Nice planet. We'll take it.
Название: Unholy union
Фэндом: Supernatural
Автор: Reno
Категория: slash, drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дин/Сэм, Дин/Кастиель
Предупреждение: ввиду окончания четвёртого сезона - альтернативное развитие событий; большой формат; архаичность речи Кастиеля – в переводе Novafilm его речь изобилует инверсиями и возвышенной лексикой, и я не могу ничего поделать с собой, кроме как сохранить подобный стиль, хотя и знаю, что в оригинале Кастиель звучит не так пафосно.
Возможно, ОСС некоторых персонажей.
И, конечно, не всё здесь по-настоящему логично...
От автора: Является продолжением Unholy Union I (первую часть легко найти в темах).
Кастиель произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Спасибо всем за внимание!
Продолжение
Вот что пугало Дина больше всего – перманентное ощущение взгляда Сэма кожей, каждым нервом, взгляда, который не отпускал его, давил, притягивал, отталкивал, прожигая насквозь. Их встреча оказалась гораздо менее жаркой, чем Дин себе это представлял, и теперь старший Винчестер мог со всей ответственностью заявить, что перемены были подобны огромному молоту, раздробившему всю жизнь на сотни блестящих осколков. Они сломались, их разорвали на части, и теперь было слишком сложно вернуться к отправной точке. И этот взгляд брата пугал Дина, ищущий взгляд, пристальный. Словно младший Винчестер пытался дотянуться до него без помощи рук, одной лишь силой мысли, безмолвием, дыханием, биением сердца, однако, не стремясь преодолеть ту дистанцию, что возникла между ними со времени Великого воскрешения. Как будто хотел, чтобы Дин сделал это сам – в любой удобный для него день. Или же не сделал – по каким-то лишь одному ему понятным причинам. Своеобразная иллюзия свободы, основанная на непреодолимом стремлении быть рядом и в тоже время забиться в угол, спрятаться, только бы не видеть «восставшего из Ада», столь отчаянно живого, что становилось не по себе.
- Эй, парень, - осторожно проговорил Дин, когда молчание вышло за пределы разумного.
Сэм вздрогнул, как будто только сейчас осознал, что времени с того момента, когда прозвучало последнее сказанное им слово, прошло достаточно, и попытался улыбнуться.
- Что, Дин?
Старший Винчестер пожал плечами, окинув взглядом смятую упаковку из-под гамбургера, пару пустых бутылок из-под пива и причудливо скрученные конфетные фантики. Когда-то подобный беспорядок органично вписывался в его жизнь, добавляя забот Сэму, но отчего-то теперь непреодолимое желание, поднявшись, собрать весь мусор и привести себя в порядок не оставляло. Словно ад сумел справиться с задачей куда лучше младшего Винчестера и вылепить из Дина этакого аккуратиста-обывателя. Хрустящий целлофановый пакетик из-под чипсов отправился в специальную корзину под раковиной, бутылки – с явным и бесцеремонным звяканьем – присоединились к своим собратьям на подоконнике: тонкий хлопок занавесок не в силах был скрыть блеск тёмно-коричневого стекла, и всё, вроде бы, встало на свои места... Разве что этот взгляд... Всё так же следил за каждым движением, с удивлением, с раздражением, с непонятным самому младшему Винчестеру сожалением.
- Что ты делаешь, Дин?
Перестаю быть собой – было бы подходящим ответом, коли смелости хватило бы сказать что-то подобное.
- Всего лишь проверяю тебя, - улыбнулся старший Винчестер. – Непривычно, правда?
- Более чем.
- И всего лишь эта жалкая несуразность, эта мелочь уже способна выбить тебя из колеи, так что говорить обо мне, Сэмми? Как я, по-твоему, чувствуя себя, когда, - атака была неожиданной даже для самого Дина. Вдохновение подкатило к горлу вместе с тошнотворным волнением, - ты смотришь на меня так...
Так... Без лишних слов и ориентиров.
- Как «так»? – недоумённо пожал плечами младший Винчестер, кажется, не слишком рассчитывая на ответ.
Глупость это – попытка решить всё одним махом, точнее, наивная надежда, что так всё и будет – или же пройдёт само собой. Исчезнет и недоверие, и страх, и подозрения. Исчезнет всё то плохое, что пришло следом из кровавой тьмы. Уйдёт, вернётся обратно, растворится.
- Не так, как раньше, когда всё было в порядке. По-другому. Совсем.
Ему отчаянно хотелось бы забыть о том, что их жизнь действительно изменилась, пожалуй, слишком сильно, так что упрёк вышел слабенький, без намёка на обоснованность.
- Ты обвиняешь меня в этом, - с усталой горечью проговорил Сэм, - а сам говоришь только с этим ангелом, с Кастиелем, но никогда – со мной.
Пожалуй, это было как раз вполне типичным для Дина. Но, скорее, для прошлого Винчестера, нежели чем для этого, вырезанного из пыльной картонки, подобранной где-то на улице, нового Дина, утратившего, кажется, нечто важное, просто позабыв о том, что осталось в глубинах ада.
- Ты делаешь вид, что забыл обо мне, забыл о нас, корчишь из себя этакого праведника, но я знаю, ты просто задумал что-то и не хочешь посвящать меня в свои планы. И вот, в конце концов, ты обвиняешь меня в том, что я, мол, как-то неправильно на тебя смотрю!
- Закончил? – холодно осведомился Дин, мысленно улыбнувшись: от этого паршивца мало что можно было скрыть.
- Прости, но нет, - с вызовом проговорил Сэм, поднимаясь во весь свой рост, чтобы одним движением отправить лёгкий деревянный стул к стене, - так что тебе придётся заткнуться и выслушать меня. И, кстати, всё твои попытки доказать обратное автоматически приравниваются к провальным. Знаешь, я вообще не желаю слушать тебя сегодня, ты всё равно ничего дельного не сможешь предложить.
Дин поперхнулся в неожиданном приступе смеха – просто брат сейчас выглядел гораздо более нелепо, чем обычно: со своими большими руками и взлохмаченными волосами, в слегка мятой рубашке, шнурки на правом ботинке болтались без дела, зато на левом оказались завязанными в аккуратный бантик. И в этот момент старший Винчестер мог бы со всей уверенностью сказать, что ощущает себя иначе – рядом с Сэмом. Точнее, напротив него, по другую сторону квадратного стола, устроенного посреди комнаты, ставшего своего рода границей, барьером между ними. И это чувство вовсе не понравилось Дину, но в данный момент стоило бы подумать о том, как выслушать гневную тираду брата, не поломав при этом мебели.
- Знаешь, Дин, с того времени, как ты вернулся, я постоянно спрашиваю себя – неужели, ты предпочёл забыть обо всём, что было? Или же ты просто наплевал на это?
- Не скажешь, «насрал»? – ввернул едкий комментарий старший Винчестер, за что получил взглядом - бейсбольной битой по лбу.
- Я понимаю, что в аду тебе было несладко, но и ты поверь – без тебя я думал о многом. О том, с чего бы мне, обычному парню из Канзаса, тратить свою никчёмную жизнь на демонов и прочих тварей, и на всех этих чёртовых людишек, которым нет до меня дела?! Почему нам нужно делать свою работу, а не распрощаться с ней навек? А иногда приходили и другие мысли – не взять ли Магнум и не приставить ли дуло к виску вот так... – он осторожно коснулся сложенными вместе указательным и средним пальцами головы. – Пафф! И проблема решена.
Сэм хмыкнул понимающе: весь ужас этого выглядел бутафорским, ненастоящим, пафосным... Но когда-то ему вовсе так не казалось.
- И только послушай, Дин, - заговорчески, вкрадчиво, - единственным, что удерживало меня от этого шага, было наличие незаконченного дела. Забавно.
Он вдруг замолчал, не глядя на брата, который уже не смеялся даже в собственных мыслях. В данный момент старшему Винчестеру больше всего хотелось вернуться в ад – потому что мучения физические он всегда переносил куда лучше, чем душевные. И это чувство опять вернулось – вина пополам с раздражением, привычное чувство из прошлого. А он-то думал, что с теми днями покончено. Выходит, ошибался.
- Никогда бы не подумал, - продолжил Сэм, - что буду чувствовать себя призраком, которому во что бы то ни стало необходимо выпотрошить кого-нибудь невзначай, чтобы после спокойно отправиться в мир иной. И это чёртово дело – оно висело на мне, как хомут, не позволяя сделать и шага в сторону.
Взгляд младшего Винчестера, обращённый к умирающему солнцу за окном, не был полон затаённой боли. Скорее, он выглядел до странности просветлённым, словно ангел явил ему на миг свой светлый лик. Дин потряс головой, прогоняя морок: в данный момент неожиданно возникшая способность мыслить стихами не давала никаких преимуществ.
- Я просто обязан был вытащить тебя – чего бы мне это ни стоило, - чуть хрипло проговорил Сэм, и старший Винчестер с некоторым облегчением уловил в его фразе нотки, явно указывающие на скорое завершение речи. – И это не давало мне покоя. А кто на моём месте смог бы поступить иначе, зная, что его брат... любимый брат горит в аду?
- Никто, - сказал Дин, морально готовый к возможной реакции младшего Винчестера, но тот лишь покачал головой.
- И вот ты здесь, - задумчиво протянул он, опираясь о стол, словно бы пробуя его на прочность, - только почему-то мне не становится легче.
Кажется, этот предмет мебели оказался крепче, чем он думал.
- Я, чёрт побери... – сникнув внезапно, до странности неуверенно продолжил Сэм. – Это мерзкое чувство не даёт мне покоя.
Дин замер, надеясь, что язык его (и самый главный его враг) не подведёт его хотя бы на этот раз и не выдаст что-нибудь совершенно неуместное, не соответствующее ситуации и тону брата, готового признаться в чём-то весьма значимом.
- Я отвык от тебя, Дин, - казалось, эти слова дались младшему Винчестеру с огромным трудом. – Я смотрю на тебя во все глаза, и иногда мне отчего-то кажется, будто я вижу прежнего, моего Дина Винчестера, но порой всё не так. Порой ты будто сам не свой, я не узнаю тебя. И это ощущение чужеродности меня просто бесит.
Старший Винчестер едва слышно вздохнул, не зная толком, что можно было бы сказать в ответ. Возможно, чувство их разобщённости, некоторой оторванности друг от друга, не было чуждо и ему, просто по возвращении в этот мир он словно по-другому стал смотреть на привычные вещи. Пока что он и сам не разобрался, в чём заключалось главное различие, но подсказки таились буквально во всём – каждый день, казалось, намекал ему на то, что источник всех перемен крылся в нём самом, а не в Сэме, Кастиеле и всей этой райской чепухе. Не важно было, что он почти поверил в Бога, не важно было то, что в преисподней с его побегом поднялся страшный переполох. Мир, как обычно, сходил с ума, бесшабашный, несуразный мир, но всё же он был здесь не при чём, и Дин понимал это с каждым часом всё отчётливее.
- Я наблюдаю за тобой, - тихо проговорил Сэм, и старший Винчестер чуть вздрогнул – за время собственным размышлений он успел позабыть о брате, который всё так же стоял у стола, нерешительно глядя на Дина. – Не думай, что за четыре месяца у меня поехала крыша. Вообще-то, конечно, отчасти так оно и есть, но речь сейчас не об этом. Мне кажется, что тебя не было целую вечность, но теперь я совсем не уверен в том, что произойдёт, если я просто подойду к тебе, коснусь твоих губ...
Дин сглотнул. Он думал о том, что его собственные ощущения оказались подозрительно противоречивыми. Словно мысль о поцелуе отозвалась полузабытой радостью предвкушения, в тоже время в голове со сбивающей с толку разумностью зажглась красная тревожная лампочка – одумайся! И, старший Винчестер мог бы поклясться, как горько бы ему ни было, что идея изначального отсутствия прикосновения оказалась куда более заманчивой.
- Я боюсь этих возможных последствий, - признался Сэм. И повторил. – Я отвык от тебя.
А я вообще не понимаю, что происходит, неимоверно хотелось выкрикнуть Дину, но вместо этого он уверенно улыбнулся, проговорив:
- Что ж, хотя бы на ближайшее время работа у нас есть. Будем заново учиться терпеть друг друга.
В темноте казалось, что притворяться незачем, но Дин отчётливо чувствовал фальшь в духоте мотельного номера – или же за окном кто-то весьма удачно подпалил мусорный бак?
Запертые в собственной одежде – скованные синей джинсой и кожей ремней, жёстковатой тканью маек и – о, Боже, какое счастье! – полным отсутствием носков.
Две кровати – в паре метров друг от друга, и общая на двоих тишина. Безо всякого сна. И - старший Винчестер был в этом уверен – неизменная взаимная дисклокация: брат лежал, зарывшись лицом в подушку, в обычном для себя положении, когда с лёгкостью можно выхватить нож, накрытый ладонью, или же, протянув руку, коснуться на миг кончиками пальцев спасительной прохлады стального оружейного ствола и тёплого, почти по-человечески тёплого приклада, обшитого тёмным деревом. Поневоле почувствуешь себя в безопасности. Дин всегда знал, что спать лицом вниз гораздо разумнее, но ничего не мог поделать с собой – лежать на спине, изучая взглядом белеющий в сумраке потолок для него было намного привычнее. Рельеф его собственного «подподушечного» ножа он чувствовал затылком, ощущая и гладкую блестящую поверхность лезвия, и надежность рукояти с тонкой жилкой стального доверия где-то по центру. Странно было относиться к оружию так – с пониманием, с нелепым участием, словно к полноправным членам семьи. Винтовка «Винчестер», мачете «Винчестер», он сам – Винчестер...
Вздохнув, Дин сел на кровати, покачав головой. Где-то за окном было сыро и холодно, фонари мерцали под напором всеобщей меланхолии, и сонно брехали собаки, но вдруг страшно захотелось выбраться из душного номера и немного пройтись по ночным улицам города, может быть, найти круглосуточный магазинчик и купить пива. Открыть, как подростку, о ближайшую скамейку с чугунными витыми ножками и выпить залпом, глядя на одиноко висящую в небе луну – единственную свидетельницу происходящего.
- Что за чёрт? – пробормотал старший Винчестер, когда, осторожно поднявшись с кровати, коснулся босыми ступнями стылого пола, на ощупь нашёл ботинки и добрался до двери: ручку заклинило, или же хлипкий мотельный замок вдруг принял решение отнестись со всей возможной серьёзностью к собственным обязанностям по призрачной и потому совершенно бесполезной защите обитателей номера – этого замкнутого мирка, в котором обилие мыслей грозилось до краёв затопить помещение, великодушно позволив Винчестерам захлебнуться в собственных тревогах.
Несильно толкнув дверь, Дин в очередной раз убедился в том, что некто старательно пытается помешать ему покинуть душный номер. Наклонившись, так что хлопок рубашки несмело пополз вверх, выбираясь из-за плотного пояса джинсов, он прикрыл правый глаз и посмотрел в прорезанную насквозь замочную скважину причудливой формы. Коридор в пределах той пары метров, что находились в после зрения старшего Винчестера, был пуст, и вряд ли кого-то интересовала принадлежавшая им дверь с вбитыми в дерево цифрами «1» и «8», латунными, потемневшими от времени и тусклого света круглых бра, обосновавшихся почти под самым потолком. Дин положительно не видел смысла в происходящем.
Когда тёплая ладонь коснулась его обнажённой поясницы – всё-таки майка-предательница оказалась вполне очевидной помехой на пути к адекватному восприятию реальности – Дин вздрогнул, выпрямившись так резко, что в голове зашумело.
- Сэм, - проговорил он, не рискуя комментировать действия брата: тот просто стоял, глядя на старшего Винчестера, даже не слишком близко, чуть отстранённо, чуть отчуждённо. – Что-то с дверью, чёрт побери, и это мне совершенно не нравится.
У Дина внезапно возникло ощущение нереальности происходящего, словно всё это было сном, до странности чётким и осознанным, но всё же далёким от яви, отчего сожаление предупреждающе кольнуло в сердце, намекая вполне прозрачно на то, что, пожалуй, стоило бы немедленно открыть глаза и обнаружить себя всё ещё сидящим на краю кровати с единственной мыслью о глотке прохладного пряного пива в голове.
- Всё в порядке, - негромко проговорил младший Винчестер, не пытаясь приблизиться, не пытаясь сделать хоть что-нибудь для подтверждения предположений брата. – Это всего лишь я.
Нехорошее предчувствие – кто запирает двери, словно захлопывает ловушку? Кто цепляет кусочек сыра на конец тонкой проволоки в опасной близости от смертоносной пружины, надеясь поймать неосторожную мышь? Охотник за душами, охотник за телами, за плотью и кровью, за свободным сознанием, за свободой воли...
- И... что же ты сделал? – осторожно поинтересовался Дин, лихорадочно высчитывая расстояние до спасительного ножа на собственной кровати и винтовки под кроватью брата. – Сэм?
- Я просто запер её, - чуть улыбнулся младший Винчестер, кажется, не слишком понимая причину внезапного волнения Дина, который смотрел почему-то в окно взглядом пустым, бездумным, чуть отрешённым. Лучшая маскировка для охотника, задумавшего непредвиденный ход, близкого к осуществлению своего плана. – Ключ у меня.
Так просто, что становится не по себе, и в голове всплывает масса вопросов.
- Я боялся, что тебе захочется уйти, а потом ты забудешь вернуться, - обезоруживающе искренне. – Ну, после того нашего... разговора.
Дин глубоко вздохнул, осознав, что ад не сделал его ни на йоту спокойнее, скорее, вбил в его подсознание склонность к паранойе, губительную и неприятную.
- Сильно, видать, боялся, - пробормотал он невнятно, понимая, что одной бутылки тёмного здесь будет недостаточно. Ему стоило бы напиться, как следует, не помня себя, не понимая ничего, чтобы после проснуться с ужасной головной болью, чувствуя себя разбитой вдребезги «Импалой», попавшим в страшную аварию «Фордом» или же съехавшим на обочину Харлей-Дэвидсоном.
- Достаточно для того, чтобы поступить так, - устало проговорил младший Винчестер, облокотившись о дверной косяк: даже таким, невыспавшимся и бессонным, он всё равно был выше и, казалось, сильнее, хотя в последнем старший Винчестер отчего-то сильно сомневался.
- И что теперь? – хмыкнув, осведомился Дин, представив на миг то, как выбирается на улицу через окно – благо этаж всегда был первый, не выше. Не привыкли как-то Винчестеры к небоскрёбам из тёмного стекла, они всегда считали себя частью иной американской культуры: пыльные дороги, бескрайние поля и затерянные во времени городки, – с мегаполисами ни в какое сравнение не идут, причём, не в пользу последних.
Они могли бы просидеть у запертой двери всю ночь, не пытаясь выяснить, кто прав, просто провести это время рядом – в непосредственной близости – безо всякого желания задавать каверзные вопросы и после мучительно долго искать ответы на них. Могли бы молчать или говорить, добровольные узники номера 18, запертого изнутри, что создавало невесомую, почти неощутимую иллюзию свободы. И если бы кто-то из них пожелал, то, возможно, выбраться из плотной темноты задёрнутых штор и окутанных сумрачным бархатом предметов обстановки – кресел, стульев, тумб и низких изголовий кровати – не составило бы труда. И вовсе не потому, что открыть выкрашенные в белый створки окна и перемахнуть через подоконник в промозглую сырость ночи оказалось бы самым примитивным решением проблемы, просто каждый из них надеялся, что не придётся выбирать между собственными желаниями и мечтами друг друга – как вариант, лишь одного из них, в данный момент находящегося ближе всего.
- Ничего действительно важного, - запоздало проговорил Сэм, пытаясь выбраться из лабиринтов сознания, поставившего себе целью запутать младшего Винчестера и лишить его всякой возможности мыслить рационально. – Я рассчитывал, что это остановит тебя, если ты вдруг захочешь уйти, но я не мог знать, что именно так всё и будет. Поэтому не успел пока подумать о продолжении.
Дин чуть улыбнулся, чувствуя себя немного паршиво, скорее, даже скверно, словно человек, не оправдавший чьих-то надежд.
- И ведь ты всё-таки решился, - задумчиво пробормотал младший Винчестер. – Куда бы ты пошёл, если бы я сейчас открыл дверь?
Словно он был абсолютно уверен, что брат незамедлительно соберёт вещи и распрощается с ним.
- Я бы решил пройтись, чтобы купить пива, - неторопливо начал Дин, устраиваясь поудобнее: он чувствовал тепло колена Сэма, проступавшее сквозь жёсткую джинсовую ткань, и от этого полузабытое чувство вернулось – что-то похожее на уют даже в этой тесной комнате, - просто захотелось промочить горло, да и избавиться от глупых мыслей не помешало бы. Я бы добрёл, не спеша, до того самого бара на углу, который видел ещё днём, заказал бы кружку пива, а после пару бутылок на вынос и, сидя где-нибудь под едва накрапывающим дождём, распил бы всё это наедине с собой и луной.
Вышло как-то уж слишком поэтично. Сэм, пожалуй, имел полное право не верить.
- А дальше? – едва слышно спросил брат, так что старший Винчестер удивлённо взглянул на него: ни намёка на иронию.
- Я бы, наверное, просидел бы так пару часов – не меньше. Знаешь, как это бывает – задумаешься о чём-то своём, осознав это только некоторое время спустя – а тогда уж ничего не поделать.
Пожалуй, реальность сместилась, или же это Сэм так неуловимо подвинулся чуть ближе: Дин чувствовал его гораздо лучше теперь, когда их плечи соприкасались.
- И я бы непременно оставил бы пустые бутылки там же, у скамьи, не собираясь искать ближайшую урну, чтобы выбросить их – кажется, я постепенно избавляюсь от этой адовой херни, что демоны пытались втиснуть в мою башку. Не на того напали.
Не на того, с улыбкой подумал Сэм, ощущая некоторое облегчение, причина которого ему пока не была известна, но он точно мог бы сказать, что подобный привычный односторонний разговор помогает ему избавиться от неприятной напряжённости. Осторожно высвободив руку, он устроил её на плече брата, который, похоже, ничего не заметил, занятый рассказом совершенно ненужной истории, почти никак не связанной с тем, что творилось в душе младшего Винчестера.
- Может быть, мне не удалось бы вернуться слишком быстро, - задумчиво проговорил Дин, самым краем сознания понимая: в окружающем его пространстве что-то меняется, определённо, в хорошую сторону, и беспокоиться, вроде бы, не о чём, только и знай себе – придумывай небылицы о выпитом пиве и разбрасывании мусора на улицах городка. – Я бы задремал, сидя на той самой скамейке, а какой-нибудь не в меру ответственный дворник разбудил бы меня метлой, гневно указав на пустые бутылки.
Старший Винчестер усмехнулся.
- Но я бы отнекивался из последних сил, намереваясь смыться оттуда как можно быстрее, чтобы...
- Чтобы вернуться? – со скрытой надеждой осведомился Сэм, подавив в себе желание притянуть Дина ближе, чтобы заглянуть в его глаза цвета гранита, мерцающего миллионами звёзд гранита, такого простого и незамысловатого, такого родного. – Ко мне.
Старший Винчестер быстро взглянул на Сэма, словно бы оценивая обстановку, и едва заметно кивнул.
- Конечно, - подтвердил он, повернувшись к брату так, чтобы видеть его целиком и полностью, и запустил руку в его вьющиеся волосы. – Именно для этого я бы и скрутил приставучего дворника по рукам и ногам, забросив его чёртову метлу как можно дальше. И, победив в этом неравном бою, отправился бы назад – как бы хреново я себя не чувствовал. И, я думаю, мне следовало бы поступить только так, а не иначе, по возвращении сюда...
Он вдруг подцепил пальцами лямки хлопковой майки младшего Винчестера, оказавшись совсем рядом с ним, и крепко поцеловал его в губы – не слишком нежно, скорее, дерзко, но, так или иначе, – впервые, пожалуй, с момента собственного возвращения, так что было, в сущности, всё равно – стал ли этот поцелуй образцовым или же оказался вполне пригодным для этой бессонной и полной сюрпризов ночи.
- Есть идея, - прошептал Дин в самые губы брата, так что его дыхание смешалось с дыханием Сэма, - устроить грандиозную попойку прямо здесь.
Хмыкнув, он отстранился, продемонстрировав Сэму ключ, прицепленный к проволочному кольцу. Младший Винчестер мог бы только гадать, как ему удалось провести его. Как говорится – ловкость рук и никакого мошенничества...
- Ты до сих пор пьёшь El Sol? – поинтересовался старший Винчестер, стараясь не обращать внимания на выражение лица брата. – Учти, я не собираюсь бегать в чёртов магазин дважды.
Наверное, он мог бы сделать так – даже не смотря на эти слова. По крайней мере, Сэм был уверен, что так и будет, стоит ему только попросить.
В витрине магазина отражался влажный асфальт, маслянистый в тускнеющем свете фонарей, жидкий, как нефть, ненадёжный. В витрине магазина отражалась противоположная сторона улицы, пустая, как рамка для фотографии. В витрине магазина отражались стремительно светлеющее небо и гигантские крылья за спиной Дина, который тот вполне мог бы принять за свои, если бы не был знаком с одним ангелом, который обладал не самой приятной привычкой подкрадываться к людям и выкидывать подобные фокусы.
- А вроде бы ещё и не пил, - задумчиво проговорил Дин, не оборачиваясь – отчего-то ему казалось, что ничего хорошего из этой неожиданной встречи не выйдет.
Кастиель порой мог быть совершенно бесцеремонным.
Старший Винчестер зашагал прочь, всем видом выражая нежелание говорить, о чём пожалел в самом скором времени. Кажется, он успел позабыть о том, что к подобным типам лучше не поворачиваться спиной.
- Остановись, смертный, - проговорил Кастиель с тихой угрозой, и старший Винчестер замер на миг, не успев даже удивиться подобному самообладанию. – Остановись и отринь греховные помыслы, что возникли в душе твоей.
Дин пожал плечами, обернувшись. Взглянул на ангела с искренним недоумением.
- И это грех? – осведомился он, продемонстрировав Кастиелю пару бутылок пива в одной руке и громадный пакет чипсов в другой. – Никогда бы не подумал.
Кажется, подобное поведение нисколько не удивило ангела. Выражение его лица оставалось бесстрастным, когда он медленно поднял руку, словно бы собирался разделись с Дином его «трапезу», ну, или в крайнем случае отобрать выпивку и швырнуть в мусорный бак.
- Не закончили мы беседу нашу давеча, - проговорил он, на миг сжав пальцы в кулак, как будто готовился к чему-то, собираясь с силами и духом. – О Священном писании разговор наш был.
- Я пока не страдаю склерозом, - ухмыльнулся Дин, - и что-то подсказывает мне, что именно ты свалил тогда по-быстрому, стоило мне только задать один очень интересный вопрос...
- Замолчи, сам не знаешь ты, о чём речь ведёшь. Прочти ты Библию и уразумей: Бог наш единый гневается на тебя. Он...
Старший Винчестер качнул головой, чуть улыбнувшись: эти речи о Боге и его гневе порядком ему надоели, о чём бы ему хотелось заявить прямо сейчас, но, кажется, немыслимо было заставить этого ангела замолчать.
- Неужели не понимаешь ты, что жизнь тебе новая дана, чистая, безгрешная, и существование твоё праведным должно быть, неосквернённым? – Дин, кажется, мог бы поклясться, что маленькое пёрышко из ангельского крыла, подхваченное ветром, плавно спикировало на стылый асфальт - словно намёк на тот ураган, что мог бы подняться в любую минуту.
- Неужели Богу твоему невдомёк, - бессознательно подстраиваясь под архаичный стиль Кастиеля, начал Дин, - что эта чёртова жизнь, выскобленная, вычищенная до бела мне не нужна? Что, возможно, я просто хотел бы остаться собой?
Ангел нахмурился – кажется, в его понимании это могло бы выражать крайнюю степень раздражения и неодобрения.
- Не тебе говорить об этом так, смертный, которому посчастливилось из преисподней выбраться в добром здравии душевном и физическом, не тебе требовать что-то у Всевышнего. Благодарить ты должен его за своё спасение, а речи дерзкие свои позабыть! Пасть на колени должен ты и молиться, а не греховные помыслы свои как угли костра раздувать, потому как огонь тот, что ты вернуть себе мечтаешь, сожжёт тебя дотла, и вновь в аду окажешься ты, цепями окованный...
Дин смотрел на него, всем своим видом выражая сомнение. Слова Кастиеля не смогли бы заставить его задуматься, слишком уж смело они прозвучали, так, словно ад бы здесь, в ста метрах от забитой машинами ночной парковки, где-то недалеко, за углом, за поворотом на скоростное шоссе, пролегавшее совсем рядом, за горизонтом, за заросшим парком, так близко, что его смрадное дыхание уже давно должно было спалить и неровно подстриженные кусты, и хлипкий сарайчик с тяжёлым висячим замком на двери.
- Откуда тебе знать, - пробормотал старший Винчестер, не глядя на ангела, сложившего исполинские белоснежные крылья. – Откуда, чёрт побери...
- Не смей при мне имени его произносить. И в знании моём не смей сомневаться. Я ведаю, я ведал и ведать буду, ибо ты во власти моей, ибо будет так до скончания времён.
Его взгляд затуманился, словно он вспомнил что-то важное или же решился, наконец, сделать шаг и переступить некую черту, которую обещал себе никогда не переступать.
- И что же будет, - повысив голос, проговорил Дин, чувствуя подушечками пальцев рифлёный металл крышки пивной бутылки, - если я сейчас развернусь, плюнув на все твои заверения и гребаные заумные слова, и уйду, ведь доказательств у тебя всё равно нет?
Кастиель прикрыл глаза, медленно перебирая пальцами вытянутой вперёд руки – и как он умудрился держать её так всё это время, подумал Дин, чуть позже придя к выводу, что ангел просто успел позабыть о том, что мышцы человеческого тела имеют привычку уставать, сведённые судорогой.
- Не пожалей о словах этих, - прошептал Кастиель, чуть опустив голову, а спустя мгновение Дин почувствовал, что его страшной силой тянет к земле вместе с проступившей в дыхании, движении и взгляде болью, такой знакомой болью, от которой неимоверно хотелось спать. Ломаной, искривлённой, искажённой болью, бежавшей с кровью по венам, болью, похожей на треснувший лёд и разбитое вдребезги стекло.
- Помнишь? – прогрохотало где-то в низко нависших над городом тучах. – Ты не мог этого забыть, даже пройдя через ад и выбравшись наружу, ты бы не смог, Дин Винчестер.
Перед глазами – очередной перекрёсток, убедительные доводы Лиллит, точнее, её части, какого-то жалкого куска, оторванного, сочащегося мыслью и словом, и её гибель – ужасная, как вся преисподняя. Кажется, его тогда зацепило не слишком сильно, сейчас же удар был нацелен на него, а не на возомнившую себя достойной человеческой смерти тварь. И это было гораздо хуже – словно электрошок, словно гигантская невидимая глазу бетонная плита - нет, всё вместе. И никакой надежды выбраться.
- Сказать она должна была тебе, - ослабив напор, проговорил Кастиель, - в моих руках теперь контракт, а знаешь ли ты, что в полоне быть у Рая в той же степени жутко, как и в плену у ада, а порой и хуже.
Дин прохрипел что-то невнятно, чувствуя, как под ладонью лопается бутылка с пивом, и пенный напиток медленно растекается по асфальту.
- Обдумать сей вопрос тебе следует, смертный, о чём прошу тебя пока...
- Вот добрая душа, - невнятно пробормотал Дин, когда натиск ослаб.
- Дерзок ты и непокорен, но сил твоих человеческих не хватит с Всевышним бороться, и даже со мной, а душа твоя навек ко мне привязана, как на духу.
- Не быть, видно, нам друзьями, - усмехнулся старший Винчестер, почти не чувствуя ног, - ну, не велика потеря.
Кастиель едва заметно вздохнул, когда исчез, уходя. Кажется, он не был доволен тем, что ему пришлось применить силу, ибо он до сих пор был уверен в собственной способности говорить веско и убедительно.
Поднимаясь на ноги, Дин с сомнением покачал головой, понимая, что в магазин придётся-таки вернуться.
Они с Сэмом были вместе – в другой жизни, и смертоносное пламя не в силах было выжечь той прошлой реальности. И Дин не смог бы этого отрицать, даже сославшись на неожиданную и нелепую потерю памяти, точнее, исчезновение её значительной части в глубинах преисподней. Ну, да, они были. Когда-то. На грани люди и не такое порой вытворяют. И пусть даже старшему Винчестеру подобные мысли были не по душе, он совершенно отчётливо ощущал себя другим, человеком, который так удачно отделался лишь отпечатком ангельской ладони на плече, а не вполне вероятной пожизненной кастрацией за всё то, что он успел натворить. Не то чтобы он боялся, ведь испытывать на прочность судьбу и себя самого у Винчестера уже вошло в привычку, так что причиной этого было нечто иное. Что обнаружил в его изъеденной ветрами душе Кастиель, когда вытаскивал его из ада? В какие потайные уголки сознания заглянул? Дин не желал думать об этом, хотя от мыслей порой было слишком сложно избавиться.
Их секс порой напоминал ему вольную борьбу, нечто среднее между любовными ласками и камерой пыток, хотя у него и мысли не возникло бы жаловаться. И всё потому, что ему нравилось. Действительно нравилось ощущать горячее мужское тело под собой, упираясь ладонями в широкую спину, которую ему было бы, пожалуй, непросто обхватить руками, ведь Сэм всегда мог похвастаться внушительными бицепсами. И каким бы сильным ни был старший Винчестер, рядом с братом он чувствовал себя несколько иначе, чем в одиночестве. И дело было вовсе не в том, что без Сэма ему становилось сильно не по себе, так что приходилось срочно призывать на помощь собственную язвительную саркастичность, ласково именуемую «красноречие», просто младший Винчестер, вышагивающий по дороге по направлению к очередному затерянному в американской глубинке городку – зрелище, по крайней мере, необычное. Смешно становилось уже в тот миг, когда Дин понимал, что не успевает за братом – он ускорял шаг, старательно взмахивая руками, чтобы в следующую же минуту с досадой осознать всю нелепость своего положения, он мог бы и побежать, но в этом случае вопрос о сохранении собственного достоинства оставался открытым и вполне безнадёжным. Сэму бы не составило труда прижать Дина к стенке в порыве яростной страсти, но Дин не смог бы представить – каково это, чувствовать себя распятым на мотельной кровати, как на кресте, чувствовать себя подыхающим, задыхающимся от боли или наслаждения, дикого и неподвластного разуму. Чувствовать себя возрождённым, благословлённым, счастливым. И после чувствовать себя совершенно раздавленным. По мнению старшего Винчестера, такая гамма эмоций способна была подорвать мозг, кроме того, ему было страшновато, хотя он никогда бы не смог признаться в этом.
А теперь у него появилась великолепнейшая возможность обо всём забыть, ведь, кто знает, где сейчас Кастиель, всевидящее око Винчестеров? Он может быть повсюду – такая сущность способна объявляться самым неожиданным образом, возникая у вас на пути, так что приходится с силой вдавливать педаль тормоза в днище «Импалы» и молиться о том, чтобы не сбить того сумасшедшего, что так неудачно решил прогуляться по скоростному шоссе Каспер – Шайенн в первом часу ночи, не подозревая о том, что все ваши мольбы будут услышаны – в буквальном смысле. И всякий раз, когда Кастиель с чуть безумным синими глазами окидывает внимательным взглядом старшего Винчестера и Сэма, невольно возникает мысль о патрулях и копах, которые проверяют права и удостоверения личности на каждом перекрёстке в любом крупном городе.
- Могу я увидеть доказательства того, что вы, Винчестеры, так и не переспали со времён Великого Возвращения Дина? – нет, этот ангел уж слишком серьёзен, чтобы задавать подобные провокационные вопросы, но в сознании Дина он выразился бы именно так.
- Конечно, сэр, - ответил бы старший Винчестер, не обращая внимания на брата, который мог бы с полным на то правом врезать бедняге Кастиелю, и был бы прав. – Взгляните на меня – разве я всем своим видом не выражаю полную и непоколебимую невинность? Разве так сложно убедить вас в этом?
Наверное, в своих фантазиях старший Винчестер, порой, переходил собственноручно установленные границы, но одно он знал точно – во второй раз из преисподней ему не выбраться, такой шанс – один на миллион, и ему следовало бы радоваться тому, что всё прошло столь гладко. Оставалось лишь втолковать это Сэму, который упорно отказывался понимать, почему ему теперь не следует смотреть на брата так, говорить с ним так, молчать с ним так, вести себя так...
Единственное в своём роде шоу Дина Винчестера – праведника, который смиренно принимает всяческие запреты и остаётся хотя бы чуточку непорочным. Услышь о таком Лиллит или же любой иной демон – громовым смехом тут бы дело не обошлось.
- Сейчас я не могу, - пробормотал младший Винчестер, надеясь, что ему удастся отключить мобильный до того, как вернётся брат. – Руби, я же сказал тебе, Дин...
Ручка двери едва заметно дрогнула, будто и не почувствовав касания ладони, и Сэм замер, сжав трубку в руке. Дверь чуть приоткрылась.
- Дин? – позвал младший Винчестер, нахмурившись – что за шутки?
Поток воздуха распахнул дверь и взбил тонкие занавески окна, стукнув костяшками пальцев по стеклу.
- Могу войти я? – проговорил ангел так, словно ответ и не был важен для него.
Сэм отступил на шаг.
- Кастиель, - пробормотал он, опустив телефон в карман куртки. – Где Дин?
Он, пожалуй, собирался вернуться через пару часов – разведав что-то в ближайшем городке, где порой пропадали люди – не чаще, однако, чем и в любом другом месте. От несчастных случаев, к сожалению, никто не был застрахован.
Ангел переступил порог, шагнув к младшему Винчестеру.
- Где брат твой, я не ведаю. Сейчас же ты мне нужен, Сэм.
Тот пожал плечами – из прошлого опыта ему было известно, что ангелы никогда не являются просто так – либо им понадобились человеческие силы в лице Винчестеров, либо был отдан приказ их уничтожить – по какой-либо что ни на есть благородной и светлой причине. Так или иначе, Кастиель не спешил пока сжигать его дотла на месте.
Сэм присел на подлокотник кресла, ангел прислонился к стене, и они замерли, глядя друг на друга. Кастиель первым отвёл взгляд.
- Не должен был бы я о подобном рассказывать тебе, - начал он, изучая пол – или собственные ботинки, Сэм не знал. – Но я служитель Господень и должен приказы его исполнять.
- И каков же на этот раз приказ? – уныло поинтересовался Сэм – всё равно ничего хорошего ждать не приходилось. В любом случае ради исполнения воли Бога ангелы с лёгкостью шли по головам.
- Этого тебе знать не нужно, - уклончиво ответил ангел, - но правда вся в том, что сейчас должен я поведать тебе нечто важное.
- А после уйдёшь и оставишь меня с этим «важным» один на один? – неожиданно резко поинтересовался младший Винчестер – уж он-то всегда относился к ангелам почтительнее брата, пусть и его собственная вера подверглась нешуточной проверке.
- У каждого в этом мире свои битвы, - туманно проговорил Кастиель, очевидно, имея в виду и себя тоже. – Свои битвы, свои стратегии...
- О чём же ты хотел сказать?
Ангел коснулся подбородка, всё ещё сомневаясь.
- Ну же, - пробормотал Сэм, понимая, что Дин, возможно, не вернётся до тех пор, пока ангел сам того не захочет, но всё же надеясь на то, что дело, в конце концов, сдвинется с мёртвой точки.
- Задумывался ли ты когда-нибудь о том, каким был истинный путь брата твоего в преисподнюю?
Сэм недоумённо нахмурился.
- Он заключил сделку, чтобы вернуть меня, - проговорил он – просто. – С этого всё обычно и начинается.
А как же иначе?
- Это лишь вершина айсберга, - с готовностью продолжил ангел. – На глубине же многое таится.
Сэм не знал, способен ли он ринуться вниз в эту самую глубину.
- Ты должен знать.
Прозвучало... предательски.
- И если это входит в планы Бога, я вовсе не уверен, что хочу знать, - сказал младший Винчестер.
- На самом деле история та была сложной, запутанной, - игнорируя слова Сэма, проговорил Кастиель. – И сделкой лишь одной всё дело бы не ограничилось.
Младший Винчестер настороженно замер.
- Лиллит являла Дину лик свой осквернённый, по крайней мере, трижды. Она расторгнуть сделку ту губительную чаяла. Условия особые ему предлагала.
- Зачем? – прошептал Сэм, чувствуя, как пересыхает в горле и во рту, как будто в преддверии лихорадки.
- Поскольку дерзкое своё желание исполнить она намеревалась, для этого же помощь существа превосходящего её по силе и по разуму была необходима. Ничем же, что предложить взамен возможно было, она не обладала, кроме брата твоего души.
- И что же за условия?
Неизбежный вопрос.
- Освободить его от ада, взамен же...
Он вдруг оказался в опасной близости – так что Сэм почти сразу же почувствовал исходящий от него прохладный жар. Он просто не смог бы описать это ощущение иными словами. В нём билось и цеплялось за жизнь противоречие – неистовое и неистребимое, младший Винчестер никогда прежде не испытывал ничего подобного – благоговейный страх, бросающий в дрожь, как холод, морозный океанский ветер, мёрзлая снежная крупа и разгорающееся северным сиянием тепло, которое жалило пребольно, подобно пчеле – нет, десяткам пчёл, сотням. И всё это сосредоточилось в каждом из нервов, причиняя боль и радость, и обещая спасение, надежду, убежище, дом. В нём было всё – и всё было одновременно, поэтому сознанию человека не под силу было справиться со всеми эмоциями и впечатлениями, и Сэм знал, он понимал, в какой ужасной близости к безумию находится – это не пугало, как ни странно, это просто проникало в мозг и сердце, такое обречённо-подчинённое знание, говорившее с ним, приказывающее ему не сопротивляться, сдаться, оставить страх за пределами мотельного номера.
Мотельный номер.
Младший Винчестер мгновенно вцепился зубами, пальцами в этот элемент реальности, грозившийся ускользнуть от него и растаять, как и всё остальное.
Ангел протянул к нему руки, коснулся его лица, губ, глаз, его волос и наклонился чуть ближе, наполняя его голову шёпотом – бесконечным, как плеск волн, как шелест листвы, как ход всей планеты вокруг Солнца, и он питал его своим откровением, словно новой кровью, вливал в его уши невнятные фразы, открывал ему секреты и тайны, и это напоминало что-то вроде просветления после долгой слепоты и неведения, рассвет после ночной бури. Кастиель, ангел Господень, говорил с ним так, словно вдруг явил свою истинную сущность, невыносимую для большинства людей, и Сэм понимал, что тому ничего не стоит выжечь ему глаза, выбить барабанные перепонки, лишить дыхания, сердцебиения, сознания, но он внимал. И то, о чём говорил ему ангел, бежало в его венах, несло мысль к мозгу, ударяло в солнечное сплетение, вязало по рукам и ногам... И даже если он не желал верить сказанному – он верил, поскольку невозможно было сомневаться под прессом столь сильного натиска. Кастиель мог заставить его принять правду, которую Сэм не хотел знать, но – не более. Даже ангельское существо не в силах было вплести ложь в его жизнь с той лёгкостью, с которой с этим справлялись демоны – вот в чём была их большая слабость и сила, ибо правда порой ранила и разбивала с гораздо большей лёгкостью.
Голова страшно кружилась, когда младший Винчестер открыл глаза – он был один, в этой комнате, которая вдруг показалась такой грязной, неопрятной, омытая ангельским светом. А капли дождя на столешнице, полированной трещинами – бриллиантами. Откуда они взялись?
Сэм обнаружил, что сидит в кресле – заботливый Кастиель позаботился об этом, не иначе как, но только вот от сумасшедшей всеобъемлющей лёгкости бытия не осталось и следа – тело словно налилось свинцом, руки болели, суставы ныли, как при сильной простуде. Сэм простонал невнятно, поднимаясь на ноги. Это откровение явилось причиной страшных неудобств – а ангел пренебрёг словами, очевидно, забыв о том, насколько хрупким может оказаться человеческое тело. Однако Сэма больше волновало то, что теперь томилось в его сознании – эти факты, эти слова – втиснутые в черепную коробку, они не приносили ничего, кроме подозрений, кроме отчаянной жажды действия, противоположного тому, к которым предположительно склонял его Кастиель – теперь уж младший Винчестер был уверен в том, что ангел устроил представление с умыслом. Но всего даже высшее существо не смогло бы всего предугадать.
Сэм лениво улыбнулся, упав обратно в кресло. Его мучила непреодолимая сонная изматывающая сама по себе усталость.
Это можно было бы со всей уверенностью назвать Hard Attack – как в песне Accept с невозможной гитарной партией. Волна цунами, лавина, истинно адовый напор.
Дин едва увернулся от поцелуя. Словно это был удар наотмашь.
И ему положительно всё это не нравилось.
- Послушай, я люблю тебя, я тысячу раз говорил тебе, - пробормотал Сэм, прижимаясь к нему всем телом.
Дин страдальчески поморщился. Со времён возвращения – ох, как же он устал мысленно повторять эту фразу снова и снова! (только вот теперь жизнь делилась на ДО и ПОСЛЕ – никак иначе) – ему ещё не было так не по себе. В гулкой пустоте сознания непонятное чувство тянулось, как долгая холодная зима.
- И ты любишь меня, по крайней мере, любил, - в словах Сэма звучали близкие слёзы, а старший Винчестер ненавидел этот тон, когда голос брата повышался, дрожал, дыхание сбивалось – это была мольба. Мольба резала изнутри, сжимала сердце и выжимала волю по капле из тщательно выполосканной в смолянистом пламени души. Неистовая, эгоистичная мольба.
Сэм медленно сполз на пол, обхватив руками его колени, так что не выпутаться было, не выбраться. О, чёрт, и со времён возвращения из преисподней Дин впервые почувствовал себя загнанным в угол – а он уж надеялся, что это ощущение оставит его, не придёт больше никогда. Нельзя знать наверняка.
- Чего же ты хочешь от меня, Сэмми? - прошептал он, машинально ероша волосы на макушке младшего Винчестера – тот сидел, прислонившись спиной к стене, плечом и боком – к зажатым в захвате ногам Дина, закрыв глаза, вздыхая глубоко, словно пытался добраться до самых глубин собственных лёгких, избавиться от горечи, затаившейся внутри.
- Я хочу тебя, - они оба, очевидно, знали ответ, а теперь, когда он прозвучал и стал жить собственной жизнью, отмахнуться от этих слов было бы не так уж и просто.
- Я хочу тебя, - Сэм поднялся во весь свой немалый рост, загораживая спиной единственное светло-серое пятно окна в охваченном ночью номере, упёрся руками в дверь, устроив ладони по обе стороны от головы старшего Винчестера.
- Я хочу тебя. Тебя – себе, - безапелляционно повторил он, пристально вглядываясь в лицо Дина.
Тот прикусил губу.
- Прости, Сэмми, - пробормотал он, понимая, что поступает правильно или нет – не важно. Просто опускает руки, пытаясь при этом сохранить хотя бы видимость отрицания – на деле же играя в поддавки. – Я не...
В этот раз ему не удалось избежать глубокого, жаркого, жёсткого поцелуя, от которого кружилась голова, а всё вокруг плыло – всё же он не смог закрыть глаза, не смог бы никогда, позволяя опрокинуть себя на узкую мотельную кровать, чувствуя плотность и гладкость тела, мышц, губ, терзающих его, пальцев, срывающих с него одежду. Его собственная кожа была совсем новой, она, казалось, прежде не знала прикосновений, кроме того, самого первого, обжигающе-раскалённого, что отметило его божьей волей. Его собственное тело оставалось всё таким же предательски чистым, вовсе не готовым к тому, что задумал младший Винчестер, но сознание Дина, его память и мысли остались прежними – пусть и растрескавшимися, как масляная краска на жаре – и теперь они управляли им в куда большей степени.
- Девственник, м? – прошептал Сэм ему в самое ухо.
Старший Винчестер вздрогнул.
Он не любил, когда Сэм изображал из себя большую хищную кошку – льва или тигра, чёрного леопарда с лоснящейся шкурой, который не прочь был развлечься с пойманной жертвой.
Насколько всё было иначе в той, прошлой жизни? Они успели поменяться ролями?
Инаковости этой чертовски не хватало!
- Меня бесит это грёбаное слово, - пробормотал Дин, откинув назад голову. Ему не нужно было это, не нужно! Так ненужно, что слёзы собирались в уголках глаз, когда неудержимое проникновение ломало его заново и заново выстраивало. Настойчивым касанием пятнало плечи, снова и снова отворяло губы, перекраивало его вновь – вспарывало выкроенное по ангельским лекалам, вшивало, паяло, усмиряло в соответствии с собственными мерками. И ему хотелось крикнуть, что он ненавидит, ненавидит чёртов секс с собственным братом!!
Он мог бы ненавидеть и Сэма заодно, но подумал, что одной ненависти для этого вечера будет достаточно.
А ещё он хотел бы ненавидеть все небеса разом – за свою роль во всём этом и за то досадное унижение, которое зарождалось внизу живота, двигалось по позвоночнику вверх, разливалось липкой сладостью пота на груди. Как будто он ощущал пристальный взгляд ангела каждую минуту нежданной, вынужденной близости, но не смог бы убежать от него. Как будто в этом чуть равнодушном отрешённом взгляде не могло быть и капли осуждения.
Кипенно-белый запах жжёной кости обжигал глотку на пару с тошнотворным желчным прогоревшим насквозь раскалённым воздухом, свистевшим в ушах и широко распахнутых глазах, которые сил не было закрыть – приходилось в конвульсиях и хрипах терпеть, сотрясая тело судорогами, миллионами выкручивающих суставы стонами, разрывающим связки сопротивлением. Рай – лишь антиномия ада, который, в свою очередь, - обратная сторона Рая, и где же истина в таком двойственном до боли случае? Кто же предпочтительнее? Что если один-единственный вздох неприятен настолько, что несёт лишь умирание – потому, что знаменует собой возвращение? Жизнь – это гремучая смесь тьмы и света, какая-то ошибка Всевышнего, не успевшего или не захотевшего провести отчётливую грань, предоставившего это людям – глупым, мелочным, расчётливым...
Влажная простынь с силой обвилась вокруг его горла и торса, но Дин знал, что виноват в этом сам – он так вцепился неверными пальцами в жёсткую кручёную ткань, что теперь у основания ногтей нестерпимо ныло.
Удушье пришло вслед за ним из сна. Удушье поджидало его и в реальности, и эти два совершенно разных удушья переплелись тесно и неразделимо, так что теперь было сложно разобраться в происхождении каждого из них.
Едва лишь подумав о тех самых кошмарах, что мучили его в самом начале, в первые часы и дни его нового существования – обрывки их прорывались и в мотельные номера, стоило только старшему Винчестеру остаться в одиночестве – Дин почувствовал, как голову пронзила режущая, дробящая на осколки кости черепа боль, так что он поневоле вжался в подушки, вздрогнул, почувствовав мимолётное касание лёгких пальцев. Сэм перевернулся на другой бок на узкой кровати – и почему они не подумали о том, чтобы сдвинуть две вместе? (не до того было) – и задышал ровно и спокойно. Хотя бы он. Старший Винчестер пальцем повторил изгиб его спины, проводя невидимые глазу линии от родинки до родинки на плечах, линуя светлую в лунных сумерках кожу, разделяя на части. Голова кружилась, всё вокруг плыло – кошмары рвались в ночь, но Дин из последних сил сдерживал их, когда, наклонившись вперёд, целовал выступающие позвонки один за другим, утыкался лицом в спутанные волосы, вдыхая их запах, и чувствовал себя при этом отвратительно. Его трясло, и не оставляла тревога – гораздо более сильная, чем та, ранняя, когда они лежали рядом после и не говорили ни слова – так, словно нечего было сказать.
Как будто нечто прощальное. Прощальное молчание.
Дин замер – он тщательно запрятывал мысль в самый дальний угол сознания, и пропустил момент, когда она выбралась наружу вместе с дыханием. Вышло нечестно – по-жульнически. И старший Винчестер, пожалуй, совсем не думал так, а вот теперь казалось, будто он признался во всём – по крайней мере, себе. Как же глупо.
Лёжа без сна на тёплых простынях можно было сомневаться сколь угодно долго, ведь стоило лишь закрыть глаза, как внутри начинали ворочаться чёрные вороны и могильные черви, прогрызавшие себе путь сквозь плоть и являя наиболее ужасные картины адского прошлого. Мельтешение образов, какие-то твари, копошащиеся в крови, вымазанные в ней по уши, по самые края растянутых в улыбке-оскале губ, и само ощущение грязи, ощущение непривычной мерзости, ощущение неправильности не желало исчезать – отголосок такого же возникает при взгляде на одноглазого, умственно отсталого, беспалого... Как будто брезгливость, но заключённая в рамки морали и сознательности. Некий резонанс в душе, от которого не скрыться.
И чем же он может быть вызван?
Машинально гладя спину Сэма, водя рукой вверх-вниз по его прохладному боку, пересчитывая его рёбра, думая о том, что иначе быть всё равно не могло бы, Дин не решался подняться и не решался уснуть – потому что так было безопасней. Находится где-то посередине, оставаться освобождённым от выбора или воли высших сил. Оставаться здесь во что бы то ни стало, остаться навеки. На что был способен Рай ради собственной цели? Наверняка, даже на это – возрождение в душе старшего Винчестера того ужаса, что был испытан им в аду. А ведь кто-то там, наверху так старался в своё время отшлифовать оцарапанную поверхность души Дина, окунуть его в совесть, раскаяние – как сталь в раскалённое масло. А вот теперь – новое испытание, ибо старое вдруг оказалось бессмысленным, сломленным одним лишь отвергнутым, а после принятым поцелуем, отрицаемыми, но необходимыми ласками.
И если бы Сэм сейчас проснулся и спросил старшего Винчестера, жалеет ли тот о чём-нибудь, то Дин ответил бы – нет. Без объяснений и оправданий. И даже без страха. Просто потому, что этот элемент был недостающим в его списке, способным привести его к чему-то грандиозному даже по меркам Винчестера. К какой-то черте, за которой всё иначе, настолько иначе, что разрешается не верить себе и собственным глазам. Отличный пинок под мягкое место. Быть не там и не здесь казалось не чреватым, но лишённым разумности. Конечно, даже за этими рубежами любовь останется любовью, а похоть – похотью, просто они окажутся окрашенными в другие цвета. И выстроятся в другую систему. В корне изменённый мир. Наверное, в нём для Дина не будет странностью тянуться к свету. Жаждать света.
Сминать себя, бросать бесформенным комком на гончарный круг и извлекать нечто новое из бесконечного бега по краю металлического диска. Он мог бы стать глиняным горшком или вазой. Новым сосудом для новых ожиданий.
Даже несильная, но постоянная боль может свести с ума – даже когда ощущение источника боли смещается – и кажется, что ноет всё тело. Каждодневная – или еженощная? – порция едких, как щёлочь, воспоминани, разъедает сознание медленно и мучительно.
- Скажи мне Кастиель, что слухи, дошедшие до меня абсурдны и неправдоподобны, - голос этот не принадлежал Уриэлю, ангел лишь использовал тело рослого афро-американца с добродушно-опасной улыбкой охотника за головами. Возможно, тот когда-то работал охранником, возможно – правительственным чиновником. Кастиелю не нужно было бы гадать – ему не было до этого дела, и он почти ничего не знал о Джимми Новаке, столь гостеприимно приютившего его белоснежную сущность, его нестерпимый свет и губительный для людей голос, подарив возможность стать чуть ближе к заколдованному миру этих таинственных и непоследовательных существ.
- О чём ты речь ведёшь? – спокойно осведомился он, не удостоив собрата по оружию и гарнизону взглядом.
Вспыльчивый ангел возник прямо перед ним, лицом к лицу, да так стремительно, что ветер жёсткой ледяной щёткой прошёлся по тёмным волосам Кастиеля.
- О том жалком человечишке, о котором ты печёшься так отчаянно. О том жалком человечишке, что не стоит твоего столь пристального внимания. О том, ради кого ослушаться готов ты.
Невидящий взгляд Кастиеля был устремлён к горизонту.
- Не Судья ты мне, Уриэль.
Лицо того исказила гримаса.
- Я не был твоим Судьёй, Кастиель, но был свидетелем.
Ангел замер – словно оледенел.
- Я видел, как тебя рвали на части безжалостные и справедливые братья наши, как резали, пытали, кололи золотыми пиками...
- Нет нужды напоминать, - заметил Кастиель. – Уриэль.
- Они выбивали из тебя весь смысл, всё твоё неповиновение, всю привязанность к презренным грязным людишкам-мартышкам.
- Человеческие существа они, не грязные животные!
- Они – погибель верная для ангела.
- Не для меня.
- И в чём же твоя уникальность, Кастиель? Чем ты отличаешься от любого из нас? От меня?
Окинув внимательным взглядом Уриэля, ангел закрыл глаза, почти зажмурился, словно представшая перед его взором картина оказалась столь безрадостной и безнадёжной, что не в силах был он этого вынести.
- Ты Раем отравлен, - с горечью проговорил он, наконец. – Его прямолинейностью и однозначностью. Его нетерпимостью. Я же, брат мой, осознал в незапамятные времена, что между обителью нашей и владениями Люцифера разница столь незначительна, что мне жутко становится лишь при мысли об этом.
Уриэль, кажется, не верил своим ушам.
- Какой же яд вливает в тебя этот мир?! – за его спиной почернели, зарябили, открываясь, гигантские сильные крылья-паруса – наперекор усилившемуся вмиг ветру. – Ужасен будет твой конец, коли путём ты будешь этим следовать!!
- Я не боюсь, - просто ответил ангел.
- Ты вынуждаешь меня, - угрожающе проговорил Уриэль – глазницы тёмнокожего тела до краёв наполнились светом, - остановить тебя, пока не стало слишком поздно.
Кастиель качнул головой.
- Всё тщетно, - крылатая тень, казалось, объяла весь этот мир, закрывая собой солнце и ясное безоблачное небо, словно грозовая туча, сочащаяся гневом. – Ты позабыл о том, Уриэль, что я по рангу превосхожу тебя, как долго ни провёл бы я темнице. И удивляет то меня, что за две тысячи лет тебе не удалось меня превзойти.
Тёмнокожий ангел следил за каждым его движением, но Кастиель вовсе не собирался сражаться здесь и сейчас – возможно, в будущем, если оно существует и если оно когда-то наступит, и если оно понадобится. Он понимал, что им придётся пережить столкновение – он чувствовал. Но только не сегодня.
- Не угрожаю я тебе, - признал, наконец, поражение Уриэль. – Лишь предупреждаю. Человеческие существа изменяют твоё собственное существо – исподволь, Кастиель. Тебе кажется, будто всё в твоих руках – и ты сумеешь справиться с любым из них. Но лишь одно это намерение твоё способно злом мгновенно обернуться.
Ангел пребывал в сомнении.
- Твой свет могуч, я знал тебя и прежде, теперь же ты наверняка набрался сил...
- Не намерен я вред кому бы то ни было причинять, - перебил его Кастиель, развернувшись, чтобы уйти. – Скорее, руку помощи страждущему протянуть...
- Они запутают тебя, твой разум затуманят, - прошептал Уриэль. – Они хуже демонов, хитрее, коварнее, изворотливее. И Сэм Винчестер с лёгкостью то доказал тебе.
Ангел окинул собрата своего насмешливым взглядом – и это не укрылось от Уриэля.
- Он обмануть тебя успел, - заметил тот. – Этот мальчишка дерзкий, и ты прекрасно обо всём осведомлён. Он обратил твои слова себе во благо, он принял своё собственное решение, противное тебе и мне, и Господу. Ты поглупел так странно, Кастиель. Неужто, две тысячи лет стали для тебя непреодолимым сроком?
Тот сжал руку в кулак, как будто намеревался съездить ангелу по самодовольной физиономии, но вместо этого решил вернуться к использованию силы слов.
- Не знаешь ничего о расе человеческой ты, - проговорил он с сожалением. – И мыслю я, что ты боишься, Уриэль.
Едва не разразился громовым смехом.
- Боюсь?
- Ибо неясна суть, природа их для тебя, брат мой. И не желаешь ты их понимать.
- Да, не желаю! – прогрохотало в небе. – Они ошибки неисправимые Отца нашего!! Выродки! Ты зря тратишь время, пытаясь разобраться в них, и принимаешь их правила безоговорочно. И ты вредишь себе и всем нам.
Кастиель болезненно поморщился. Презрительный тон вовсе не понравился ему.
- Веление для тебя есть, - прежде чем ангел успел вымолвить хоть слово, проговорил Уриэль. – Не волен я приказывать тебе, но передать послание гневное поручено мне. О чём оно ты, верно, догадаться сможешь сам.
Помедлив, Кастиель кивнул. Он уже чувствовал горячее касание этого знания-откровения. И ему не нужны были слова. Знание было в состоянии найти свой собственный путь к самой его сердцевине – к самой сути. Сдобренное десятками грохочущих в стылом воздухе голосов, напоенное ужасающим светом, оно искрилось тончайшей материей, неземными письменами, оно не желало исчезать, накрывая местность вокруг нарастающим гулом – таким, словно пикировщик готовился отпустить на волю целый рой озлобленных начинённых смертью бомб.
- Скорее, - встревожено поторопил его Уриэль. – Если не жаждешь ты беду накликать.
Кастиель прошептал что-то невнятно, прикрыв глаза. Поморщился, будто от неведомой ангелам боли, сжал зубы до скрипа, губы его скривились, побелели, на виске забилась жилка.
- Воистину жесток Рай на пути свой к достижению цели, - пробормотал он едва слышно, прежде чем шагнуть в бесконечность.
- А ты не играй с людьми, - донеслось ему вслед. - Люди – не твои игрушки. Они тебе не по зубам.
Фэндом: Supernatural
Автор: Reno
Категория: slash, drama, angst
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дин/Сэм, Дин/Кастиель
Предупреждение: ввиду окончания четвёртого сезона - альтернативное развитие событий; большой формат; архаичность речи Кастиеля – в переводе Novafilm его речь изобилует инверсиями и возвышенной лексикой, и я не могу ничего поделать с собой, кроме как сохранить подобный стиль, хотя и знаю, что в оригинале Кастиель звучит не так пафосно.
Возможно, ОСС некоторых персонажей.
И, конечно, не всё здесь по-настоящему логично...
От автора: Является продолжением Unholy Union I (первую часть легко найти в темах).
Кастиель произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Спасибо всем за внимание!
Продолжение
Вот что пугало Дина больше всего – перманентное ощущение взгляда Сэма кожей, каждым нервом, взгляда, который не отпускал его, давил, притягивал, отталкивал, прожигая насквозь. Их встреча оказалась гораздо менее жаркой, чем Дин себе это представлял, и теперь старший Винчестер мог со всей ответственностью заявить, что перемены были подобны огромному молоту, раздробившему всю жизнь на сотни блестящих осколков. Они сломались, их разорвали на части, и теперь было слишком сложно вернуться к отправной точке. И этот взгляд брата пугал Дина, ищущий взгляд, пристальный. Словно младший Винчестер пытался дотянуться до него без помощи рук, одной лишь силой мысли, безмолвием, дыханием, биением сердца, однако, не стремясь преодолеть ту дистанцию, что возникла между ними со времени Великого воскрешения. Как будто хотел, чтобы Дин сделал это сам – в любой удобный для него день. Или же не сделал – по каким-то лишь одному ему понятным причинам. Своеобразная иллюзия свободы, основанная на непреодолимом стремлении быть рядом и в тоже время забиться в угол, спрятаться, только бы не видеть «восставшего из Ада», столь отчаянно живого, что становилось не по себе.
- Эй, парень, - осторожно проговорил Дин, когда молчание вышло за пределы разумного.
Сэм вздрогнул, как будто только сейчас осознал, что времени с того момента, когда прозвучало последнее сказанное им слово, прошло достаточно, и попытался улыбнуться.
- Что, Дин?
Старший Винчестер пожал плечами, окинув взглядом смятую упаковку из-под гамбургера, пару пустых бутылок из-под пива и причудливо скрученные конфетные фантики. Когда-то подобный беспорядок органично вписывался в его жизнь, добавляя забот Сэму, но отчего-то теперь непреодолимое желание, поднявшись, собрать весь мусор и привести себя в порядок не оставляло. Словно ад сумел справиться с задачей куда лучше младшего Винчестера и вылепить из Дина этакого аккуратиста-обывателя. Хрустящий целлофановый пакетик из-под чипсов отправился в специальную корзину под раковиной, бутылки – с явным и бесцеремонным звяканьем – присоединились к своим собратьям на подоконнике: тонкий хлопок занавесок не в силах был скрыть блеск тёмно-коричневого стекла, и всё, вроде бы, встало на свои места... Разве что этот взгляд... Всё так же следил за каждым движением, с удивлением, с раздражением, с непонятным самому младшему Винчестеру сожалением.
- Что ты делаешь, Дин?
Перестаю быть собой – было бы подходящим ответом, коли смелости хватило бы сказать что-то подобное.
- Всего лишь проверяю тебя, - улыбнулся старший Винчестер. – Непривычно, правда?
- Более чем.
- И всего лишь эта жалкая несуразность, эта мелочь уже способна выбить тебя из колеи, так что говорить обо мне, Сэмми? Как я, по-твоему, чувствуя себя, когда, - атака была неожиданной даже для самого Дина. Вдохновение подкатило к горлу вместе с тошнотворным волнением, - ты смотришь на меня так...
Так... Без лишних слов и ориентиров.
- Как «так»? – недоумённо пожал плечами младший Винчестер, кажется, не слишком рассчитывая на ответ.
Глупость это – попытка решить всё одним махом, точнее, наивная надежда, что так всё и будет – или же пройдёт само собой. Исчезнет и недоверие, и страх, и подозрения. Исчезнет всё то плохое, что пришло следом из кровавой тьмы. Уйдёт, вернётся обратно, растворится.
- Не так, как раньше, когда всё было в порядке. По-другому. Совсем.
Ему отчаянно хотелось бы забыть о том, что их жизнь действительно изменилась, пожалуй, слишком сильно, так что упрёк вышел слабенький, без намёка на обоснованность.
- Ты обвиняешь меня в этом, - с усталой горечью проговорил Сэм, - а сам говоришь только с этим ангелом, с Кастиелем, но никогда – со мной.
Пожалуй, это было как раз вполне типичным для Дина. Но, скорее, для прошлого Винчестера, нежели чем для этого, вырезанного из пыльной картонки, подобранной где-то на улице, нового Дина, утратившего, кажется, нечто важное, просто позабыв о том, что осталось в глубинах ада.
- Ты делаешь вид, что забыл обо мне, забыл о нас, корчишь из себя этакого праведника, но я знаю, ты просто задумал что-то и не хочешь посвящать меня в свои планы. И вот, в конце концов, ты обвиняешь меня в том, что я, мол, как-то неправильно на тебя смотрю!
- Закончил? – холодно осведомился Дин, мысленно улыбнувшись: от этого паршивца мало что можно было скрыть.
- Прости, но нет, - с вызовом проговорил Сэм, поднимаясь во весь свой рост, чтобы одним движением отправить лёгкий деревянный стул к стене, - так что тебе придётся заткнуться и выслушать меня. И, кстати, всё твои попытки доказать обратное автоматически приравниваются к провальным. Знаешь, я вообще не желаю слушать тебя сегодня, ты всё равно ничего дельного не сможешь предложить.
Дин поперхнулся в неожиданном приступе смеха – просто брат сейчас выглядел гораздо более нелепо, чем обычно: со своими большими руками и взлохмаченными волосами, в слегка мятой рубашке, шнурки на правом ботинке болтались без дела, зато на левом оказались завязанными в аккуратный бантик. И в этот момент старший Винчестер мог бы со всей уверенностью сказать, что ощущает себя иначе – рядом с Сэмом. Точнее, напротив него, по другую сторону квадратного стола, устроенного посреди комнаты, ставшего своего рода границей, барьером между ними. И это чувство вовсе не понравилось Дину, но в данный момент стоило бы подумать о том, как выслушать гневную тираду брата, не поломав при этом мебели.
- Знаешь, Дин, с того времени, как ты вернулся, я постоянно спрашиваю себя – неужели, ты предпочёл забыть обо всём, что было? Или же ты просто наплевал на это?
- Не скажешь, «насрал»? – ввернул едкий комментарий старший Винчестер, за что получил взглядом - бейсбольной битой по лбу.
- Я понимаю, что в аду тебе было несладко, но и ты поверь – без тебя я думал о многом. О том, с чего бы мне, обычному парню из Канзаса, тратить свою никчёмную жизнь на демонов и прочих тварей, и на всех этих чёртовых людишек, которым нет до меня дела?! Почему нам нужно делать свою работу, а не распрощаться с ней навек? А иногда приходили и другие мысли – не взять ли Магнум и не приставить ли дуло к виску вот так... – он осторожно коснулся сложенными вместе указательным и средним пальцами головы. – Пафф! И проблема решена.
Сэм хмыкнул понимающе: весь ужас этого выглядел бутафорским, ненастоящим, пафосным... Но когда-то ему вовсе так не казалось.
- И только послушай, Дин, - заговорчески, вкрадчиво, - единственным, что удерживало меня от этого шага, было наличие незаконченного дела. Забавно.
Он вдруг замолчал, не глядя на брата, который уже не смеялся даже в собственных мыслях. В данный момент старшему Винчестеру больше всего хотелось вернуться в ад – потому что мучения физические он всегда переносил куда лучше, чем душевные. И это чувство опять вернулось – вина пополам с раздражением, привычное чувство из прошлого. А он-то думал, что с теми днями покончено. Выходит, ошибался.
- Никогда бы не подумал, - продолжил Сэм, - что буду чувствовать себя призраком, которому во что бы то ни стало необходимо выпотрошить кого-нибудь невзначай, чтобы после спокойно отправиться в мир иной. И это чёртово дело – оно висело на мне, как хомут, не позволяя сделать и шага в сторону.
Взгляд младшего Винчестера, обращённый к умирающему солнцу за окном, не был полон затаённой боли. Скорее, он выглядел до странности просветлённым, словно ангел явил ему на миг свой светлый лик. Дин потряс головой, прогоняя морок: в данный момент неожиданно возникшая способность мыслить стихами не давала никаких преимуществ.
- Я просто обязан был вытащить тебя – чего бы мне это ни стоило, - чуть хрипло проговорил Сэм, и старший Винчестер с некоторым облегчением уловил в его фразе нотки, явно указывающие на скорое завершение речи. – И это не давало мне покоя. А кто на моём месте смог бы поступить иначе, зная, что его брат... любимый брат горит в аду?
- Никто, - сказал Дин, морально готовый к возможной реакции младшего Винчестера, но тот лишь покачал головой.
- И вот ты здесь, - задумчиво протянул он, опираясь о стол, словно бы пробуя его на прочность, - только почему-то мне не становится легче.
Кажется, этот предмет мебели оказался крепче, чем он думал.
- Я, чёрт побери... – сникнув внезапно, до странности неуверенно продолжил Сэм. – Это мерзкое чувство не даёт мне покоя.
Дин замер, надеясь, что язык его (и самый главный его враг) не подведёт его хотя бы на этот раз и не выдаст что-нибудь совершенно неуместное, не соответствующее ситуации и тону брата, готового признаться в чём-то весьма значимом.
- Я отвык от тебя, Дин, - казалось, эти слова дались младшему Винчестеру с огромным трудом. – Я смотрю на тебя во все глаза, и иногда мне отчего-то кажется, будто я вижу прежнего, моего Дина Винчестера, но порой всё не так. Порой ты будто сам не свой, я не узнаю тебя. И это ощущение чужеродности меня просто бесит.
Старший Винчестер едва слышно вздохнул, не зная толком, что можно было бы сказать в ответ. Возможно, чувство их разобщённости, некоторой оторванности друг от друга, не было чуждо и ему, просто по возвращении в этот мир он словно по-другому стал смотреть на привычные вещи. Пока что он и сам не разобрался, в чём заключалось главное различие, но подсказки таились буквально во всём – каждый день, казалось, намекал ему на то, что источник всех перемен крылся в нём самом, а не в Сэме, Кастиеле и всей этой райской чепухе. Не важно было, что он почти поверил в Бога, не важно было то, что в преисподней с его побегом поднялся страшный переполох. Мир, как обычно, сходил с ума, бесшабашный, несуразный мир, но всё же он был здесь не при чём, и Дин понимал это с каждым часом всё отчётливее.
- Я наблюдаю за тобой, - тихо проговорил Сэм, и старший Винчестер чуть вздрогнул – за время собственным размышлений он успел позабыть о брате, который всё так же стоял у стола, нерешительно глядя на Дина. – Не думай, что за четыре месяца у меня поехала крыша. Вообще-то, конечно, отчасти так оно и есть, но речь сейчас не об этом. Мне кажется, что тебя не было целую вечность, но теперь я совсем не уверен в том, что произойдёт, если я просто подойду к тебе, коснусь твоих губ...
Дин сглотнул. Он думал о том, что его собственные ощущения оказались подозрительно противоречивыми. Словно мысль о поцелуе отозвалась полузабытой радостью предвкушения, в тоже время в голове со сбивающей с толку разумностью зажглась красная тревожная лампочка – одумайся! И, старший Винчестер мог бы поклясться, как горько бы ему ни было, что идея изначального отсутствия прикосновения оказалась куда более заманчивой.
- Я боюсь этих возможных последствий, - признался Сэм. И повторил. – Я отвык от тебя.
А я вообще не понимаю, что происходит, неимоверно хотелось выкрикнуть Дину, но вместо этого он уверенно улыбнулся, проговорив:
- Что ж, хотя бы на ближайшее время работа у нас есть. Будем заново учиться терпеть друг друга.
В темноте казалось, что притворяться незачем, но Дин отчётливо чувствовал фальшь в духоте мотельного номера – или же за окном кто-то весьма удачно подпалил мусорный бак?
Запертые в собственной одежде – скованные синей джинсой и кожей ремней, жёстковатой тканью маек и – о, Боже, какое счастье! – полным отсутствием носков.
Две кровати – в паре метров друг от друга, и общая на двоих тишина. Безо всякого сна. И - старший Винчестер был в этом уверен – неизменная взаимная дисклокация: брат лежал, зарывшись лицом в подушку, в обычном для себя положении, когда с лёгкостью можно выхватить нож, накрытый ладонью, или же, протянув руку, коснуться на миг кончиками пальцев спасительной прохлады стального оружейного ствола и тёплого, почти по-человечески тёплого приклада, обшитого тёмным деревом. Поневоле почувствуешь себя в безопасности. Дин всегда знал, что спать лицом вниз гораздо разумнее, но ничего не мог поделать с собой – лежать на спине, изучая взглядом белеющий в сумраке потолок для него было намного привычнее. Рельеф его собственного «подподушечного» ножа он чувствовал затылком, ощущая и гладкую блестящую поверхность лезвия, и надежность рукояти с тонкой жилкой стального доверия где-то по центру. Странно было относиться к оружию так – с пониманием, с нелепым участием, словно к полноправным членам семьи. Винтовка «Винчестер», мачете «Винчестер», он сам – Винчестер...
Вздохнув, Дин сел на кровати, покачав головой. Где-то за окном было сыро и холодно, фонари мерцали под напором всеобщей меланхолии, и сонно брехали собаки, но вдруг страшно захотелось выбраться из душного номера и немного пройтись по ночным улицам города, может быть, найти круглосуточный магазинчик и купить пива. Открыть, как подростку, о ближайшую скамейку с чугунными витыми ножками и выпить залпом, глядя на одиноко висящую в небе луну – единственную свидетельницу происходящего.
- Что за чёрт? – пробормотал старший Винчестер, когда, осторожно поднявшись с кровати, коснулся босыми ступнями стылого пола, на ощупь нашёл ботинки и добрался до двери: ручку заклинило, или же хлипкий мотельный замок вдруг принял решение отнестись со всей возможной серьёзностью к собственным обязанностям по призрачной и потому совершенно бесполезной защите обитателей номера – этого замкнутого мирка, в котором обилие мыслей грозилось до краёв затопить помещение, великодушно позволив Винчестерам захлебнуться в собственных тревогах.
Несильно толкнув дверь, Дин в очередной раз убедился в том, что некто старательно пытается помешать ему покинуть душный номер. Наклонившись, так что хлопок рубашки несмело пополз вверх, выбираясь из-за плотного пояса джинсов, он прикрыл правый глаз и посмотрел в прорезанную насквозь замочную скважину причудливой формы. Коридор в пределах той пары метров, что находились в после зрения старшего Винчестера, был пуст, и вряд ли кого-то интересовала принадлежавшая им дверь с вбитыми в дерево цифрами «1» и «8», латунными, потемневшими от времени и тусклого света круглых бра, обосновавшихся почти под самым потолком. Дин положительно не видел смысла в происходящем.
Когда тёплая ладонь коснулась его обнажённой поясницы – всё-таки майка-предательница оказалась вполне очевидной помехой на пути к адекватному восприятию реальности – Дин вздрогнул, выпрямившись так резко, что в голове зашумело.
- Сэм, - проговорил он, не рискуя комментировать действия брата: тот просто стоял, глядя на старшего Винчестера, даже не слишком близко, чуть отстранённо, чуть отчуждённо. – Что-то с дверью, чёрт побери, и это мне совершенно не нравится.
У Дина внезапно возникло ощущение нереальности происходящего, словно всё это было сном, до странности чётким и осознанным, но всё же далёким от яви, отчего сожаление предупреждающе кольнуло в сердце, намекая вполне прозрачно на то, что, пожалуй, стоило бы немедленно открыть глаза и обнаружить себя всё ещё сидящим на краю кровати с единственной мыслью о глотке прохладного пряного пива в голове.
- Всё в порядке, - негромко проговорил младший Винчестер, не пытаясь приблизиться, не пытаясь сделать хоть что-нибудь для подтверждения предположений брата. – Это всего лишь я.
Нехорошее предчувствие – кто запирает двери, словно захлопывает ловушку? Кто цепляет кусочек сыра на конец тонкой проволоки в опасной близости от смертоносной пружины, надеясь поймать неосторожную мышь? Охотник за душами, охотник за телами, за плотью и кровью, за свободным сознанием, за свободой воли...
- И... что же ты сделал? – осторожно поинтересовался Дин, лихорадочно высчитывая расстояние до спасительного ножа на собственной кровати и винтовки под кроватью брата. – Сэм?
- Я просто запер её, - чуть улыбнулся младший Винчестер, кажется, не слишком понимая причину внезапного волнения Дина, который смотрел почему-то в окно взглядом пустым, бездумным, чуть отрешённым. Лучшая маскировка для охотника, задумавшего непредвиденный ход, близкого к осуществлению своего плана. – Ключ у меня.
Так просто, что становится не по себе, и в голове всплывает масса вопросов.
- Я боялся, что тебе захочется уйти, а потом ты забудешь вернуться, - обезоруживающе искренне. – Ну, после того нашего... разговора.
Дин глубоко вздохнул, осознав, что ад не сделал его ни на йоту спокойнее, скорее, вбил в его подсознание склонность к паранойе, губительную и неприятную.
- Сильно, видать, боялся, - пробормотал он невнятно, понимая, что одной бутылки тёмного здесь будет недостаточно. Ему стоило бы напиться, как следует, не помня себя, не понимая ничего, чтобы после проснуться с ужасной головной болью, чувствуя себя разбитой вдребезги «Импалой», попавшим в страшную аварию «Фордом» или же съехавшим на обочину Харлей-Дэвидсоном.
- Достаточно для того, чтобы поступить так, - устало проговорил младший Винчестер, облокотившись о дверной косяк: даже таким, невыспавшимся и бессонным, он всё равно был выше и, казалось, сильнее, хотя в последнем старший Винчестер отчего-то сильно сомневался.
- И что теперь? – хмыкнув, осведомился Дин, представив на миг то, как выбирается на улицу через окно – благо этаж всегда был первый, не выше. Не привыкли как-то Винчестеры к небоскрёбам из тёмного стекла, они всегда считали себя частью иной американской культуры: пыльные дороги, бескрайние поля и затерянные во времени городки, – с мегаполисами ни в какое сравнение не идут, причём, не в пользу последних.
Они могли бы просидеть у запертой двери всю ночь, не пытаясь выяснить, кто прав, просто провести это время рядом – в непосредственной близости – безо всякого желания задавать каверзные вопросы и после мучительно долго искать ответы на них. Могли бы молчать или говорить, добровольные узники номера 18, запертого изнутри, что создавало невесомую, почти неощутимую иллюзию свободы. И если бы кто-то из них пожелал, то, возможно, выбраться из плотной темноты задёрнутых штор и окутанных сумрачным бархатом предметов обстановки – кресел, стульев, тумб и низких изголовий кровати – не составило бы труда. И вовсе не потому, что открыть выкрашенные в белый створки окна и перемахнуть через подоконник в промозглую сырость ночи оказалось бы самым примитивным решением проблемы, просто каждый из них надеялся, что не придётся выбирать между собственными желаниями и мечтами друг друга – как вариант, лишь одного из них, в данный момент находящегося ближе всего.
- Ничего действительно важного, - запоздало проговорил Сэм, пытаясь выбраться из лабиринтов сознания, поставившего себе целью запутать младшего Винчестера и лишить его всякой возможности мыслить рационально. – Я рассчитывал, что это остановит тебя, если ты вдруг захочешь уйти, но я не мог знать, что именно так всё и будет. Поэтому не успел пока подумать о продолжении.
Дин чуть улыбнулся, чувствуя себя немного паршиво, скорее, даже скверно, словно человек, не оправдавший чьих-то надежд.
- И ведь ты всё-таки решился, - задумчиво пробормотал младший Винчестер. – Куда бы ты пошёл, если бы я сейчас открыл дверь?
Словно он был абсолютно уверен, что брат незамедлительно соберёт вещи и распрощается с ним.
- Я бы решил пройтись, чтобы купить пива, - неторопливо начал Дин, устраиваясь поудобнее: он чувствовал тепло колена Сэма, проступавшее сквозь жёсткую джинсовую ткань, и от этого полузабытое чувство вернулось – что-то похожее на уют даже в этой тесной комнате, - просто захотелось промочить горло, да и избавиться от глупых мыслей не помешало бы. Я бы добрёл, не спеша, до того самого бара на углу, который видел ещё днём, заказал бы кружку пива, а после пару бутылок на вынос и, сидя где-нибудь под едва накрапывающим дождём, распил бы всё это наедине с собой и луной.
Вышло как-то уж слишком поэтично. Сэм, пожалуй, имел полное право не верить.
- А дальше? – едва слышно спросил брат, так что старший Винчестер удивлённо взглянул на него: ни намёка на иронию.
- Я бы, наверное, просидел бы так пару часов – не меньше. Знаешь, как это бывает – задумаешься о чём-то своём, осознав это только некоторое время спустя – а тогда уж ничего не поделать.
Пожалуй, реальность сместилась, или же это Сэм так неуловимо подвинулся чуть ближе: Дин чувствовал его гораздо лучше теперь, когда их плечи соприкасались.
- И я бы непременно оставил бы пустые бутылки там же, у скамьи, не собираясь искать ближайшую урну, чтобы выбросить их – кажется, я постепенно избавляюсь от этой адовой херни, что демоны пытались втиснуть в мою башку. Не на того напали.
Не на того, с улыбкой подумал Сэм, ощущая некоторое облегчение, причина которого ему пока не была известна, но он точно мог бы сказать, что подобный привычный односторонний разговор помогает ему избавиться от неприятной напряжённости. Осторожно высвободив руку, он устроил её на плече брата, который, похоже, ничего не заметил, занятый рассказом совершенно ненужной истории, почти никак не связанной с тем, что творилось в душе младшего Винчестера.
- Может быть, мне не удалось бы вернуться слишком быстро, - задумчиво проговорил Дин, самым краем сознания понимая: в окружающем его пространстве что-то меняется, определённо, в хорошую сторону, и беспокоиться, вроде бы, не о чём, только и знай себе – придумывай небылицы о выпитом пиве и разбрасывании мусора на улицах городка. – Я бы задремал, сидя на той самой скамейке, а какой-нибудь не в меру ответственный дворник разбудил бы меня метлой, гневно указав на пустые бутылки.
Старший Винчестер усмехнулся.
- Но я бы отнекивался из последних сил, намереваясь смыться оттуда как можно быстрее, чтобы...
- Чтобы вернуться? – со скрытой надеждой осведомился Сэм, подавив в себе желание притянуть Дина ближе, чтобы заглянуть в его глаза цвета гранита, мерцающего миллионами звёзд гранита, такого простого и незамысловатого, такого родного. – Ко мне.
Старший Винчестер быстро взглянул на Сэма, словно бы оценивая обстановку, и едва заметно кивнул.
- Конечно, - подтвердил он, повернувшись к брату так, чтобы видеть его целиком и полностью, и запустил руку в его вьющиеся волосы. – Именно для этого я бы и скрутил приставучего дворника по рукам и ногам, забросив его чёртову метлу как можно дальше. И, победив в этом неравном бою, отправился бы назад – как бы хреново я себя не чувствовал. И, я думаю, мне следовало бы поступить только так, а не иначе, по возвращении сюда...
Он вдруг подцепил пальцами лямки хлопковой майки младшего Винчестера, оказавшись совсем рядом с ним, и крепко поцеловал его в губы – не слишком нежно, скорее, дерзко, но, так или иначе, – впервые, пожалуй, с момента собственного возвращения, так что было, в сущности, всё равно – стал ли этот поцелуй образцовым или же оказался вполне пригодным для этой бессонной и полной сюрпризов ночи.
- Есть идея, - прошептал Дин в самые губы брата, так что его дыхание смешалось с дыханием Сэма, - устроить грандиозную попойку прямо здесь.
Хмыкнув, он отстранился, продемонстрировав Сэму ключ, прицепленный к проволочному кольцу. Младший Винчестер мог бы только гадать, как ему удалось провести его. Как говорится – ловкость рук и никакого мошенничества...
- Ты до сих пор пьёшь El Sol? – поинтересовался старший Винчестер, стараясь не обращать внимания на выражение лица брата. – Учти, я не собираюсь бегать в чёртов магазин дважды.
Наверное, он мог бы сделать так – даже не смотря на эти слова. По крайней мере, Сэм был уверен, что так и будет, стоит ему только попросить.
В витрине магазина отражался влажный асфальт, маслянистый в тускнеющем свете фонарей, жидкий, как нефть, ненадёжный. В витрине магазина отражалась противоположная сторона улицы, пустая, как рамка для фотографии. В витрине магазина отражались стремительно светлеющее небо и гигантские крылья за спиной Дина, который тот вполне мог бы принять за свои, если бы не был знаком с одним ангелом, который обладал не самой приятной привычкой подкрадываться к людям и выкидывать подобные фокусы.
- А вроде бы ещё и не пил, - задумчиво проговорил Дин, не оборачиваясь – отчего-то ему казалось, что ничего хорошего из этой неожиданной встречи не выйдет.
Кастиель порой мог быть совершенно бесцеремонным.
Старший Винчестер зашагал прочь, всем видом выражая нежелание говорить, о чём пожалел в самом скором времени. Кажется, он успел позабыть о том, что к подобным типам лучше не поворачиваться спиной.
- Остановись, смертный, - проговорил Кастиель с тихой угрозой, и старший Винчестер замер на миг, не успев даже удивиться подобному самообладанию. – Остановись и отринь греховные помыслы, что возникли в душе твоей.
Дин пожал плечами, обернувшись. Взглянул на ангела с искренним недоумением.
- И это грех? – осведомился он, продемонстрировав Кастиелю пару бутылок пива в одной руке и громадный пакет чипсов в другой. – Никогда бы не подумал.
Кажется, подобное поведение нисколько не удивило ангела. Выражение его лица оставалось бесстрастным, когда он медленно поднял руку, словно бы собирался разделись с Дином его «трапезу», ну, или в крайнем случае отобрать выпивку и швырнуть в мусорный бак.
- Не закончили мы беседу нашу давеча, - проговорил он, на миг сжав пальцы в кулак, как будто готовился к чему-то, собираясь с силами и духом. – О Священном писании разговор наш был.
- Я пока не страдаю склерозом, - ухмыльнулся Дин, - и что-то подсказывает мне, что именно ты свалил тогда по-быстрому, стоило мне только задать один очень интересный вопрос...
- Замолчи, сам не знаешь ты, о чём речь ведёшь. Прочти ты Библию и уразумей: Бог наш единый гневается на тебя. Он...
Старший Винчестер качнул головой, чуть улыбнувшись: эти речи о Боге и его гневе порядком ему надоели, о чём бы ему хотелось заявить прямо сейчас, но, кажется, немыслимо было заставить этого ангела замолчать.
- Неужели не понимаешь ты, что жизнь тебе новая дана, чистая, безгрешная, и существование твоё праведным должно быть, неосквернённым? – Дин, кажется, мог бы поклясться, что маленькое пёрышко из ангельского крыла, подхваченное ветром, плавно спикировало на стылый асфальт - словно намёк на тот ураган, что мог бы подняться в любую минуту.
- Неужели Богу твоему невдомёк, - бессознательно подстраиваясь под архаичный стиль Кастиеля, начал Дин, - что эта чёртова жизнь, выскобленная, вычищенная до бела мне не нужна? Что, возможно, я просто хотел бы остаться собой?
Ангел нахмурился – кажется, в его понимании это могло бы выражать крайнюю степень раздражения и неодобрения.
- Не тебе говорить об этом так, смертный, которому посчастливилось из преисподней выбраться в добром здравии душевном и физическом, не тебе требовать что-то у Всевышнего. Благодарить ты должен его за своё спасение, а речи дерзкие свои позабыть! Пасть на колени должен ты и молиться, а не греховные помыслы свои как угли костра раздувать, потому как огонь тот, что ты вернуть себе мечтаешь, сожжёт тебя дотла, и вновь в аду окажешься ты, цепями окованный...
Дин смотрел на него, всем своим видом выражая сомнение. Слова Кастиеля не смогли бы заставить его задуматься, слишком уж смело они прозвучали, так, словно ад бы здесь, в ста метрах от забитой машинами ночной парковки, где-то недалеко, за углом, за поворотом на скоростное шоссе, пролегавшее совсем рядом, за горизонтом, за заросшим парком, так близко, что его смрадное дыхание уже давно должно было спалить и неровно подстриженные кусты, и хлипкий сарайчик с тяжёлым висячим замком на двери.
- Откуда тебе знать, - пробормотал старший Винчестер, не глядя на ангела, сложившего исполинские белоснежные крылья. – Откуда, чёрт побери...
- Не смей при мне имени его произносить. И в знании моём не смей сомневаться. Я ведаю, я ведал и ведать буду, ибо ты во власти моей, ибо будет так до скончания времён.
Его взгляд затуманился, словно он вспомнил что-то важное или же решился, наконец, сделать шаг и переступить некую черту, которую обещал себе никогда не переступать.
- И что же будет, - повысив голос, проговорил Дин, чувствуя подушечками пальцев рифлёный металл крышки пивной бутылки, - если я сейчас развернусь, плюнув на все твои заверения и гребаные заумные слова, и уйду, ведь доказательств у тебя всё равно нет?
Кастиель прикрыл глаза, медленно перебирая пальцами вытянутой вперёд руки – и как он умудрился держать её так всё это время, подумал Дин, чуть позже придя к выводу, что ангел просто успел позабыть о том, что мышцы человеческого тела имеют привычку уставать, сведённые судорогой.
- Не пожалей о словах этих, - прошептал Кастиель, чуть опустив голову, а спустя мгновение Дин почувствовал, что его страшной силой тянет к земле вместе с проступившей в дыхании, движении и взгляде болью, такой знакомой болью, от которой неимоверно хотелось спать. Ломаной, искривлённой, искажённой болью, бежавшей с кровью по венам, болью, похожей на треснувший лёд и разбитое вдребезги стекло.
- Помнишь? – прогрохотало где-то в низко нависших над городом тучах. – Ты не мог этого забыть, даже пройдя через ад и выбравшись наружу, ты бы не смог, Дин Винчестер.
Перед глазами – очередной перекрёсток, убедительные доводы Лиллит, точнее, её части, какого-то жалкого куска, оторванного, сочащегося мыслью и словом, и её гибель – ужасная, как вся преисподняя. Кажется, его тогда зацепило не слишком сильно, сейчас же удар был нацелен на него, а не на возомнившую себя достойной человеческой смерти тварь. И это было гораздо хуже – словно электрошок, словно гигантская невидимая глазу бетонная плита - нет, всё вместе. И никакой надежды выбраться.
- Сказать она должна была тебе, - ослабив напор, проговорил Кастиель, - в моих руках теперь контракт, а знаешь ли ты, что в полоне быть у Рая в той же степени жутко, как и в плену у ада, а порой и хуже.
Дин прохрипел что-то невнятно, чувствуя, как под ладонью лопается бутылка с пивом, и пенный напиток медленно растекается по асфальту.
- Обдумать сей вопрос тебе следует, смертный, о чём прошу тебя пока...
- Вот добрая душа, - невнятно пробормотал Дин, когда натиск ослаб.
- Дерзок ты и непокорен, но сил твоих человеческих не хватит с Всевышним бороться, и даже со мной, а душа твоя навек ко мне привязана, как на духу.
- Не быть, видно, нам друзьями, - усмехнулся старший Винчестер, почти не чувствуя ног, - ну, не велика потеря.
Кастиель едва заметно вздохнул, когда исчез, уходя. Кажется, он не был доволен тем, что ему пришлось применить силу, ибо он до сих пор был уверен в собственной способности говорить веско и убедительно.
Поднимаясь на ноги, Дин с сомнением покачал головой, понимая, что в магазин придётся-таки вернуться.
Они с Сэмом были вместе – в другой жизни, и смертоносное пламя не в силах было выжечь той прошлой реальности. И Дин не смог бы этого отрицать, даже сославшись на неожиданную и нелепую потерю памяти, точнее, исчезновение её значительной части в глубинах преисподней. Ну, да, они были. Когда-то. На грани люди и не такое порой вытворяют. И пусть даже старшему Винчестеру подобные мысли были не по душе, он совершенно отчётливо ощущал себя другим, человеком, который так удачно отделался лишь отпечатком ангельской ладони на плече, а не вполне вероятной пожизненной кастрацией за всё то, что он успел натворить. Не то чтобы он боялся, ведь испытывать на прочность судьбу и себя самого у Винчестера уже вошло в привычку, так что причиной этого было нечто иное. Что обнаружил в его изъеденной ветрами душе Кастиель, когда вытаскивал его из ада? В какие потайные уголки сознания заглянул? Дин не желал думать об этом, хотя от мыслей порой было слишком сложно избавиться.
Их секс порой напоминал ему вольную борьбу, нечто среднее между любовными ласками и камерой пыток, хотя у него и мысли не возникло бы жаловаться. И всё потому, что ему нравилось. Действительно нравилось ощущать горячее мужское тело под собой, упираясь ладонями в широкую спину, которую ему было бы, пожалуй, непросто обхватить руками, ведь Сэм всегда мог похвастаться внушительными бицепсами. И каким бы сильным ни был старший Винчестер, рядом с братом он чувствовал себя несколько иначе, чем в одиночестве. И дело было вовсе не в том, что без Сэма ему становилось сильно не по себе, так что приходилось срочно призывать на помощь собственную язвительную саркастичность, ласково именуемую «красноречие», просто младший Винчестер, вышагивающий по дороге по направлению к очередному затерянному в американской глубинке городку – зрелище, по крайней мере, необычное. Смешно становилось уже в тот миг, когда Дин понимал, что не успевает за братом – он ускорял шаг, старательно взмахивая руками, чтобы в следующую же минуту с досадой осознать всю нелепость своего положения, он мог бы и побежать, но в этом случае вопрос о сохранении собственного достоинства оставался открытым и вполне безнадёжным. Сэму бы не составило труда прижать Дина к стенке в порыве яростной страсти, но Дин не смог бы представить – каково это, чувствовать себя распятым на мотельной кровати, как на кресте, чувствовать себя подыхающим, задыхающимся от боли или наслаждения, дикого и неподвластного разуму. Чувствовать себя возрождённым, благословлённым, счастливым. И после чувствовать себя совершенно раздавленным. По мнению старшего Винчестера, такая гамма эмоций способна была подорвать мозг, кроме того, ему было страшновато, хотя он никогда бы не смог признаться в этом.
А теперь у него появилась великолепнейшая возможность обо всём забыть, ведь, кто знает, где сейчас Кастиель, всевидящее око Винчестеров? Он может быть повсюду – такая сущность способна объявляться самым неожиданным образом, возникая у вас на пути, так что приходится с силой вдавливать педаль тормоза в днище «Импалы» и молиться о том, чтобы не сбить того сумасшедшего, что так неудачно решил прогуляться по скоростному шоссе Каспер – Шайенн в первом часу ночи, не подозревая о том, что все ваши мольбы будут услышаны – в буквальном смысле. И всякий раз, когда Кастиель с чуть безумным синими глазами окидывает внимательным взглядом старшего Винчестера и Сэма, невольно возникает мысль о патрулях и копах, которые проверяют права и удостоверения личности на каждом перекрёстке в любом крупном городе.
- Могу я увидеть доказательства того, что вы, Винчестеры, так и не переспали со времён Великого Возвращения Дина? – нет, этот ангел уж слишком серьёзен, чтобы задавать подобные провокационные вопросы, но в сознании Дина он выразился бы именно так.
- Конечно, сэр, - ответил бы старший Винчестер, не обращая внимания на брата, который мог бы с полным на то правом врезать бедняге Кастиелю, и был бы прав. – Взгляните на меня – разве я всем своим видом не выражаю полную и непоколебимую невинность? Разве так сложно убедить вас в этом?
Наверное, в своих фантазиях старший Винчестер, порой, переходил собственноручно установленные границы, но одно он знал точно – во второй раз из преисподней ему не выбраться, такой шанс – один на миллион, и ему следовало бы радоваться тому, что всё прошло столь гладко. Оставалось лишь втолковать это Сэму, который упорно отказывался понимать, почему ему теперь не следует смотреть на брата так, говорить с ним так, молчать с ним так, вести себя так...
Единственное в своём роде шоу Дина Винчестера – праведника, который смиренно принимает всяческие запреты и остаётся хотя бы чуточку непорочным. Услышь о таком Лиллит или же любой иной демон – громовым смехом тут бы дело не обошлось.
- Сейчас я не могу, - пробормотал младший Винчестер, надеясь, что ему удастся отключить мобильный до того, как вернётся брат. – Руби, я же сказал тебе, Дин...
Ручка двери едва заметно дрогнула, будто и не почувствовав касания ладони, и Сэм замер, сжав трубку в руке. Дверь чуть приоткрылась.
- Дин? – позвал младший Винчестер, нахмурившись – что за шутки?
Поток воздуха распахнул дверь и взбил тонкие занавески окна, стукнув костяшками пальцев по стеклу.
- Могу войти я? – проговорил ангел так, словно ответ и не был важен для него.
Сэм отступил на шаг.
- Кастиель, - пробормотал он, опустив телефон в карман куртки. – Где Дин?
Он, пожалуй, собирался вернуться через пару часов – разведав что-то в ближайшем городке, где порой пропадали люди – не чаще, однако, чем и в любом другом месте. От несчастных случаев, к сожалению, никто не был застрахован.
Ангел переступил порог, шагнув к младшему Винчестеру.
- Где брат твой, я не ведаю. Сейчас же ты мне нужен, Сэм.
Тот пожал плечами – из прошлого опыта ему было известно, что ангелы никогда не являются просто так – либо им понадобились человеческие силы в лице Винчестеров, либо был отдан приказ их уничтожить – по какой-либо что ни на есть благородной и светлой причине. Так или иначе, Кастиель не спешил пока сжигать его дотла на месте.
Сэм присел на подлокотник кресла, ангел прислонился к стене, и они замерли, глядя друг на друга. Кастиель первым отвёл взгляд.
- Не должен был бы я о подобном рассказывать тебе, - начал он, изучая пол – или собственные ботинки, Сэм не знал. – Но я служитель Господень и должен приказы его исполнять.
- И каков же на этот раз приказ? – уныло поинтересовался Сэм – всё равно ничего хорошего ждать не приходилось. В любом случае ради исполнения воли Бога ангелы с лёгкостью шли по головам.
- Этого тебе знать не нужно, - уклончиво ответил ангел, - но правда вся в том, что сейчас должен я поведать тебе нечто важное.
- А после уйдёшь и оставишь меня с этим «важным» один на один? – неожиданно резко поинтересовался младший Винчестер – уж он-то всегда относился к ангелам почтительнее брата, пусть и его собственная вера подверглась нешуточной проверке.
- У каждого в этом мире свои битвы, - туманно проговорил Кастиель, очевидно, имея в виду и себя тоже. – Свои битвы, свои стратегии...
- О чём же ты хотел сказать?
Ангел коснулся подбородка, всё ещё сомневаясь.
- Ну же, - пробормотал Сэм, понимая, что Дин, возможно, не вернётся до тех пор, пока ангел сам того не захочет, но всё же надеясь на то, что дело, в конце концов, сдвинется с мёртвой точки.
- Задумывался ли ты когда-нибудь о том, каким был истинный путь брата твоего в преисподнюю?
Сэм недоумённо нахмурился.
- Он заключил сделку, чтобы вернуть меня, - проговорил он – просто. – С этого всё обычно и начинается.
А как же иначе?
- Это лишь вершина айсберга, - с готовностью продолжил ангел. – На глубине же многое таится.
Сэм не знал, способен ли он ринуться вниз в эту самую глубину.
- Ты должен знать.
Прозвучало... предательски.
- И если это входит в планы Бога, я вовсе не уверен, что хочу знать, - сказал младший Винчестер.
- На самом деле история та была сложной, запутанной, - игнорируя слова Сэма, проговорил Кастиель. – И сделкой лишь одной всё дело бы не ограничилось.
Младший Винчестер настороженно замер.
- Лиллит являла Дину лик свой осквернённый, по крайней мере, трижды. Она расторгнуть сделку ту губительную чаяла. Условия особые ему предлагала.
- Зачем? – прошептал Сэм, чувствуя, как пересыхает в горле и во рту, как будто в преддверии лихорадки.
- Поскольку дерзкое своё желание исполнить она намеревалась, для этого же помощь существа превосходящего её по силе и по разуму была необходима. Ничем же, что предложить взамен возможно было, она не обладала, кроме брата твоего души.
- И что же за условия?
Неизбежный вопрос.
- Освободить его от ада, взамен же...
Он вдруг оказался в опасной близости – так что Сэм почти сразу же почувствовал исходящий от него прохладный жар. Он просто не смог бы описать это ощущение иными словами. В нём билось и цеплялось за жизнь противоречие – неистовое и неистребимое, младший Винчестер никогда прежде не испытывал ничего подобного – благоговейный страх, бросающий в дрожь, как холод, морозный океанский ветер, мёрзлая снежная крупа и разгорающееся северным сиянием тепло, которое жалило пребольно, подобно пчеле – нет, десяткам пчёл, сотням. И всё это сосредоточилось в каждом из нервов, причиняя боль и радость, и обещая спасение, надежду, убежище, дом. В нём было всё – и всё было одновременно, поэтому сознанию человека не под силу было справиться со всеми эмоциями и впечатлениями, и Сэм знал, он понимал, в какой ужасной близости к безумию находится – это не пугало, как ни странно, это просто проникало в мозг и сердце, такое обречённо-подчинённое знание, говорившее с ним, приказывающее ему не сопротивляться, сдаться, оставить страх за пределами мотельного номера.
Мотельный номер.
Младший Винчестер мгновенно вцепился зубами, пальцами в этот элемент реальности, грозившийся ускользнуть от него и растаять, как и всё остальное.
Ангел протянул к нему руки, коснулся его лица, губ, глаз, его волос и наклонился чуть ближе, наполняя его голову шёпотом – бесконечным, как плеск волн, как шелест листвы, как ход всей планеты вокруг Солнца, и он питал его своим откровением, словно новой кровью, вливал в его уши невнятные фразы, открывал ему секреты и тайны, и это напоминало что-то вроде просветления после долгой слепоты и неведения, рассвет после ночной бури. Кастиель, ангел Господень, говорил с ним так, словно вдруг явил свою истинную сущность, невыносимую для большинства людей, и Сэм понимал, что тому ничего не стоит выжечь ему глаза, выбить барабанные перепонки, лишить дыхания, сердцебиения, сознания, но он внимал. И то, о чём говорил ему ангел, бежало в его венах, несло мысль к мозгу, ударяло в солнечное сплетение, вязало по рукам и ногам... И даже если он не желал верить сказанному – он верил, поскольку невозможно было сомневаться под прессом столь сильного натиска. Кастиель мог заставить его принять правду, которую Сэм не хотел знать, но – не более. Даже ангельское существо не в силах было вплести ложь в его жизнь с той лёгкостью, с которой с этим справлялись демоны – вот в чём была их большая слабость и сила, ибо правда порой ранила и разбивала с гораздо большей лёгкостью.
Голова страшно кружилась, когда младший Винчестер открыл глаза – он был один, в этой комнате, которая вдруг показалась такой грязной, неопрятной, омытая ангельским светом. А капли дождя на столешнице, полированной трещинами – бриллиантами. Откуда они взялись?
Сэм обнаружил, что сидит в кресле – заботливый Кастиель позаботился об этом, не иначе как, но только вот от сумасшедшей всеобъемлющей лёгкости бытия не осталось и следа – тело словно налилось свинцом, руки болели, суставы ныли, как при сильной простуде. Сэм простонал невнятно, поднимаясь на ноги. Это откровение явилось причиной страшных неудобств – а ангел пренебрёг словами, очевидно, забыв о том, насколько хрупким может оказаться человеческое тело. Однако Сэма больше волновало то, что теперь томилось в его сознании – эти факты, эти слова – втиснутые в черепную коробку, они не приносили ничего, кроме подозрений, кроме отчаянной жажды действия, противоположного тому, к которым предположительно склонял его Кастиель – теперь уж младший Винчестер был уверен в том, что ангел устроил представление с умыслом. Но всего даже высшее существо не смогло бы всего предугадать.
Сэм лениво улыбнулся, упав обратно в кресло. Его мучила непреодолимая сонная изматывающая сама по себе усталость.
Это можно было бы со всей уверенностью назвать Hard Attack – как в песне Accept с невозможной гитарной партией. Волна цунами, лавина, истинно адовый напор.
Дин едва увернулся от поцелуя. Словно это был удар наотмашь.
И ему положительно всё это не нравилось.
- Послушай, я люблю тебя, я тысячу раз говорил тебе, - пробормотал Сэм, прижимаясь к нему всем телом.
Дин страдальчески поморщился. Со времён возвращения – ох, как же он устал мысленно повторять эту фразу снова и снова! (только вот теперь жизнь делилась на ДО и ПОСЛЕ – никак иначе) – ему ещё не было так не по себе. В гулкой пустоте сознания непонятное чувство тянулось, как долгая холодная зима.
- И ты любишь меня, по крайней мере, любил, - в словах Сэма звучали близкие слёзы, а старший Винчестер ненавидел этот тон, когда голос брата повышался, дрожал, дыхание сбивалось – это была мольба. Мольба резала изнутри, сжимала сердце и выжимала волю по капле из тщательно выполосканной в смолянистом пламени души. Неистовая, эгоистичная мольба.
Сэм медленно сполз на пол, обхватив руками его колени, так что не выпутаться было, не выбраться. О, чёрт, и со времён возвращения из преисподней Дин впервые почувствовал себя загнанным в угол – а он уж надеялся, что это ощущение оставит его, не придёт больше никогда. Нельзя знать наверняка.
- Чего же ты хочешь от меня, Сэмми? - прошептал он, машинально ероша волосы на макушке младшего Винчестера – тот сидел, прислонившись спиной к стене, плечом и боком – к зажатым в захвате ногам Дина, закрыв глаза, вздыхая глубоко, словно пытался добраться до самых глубин собственных лёгких, избавиться от горечи, затаившейся внутри.
- Я хочу тебя, - они оба, очевидно, знали ответ, а теперь, когда он прозвучал и стал жить собственной жизнью, отмахнуться от этих слов было бы не так уж и просто.
- Я хочу тебя, - Сэм поднялся во весь свой немалый рост, загораживая спиной единственное светло-серое пятно окна в охваченном ночью номере, упёрся руками в дверь, устроив ладони по обе стороны от головы старшего Винчестера.
- Я хочу тебя. Тебя – себе, - безапелляционно повторил он, пристально вглядываясь в лицо Дина.
Тот прикусил губу.
- Прости, Сэмми, - пробормотал он, понимая, что поступает правильно или нет – не важно. Просто опускает руки, пытаясь при этом сохранить хотя бы видимость отрицания – на деле же играя в поддавки. – Я не...
В этот раз ему не удалось избежать глубокого, жаркого, жёсткого поцелуя, от которого кружилась голова, а всё вокруг плыло – всё же он не смог закрыть глаза, не смог бы никогда, позволяя опрокинуть себя на узкую мотельную кровать, чувствуя плотность и гладкость тела, мышц, губ, терзающих его, пальцев, срывающих с него одежду. Его собственная кожа была совсем новой, она, казалось, прежде не знала прикосновений, кроме того, самого первого, обжигающе-раскалённого, что отметило его божьей волей. Его собственное тело оставалось всё таким же предательски чистым, вовсе не готовым к тому, что задумал младший Винчестер, но сознание Дина, его память и мысли остались прежними – пусть и растрескавшимися, как масляная краска на жаре – и теперь они управляли им в куда большей степени.
- Девственник, м? – прошептал Сэм ему в самое ухо.
Старший Винчестер вздрогнул.
Он не любил, когда Сэм изображал из себя большую хищную кошку – льва или тигра, чёрного леопарда с лоснящейся шкурой, который не прочь был развлечься с пойманной жертвой.
Насколько всё было иначе в той, прошлой жизни? Они успели поменяться ролями?
Инаковости этой чертовски не хватало!
- Меня бесит это грёбаное слово, - пробормотал Дин, откинув назад голову. Ему не нужно было это, не нужно! Так ненужно, что слёзы собирались в уголках глаз, когда неудержимое проникновение ломало его заново и заново выстраивало. Настойчивым касанием пятнало плечи, снова и снова отворяло губы, перекраивало его вновь – вспарывало выкроенное по ангельским лекалам, вшивало, паяло, усмиряло в соответствии с собственными мерками. И ему хотелось крикнуть, что он ненавидит, ненавидит чёртов секс с собственным братом!!
Он мог бы ненавидеть и Сэма заодно, но подумал, что одной ненависти для этого вечера будет достаточно.
А ещё он хотел бы ненавидеть все небеса разом – за свою роль во всём этом и за то досадное унижение, которое зарождалось внизу живота, двигалось по позвоночнику вверх, разливалось липкой сладостью пота на груди. Как будто он ощущал пристальный взгляд ангела каждую минуту нежданной, вынужденной близости, но не смог бы убежать от него. Как будто в этом чуть равнодушном отрешённом взгляде не могло быть и капли осуждения.
Кипенно-белый запах жжёной кости обжигал глотку на пару с тошнотворным желчным прогоревшим насквозь раскалённым воздухом, свистевшим в ушах и широко распахнутых глазах, которые сил не было закрыть – приходилось в конвульсиях и хрипах терпеть, сотрясая тело судорогами, миллионами выкручивающих суставы стонами, разрывающим связки сопротивлением. Рай – лишь антиномия ада, который, в свою очередь, - обратная сторона Рая, и где же истина в таком двойственном до боли случае? Кто же предпочтительнее? Что если один-единственный вздох неприятен настолько, что несёт лишь умирание – потому, что знаменует собой возвращение? Жизнь – это гремучая смесь тьмы и света, какая-то ошибка Всевышнего, не успевшего или не захотевшего провести отчётливую грань, предоставившего это людям – глупым, мелочным, расчётливым...
Влажная простынь с силой обвилась вокруг его горла и торса, но Дин знал, что виноват в этом сам – он так вцепился неверными пальцами в жёсткую кручёную ткань, что теперь у основания ногтей нестерпимо ныло.
Удушье пришло вслед за ним из сна. Удушье поджидало его и в реальности, и эти два совершенно разных удушья переплелись тесно и неразделимо, так что теперь было сложно разобраться в происхождении каждого из них.
Едва лишь подумав о тех самых кошмарах, что мучили его в самом начале, в первые часы и дни его нового существования – обрывки их прорывались и в мотельные номера, стоило только старшему Винчестеру остаться в одиночестве – Дин почувствовал, как голову пронзила режущая, дробящая на осколки кости черепа боль, так что он поневоле вжался в подушки, вздрогнул, почувствовав мимолётное касание лёгких пальцев. Сэм перевернулся на другой бок на узкой кровати – и почему они не подумали о том, чтобы сдвинуть две вместе? (не до того было) – и задышал ровно и спокойно. Хотя бы он. Старший Винчестер пальцем повторил изгиб его спины, проводя невидимые глазу линии от родинки до родинки на плечах, линуя светлую в лунных сумерках кожу, разделяя на части. Голова кружилась, всё вокруг плыло – кошмары рвались в ночь, но Дин из последних сил сдерживал их, когда, наклонившись вперёд, целовал выступающие позвонки один за другим, утыкался лицом в спутанные волосы, вдыхая их запах, и чувствовал себя при этом отвратительно. Его трясло, и не оставляла тревога – гораздо более сильная, чем та, ранняя, когда они лежали рядом после и не говорили ни слова – так, словно нечего было сказать.
Как будто нечто прощальное. Прощальное молчание.
Дин замер – он тщательно запрятывал мысль в самый дальний угол сознания, и пропустил момент, когда она выбралась наружу вместе с дыханием. Вышло нечестно – по-жульнически. И старший Винчестер, пожалуй, совсем не думал так, а вот теперь казалось, будто он признался во всём – по крайней мере, себе. Как же глупо.
Лёжа без сна на тёплых простынях можно было сомневаться сколь угодно долго, ведь стоило лишь закрыть глаза, как внутри начинали ворочаться чёрные вороны и могильные черви, прогрызавшие себе путь сквозь плоть и являя наиболее ужасные картины адского прошлого. Мельтешение образов, какие-то твари, копошащиеся в крови, вымазанные в ней по уши, по самые края растянутых в улыбке-оскале губ, и само ощущение грязи, ощущение непривычной мерзости, ощущение неправильности не желало исчезать – отголосок такого же возникает при взгляде на одноглазого, умственно отсталого, беспалого... Как будто брезгливость, но заключённая в рамки морали и сознательности. Некий резонанс в душе, от которого не скрыться.
И чем же он может быть вызван?
Машинально гладя спину Сэма, водя рукой вверх-вниз по его прохладному боку, пересчитывая его рёбра, думая о том, что иначе быть всё равно не могло бы, Дин не решался подняться и не решался уснуть – потому что так было безопасней. Находится где-то посередине, оставаться освобождённым от выбора или воли высших сил. Оставаться здесь во что бы то ни стало, остаться навеки. На что был способен Рай ради собственной цели? Наверняка, даже на это – возрождение в душе старшего Винчестера того ужаса, что был испытан им в аду. А ведь кто-то там, наверху так старался в своё время отшлифовать оцарапанную поверхность души Дина, окунуть его в совесть, раскаяние – как сталь в раскалённое масло. А вот теперь – новое испытание, ибо старое вдруг оказалось бессмысленным, сломленным одним лишь отвергнутым, а после принятым поцелуем, отрицаемыми, но необходимыми ласками.
И если бы Сэм сейчас проснулся и спросил старшего Винчестера, жалеет ли тот о чём-нибудь, то Дин ответил бы – нет. Без объяснений и оправданий. И даже без страха. Просто потому, что этот элемент был недостающим в его списке, способным привести его к чему-то грандиозному даже по меркам Винчестера. К какой-то черте, за которой всё иначе, настолько иначе, что разрешается не верить себе и собственным глазам. Отличный пинок под мягкое место. Быть не там и не здесь казалось не чреватым, но лишённым разумности. Конечно, даже за этими рубежами любовь останется любовью, а похоть – похотью, просто они окажутся окрашенными в другие цвета. И выстроятся в другую систему. В корне изменённый мир. Наверное, в нём для Дина не будет странностью тянуться к свету. Жаждать света.
Сминать себя, бросать бесформенным комком на гончарный круг и извлекать нечто новое из бесконечного бега по краю металлического диска. Он мог бы стать глиняным горшком или вазой. Новым сосудом для новых ожиданий.
Даже несильная, но постоянная боль может свести с ума – даже когда ощущение источника боли смещается – и кажется, что ноет всё тело. Каждодневная – или еженощная? – порция едких, как щёлочь, воспоминани, разъедает сознание медленно и мучительно.
- Скажи мне Кастиель, что слухи, дошедшие до меня абсурдны и неправдоподобны, - голос этот не принадлежал Уриэлю, ангел лишь использовал тело рослого афро-американца с добродушно-опасной улыбкой охотника за головами. Возможно, тот когда-то работал охранником, возможно – правительственным чиновником. Кастиелю не нужно было бы гадать – ему не было до этого дела, и он почти ничего не знал о Джимми Новаке, столь гостеприимно приютившего его белоснежную сущность, его нестерпимый свет и губительный для людей голос, подарив возможность стать чуть ближе к заколдованному миру этих таинственных и непоследовательных существ.
- О чём ты речь ведёшь? – спокойно осведомился он, не удостоив собрата по оружию и гарнизону взглядом.
Вспыльчивый ангел возник прямо перед ним, лицом к лицу, да так стремительно, что ветер жёсткой ледяной щёткой прошёлся по тёмным волосам Кастиеля.
- О том жалком человечишке, о котором ты печёшься так отчаянно. О том жалком человечишке, что не стоит твоего столь пристального внимания. О том, ради кого ослушаться готов ты.
Невидящий взгляд Кастиеля был устремлён к горизонту.
- Не Судья ты мне, Уриэль.
Лицо того исказила гримаса.
- Я не был твоим Судьёй, Кастиель, но был свидетелем.
Ангел замер – словно оледенел.
- Я видел, как тебя рвали на части безжалостные и справедливые братья наши, как резали, пытали, кололи золотыми пиками...
- Нет нужды напоминать, - заметил Кастиель. – Уриэль.
- Они выбивали из тебя весь смысл, всё твоё неповиновение, всю привязанность к презренным грязным людишкам-мартышкам.
- Человеческие существа они, не грязные животные!
- Они – погибель верная для ангела.
- Не для меня.
- И в чём же твоя уникальность, Кастиель? Чем ты отличаешься от любого из нас? От меня?
Окинув внимательным взглядом Уриэля, ангел закрыл глаза, почти зажмурился, словно представшая перед его взором картина оказалась столь безрадостной и безнадёжной, что не в силах был он этого вынести.
- Ты Раем отравлен, - с горечью проговорил он, наконец. – Его прямолинейностью и однозначностью. Его нетерпимостью. Я же, брат мой, осознал в незапамятные времена, что между обителью нашей и владениями Люцифера разница столь незначительна, что мне жутко становится лишь при мысли об этом.
Уриэль, кажется, не верил своим ушам.
- Какой же яд вливает в тебя этот мир?! – за его спиной почернели, зарябили, открываясь, гигантские сильные крылья-паруса – наперекор усилившемуся вмиг ветру. – Ужасен будет твой конец, коли путём ты будешь этим следовать!!
- Я не боюсь, - просто ответил ангел.
- Ты вынуждаешь меня, - угрожающе проговорил Уриэль – глазницы тёмнокожего тела до краёв наполнились светом, - остановить тебя, пока не стало слишком поздно.
Кастиель качнул головой.
- Всё тщетно, - крылатая тень, казалось, объяла весь этот мир, закрывая собой солнце и ясное безоблачное небо, словно грозовая туча, сочащаяся гневом. – Ты позабыл о том, Уриэль, что я по рангу превосхожу тебя, как долго ни провёл бы я темнице. И удивляет то меня, что за две тысячи лет тебе не удалось меня превзойти.
Тёмнокожий ангел следил за каждым его движением, но Кастиель вовсе не собирался сражаться здесь и сейчас – возможно, в будущем, если оно существует и если оно когда-то наступит, и если оно понадобится. Он понимал, что им придётся пережить столкновение – он чувствовал. Но только не сегодня.
- Не угрожаю я тебе, - признал, наконец, поражение Уриэль. – Лишь предупреждаю. Человеческие существа изменяют твоё собственное существо – исподволь, Кастиель. Тебе кажется, будто всё в твоих руках – и ты сумеешь справиться с любым из них. Но лишь одно это намерение твоё способно злом мгновенно обернуться.
Ангел пребывал в сомнении.
- Твой свет могуч, я знал тебя и прежде, теперь же ты наверняка набрался сил...
- Не намерен я вред кому бы то ни было причинять, - перебил его Кастиель, развернувшись, чтобы уйти. – Скорее, руку помощи страждущему протянуть...
- Они запутают тебя, твой разум затуманят, - прошептал Уриэль. – Они хуже демонов, хитрее, коварнее, изворотливее. И Сэм Винчестер с лёгкостью то доказал тебе.
Ангел окинул собрата своего насмешливым взглядом – и это не укрылось от Уриэля.
- Он обмануть тебя успел, - заметил тот. – Этот мальчишка дерзкий, и ты прекрасно обо всём осведомлён. Он обратил твои слова себе во благо, он принял своё собственное решение, противное тебе и мне, и Господу. Ты поглупел так странно, Кастиель. Неужто, две тысячи лет стали для тебя непреодолимым сроком?
Тот сжал руку в кулак, как будто намеревался съездить ангелу по самодовольной физиономии, но вместо этого решил вернуться к использованию силы слов.
- Не знаешь ничего о расе человеческой ты, - проговорил он с сожалением. – И мыслю я, что ты боишься, Уриэль.
Едва не разразился громовым смехом.
- Боюсь?
- Ибо неясна суть, природа их для тебя, брат мой. И не желаешь ты их понимать.
- Да, не желаю! – прогрохотало в небе. – Они ошибки неисправимые Отца нашего!! Выродки! Ты зря тратишь время, пытаясь разобраться в них, и принимаешь их правила безоговорочно. И ты вредишь себе и всем нам.
Кастиель болезненно поморщился. Презрительный тон вовсе не понравился ему.
- Веление для тебя есть, - прежде чем ангел успел вымолвить хоть слово, проговорил Уриэль. – Не волен я приказывать тебе, но передать послание гневное поручено мне. О чём оно ты, верно, догадаться сможешь сам.
Помедлив, Кастиель кивнул. Он уже чувствовал горячее касание этого знания-откровения. И ему не нужны были слова. Знание было в состоянии найти свой собственный путь к самой его сердцевине – к самой сути. Сдобренное десятками грохочущих в стылом воздухе голосов, напоенное ужасающим светом, оно искрилось тончайшей материей, неземными письменами, оно не желало исчезать, накрывая местность вокруг нарастающим гулом – таким, словно пикировщик готовился отпустить на волю целый рой озлобленных начинённых смертью бомб.
- Скорее, - встревожено поторопил его Уриэль. – Если не жаждешь ты беду накликать.
Кастиель прошептал что-то невнятно, прикрыв глаза. Поморщился, будто от неведомой ангелам боли, сжал зубы до скрипа, губы его скривились, побелели, на виске забилась жилка.
- Воистину жесток Рай на пути свой к достижению цели, - пробормотал он едва слышно, прежде чем шагнуть в бесконечность.
- А ты не играй с людьми, - донеслось ему вслед. - Люди – не твои игрушки. Они тебе не по зубам.
@темы: Unholy Union, Фанфикшн, Супернатуралы
-
-
11.08.2009 в 03:19-
-
11.08.2009 в 09:41даа, эта часть как-то попроще получилась. Но всё равно многословная=)
-
-
19.09.2009 в 14:20Белесая ткань треплется, вторя игре могущественных потоков. Даже не скажешь, что немного ниже бушует стихия. Sheltered from chaos. Присесть на одно из облаков с широко закрытыми глазами, свесить ноги вниз, где зияющая чернота уходит вниз туннелем бедствия, разрушения и страха. Enough with temptations. Это где-то там, внизу, океан высокими приливными волнами раз за разом разбивает надежды о берег веры, а здесь, на высоте десять тысяч метров все так спокойно. Illusions are evil. Око бури так притягательно. Только здесь осознаешь насколько губительно порою Прекрасное. We exist in confusion. Взбить кусочек снежного пуха – получится отличная подушка). Soulless and vain. Зарево переливалось кроваво-красным, оттенилось грязно-золотым, выпадая на землю ядовито-зелеными ручьями сарказма и надменности. Выдох. Улыбаясь пурпурным облакам снять капюшон, сорваться вниз … It's broken me down now. Восходящий поток горячего воздуха подбросил и закружил, будто безвольную марионетку, в туннеле злорадства. This hurts and it's hopeless. Черное солнце завершало свой восход. Can't look to the future. Удары грома раздавались отовсюду, молнии венами прорезали туннель, будто стенки воспаленной вены. Под ногами чернота. Падение прекратилось. Провести рукою по невидимому полу – это прозрачное стекло, ступенями знания уходящее в глубины самых сокровенных переживаний. Встать на ноги. Шаги отдаются глухими рыданиями неуслышанных молитв. Пурпурная мантия красным золотом шуршит последним вздохом. Ступени тонули все глубже. За стеклом молниями составляли компанию какие-то Безликие, все время глазеющие тысячами глаз сомнения. Жутко. Не останавливаться под тяжелеющей ношей знания, возрастающей с каждой пройденной ступенью – этапом осознания полной ответственности за принятые необратимые решения. Verbo caro factum – грустная улыбка отражением черного солнца скользит по лицу. Смирение слилось с сознанием напрочь…
На журнальном столике кофе уже выпит. Камин спит. Сова в загуле. Кресло хмурится, поскрипывая недовольством. Тихо. Ноутбук покрылся тонким слоем пыли, а ведь прошло всего лишь несколько дней. Комнату наполнял ровный мертвецки-белый свет: Автор молчала. Назад дороги нет. The window is stained.
«И всего лишь эта жалкая несуразность, эта мелочь уже способна выбить тебя из колеи, так что говорить обо мне, Сэмми? Как я, по-твоему, чувствуя себя, когда, - атака была неожиданной даже для самого Дина. Вдохновение подкатило к горлу вместе с тошнотворным волнением, - ты смотришь на меня так...» - Дин как на пороховой бочке. Но, как мне кажется, многое из того, что он чувствует, навязывает себе сам в силу жесткого внутреннего конфликта. Тут бы Сэм подсуетился, чтобы все было ок, а то будет как в 5.02 *спойлер* де-жавю второго сезона только с примесью обоюдного спокойствия и «взвешенного» решения. Как бы хотелось, чтобы они поскорее поняли, что их «правильно» является самой настоящей ошибкой…
«- Что ж, хотя бы на ближайшее время работа у нас есть. Будем заново учиться терпеть друг друга.» - Дин вспомнил, что такое маски. Браво! Но хреново будет то обоим *sad smile*.
«Они могли бы просидеть у запертой двери всю ночь…» - могли бы. Это очень красиво, но они – Винчестеры, и романтика для них в другом… Сэм, борющийся за Дина, хотя и отвыкший. Блин, это так душераздирающе…
«Куда бы ты пошёл, если бы я сейчас открыл дверь?..» - танец на острию лезвия. Как далеко можно зайти осознанно принимаю порциями боль, чтобы заново привыкнуть к друг другу?.. (5.02 присутствует незримо..)
«Осторожно высвободив руку, он устроил её на плече брата, который, похоже, ничего не заметил, занятый рассказом совершенно ненужной истории, почти никак не связанной с тем, что творилось в душе младшего Винчестера.» - все, перед глазами буквы поплыли. Перечитываю этот кусочек, наверное, уже раз пятый, и все равно плывет перед глазами. Спасибо! Слезы – это освобождение от сдерживаемых эмоций, особенно, когда сдерживаешься так, что потом выпустить наружу невозможно. Как говорит Гость (кстати, куда он делся?), твои размышления по СПН очень ценны (параллелизмами с реальной жизнью)… Прошу простить мою слабость, но *ушел шмыгать носом, пробуя на вкус соленый дар отчаянья*.
«- Могу я увидеть доказательства того, что вы, Винчестеры, так и не переспали со времён Великого Возвращения Дина?» - Великое Возвращение – хорошо, что я ничего не пил в тот момент, а то бы точно захлебнулся *amused*.
«Руби, я же сказал тебе, Дин...» - опаньки, а эта мымра как здесь оказалась???
«- Лиллит являла Дину лик свой осквернённый, по крайней мере, трижды. Она расторгнуть сделку ту губительную чаяла. Условия особые ему предлагала.» - Дин не рассказывал об этом брату. Неужто Кастиэль хочет это использовать в своих целях?
«Сэм не хотел знать, но – не более. Даже ангельское существо не в силах было вплести ложь в его жизнь с той лёгкостью, с которой с этим справлялись демоны – вот в чём была их большая слабость и сила, ибо правда порой ранила и разбивала с гораздо большей лёгкостью.» - Где Дин??? Нужно чтобы он срочно притащился в номер.
«- Девственник, м? – прошептал Сэм ему в самое ухо.
Старший Винчестер вздрогнул.
Он не любил, когда Сэм изображал из себя большую хищную кошку – льва или тигра, чёрного леопарда с лоснящейся шкурой, который не прочь был развлечься с пойманной жертвой.
Насколько всё было иначе в той, прошлой жизни? Они успели поменяться ролями?
Инаковости этой чертовски не хватало!» - В голове крутиться: «Хоть бы Кас не приперся…» Но Дин, скорее всего, сам оттолкнет брата. Ведь курок спущен, а это чревато…
«В корне изменённый мир. Наверное, в нём для Дина не будет странностью тянуться к свету. Жаждать света.» - no comments.
«- Я видел, как тебя рвали на части безжалостные и справедливые братья наши, как резали, пытали, кололи золотыми пиками...
- Нет нужды напоминать, - заметил Кастиель. – Уриэль.
- Они выбивали из тебя весь смысл, всё твоё неповиновение, всю привязанность к презренным грязным людишкам-мартышкам.» - » - Ну чем не ад? Привязанность к мартышкам? А как же приказ Бога прислуживать этим мартышкам? Хм…
«Я же, брат мой, осознал в незапамятные времена, что между обителью нашей и владениями Люцифера разница столь незначительна, что мне жутко становится лишь при мысли об этом.» - Кася, ППКС, вот только людям не повезло быть зажатыми между двух огней.
«- Воистину жесток Рай на пути свой к достижению цели, - пробормотал он едва слышно, прежде чем шагнуть в бесконечность.
- А ты не играй с людьми, - донеслось ему вслед. - Люди – не твои игрушки. Они тебе не по зубам.» - Куда это направился ангел? Не к братьям в мотель?.. Если да, то это ппц.
Вот и середина прочтена, осталась лишь финала часть. События разрастаются, будто лавина, чтобы выстрелить в конце грандиозной развязкой. Надеюсь, увидимся в финале *sincere smile*…
-
-
19.09.2009 в 19:57«Дождь слезами разлился по крыше. Тьма заполняла пространство пеплом ночных ужасов угольно-серого оттенка. Казалось, простые вещи: прошлое, будущее… Влажное стекло приятно холодит кожу. Тонкие тропы, вытоптанные каплями воды снаружи, и соленой влагою изнутри, переплелись в рассказ, преисполненный непонятности, слепой веры, отчаянья наравне с холодным осознанием и чужой радостью…» Я очень люблю дождь. Просто безумно. Иногда пальцы сами начинают печатать про дождь – если настроение рассказа нуждается в подобном подкреплении со стороны стихии, и это входит в привычку, хотя и приобретает некий оттенок банальности. Но описать дождь можно по-разному – можно описать разный дождь. Твой дождь ледяной, я чувствую его холод на коже, но даже в такой дождь, одевшись потеплее, можно выйти на улицу, ощутить его целиком и полностью. Сейчас вот бросила взгляд в окно – и, не отдавая себе в том отчёта, неожиданно подумала «Хоть бы дождь пошёл...» Странно. Возможно, пойдёт – завтра или позже, а если в наушниках ещё и песня прозвучит подходящая – то можно будет аккуратно собрать разлитое в душе ощущение, спрятать его в ладонях, сохранить на будущее, чтобы почувствовать вновь однажды и вспомнить...
Вступления твои – замечательные самодостаточные зарисовки, и каждая – со своим уникальным характером. Таинственные в неверном свете огня, размытые в объятиях дождя, что-то ещё ждёт впереди?
Надеюсь, сейчас у тебя со здоровьем получше, потому что насморк этот – повсеместен. Я слышу кашель на каждом шагу, а сегодня утром осознала, что и я стала счастливой обладательницей своего собственного уникального ОРЗ=) конечно, это не так уж и смешно, потому что насморк – болезнь, которую отказываются лечить даже медики двадцать третьего века (это мои познания из Стар Трека вырываются на поверхность). Если же пока болеешь – желаю выздороветь как можно скорее и пережить зиму без гриппа!
И тебя поздравляю с началом пятого сезона. Надеюсь на грандиозное, сейчас пока чувства весьма смешанные, посмотрим, что Крипке приготовил для нас в этот раз.
С одной стороны, соавторство – это прекрасно, особенно, когда авторы понимают друг друга с полуслова. К сожалению, мне чрезвычайно сложно представить себе человека, с которым я смогла бы работать вместе над книгой или над рассказом. Мне сложно кому бы то ни было изложить идею – ведь на первых порах она ещё очень расплывчата, а только после, так сказать, постепенно обрастает мясом. По ходу дела возникает множество побочных мыслей, и мне сложно было бы собрать все их воедино, чтобы поделить с кем-нибудь, потому что на следующий день всё может обернуться совсем иначе. Наверное, я мало кому доверяю. Сегодня многие на собеседованиях по приёму на работу говорят – одно их моих достоинств – умение работать в команде. Так вот это, увы, не про меня. Когда я вынуждена с кем-то работать, у меня возникает ощущение, что кроме себя мне нужно следить и контролировать ещё кого-то, а этим правом я не обладаю в полной мере, что вызывает у меня ещё большее беспокойство. Сложно, в общем. Наверное, это последствия каких-то глубинных комплексов=)
Наверное, именно поэтому я очень рада тому, что вам с Ириной удаётся работать вместе – вы молодцы. И с книгой, надеюсь, всё получится. Удачи!
Про Люцифера я бы писать не отважилась. Как, впрочем, и про Бога. Эти персонажи вне «моей компетенции» (жуть-то какая получилась – вот фраза!=)) На самом деле если я и не в восторге от пришествия Люцифера (хотя это закономерно для предположительно последнего сезона сериала – как апогей), то уж если Крипке покажет нам Бога – я буду очень сильно в нём разочарована (в смысле, в Крипке, не в Боге=). Всё же есть сериальные границы дозволенного.
Кастиель на самом деле должен был спасти Лиллит (ну, в этой моей интерпретации), но не смог/не успел, за что его и заточили в темницу. На самом же деле Раю было очень выгодно избавиться от неё – такой хорошей и правильной, выступающей за «мир во всём мире». Не бывает так.
Манера речи Каса, конечно, превысила норму архаичности из сериала (пусть даже и в стилизованном переводе Novafilm), но здесь я уже просто не могла остановиться=) Это оказалось странно и забавно одновременно.
Дин/Кас... Думаю, даже в каком-нибудь другом моём рассказе они всё равно получились бы такими (а какими «такими»? – спойлер, к сожалению, поэтому не скажу). «Интересно, что же это будет, любовь с привкусом полыни?..» капля горечи уж точно будет. Ну, потому что это – ангел, а это – человек, и что-то всё равно стоит между ними. Как бы то ни было.
И новый образ – золотом отражённый в тёмно-синей океанской неспокойно воде, скрывающей в своих глубинах нечто... опасное? не предназначенное для любопытных ищущих взоров? священное?.. Не тронь. Высота бездонна и бесконечна, она кружит голову и овевает ветрами, и рождает эйфорию – такую, почти смертельную, потому что, упав, можешь разбиться о землю, но до последнего мгновения, падая, будешь надеяться, что полетишь...
Сегодня имела удовольствие созерцать второй эпизод нового сезона – разговор последних минут оставил после себя нечто неясное, я не ожидала этого, но отчего-то и удивления не почувствовала. Однако Крипке повторяется – а Сэм в который раз отворачивается, чтобы уйти. Далеко ли? Ведь Сверхъестественное – о двоих? Значит, недалеко – вера, надежда. Наверняка, дрова будут закономерно «наломаны», наверняка, Дин всё же одумается. Возможно, это станет поводок хотя бы к подобию примирения, ведь если нет – Сэм прямиком угодит в переделку или чьи-нибудь жадные до чужого добра лапы. А помнится, Люцифер ещё намеревался «жаловать шубу с царского плеча» своему спасителю?.. Чувствую, подарок не ко двору придётся. Сэмми, будь осторожен.
Не знаю, что ждёт их дальше.
«все, перед глазами буквы поплыли. Перечитываю этот кусочек, наверное, уже раз пятый, и все равно плывет перед глазами. Спасибо! Слезы – это освобождение от сдерживаемых эмоций» - тебе спасибо! Если рассказ способен вызвать такие эмоции, значит, всё это не напрасно. «Солёный дар отчаяния» - действительно дар. И это важно.
Гость – он ведь приходит и уходит по своему желанию. Возможно, навестит меня ещё, и я, конечно, буду рада. Время покажет.
В который раз – эти Ад и Рай – половинки одного целого. Если цель оправдывает средства – то это уже, увы, не Рай. Если с лёгкостью уничтожать всех неугодных – это уже не Рай.
«Я же, брат мой, осознал в незапамятные времена, что между обителью нашей и владениями Люцифера разница столь незначительна, что мне жутко становится лишь при мысли об этом.»
Как кто-то из СПН выразился (наверное, всё же демон) – демоны хотя бы называют вещи своими именами (возможно, это было и не в СПН, не могу вспомнить, к сожалению) и не пытаются себя обмануть. Ад – это ад. А Рай – это Рай? Или нечто другое? Сомнения.
До скорой встречи. И прости ещё раз за моё вынужденное молчание.
Спасибо!
-
-
30.06.2010 в 15:00ну самое забавное, ходят слухи, что Богом может оказаться либо Кас (и это было бы мило-тот, кого ищут, на самом деле на виду), либо (и это версия более активно муссируется) это пророк Чак, что довольно символично имхо))))
Что касается рассказа... Двумя словами я не смогу показать всё, что чувствую.
Для меня стиль рассказа двойственнен. Знак качества типично твой, но неуловимо отличается от того, что я читала (каюсь, что это были фендомы марсов-в силу заинтересованности, пара по J2 и Смолвилю- вследствие любопытства и попыток расширить для себя ассортимент^^). Для меня в данном рассказе ты даже превзошла прошлые творения. Тут всё чутка попроще, но от этого еще более вкусно)))) Всего сейчас не рассказать, я продолжаю перечитывать рассказ уже более внимательно ибо особенность рассказов твоих такова, что проникнуться ими за одно прочтение невозможно....В любом случае спасибо за то, что продолжаешь радовать своими (не побоюсь этого слова) шедеврами!!!!
-
-
30.06.2010 в 20:35Классно, что ты добралась до этого рассказа! Большое спасибо, что читаешь его, для меня он был очень тяжеловесным, я его писала, кажется, в общем и целом года два=)) я никогда так долго не писала фанфики, но этот сложно как-то шёл, то откладывался до неопределённого времени, то ещё что=))
ну самое забавное, ходят слухи, что Богом может оказаться либо Кас (и это было бы мило-тот, кого ищут, на самом деле на виду), либо (и это версия более активно муссируется) это пророк Чак, что довольно символично имхо))))
Знаешь, я сейчас уже даже не против Бога. И даже не против, если им окажется Кас - это было бы очень поучительно=)) Хотя если Чак - наверное, даже правдоподобнее.
Ой, сейчас перечитала пару строк - ну я и завернула с этим старорусским ангельским выговором=)) Но я очень рада, что тебе нравится, и бесконечная тебе благодарность за похвалу! Очень ты меня обрадовала=)
Про стиль - сложно сказать. Тут он ещё вроде бы мой, но уже плавно перетекающий в нечто иное. Есть у меня ещё один рассказ, почти джен даже, а не слэш, из самых свежих по СПН, называется This song's for you - вот там уже, как мне кажется, стиль сильно отличается, хотя - кто знает=)) Приятного тебе дальнейшего прочтения!
-
-
30.06.2010 в 20:41-
-
30.06.2010 в 21:19Тогда буду с нетерпением ждать отзывов! Надеюсь, приятно проведёшь время=)