тяжелого пациента.
- Я не специалист в психологии, - заявил доктор, когда Джим в очередной раз возник в дверях лазарета. – И уж тем более в вулканской.
Кирк пожал плечами, признавая такой расклад. Ему просто нужно было поговорить.
- Капитан, - обратился к нему Боунс, так что Кирк окинул друга полным недоумения взглядом. МакКой, чуть улыбнувшись, продолжил, - Джим, не кажется ли тебе, что именно в этот момент офицерам на мостике очень не хватает капитана и его ценных указаний?
Кирк молча качнул головой. Там, где неизменно пребывал старший помощник, катаклизмам и катастрофам не было места.
В лаборатории за стенкой кто-то звучно задел стенд с пустыми пробирками, и они зазвенели тревожно и неспокойно.
- Что если он не понимает? – рассеянно пробормотал Джим, будто продолжая некий незаконченный разговор. – Не понимает того, что я говорю, моих действий – не понимает...
- Ты весьма однозначен и откровенен, Джим, - возразил Боунс. – Тебя сложно не понять.
Кирк с досадой воззрился на доктора.
- Для тебя – возможно, но Спок...
- Ты хочешь сказать, что в силу своего происхождения нашему инопланетному другу чуждо... что? – вопросительно глянул МакКой на Кирка.
- Способность... возможность... – сбивчиво пробормотал тот.
Доктор задумался.
- Я всегда считал, что попытка вызвать эмоции у вулканца закончится неудачей. Более того, это может серьёзно навредить представителю столь... сдержанной расы. Вспомнить хотя тот случай с «последователями Платона».
- То есть, Боунс, ты думаешь, что Спок намеренно оставляет мои действия без ответа?
- Я думаю, Джим, что он прекрасно осознаёт, какую опасность может таить в себе сама возможность эмоционального перегрева, назовём это так. Как выяснилось, инстинкт самосохранения – повсеместное явление в нашей галактике. Ни одно существо, хоть сколько-нибудь напоминающее вулканца по уровню интеллекта и самоконтроля, не станет добровольно разрушать себя, а уж будучи при этом осведомлённым – тем более.
- Судя по твоим словам, люди к этой категории не относятся, - криво усмехнулся Кирк, зная наперёд, чем закончится весь этот разговор.
МакКой только руками развёл.
- Прости, что не могу тебе помочь. Как я уже и сказал...
Ну, вот, пожалуйста.
- ...я простой сельский врач, а не специалист в вулканской психологии. Как и в человеческой.
Люди... Кирку сложно было непредвзято судить представителей собственной расы. Но склонность к поступкам, которые вносили лишь больший сумбур в мысли и подначивали к новым, неразумным и необдуманным, была и оставалась одной из главных характеристик человечества.
- МакКой, я искренне сожалею о том, что именно мне приходится сообщать вам эту неприятную новость, - чуть улыбнулся Кирк. – Вы – чертовски предсказуемы, мой дорогой Боунс!
МакКой покачал головой в притворной досаде. Как будто у него других дел не было...
А Джим, отсмеявшись, на подступах к собственной каюте осознал, что этот разговор, в сущности, не принёс ему облегчения. Скорее, дал дополнительную порцию пищи для размышлений. И – новый повод для тревоги.
Старший помощник задумчиво вертел в пальцах стальной стилус от электронного блокнота, неожиданно заметив, как причудливо гнётся металл под его прикосновениями. Как бы он ни старался обуздать эмоции, сильнейший приступ волнения вывел из строя тонкую систему передач сигналов и импульсов, оповещавших о той или иной неполадке в душевном спокойствии и гармонии. Человеческому чувству удалось обойти форпосты и пробраться в реальность незаметно для Спока. Разглядывая покалеченный стилус, старший помощник капитана раздумывал о том, чего не мог знать заранее. Вот уже десять дней назойливые мысли не оставляли его. Даже если бы анализ вероятностей показал неизбежность именно той, что стала причиной неподобающего поведения и капитана, и самого Спока – возникновение мыслей о подобных расчётах было заведомо невозможным. А там, где нет мысли, идеи – там нет и всего прочего, ибо цепочка событий не может существовать при всяком отсутствии начала.
Со времени последней медитации прошло не более часа, но благодатное её воздействие стремительно теряло силу, а погружаться в транс вновь за столь короткий период могло быть опасно. В течение всех этих дней после происшествия в кают-компании Спок увеличил число медитаций в два раза, тщетно надеясь, что результат не заставит себя ждать. А стало лишь хуже. Согнутый в спираль металл лишний раз доказывал это.
Но самым неуместно ужасным казался Споку тот факт, что время для него отчего-то разделилось на «до» и «после» неожиданной эмоциональной атаки капитана, а это, несомненно, указывало на важность события лично для старшего помощника и нелогичную ценность реакций, последовавших за ним.
Ложь сама по себе оставалась за пределами логики. Лгать себе было бы неразумно. Коленопреклонённый Кирк продолжал делить существование надвое, волнуя кровь.
«До» он появлялся в столовой, когда там уже никого, кроме вдумчиво поглощающего салат старшего помощника, не было. Кирк подозрительно точно угадывал, когда ему следует прийти, чтобы застать Спока и не застать всех остальных. И, уж конечно, он усаживался за тот же стол напротив старпома, втягивая Спока в «непринуждённый» разговор.
«До» часы вахты капитана и старшего помощника непозволительно часто совпадали – в нарушение всех разумных правил Звёздного Флота, согласно которым на мостике в ночное время должен был присутствовать хотя бы один старший офицер или же сам капитан, а получалось так, что в наличии были оба – или же никого. Серьёзный проступок.
«После» Спок справедливо мог ожидать и худшего. Всё вышеперечисленное было сравнительно легко пережить и объяснить. Гораздо больше старшего помощника страшили непредсказуемые действия, к которым всегда был склонен капитан Кирк. Старшему помощнику так до сих пор и не удалось целиком разобраться в том, что он чувствовал (и чувствовал ли вообще?), когда Джим... Воспоминание вызвало волну нестабильности, прокатившуюся вдоль позвоночника.
«После» оставалось неопределённым.
Капитан Кирк с безмятежным видом управлял кораблём. Пожалуй, никто, кроме, разве что, Боунса и, конечно и неизбежно, мистера Спока и не подозревал, что настроение у Джеймса было далеко не таким радужным и безоблачным, как могло бы показаться. Капитан ждал. Ожидание было утомительным, но, пожалуй, оно того стоило – при любом раскладе. Он знал, что сделал рискованный шаг, кажется, куда более рискованный, чем планировал, а теперь мог не спать по ночам, воображая наиболее губительные последствия собственной спешки.
Спок оставался на своём месте – в прямом и переносном смысле. Он всё так же проводил большую часть свободного времени в уединении запертой каюты и всё так же смотрел на Джима – немного задумчиво, немного неопределённо, так что порой капитану это неимоверно досаждало. Он положительно не понимал, как можно держаться уже почти две недели, не предпринимая, казалось бы, ничего, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.
- Так что вы думаете об этом, мистер Спок? – как-то, не выдержав, обратился Кирк к своему старшему помощнику в преддверии конца очередной ночной вахты – Ухура патрулировала молчаливый пустой эфир, мистер Сулу держал руку на пульсе «Энтерпрайз». Корабль бороздил безбрежный океан тишины и мнимого обманчивого покоя.
- Считаю разумным положить этому конец, капитан.
Джим поднялся из кресла и подошёл к занятому расчётами старшему помощнику, который как будто и не обратил внимания, сверяя данные.
- Чему это, Спок?
Тот оторвался на миг от рябящих в глазах цифр и повернулся к Джиму, окинув его долгим внимательным взглядом.
- Дисбаланс в правом верхнем инженерном отсеке, стоит сообщить об этом мистеру Скотту.
- Но... почему, Спок?
Старший помощник едва заметно нахмурился – всего лишь крошечное движение, но обычно невозмутимое выражение его лица изменилось. Джим облокотился о мерцающий разноцветными огоньками пульт.
- Это было бы логично, капитан, если только вы не преследуете цель вывести из строя одну из важнейших систем «Энтерпрайз».
Чёртов эзопов язык!
- Вы ведь знаете, мистер Спок, насколько мне дорог корабль, - негромко заметил Кирк.
Ещё одно красноречивое движение бровей.
- Я в этом не сомневаюсь, - кивнул старший помощник, чувствуя, что на самых кончиках пальцев затаилась губительная для разума дрожь – словно корпус корабля завибрировал под порывом жаркого космического ветра. Эта дрожь постепенно усиливалась, дрожь в пальцах, дрожь в запястьях – почти незаметная, но вполне ощутимая для вулканского сознания.
Он становился опасным – прямо сейчас, с каждой минутой – всё ближе.
Спок осознавал, что этому человеку – порывистому, страстному, решительному и непоколебимому, как скала – ничего не стоит выбить его из колеи. Старший помощник привык относиться к капитану, как к другу, привык к тому, что мог доверять Кирку чуть больше, чем всем остальным, но теперь вдруг почувствовал себя беззащитным перед этим земным хрупким, ломким созданием, тело которого он мог бы перемолоть в считанные мгновения. Неуверенность порождала страх, страх давал жизнь отчаянию, отчаяние поджигало фитиль ярости.
Автоматические двери открылись, впуская на мостик новую группу.
- Ваша вахта закончена, - заметил Джим, чуть улыбнувшись. Вряд ли он подозревал о мыслях и ощущениях своего старшего помощника. По крайней мере, в этом Спок всё ещё мог быть уверенным.
- Как и ваша, капитан.
Уйти нужно было немедленно. Во избежание последствий.
- Раз уж мы оба свободны, мистер Спок, позвольте проводить вас до каюты, ведь нам всё равно по пути.
По правде говоря, вулканец мог бы расценить это как попытку вторжения в личное пространство, но, к некоторому облегчению Кирка, он лишь благосклонно кивнул, хотя этот жест мог бы скрывать за собой слишком многое – или же оставаться данью вежливости.
Слишком рискованно.
Навстречу им, отдав честь, прошли сержант Трой и младший лейтенант Хавок. Джим пожелал им удачной работы, а Спок лишь кивнул.
Старший помощник чуть обогнал капитана, когда они спустились на лифте к каютам членов экипажа – и нажал на плоскую круглую кнопку на металлической прямоугольной панели.
- Медитация ждёт? – шутливо поинтересовался Кирк, хотя смеяться ему хотелось бы в последнюю очередь. Упругое, как горячий воздух, напряжение давило, а возникший этой ночью беззаботный образ преследовал, липнув к ладоням, и не желал уходить.
Главное - сохранять спокойствие.
- Отчего же, - не оборачиваясь, проговорил Спок. – Сон также неплохо влияет на мозг, улучшая умственную деятельность.
- Верно, - рассеянно пробормотал Кирк, определённо зная, что это ускользающее от него ощущение – предвестник удачливой опрометчивости в решениях и поступках. Такое чувство возникало в особые моменты, когда он отдавал приказ открыть огонь по неизвестному судну, не выходившему на связь, или же сдать «Энтерпрайз». Реальность истаивала дымком жидкого азота из системы охлаждения, реальность затягивало полупрозрачной плёнкой, реальность словно бы отступала на задний план. И тогда в сознании возникал чёткий план действий – безусловно, сумасшедший и, уж конечно, никуда не годный на первый взгляд. Так всегда и бывало – и всё завершалось неизбежной победой. Одно лишь предвкушение этого могло заставить капитана решиться на сумасбродство.
Двери открылись – внутри было совсем темно. Споку не нравилась автоматика, сопряжённая с механизмом, управляющим дверьми, который включал свет всякий раз, когда хозяин каюты входил в помещение, и выключал, когда он покидал его. Поэтому Скотти великодушно отключил назойливый механизм. Всё, что осталось, это тумблер у стены, до которого ещё нужно было добраться.
Спина Спока, затянутая в синий форменный, была совсем близко – ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, и, осторожно подтолкнув старшего помощника, Кирк шагнул за ним в темноту.
Металлическая спираль стилуса оказалась утоплена в стенное покрытие – на поверхности остался лишь обутый в чёрный полимер кончик. Спок с интересом учёного, обнаружившего новый вид жизни на пустынной планете, рассматривал бледные беспорядочные изумрудно-зелёные метки, проступившие на ребре ладони. Разум блокировал боль, позволяя сознанию беспрепятственно анализировать случившееся. Обстановка каюты не изменилась – основные её и наиболее важный элементы оставались на своих местах. Тот, кто вошёл бы в комнату, вряд ли заметил бы перемены – отчасти из-за того, что доступ в каюту старшего помощника капитана был открыт очень немногим, отчасти потому, что порядок в этом помещении царил повсеместный. Однако теперь, окинув внимательным взглядом аккуратную комнату, Спок нахмурился. Он не задумывался над тем, что реакции его куда более предсказуемы, чем у любого из людей, но он мог объяснить, почему цилиндр стакана из репродуктора потерял всю правильность своей формы, почему матовая поверхность столешницы прогнулась уродливой воронкой... Эмоции требовали выхода, но выход существовал лишь в силе. Силе удара.
Иной способ их выражения оставался слишком уж человеческим, и дотянуться до него не представлялось возможным. Словно вулканская природа находилась в нём по одну сторону бездонного провала, а земная – по другую.
Чувство собственного достоинства никогда не считалось слабостью ни в его мире, ни в любом другом, но именно оно стало Ахиллесовой пятой Спока в борьбе с человеком. С самим собой. С двойной сущностью. Как сложно было ему справиться с незнакомым, непознанным состоянием незащищённости, граничащим с унизительным для вулканца осознанием собственной слабости перед лицом существа, уступающего ему и в силе, и в ясности ума. Гордость, привитая на генетическом уровне, воспитанная веками, никогда не сдавалась – под градом ли насмешек, в одиночестве ли изгнания, а теперь отчего-то тело лихорадило лишь при мысли о том, что гордость может быть сломлена, обращена против её хранителя и стража. Разум владел телом, и разум же мог тело погубить.
- Я знаю, что разрешения ты мне не давал, - быстро проговорил Кирк – двери закрылись, отрезав тот тусклый полуночный свет, который давали круглые лампочки, встроенные в стены в полуметре от пола. Спок молчал. В потёмках создавалось впечатление, что его здесь и не было. – И я прошу прощения за это.
Джим протянул вперёд руки наугад, натолкнувшись на старшего помощника, выражения лица которого он видеть не мог. Зато почти мгновенно почувствовал, как сильные – невероятно сильные – пальцы сомкнулись на его запястьях, ощутимо сжав.
- Спок, - прошептал Кирк – боль была терпимой, но что если она вдруг стала бы гораздо интенсивнее?
- Что вам нужно, капитан? – услышал он в ответ – но хватка не ослабла.
- Ты знаешь, Спок. Ты в состоянии это понять.
В ладони просачивался обескровленный холод. Джим попытался вырваться, но пальцы у Спока были словно стальными – Кирк, несомненно, понимал, насколько сила вулканца превосходит человеческую, но теперь вдруг почувствовал себя совсем нехорошо.
- Я сомневаюсь в этом, капитан, - Кирку показалось, или его старший помощник действительно прерывисто вздохнул?
Они противостояли друг другу – словно враги, и мысль эта была далека от приятной. Кирк старался не думать о том, что говорил Боунс, о том, каким наигранно равнодушным казался ему старший помощник. Он вообразил, что под маской скрывается сдержанная осторожность. Возможно ли, что там копился гнев?
А понимал ли он вулканца? Ему нравилось так думать.
Спок, наконец, отпустил капитана. Джим потёр онемевшие ладони.
- Не о чём беспокоиться, - пробормотал он, удивляясь тому, что до сих пор не внял настойчивым просьбам внутреннего голоса, требующего создать безопасную дистанцию, возможно, уйти, по крайней мере, добравшись вслепую до выключателя, всё исправить... или же усугубить.
- Не о чём... капитан? Я не был бы столь уверен.
Он отступил – даже с завязанными глазами Кирк это бы ощутил – вокруг плотным сгустком собралась пустота. Каюта была небольшой, но в темноте казалась необъятной, бесконечной, как космос.
- Разве я могу что-то сделать? – продолжил Спок, ни к кому конкретно не обращаясь – даже при наличии Джима в непосредственной близости – и его голос звучал эхом в этой пустоте – отрешённый, повсеместный. В нём слились воедино и трубный зов Вулкана, и лепет Земли – так невероятно и неразрывно, что по телу бежали мурашки.
Человеческие чувства не находили выхода – они оставались запечатанными внутри, сдерживаемые вулканской природой, а сила... Сила существовала сама по себе, внезапно потеряв всякую ценность. Спок чувствовал себя совершенно беспомощным..
- Ты можешь, - уверенно проговорил Джим, хотя и чувствовал себя престранно. В темноте говорить было легче, сложнее – контролировать сказанное.
- Я не знаю, с чего начать, капитан.
Слова казались простыми и понятными, но они стремительно теряли значение, не выражая больше того важного, что хотел бы почувствовать Кирк.
- Для начала... держитесь за руку, мистер Спок.
Предельно осторожно, не позволяя вулканской стороне сущности взять верх. Он хотел сделать это по-человечески.
- Иначе дело закончится синяками да шишками, если кто-нибудь из нас упадёт.
Спок хотел избавиться от людской эмоциональности, зная о Колинаре, но как же ему было избавиться от вулканской холодности? Какой ритуал соблюсти? Этого вулканец не мог знать, и теперь вопрос мучил его, как ни один другой, потому что ответа на него не было и не обнаружилось бы. Впервые он испытал подлинное, человеческое - в этом он был абсолютно уверен - отчаяние, касаясь Джима, которому хотел бы подарить всё то тепло, что ему далось бы наскрести в собственной душе и которого катастрофически не хватало. Впервые в жизни ему хотелось спустить эмоции с короткого поводка, снять удушающие их ошейники, позволить вырваться на свободу. Освободить себя. И это желание оказалось настолько сильным, что противостоять ему было невозможно, не хотелось. И Споку стало страшно. Потому что разум его не был готов к подобному взрыву, он мог бы погибнуть или лишиться рассудка, пытаясь высказать то, что потоком лавы жгло его изнутри.
Никогда прежде он ещё не отрицал столь истово свою вулканскую природу.
История Вулкана, как и история иной большой и населённой разумными существами планеты, была богатой и длинной, в ней жили свои правители, её творили свои герои, варварские племена дробили её на века и тысячелетия, новые поколения смиряли свои страсти и преклонялись перед мудрецами.
Спок знал, что превосходство разума над эмоциями помогло вулканцам в создании расы высокоорганизованных существ, для которых ярость войны и огонь битвы не были самоцелью. Войны закончились, настала пора мира.
Но кое-что до сих пор оставалось для Спока загадкой. Укрытая трепещущим зелёным ковром листвы и шёлком водной глади Земля была идеальной для человека – ценителя красоты, поэта, любовника, подверженного самым разным, порой полярным эмоциям. Земля оплакивала дождями умерших, а солнце дарило тепло и радость живым, Земля исподволь воздействовала на души, на состояние своих подопечных – грубых и жестоких, ранимых и романтичных, расчётливых и трогательно заботливых. Но Спок не представлял себе, воинственные предки ли его обратили Вулкан в вечную бескрайнюю пустыню, или же сам жар кипящих источников и сухой вездесущий песок вырезали из камня этих величественных существ – представителей его рода, черты которых были правильными и строгими, жёсткими, непреклонными. Создали ли они Вулкан таким, каким он и остался, или же сама планета по собственным меркам выкроила своих сыновей?
Человек сотни лет причинял вред Земле, грозный Вулкан мог покарать своих обидчиков в любой час.
В чём суть двух этих миров? Мог бы их союз стать по истине идеальным для всей Галактики?
Свет помог бы начать с малого.
- Что ты ощущаешь?
Спок, как и всегда, сидел прямо – неестественно прямо для человека, наверное, Кирк бы так не смог. Но вместе с тем его привычная поза выдавала всё то напряжение, что долгое время копилось внутри, и скрыть этого не смогло бы даже привычное строго-отстранённое выражение лица.
- Это... сложно объяснить, - пробормотал Спок, глядя прямо в глаза Джиму. – Я близок к тому, чтобы испытать незнакомое чувство.
Так уязвимо.
Тот вновь коснулся его впалой щеки, очертил пальцем высокую острую скулу, едва коснулся мочки уха, провёл по гладким чёрным волосам.
- Это определённо приятное ощущение, - закрыв для верности глаза, проговорил Спок. Кирк усмехнулся, наклонившись чуть ближе.
Теперь, когда тёмно-карий, почти чёрный взгляд оставил его, он почувствовал себя гораздо увереннее, почти сразу же позабыв о той неловкости, что была ему чужда от природы, но возникала против воли капитана, когда он оставался наедине со своим старшим помощником.
- По крайней мере, - пробормотал Джим.
- Более чем приятное, - выдохнул Спок, кажется, и не пытаясь найти иное, возможно, более яркое слово. Это отнимало слишком много сил.
- И это всё? – осведомился Кирк, поддразнивая вулканца. – Спок, в ваших словах нет ничего необычного.
Чуть ближе.
- Мне сложно, капитан, - заметил старший помощник. – Вы должны понимать это...
- Джим. Зовите уже меня Джим. Сейчас в этом нет ничего предосудительного. Ситуация далека от формальной.
Кирк искренне надеялся, что Споку пока не удалось его раскусить – по движению ли потревоженного воздуха или всего более нескольких дюймов, когда капитан, будучи человеком решительным, подался вперёд, стремительно сокращая ничтожное расстояние...
Вот что действительно поражало Кирка: Спок умудрялся хмуриться и улыбаться одновременно, на самом деле испытавая оба состояния сразу - что нетипично для эмоционально зависимых существ. Он будто смотрел против солнца, пытаясь скрыться от слепящего света, и этот контраст, который Кирк наблюдал совсем не часто, в свою очередь был подобен сияющей в бесконечной черноте космоса звезде.
Джим замер, чувствуя, как бешено колотится сердце, понимая, что в чём-то он только что проиграл. В открытых глазах Спока горел незнакомый ему огонёк.
- Такая реакция, - тот осторожно коснулся груди капитана, устроив ладонь против комка мышц, грозившегося выпрыгнуть наружу, разорваться на части, - для меня была бы губительна.
Его сердце до сих пор билось спокойно и ровно, и этого, к счастью, ничто не в силах было изменить.
- Но ведь не это важно, - пробормотал Кирк, чувствуя себя песчинкой в той буре, что должна была бушевать внутри этого невозмутимого, невозможно невыразимого вулканца. Он почти чувствовал её, просто пока не умел читать знаки, понимать проявления.
- Нет, - твёрдо проговорил старший помощник, а ещё – офицер по науке, переместив потяжелевшую ладонь на затылок капитана. – Не важно. Важно что-то другое, но пока у меня не было возможности объяснить.
Он осторожно коснулся уголка губ Джима, пробуя новое ощущение на вкус, оценивая его. А затем неожиданно и порывисто поцеловал почти по-настоящему, так что Кирк поначалу попытался вырваться – от неожиданности. Вокруг него была сила – замкнутое кольцо рук, из которого не так-то просто было выбраться. Но как только Джим перестал сопротивляться – тепло стало мягким, как подтаявший воск, нестрашным, неопасным. Если ты много превосходишь по силе того, чья безопасность для тебя превыше всего – тебе придётся научиться вулканской сдержанности. Воспитать её в себе.
Спок целовал... властно. Словно компенсировал собственные страхи, будто мстил за них. Такого капитан Кирк не испытывал никогда. Он привык действовать сам, а не становиться объектом действия, но сейчас... Сейчас говорить о задетом самолюбии было бы неуместно. Даже о гордости можно было не упоминать.
Вулканец чувствовал, что выходит за пределы возможной эмоциональной нагрузки. Он чувствовал себя «Энтерпрайз», у которой горят один за другим литиевые кристаллы, а мощность так не превосходит самой примитивной.
Он надеялся, что мелдинг поможет ему, и «транслировал» образы раз за разом – «привязанность», «любовь», «желание» - в непрерывной передаче информации, хотя, пожалуй, не воспринимал и половины смысла каждого из них. Естественно, человеческого смысла. Его сознание словно заходилось в крике, хриплом, неистовом, но этот поток был односторонним, текущим лишь в одном направлении, не облегчая его положения. И каждый образ был подобен удару молотка, вгоняющего в землю сваю – такую ментальную силу вкладывал в них Спок. Низкий стон, разорвавший контакт, выбросил его почти обессиленным в реальность, в хваткие, тянущие куда-то вверх объятия Кирка.
Его собственный стон.
Глаза Спока были закрыты, он дышал тяжело и хрипло, и ноги его подгибались, а пальцы упрямо скользили по плечам и рукам Джима, пытаясь удержать на весу всё тело. На бледной коже выступили бисеринки пота, и Кирк, памятуя об ощущениях прошлых минут, коснулся его солоноватых губ в ответном осторожном жесте...
- Спок! Спок, как ты себя чувствуешь?
Тот с некоторым трудом заставил себя открыть глаза.
- Мне следовало бы учесть хрупкость человеческого сознания, прежде чем...
- Кажется, это ты едва на ногах стоишь, а не я.
Тот неопределённо качнул головой, будто не верил очевидному, но был почти готов сдаться.
- Вы можете оценить своё состояние, капитан?
- Всё в порядке, - проговорил Джим, впервые по-настоящему пожалев, что не знает пусть даже и труднопроизносимого имени старшего помощника. Спок явно пытался отвлечь его внимание от собственного бессилия.
- Это понятие лишено конкретики...
Так уязвимо.
- Я в порядке, Спок. Я чувствую себя совершенно нормально.
Для человека, подумал Кирк. Люди – куда более гибкие существа, чем вулканцы.
Может ли придуманное унижение и воображаемая беззащитность довести лучшего из старших помощников до лазарета?
На мостике жизнь, вероятно, шла своим чередом. Чётко выверенная приборами ночь подошла к концу, новый день обещал новые заботы.
Капитан Джеймс Кирк сидел в кресле, весьма удобно устроившись. Даже в больничном отсеке, отрезанном, казалось бы, от лишённого приятной для человека нелогичности мира, он чувствовал каждый нерв этого корабля, отзывался на его боль и радость. Как странно, что он приписывал «Энтерпрайз» вполне человеческие черты.
Не взирая на все запреты и рекомендации доктора МакКоя, тарший помощник незаметно приподнялся с кровати по правую руку от Кирка, наклонившись к нему.
- Я вас слушаю, мистер Спок, - подмигнул ему капитан. Во взгляде вулканца сквозила неуверенность.
- Возможно, этот вопрос покажется вам странным, капитан... Джим.
Тот нетерпеливо повёл плечами.
- Говори же!
- Есть ли такой ритуал у землян, который позволил бы освободиться... от вулканских оков?
Спок сформулировал его, как смог – потому что других ориентиров в образчиках сдержанности и самоконтроля у него не было, но Кирк понял, чуть улыбнувшись – этот вопрос не был странным, просто ответ на него мог бы показаться мистеру Споку неудовлетворительным.
- Ещё бы, - врать было бы нелогично. А он и не врал.
Старший помощник помолчал, раздумывая над тем, есть ли смысл в дальнейшем получении информации.
- У ритуала есть название, капитан?
Джим едва сдержал усмешку.
- Я позабыл его, мистер Спок, извините.
- Но он существует?
- Несомненно, мистер Спок. В этом вы могли хотя бы отчасти убедиться не далее как прошлой ночью. Но потрудитесь объяснить причину.
- Эмоции... - негромко проговорил Спок. - Столь уязвимое состояние для вулканца – почти оскорбление. В постоянном же аспекте – расстройство важнейших систем и, как результат, частичная или полная потеря способностей к разумному восприятию действительности...
- Неужели, вы только что признали, что в чём-то представители вашей расы уступают человечеству?
- Я не совсем вас понимаю, капитан.
- Вы говорите о том, что залог сохранения рассудка для человека – эмоции. Точнее, возможность их выражать, чем вулканцы – увы! – обделены.
Старший помощник стремительно вернулся на своё место, порываясь отвернуться к стене, чтобы не видеть капитана, совершенно довольного собой.
Джеймс Т. Кирк смотрел ему в спину, понимая, что столь искреннее признание стоило Споку не меньше, чем когда-то ему, капитану, его собственное. От осознания этого сердце стучало быстрее, быстрее, быстрее... И было ему хорошо. Новая мысль, как тайна, бередила душу – и воодушевляла.
- Нет уж, мистер Спок, - пробормотал Кирк невнятно, так, чтобы Спок услышал его или же нет – по собственному желанию, - оставайтесь-ка лучше таким, какой вы и есть.
30 июля 2009
@музыка: Pink - Funhouse
@темы: Star Trek, Фанфикшн, Делюсь впечатлениями
-
-
31.07.2009 в 20:51бороться с эмоциями и бороться с порывом их побороть... ох
супер, я в диком восторге
-
-
01.08.2009 в 09:54Спасибо тебе ОГРОМНОЕ!=) такая уж у Спока судьба - бороться, бороться, бороться... но оно того стоит
-
-
01.08.2009 в 11:01согласна, но это очень сложно, находясь среди таких эмоциональных существ,
контролировать свои эмоции
но Спок... он бесподобен...
-
-
01.08.2009 в 11:35но Спок... он бесподобен...
о, да=) хотя, думаю, он успел привыкнуть к эмоциям окружающих его людей, хотя это и нелогично
-
-
03.08.2009 в 01:05